Василий идет в последних рядах. Куда спешить? Вокруг, в стрекоте тысяч цикад экзотическая тропическая природа. Вот домики, которые он видел с пирса. Их несколько десятков. Теперь понятно, почему рядом с ними не было видно людей. В них никто не живет. На стенах видны следы разрушений. Выбиты оконные рамы, отсутствуют двери. На некоторых разобрана черепица. Илистое мелководье, обнажившееся при отливе, усеяно черепками разбитой посуды. Странно все это. Каким вандалам понадобилось разрушать пригодные для жилья дома и выбрасывать в море такое количество битой посуды? Дальше дорога проходит через кокосовую рощу. Возле каждой пальмы Василий задирает голову, чтобы с восторгом и восхищением полюбоваться колышущейся на ветру высоко вверху гигантской кроной удивительного дерева и его увесистыми, похожими на пушечные ядра, плодами. Следующий раз нужно обязательно взять фотоаппарат! Опять же не понятно, для чего их изящные стволы обмотаны ржавой колючей проволокой? Сразу за рощей развалины небольшого, одинокого, раскрашенного цветными узорами строения. Это буддистская молельня. Моряки останавливаются возле нее и удивленно замолкают. Узоры на стенах составлены из рельефных свастик. Для жителей Советской страны, в которой не понаслышке свастика ассоциируется с бесчеловечными преступлениями фашизма, это шок. В этой нищей стране поклонялись фашисткой символике? Плисецкий успокаивает всех. Оказывается, свастика символ солнцеворота, который был священным знаком древних арийских племен, в библейские времена пришедших в Европу из Азии. Фашисты создали миф о том, что они являются наследниками арийцев и присвоили себе этот знак. В настоящее время этот символ почитается в некоторых восточных религиях. Заместитель командира пояснил, что часовню, как и дачные домики прислужников сайгонского режима, мимо которых они только, что проходили, разрушили возмущенные вьетнамцы после изгнания американцев.
Вот и пляж. Не самое лучшее место для купания. У берега на волне видна тонкая сизоватая нефтяная пленка, которую ветром прибивает сюда от стоящих вдали кораблей. Но сейчас на это никто не обращает внимания. Раздевшись, все бросаются в море. Не стал исключением и Василий. В таком теплом море он еще никогда не купался. Почти совершенно не чувствуется разница между температурами воздуха и воды. И все же, никто не хочет выходить из нее. Минут через двадцать уставший от заплывов, нырков и выныриваний Василий плюхнулся на влажный песок у самого среза воды. Только здесь он обратил внимание, что на песке, там, где они раздевались, возле развесистого куста какой-то местной колючки, сидят на корточках трое вьетнамских военных с автоматами. Вьетнамцев заметили и прогуливающиеся по берегу и наблюдающие за купающимися старший помощник с заместителем командира по политической части.
– Замполит! Пойдем, посмотрим, что они там делают. А то в одних плавках назад не хочется возвращаться! – услышал Бобылев голос Авдеева.
– Пошли, – согласился Плисецкий.
Василий встал, и глубоко зарывая ступни ног в раскаленный песок, чтобы не обжечься об него, пошел за ними. Очень хотелось ему посмотреть на вьетнамцев вблизи. Похожие издалека на низкорослых и щуплых мальчиков, в военных куртках и несоразмерно больших пробковых шлемах цвета хаки на маленьких головках вьетнамцы дружно заулыбались подошедшим и залопотали что-то непонятное. Василий с неприятным удивлением обратил внимание на брошенные ими прямо на песок автоматы. Для человека, который в течение пяти лет чистил и смазывал, берег как зеницу ока свой "Калашников", это показалось кощунством.
– Что они хотят? – спросил старпом у зама.
– А что я переводчик, что ли!
Василий первым уловил в кошачьих звуках их языка, что-то знакомое исковерканное – "цыгарета".
– Сигареты просят! – пояснил он.
