По этому договору число реестровых казаков уменьшалось до двадцати тысяч. Польские паны сами или через урядников по-прежнему будут владеть своими имениями на Украине. Религия православная, а также соборы и монастыри останутся в прежних правах, как было до восстания. Евреи, тоже, как и прежде, будут обывателями в имениях короля и шляхты. Гетман запорожского войска не должен иметь никаких сношений с иностранными государствами и во всём должен подчиняться коронному гетману.
Словом, народ возвращался к тому положению, в котором он находился до начала восстания Хмельницкого.
"Южная Русь вновь теперь должна страдать, как страдала ранее, изнеможенная, ограбленная и разорённая Хмельницким, усеянная могилами и пожарищами".
А что же делал теперь сам Богдан?
Хмельницкий был глух к страданиям тех холопов, которых поднимал на войну, молча, слушал их жалобы и растущий ропот. Сам же жил в довольстве и роскоши. Не доверяя казакам, окружил себя наёмной дружиной татар и вновь старался свести дружбу с поляками. По смерти Потоцкого Хмельницкий "в память правил тризну казнями казаков, возмутившихся на ляхов, и пировал с ляхами, будто с друзьями сердца своего".
Глава 6. Под чью руку выгоднее
Положение Хмельницкого на Украине становилось всё опаснее, и никакими жестокими мерами он не мог прекратить ропот и выступления недовольных.
Шаткий Белоцерковский мир только усиливал противостояние. "Против ляхов и против Хмельницкого" - так думали и действовали многие казаки и селяне.
"Так-то ты, гетман, ищешь покоя у ляхов, а нас снова хочешь выдать им на мучение, но прежде, чем это будет, ты сам положишь голову, и погибнешь вместе с ляхами! - вопил народ".
Корсуньский полковник Мозыра собрал несколько тысяч человек и начал борьбу с поляками. Гетман Калиновский выслал против него два отряда жолнеров, но Мозыра разбил их.
Весть об этом вскоре достигла польского короля, и он потребовал от Хмельницкого наказать виновных. Богдан, чтобы показать своё усердие и покорность, приказал казнить Мозыру.
"Поверьте, гетман, - писал Богдан Калиновскому, - я всеми силами пекусь о спокойствии, в доказательство же моей готовности быть верным слугою Речи Посполитой я желаю сам, чтобы виновные были преданы смертной казни".
По воле гетмана Запорожского Богдана Хмельницкого по всей Украйне рубили головы, вешали, сажали на кол. Оказавшись между "молотом и наковальней", между поляками и Хмельницким, люди бросали насиженные места и уходили, чтобы найти себе приют в чужой стране. Сжигали свои дома и имущество, и всё, что не могли унести с собой, и бежали в московские пределы. В незаселённых ещё степях в короткое время возникли новые города и слободы: Ахтырка, Сумы, Харьков, Изюм, Белополье. Уже давно отправил Богдан в Турцию полковника Кропивницкого Деджелея в качестве посла. Деджелей воинским мастерством не блистал, но в дипломатических делах отличался. Хмельницкому для борьбы с поляками позарез нужны были татары, находившиеся в вассальной зависимости от Великой Порты. Посол казацкий поначалу плохо был принят в Турции. Визирь султанский сказал ему:
- Вы изменили своим панам и своей вере, измените и нам.
Но недаром славился Деджелей дипломатическим искусством убеждать. Он ответил визирю:
- Мы у ляхов терпели неволю более чем у вас пленники на галерах. Просим только дать нам татар, а мы будем платить вам дань, и будем давать вам пленников, сколько потребуете, и против каждого вашего неприятеля посылать десять тысяч войска. В залог же мы отдаём вам город Каменец.
Это выгодное предложение - сделать запорожцев своими данниками, соблазнило турок, и они прислали посла с договором.
Богдан, вооружившись лупою, внимательно изучал тринадцать статей этого договора, уже переведённого на польский язык. Казакам дозволялось свободное плавание по Чёрному и Белому морям, свободное захождение во все порты и города. Султан турецкий гарантировал защиту купцов казацких и вольных людей и обязывал своего наместника в портовом казацком городе выдавать паспорта стоимостью не более червонца. И множество других выгодных для казаков условий, в том числе и возможность заложить новые города-порты на Днепре ниже порогов до Буга.
Богдан понимал, что этот замечательный договор открывает огромные возможности для создания собственного государства, для превращения Украины в цветущий край под управлением гетманов, благодаря обширности территории и естественным богатствам. Но он совсем не собирался придерживаться этого договора. Основная задача Хмельницкого в заигрывании с турками - выпросить татар, без которых в одиночку он не смог бы одолеть поляков, была выполнена. Сам он не искал никакой независимости. Стать богатым и влиятельным шляхтичем в Речи Посполитой - к достижению лишь этой цели он и стремился. Однако чем дольше шла война, тем более зрело понимание, что мира с поляками уже не будет никогда, да и одолеть их без союза с влиятельным государством не представляется возможным.
В дверь постучали, в проёме показался Выговский.
- Можно, батька?
- Заходи, Иван, как раз, вовремя. Посмотри, какой расклад, - Хмельницкий склонился над картой, - у московского царя договор с Польшей о вечном мире, как ни прошу я его нам помочь, он пока не соглашается. Если нам поможет, то ему надо идти против Польши. Сейчас новая война с речью Посполитой ожидается, а ну, как Московия с Польшей против нас соединятся?
Выговский открыл папку с бумагами и вытащил из неё лист.
- А ты вспомни, батька, какие речи послам московским после Зборовского мира говорил, когда мы силу набрали: "Ездите вы, для лазутчества, и скоро ожидайте нас в гости под Путивль. Иду я войною на ваше государство Московское. Вы вот о пасеках хлопочете, а я все города московские и саму Москву сломаю".
И даже самому Алексею Михайловичу угрожал: "И кто на Москве сидит, и тот от меня не отсидится". Как же после этого помощь просить?
- Да когда это было, уже после того ему письмо милостивое написал, что я, мол со всем запорожским войском всей душою рад служить православному государю и не только польские и литовские города отдам Москве, но даже Константинополь и другие города до самого Иерусалима очищу и подведу под высокую государеву руку.
- А вот когда надо было послам московским выдать самозванца Тимошку Акундинова, сказавшегося сыном царя Василия князем Шуйским, ты не исполнил просьбы их.
- Не мог я чести казацкой уронить и выдать свободного человека, бежавшего от государства. Да у нас половина таких. Что бы обо мне казаки подумали?
- Неужто, Богдан, ты считаешь, что Дума боярская серьёзно в твои невыполнимые заявления о завоевании Стамбула и Иерусалима для Москвы поверила? Она только более настороженно стала относиться к тебе, решив, что ты Москву в войну с ляхами втягиваешь.
- Оно неплохо бы, если б так было.
- И ты думаешь, что в Московии не знают о твоих сношениях с турками, и что ты турецкое подданство уже принял, что войско посылал на помощь хану против донских казаков? А казаки те, между прочим, московские подданные, - подчеркнул Выговский и продолжил: - Грек Павел, что при тебе обретается, как услышал твои слова о Москве, так и отписал государю, чтобы он обо всём, касаемо соединения запорожского войска с Московией только с ним сносился. Вот письмо его, нами перехваченное: "Ходил я к гетману, и он в разговоре о Москве с клятвою говорил, смотря на образ Спаса: пойду на Москву и разорю её пуще Литвы".
- Так это я с досады, что Дума над лицом моим насмехается и своё добро на помощь казакам не даёт. Да это ещё до Берестечка было, а потом я Искру послом посылал да Самуила Богданова.
- Самуил, хотя и передал, что ты просишь принять запорожское войско под высокую государеву руку, да что это значит, не объяснил, поскольку и сам не знал. Дума решила, что ты просто помощи просишь против ляхов, людьми ратными да деньгами. Не верят они тебе, да и с чего верить, коль ты и к самому чёрту в подданство залезешь ради интереса своего.
- Но, но, Иван, не забывайся.