– Ну, дайте им по сигаретке! – предложил старпом.
– А чего ты лейтенанта заставляешь? На свои жилишься? – ехидно заметил зам.
– А, да! – недовольно пробурчал старпом, вытаскивая из-под резинки плавок помятую пачку "Родопи". – Забыл!
Он выдал каждому вьетнамцу по сигарете, даже дал прикурить от своей фирменной никелированной зажигалки:
– Курите на здоровье, мужики!
– Сипасибо! – ответили вьетнамцы.
Постепенно вокруг вьетнамцев собрался весь экипаж. Матросы даже пытались говорить с ними на каком-то тарабарском языке. Но кроме двух, уже услышанных исковерканных русских слов от них ничего нельзя было добиться. Василий, присмотревшись, заметил, что это только издалека они похожи на детей. Вблизи можно было увидеть глубокие морщины на их темно-желтых личиках.
В конце концов, моряки потеряли к вьетнамцам всякий интерес. Старпом распорядился на всякий случай выставить вахтенного у одежды. Выходя на берег, устав от водных процедур в очередной раз, Бобылев увидел, что вьетнамцев нет, но возле места, где они сидели, стоит группа моряков во главе с боцманом Орловым.
– Да, за такие вещи у нас бы сразу под трибунал! – подойдя, услышал он его голос.
У ног собравшихся лежал брошенный, кем-то из вьетнамцев автомат. Боцман поднял его и отсоединил рожок:
– Смотрите, полный!
– Вот это да! – вздохнул торпедист Серега Зятиков. – Ладно, мы здесь, а если бы какой-нибудь преступник!
– Вот и хорошо, что мы здесь, надо проучить этого балбеса! – решил Орлов. – Сережа! Ну-ка, там, где вещи заместителя командира лежит газетка. Принеси ее!
Принесенной газетой, боцман аккуратно накрыл автомат и сверху присыпал песком:
– Пусть поищет!
Весь экипаж с интересом ждал, когда же придут вьетнамцы. Через час пришли двое. Осмотрели песок вокруг куста и не найдя автомат, ничего не спросив у наблюдающих за ними моряков, ушли. Больше они не приходили. Когда наступило время возвращаться на базу, старпом приказал Орлову забрать оружие с собой:
– Не оставлять же его здесь!
У трапа боцмана завернул к себе в каюту всегда все знающий Петр Михайлович Чишкунов. Старший оперуполномоченный нисколько не удивился принесенному "Калашникову", не ругал Орлова, но вежливо попросил его больше таких экспериментов не проводить. Переживать за вьетнамца он тоже не советовал:
– Завтра появится с другим автоматом. Здесь горы оружия и никто не ведет его учет.
Действительно, на следующий день, тот же самый вьетнамец пришел с другим автоматом.
На пляж, в обеденный перерыв, стали ходить ежедневно, а в субботу и воскресенье – с завтрака до ужина, предварительно взяв с собой воду и запас продуктов сухим пайком. От моряков с дизельной подводной лодки узнали о существовании второго пляжа, который гораздо чище того, на который они ходили. Оказывается, эти пляжи были расположены по обе стороны от дороги ведущей к скалам, которые оказались частью полуострова, выступающего в бухту. Второй пляж был намного лучше первого. Прямо напротив него располагался выход из бухты, а от стоянки кораблей защищал сам полуостров. Пришедших встречал прибой почти в рост человека, прозрачная вода манила приятной прохладой, а чистый белый песок приглашал позагорать на нем под музыку волн. Правда, их предупредили, что на нашем доке, который можно увидеть у входа в бухту, прикормили акул. После завтрака, обеда и ужина они собираются возле него, чтобы полакомиться отбросами: "Будьте осторожны, могут подойти и к Вам!"