Выговский выпрямился и теперь сверху вниз смотрел на сидящего Хмельницкого:
- Ты знаешь, Богдан, мою преданность, но сейчас дела наши весьма плохи. И зачем ты разрешил Тимофею вторгнуться с Молдавию и Валахию, ведь знал, что это вотчина султана? Султан, как и следовало ожидать, получив донесение об этом, был страшно недоволен, отписал тебе грозное письмо и рассчитывать на его помощь и татар, подданных, султана, уже не приходится, - Выговский плеснул себе воды в чашку из кувшина, стоящего на столе, выпил залпом и продолжил:
- Поляки не успокоятся, пока не повесят тебя на площади в Варшаве. Тому пример - рейд польского полковника Чарнецкого с пятнадцатитысячным войском, огнём и мечом прошёл он по Брацлавскому воеводству. Хотя Богун и отогнал его, но положения нашего это не поправило. Я думаю, что надо послать верноподданническое письмо королю Яну Казимиру, но не прекращать и переговоров с Москвой.
Хмельницкий начал собирать войско, но процесс этот затянулся, и он старался выиграть время. Вскоре в Варшаву прибыл новый посол - киевский полковник Антон с униженным письмом к королю от Хмельницкого: "…Бог свидетель, что, как и прежде, так и теперь, мы от чистого сердца желаем быть подданными Вашей королевской милости и, не замышляя никакой измены против Вашей милости, ожидаем не грозного с обеих сторон кровопролития, но, надеясь на благоволение Вашей королевской милости, ожидаем вожделенного мира". Через Антона же были поданы просительные письма гетману Потоцкому, в которых Богдан оправдывался и просил о смягчении статей белоцерковского договора.
Потоцкий ответил:
- Не изменнику Хмельницкому, а всему запорожскому войску отвечаю я. Король только тогда простит вам и покажет свою милость, если войско выдаст самого Хмельницкого.
Неразговорчивый, как всегда, Тимофей пришёл к Выговскому поделиться своими планами.
- Тимоха, то, что ты задумал, может нанести большой вред отцу и нашему положению.
- Я - воин и хочу завоевать для себя и тестя своего, молдавского господаря Лупула, богатую землю - Валахию.
- А знаешь ли ты, что Валахия - данник Великой Порты и это может сильно повлиять на отношения султана к отцу?
- Мы - казаки, вольные люди и воюем того, кого хотим. Я хочу воевать господаря валахского - Радула, а после этого пусть от меня бережётся и трансильванский князь Рагоци.
Выговский только головой покачал:
- Я вынужден отцу твоему доложить.
- А докладывай, ему и так это известно.
Валахский и трансильванский господари, узнав о намерениях Тимофея Хмельницкого, объединились и, пока Тимофей набирал войско на Украине и подбивал татар, захватили Молдавию и выгнали Лупулу.
За десять дней десятитысячный отряд Тимофея совместно с присоединившимися татарами преодолел расстояние до Молдавии и разбил объединённое войско валашского и трансильванского господарей.
Потом он вторгся в Валахию и полностью разграбил этот красивый и цветущий край. Казаки занимались привычным делом: присваивали себе имущество, убивали жителей, не различая пола и возраста, жгли жилища, насиловали женщин и даже оскверняли христианские храмы.
Но на обратном пути вновь собранные войска трансильванского князя Рагоци разбили Тимофея. Он едва успел с остатками своего войска вернуться на Украину.
Известие о грабежах и убийствах молодого Хмельницкого в подвластных туркам территориях произвело неблагоприятное впечатление при дворе Высокой Порты. Турецкие вельможи были возмущены таким самовольством Хмельницкого, данника Турции. Турецкий визирь написал Богдану грозное письмо и приостановил обещанную помощь.
Поляки были прекрасно осведомлены о том, что Богдан попал в немилость к своим бывшим союзникам, и те отвернулись от него. Сами же они, напротив, примирились со своими всегдашними врагами - турками и татарами, а также подданными султана - молдавским, валашским и трансильванским господарями. Князь Рагоци даже пообещал королю польскому тридцать тысяч солдат для борьбы с казаками.
Отчаявшись, Богдан решил снова обратиться с универсалом к народу, в котором призывал селян в своё войско:
"Я начал настоящую войну с поляками не из личных расчётов, а ради прав и вольностей всей Украйны, за православную веру и святые церкви, писал он в универсале".
Но народ, неоднократно обманутый Хмельницким, разорённый бесконечными войнами, не внимал его призыву и не шёл под казачьи знамёна. Тогда Богдан решил силой заставить людей поступать в его войско, и даже в острастку сжёг город Лоев, когда жители отказались идти к нему добровольно.
Навстречу польскому королю, который двигался к Украине, жители высылали повинные депутации.
У Богдана оставалась единственная надежда: на Московское государство, на царя, с которым он уже пятый год вёл хитрую обманную игру.
Хмельницкий не подозревал, что его ближайший друг и соратник Иван Выговский тайно сносится с московским правительством. И когда Богдан отправил своих послов к царю с просьбой "принять его с войском запорожским под свою высокую руку", которую они должны были передать устно, боярская Дума не поверила ему. Она уже знала, что Хмельницкий является подданным турецкого султана.
- Я всею душою болею за наше православное дело, а государь медлит с принятием нас под свою высокую руку и помощь не оказывает.
Хмельницкий старался показать, что говорит эти слова Сергею Яцыну, посланнику Путивльского воеводы князя Хилкова, искренне. Яцын кивал головой, удобно устроившись в глубоком кресле и внимательно глядя на гетмана. Он прекрасно знал хитроумного Богдана, который умел говорить одно, думать совсем другое, а поступать…
- Вижу, что государевой милости не дождаться, не отойти мне бусурманских неверных рук, и если государевой милости ко мне не будет, то я - слуга и холоп турецкому.
Путивльский воевода узнав от своего посланника об этих словах Хмельницкого, немедленно донёс эти речи государю, добавив, что в гетманской ставке сидят послы турецкие.
Эти известия заставили московское правительство поторопиться с окончанием дела об Украине. В конце июня прибыл посол от государя Алексея Михайловича с грамотой о том, что он принимает войско запорожское под свою высокую руку.
В начале августа 1653 года Тимофей вновь отправился в Молдавию, он никак не мог расстаться с мыслью, что не ему принадлежит богатая валашская земля. А в середине августа Богдан уже получил от него известие, что он, разбитый в поле неприятелями, заперт в замке Сочавы объединёнными силами господарей и ляхов. В то же время поляки начали наступление на Украину, захватив в Брацлавском воеводстве несколько городов и укреплённых замков, уничтожили много казаков и продвигались к Днепру. Хмельницкий не знал что делать: с одной стороны, сын призывал его спешить на выручку в Сочаву, а с другой - надо было защищать от врагов Украйну.
В это время полковники и высказали своему гетману горькую правду:
- Непотребно нам чужую землю оборонять, а свою без остереганья метать, потребно нам за себя стоять и свою землю оборонять.
У Хмельницкого сдали нервы, он был взбешен, выхватил саблю и ударил по руке одного из близстоящих - черкасского полковника Яська Пархоменко. Потом три раза поклонился, извиняясь, и приказал выкатить бочку мёда питьевого.
И всё-таки гетман не послушался своих полковников и выступил с войском к Сочаве, но на дороге он встретил казаков с трупом Тимофея, который умер от раны, полученной им при взрыве неприятельского ядра.
Богдан приказал везти тело сына в Чигирин, а сам двинулся против поляков, остановившихся лагерем под Жванцем. По дороге к нему примкнул Ислам-Гирей, недовольный тем, что поляки задержали дань, оговорённую Зборовским договором.
Польское войско было окружено, ему грозила катастрофа, однако в планы хана это совсем не входило. Он примкнул к Хмельницкому только с одной целью - заставить поляков платить дань по Зборовскому договору. После победы под Берестечко, поляки вообразили, что они могут отказаться от платежей. Сейчас хан тайно общался с королевскими военачальниками об условиях возобновления уплаты дани. Посланец султана, находящийся при татарском войске, уже давно убеждал Ислам-Гирея бросить Хмельницкого и возвратиться в Крым. Того же желали и татарские мурзы.
После нескольких препирательств и взаимных уступок между татарами и поляками был заключён Жванецкий договор. Король обязался уплатить татарам дань за прошлые годы и исправно давать новую, а хан позволял полякам свободно выступить из лагеря и обещал впредь не помогать казакам. Крымцам также разрешалось брать ясырь (пленников) из русских людей. Хмельницкий не был приглашён для участия в этих переговорах, но, узнав о них, он умолял хана не покидать его. Однако шестнадцатого октября королевские войска оставили лагерь, а вслед за тем татары страшно опустошили Южную Русь, вплоть до Люблина, уводя в полон не только русских людей, но и всех, кто попадался, включая шляхтичей и шляхтенок.
Выписка из решения Земского собора в Москве 1 октября 1653 г.