В поисках ракушек "каури", рапанов, больших морских звезд и кораллов моряки освоили весь прилегающий к полуострову богатый удивительной флорой и фауной подводный шельф. Акул пловцы не видели, но разных морских змей предостаточно. Аспидно-черные, с устрашающими ярко желтыми кольцами они ползали по скалистому берегу, выплывали из глубины или плыли куда-то, чуть ли не в открытое море. Василия, при каждой встрече с ними, пробирал озноб по коже. Были и другие вещи, которых следовало опасаться. Так, в поразительной красоты подводной бухточке, где медленно проплывающие, раскрашенные в яркие цвета стаи рыб соперничали с черными, красными, синими и зелеными кораллами, фантастических форм и размеров, он наткнулся на беспорядочно лежащие на дне ящики со снарядами к зенитным орудиям. Василий сразу понял, откуда они. Там наверху, на вершине обрывистой скалы, на месте когда-то французского укрепления находилась американская долговременная огневая точка. Чугунная пушка конца девятнадцатого века, направленная на вход в бухту Сонг, напоминала о временах, когда Вьетнам был колонией Франции. А о совсем недавнем времени, когда здесь были американцы, давали представление мощные, с узкими прорезями амбразур, бетонные укрепления. В том, что здесь были американские солдаты, а не их сайгонские друзья, можно было не сомневаться. Перед входом в каждое укрепление, возвышалась двухметровая гора пустых алюминиевых банок из-под консервированного пива. Перед уходом американцы, сбросили ящики с боеприпасами в море, чтобы они не достались наступающим вьетконговцам. Вот и лежат они здесь.
Следовало быть осторожным и при встрече с вьетнамскими "друзьями". В один из дней, из прилегающих к дороге кустов, кто-то выпустил несколько автоматных очередей над головами идущей на пляж небольшой группы офицеров и мичманов. Этот кто-то явно решил напугать наших моряков.
Несколько раз с экипажем посещал пляж флагманский врач эскадры. Он писал какой-то ученый труд по реабилитации экипажей к жизни на берегу после автономного плавания. Некоторые его положения он пытался отработать на моряках К-30. Они делали под его руководством показанные им оздоровительные упражнения на берегу и в воде. От Бахтина Василий узнал, что флагманский награжден орденом Красного Знамени, за проделанную самому себе операцию по удалению аппендицита в условиях автономного плавания. Василий не мог себе представить, как можно в полном сознании резать самого себя, копаться в своих внутренностях. Предположим, японский самурай всю жизнь готовился для того, чтобы с достоинством выпустить себе кишки. И больше ничего сделать не мог. Поэтому кто-то должен был отрубить самураю голову. Чтобы не мучился и это самое достоинство не потерял. Если начмед сам оперировал себя, ни один самурай ему даже в подметки не годится!
Золотые деньки с отдыхом на пляже закончились также внезапно, как и начались. Буквально через несколько дней объявили о визите в Социалистическую Республику Вьетнам министра обороны Советского Союза маршала Устинова. А это значит, что он обязательно посетит ПМБ в бухте Сонг. Аббревиатура ПМБ обозначала пункт маневренного базирования. ПМБ это не военно-морская база, территория которой по договору, определенный срок находится в собственности государства-арендатора. Свободолюбивые вьетнамцы слышать не хотели о каких-то базах. Располагайтесь, базируйтесь, но эта земля принадлежит вьетнамскому народу. Несмотря на огромную помощь Советского Союза в войне с США, правительство Вьетнама вело себя по принципу "сами не можем и Вам не дадим". Недалеко от бухты Сонг догнивало суперсовременное оборудование оставленного американцами подземного госпиталя. Не имея возможности организовать его работу из-за отсутствия средств и квалифицированных кадров, вьетнамцы, однако, отказались передать госпиталь нашим военным медикам.
Такая же судьба постигла пирс с гидроподъемниками. Он вполне мог на некоторое время решить проблему обеспечения наших первых авианесущих кораблей. Кто не видел одинокий силуэт стоящего на якоре в заливе Стрелок авианесущего корабля "Минск", для которого не нашлось подходящего места стоянки? Порт Сонг был местом постоянного базирования авианосца "Энтерпрайз". Одной из особенностей этого типа кораблей является высокая надстройка, высотой почти с пятиэтажный дом. Чтобы пополнить запасы такого корабля, необходимо использовать различные специальные грузоподъемные средства. А что делать, если такие средства отсутствуют? Американские инженеры нашли выход, построив для этих целей плавучий пирс-лифт. Машины, груженные необходимыми припасами, оборудованием, боеприпасами и вооружением, заезжали на платформу лифта, которая гидроподъемниками поднималась на высоту палубы корабля. Автомобили съезжали на обширную палубу авианосца, разгружались и тем же путем возвращались назад. Сейчас, уникальное оборудование пирса потихоньку разбиралось на металлолом.
Порт Сонг также был заброшен. Причальная стенка, которая не ремонтировалась со времен ухода из Вьетнама американцев, медленно разрушалась. Под действием агрессивной морской среды толстые металлические прутья арматуры превращались в ржавую труху и громадные бетонные плиты, ломаясь от своей тяжести, с грохотом съезжали в море, обнажая частокол забитых в береговую полосу свай. Вьетнамцы не могут, а наши не хотят. Какой смысл заниматься ремонтом, того, что нам не принадлежит?
Непонятной была политика официального Вьетнама. Даже когда из сотрудничества можно было извлечь реальную выгоду. Заломив сумасшедшие цены, они заставили советскую сторону отказаться от закупок вьетнамского продовольствия для снабжения кораблей базирующихся в бухте Сонг. Картошку стало дешевле покупать у капиталистов. Раз в неделю, в Сингапур, благо, что до него сутки хода, снаряжалось небольшое судно за продовольствием. Вьетнамцы смотрели на это, скрипя зубами, но цены на продукты не сбавляли.
Из-за приезда Устинова, причальная стенка стала головной болью командования эскадры. Министру обороны не объяснишь, почему причальная стенка в таком неприглядном виде. Суров он. Среди офицерского состава ходили рассказы о том, как один полковник, вызванный к нему для доклада, вышел из его кабинета майором. Проблему решили привычным латанием дыр. Стройбат, кое-как укрепив арматуру, начал укладывать портландцемент марки "400" в образовавшиеся проемы. Месяца три может, простоит. Лишь бы не рухнул во время приезда грозного маршала. Скопившиеся груды обработанного камня, который привозили сюда из каменоломен для отправки на баржах на один из островов для строительства каких-то укреплений, должны были убрать сами вьетнамцы. А вот разлитый по всей территории порта гудрон будет собирать личный состав кораблей. Гудрон в порту разлили американцы, покидая Вьетнам. Более простого и дешевого способа парализовать работу порта просто не придумать.
Бобылева с командой моряков выделили на уборку гудрона. Был полдень. Солнце в зените обжигало кожу через одежду. Казалось, что какой-то очень ненормальный человек согнал несколько десятков человек на работу в это время. Но это было единственное время, когда растаявший под лучами солнца гудрон можно было отделить от бетонных плит. Штыковыми лопатами его соскребали с поверхности бетона и бросали в бадьи.
Боцман выдал команде Бобылева штыковые лопаты, и работа началась. Собирать асфальт только на первый взгляд кажется легко. Несмотря на небольшой объем, черная вязкая масса, оторванная от бетонной плиты, перевешивает черенок лопаты, а донесенная до бадьи не хочет от нее отрываться. Солнце безжалостно палит. Вокруг ни деревьев, ни навесов. Можно получить тепловой удар. Работа, начатая с энтузиазмом, начинает тормозиться.
– Сколько нам еще работать в этом пекле! – начинают задавать вопросы морячки.
– Отсюда и до обеда! – неудачно шутит Василий.
– Обед-то был! – напоминают ему. Василий объясняет, что нормы как таковой нет.
– Товарищи, надо работать так, чтобы убрать как можно больше! – слышит Василий показавшийся знакомым голос. Голос действительно принадлежит известному человеку. К ним направляется заместитель начальника политотдела эскадры капитан 2 ранга Горбатюк.
– Ничего, ребята, потерпите! Сейчас привезут мой плуг! – говорит он и рассказывает о том, как ему пришла мысль убирать асфальт хорошо отточенным краем металлического листа. Подъехал грузовик. Из него выгрузили широкий и длинный металлический лист, с привязанными к высверленным по краям отверстиям веревками.
– Впрягаемся по три человека на каждую веревку, четверо направляют плуг, – командует изобретательный капитан 2 ранга, – и как бурлаки на Волге!
Металлический лист долго не хотел сохранять равновесие и не упал только с третьего раза. После каждого прохода его приходилось очищать от налипшего асфальта. Убедившись в бесперспективности своего детища, Горбатюк куда-то ушел. Василий, недолго думая, вернул своих людей к привычным приемам уборки асфальта.
Асфальт с горем пополам убрали. Все думали, что к работам на пирсе больше привлекать не будут. Но нет. Оказывается, вьетнамцы не справляются со своей работой. Горы камня на площадке не уменьшались, несмотря на пришвартованное к стенке для их вывоза вьетнамское военное судно. Когда-то оно было американским десантным кораблем. Окрашенный в камуфляжные цвета, десантный корабль постройки сороковых годов своим характерным силуэтом должен был напоминать о славных для американского военного флота временах – битвах у атолла Мидуэй, высадке десантов на Тараву и Окинаву. Но поросячий визг и хрюканье, раздававшиеся из клеток для свиней на его палубе, служивших вьетнамцам живыми припасами, портили впечатление и говорили об обратном.
Сначала камни пытались убрать с помощью проституток. К проституткам во Вьетнаме относили не только обитательниц борделей, но и тех несчастных женщин, которых постигла судьба небезызвестной Чио-Чио-Сан. Их доставили в Сонг на небольшом суденышке из концлагеря, расположенного на одном из островов на выходе из бухты. Кто бы мог подумать, что эти согбенные фигурки под охраной автоматчика, с всклокоченными грязными волосами, в сшитой из клочков ткани одежде, всего лишь несколько лет назад были симпатичными девушками, пленявшими своими кокетливыми взглядами бравых американских "джи-ай". Наших на площадку не выпустили. Все это можно было видеть только с надстроек плавбазы и пирса. Моряки вслух жалели женщин, а кое-кто даже посылал недружелюбные выражения в адрес жестоких вьетнамцев. Работа у них не заладилась по той единственной причине, что изможденным узницам был не под силу вес громадных камней. Больше их не привозили.
После них, на двух ЗиЛ-130, привезли вьетнамских солдат. Дело сдвинулось с мертвой точки. Горы камня начали уменьшаться в размерах. Но через день вьетнамцы попросили помощи. Вьетнамский офицер, руководивший работавшими совместно с нашими моряками солдатами, объяснил Василию причину так: "Солдат ест мал-мал, работать не хочет, много спать хочет!". Василий знал о скудном рационе вьетнамских военных, поэтому воспринял объяснение вьетнамца серьезно, без сарказма. В субботу и воскресенье их вообще не кормили, выдав на увольнение до понедельника две бутылки какого-то известного вьетнамского коньяка и две сушеных рыбки. Рыба предназначалась для обеда, а коньяк для обмена на еду у гражданского населения. Говорят, коньяк выдавался из запасов когда-то созданных для американцев. Колючая проволока на стволах кокосовых пальм, так удивившая Василия, предназначалась для защиты их еще не созревших плодов от голодных военных. Каждая пальма, кстати, имела свой номер и принадлежала отдельному подразделению. При таком питании сил не наберешь. Некоторые камни, которые наши моряки играючи перебрасывали друг другу, под силу были только двум-трем вьетнамцам.