Солдаты, видимо, оценили настроение рабов и взяли мушкеты наизготовку. Щелканье курков мгновенно остудило благородный гнев католиков - первый, кто осмелится помочь ирландке, будет убит. Беспомощная женщина кричала, и эти крики болью отдавались в сердцах осужденных.
Зажав уши, отвернулся Майкил, проливая слезы, с багровым от злости лицом стоял, сжав кулаки и зубы, Скарроу, ннавидящим и глазами на ублюдка взирал Питер. Сам Кинг чувствовал, как гнев и ненависть, словно два адских меха, раздувают огонь в его груди. Он попытался унять дергающуюся щеку, но его усилия были напрасны, он хотел не слышать отчаянные крики, но совесть запрещала ему сделать это. Мускулы его напряглись, кровью налились глаза, терпение ирландца быстро истощалось, а вместе с ним исчезало и благоразумие. У Сэлвора уже не было сил видеть эту жестокую и бесчеловеческую картину, он забыл, что без него не будет побега, что на него надеются товарищи и, если он вмешается, то в лучшем случае его ждет смерть –
Кинг забыл все! Новый удар ногой по телу Элин разбил и чашу терпения меченого ирландца.
- Смотрите, что это?
Солдаты, моряки, рабы - все посмотрели в ту сторону, куда показывал Сэлвор, но там не происходило ничего особенного. Однако их внимание на краткий миг было отвлечено, а этого он и добивался.
В мгновение ока он перемахнул через фальшборт и прыгнул к негодяю. Страшный удар, в который Кинг вложил всю силу и злость, выбил у англичанина не только зуб и кровь, но и сознание. Отлетев на несколько шагов, матрос растянулся без чувств.
Страшный гнев, туманивший разум ирландца, еще не покинул его. Кинга вывели из себя, значит, плата за это будет немалой. Он подскочил к валявшемуся англичанину, нагнулся над ним, это спасло ему жизнь, и пули, предназначавшиеся для его головы, просвистели над ним и впились в дерево корабля. Приподняв грузное тело, Сэлвор нанес еще два быстрых удара, едва не сломав моряку челюсть. Тут Кинг услышал брань надсмотрщиков и немедленно выпрямился. Перешагнув через тело, ирландец вдруг пригнулся и перебросил нападавшего англичанина через себя. Второй попытался нанести удар, но Сэлвор, остановив надсмотрщика, ответным ударом в лицо сбил его с ног.
Солдаты не стреляли: на одного раба набросилось не менее десятка англичан. Ирландец дрался со всеми сразу, нанося удары и отражая их, получая такие же подарки, но продолжал твердо стоять на ногах. Наконец одному из матросов удалось свалить раба, ударив по его ногам обломком весла. Озверевшие англичане, несомненно, забили бы его, но старший надсмотрщик, с трудом, отнял собственность губернатора. Передав возмутителя спокойствия своим подчиненным, он приказал вести его в дом губернатора на суд главы острова. Матросы хотели расправиться с ним немедленно, но старший надсмотрщик заявил, что губернатор является представителем британской короны в колонии и, следовательно, только он имеет право распоряжаться жизнью взбунтовавшегося каторжанина. Приказав солдатам усилить наблюдение за рабами, он сел на коня, и сам погнал повозку, где лежал связанный Кинг, находившийся в полубесчувственном состоянии.
Еще во время драки Питер, Майкил и Нэд сумели отнести Элин подальше. Уложив ее под легким навесом, где обычно скрывались матросы от тропического зноя, ирландцы стали помогать Питеру, который приложил все свое искусство, чтобы облегчить боль девушки. На лице, руках, ногах, теле были видны багровые следы, а там, где прут прошелся неоднократно, кожа налилась кровью, готовой вот-вот прорваться наружу. Майкил принес воды и помог снять рубашку с избитой, а Нэд разорвал на тряпки еще достаточно хорошую рубашку и теперь аккуратно смывал грязь и пыль, толстым слоем лежавшие на коже. Питер давал указания, обследуя Элин и убеждаясь, что похудевшее, но по-прежнему стройное тело серьезно не пострадало.
В это время к ним подошел матрос и, обращаясь к Питеру, высокомерно потребовал:
- Эй, ты! Кончай заниматься этой падалью, и идем, поможешь нашему моряку, и шевелись!
Питер ничего не ответил, но англичанин больше и не настаивал. Он увидел, как во весь свой могучий рост поднялась могучая фигура Нэда Галлоуэя, который с нескрываемой злостью произнес:
- Слушай, ты.… Катись отсюда поскорее, пока я твои кости…
- Не надо, Нэд, - перебил товарища Питер. Матросу он сказал: - Сами помогайте, я занят.
Хотя работа, прерванная неожиданным происшествием, возобновилась, но на ремонте боевого корабля царила напряженность. Она чувствовалась в молчании рабов, осторожном отношении к ним матросов, не решавшихся обращаться к каторжанам грубо, в настороженности охраны, увеличенной вдвое. Рабы понимали, что за свой поступок Кинг Сэлвор заплатит очень дорого и, когда Майкил, принимая у Огла горячую смолу, спросил, что, по мнению Блэрта, ожидает Кинга, бывший канонир тяжело вздохнул и посмотрел вверх на рею.
Именно в таком исходе дела никто не сомневался, слишком хорошо был известен жестокий нрав губернатора.
Элин уже пришла в себя, но Питер, оставшийся возле нее в одиночестве, продолжал ухаживать за ней. Это объяснялось тем, что Элин еще не могла самостоятельно передвигаться, к тому же Стэрдж не без оснований предполагал, что оставить сейчас одну - значит, бросить ее на произвол судьбы, что он, конечно, сделать не мог.
Глядя вверх, на пальмовые ветви, покрывавшие навес, Элин с трудом сдерживала слезы, но не боль вызывала их: тело, хоть и ныло, но болело теперь меньше. И не от обиды полнились солоноватой жидкостью глаза ирландки, а от бессилия, осознания того, что она была лишь вещью, и не в ее слабых силах изменить это положение вещей, это отношение к ней, с ее человеческим достоинством никто и не думал считаться - и это считалось нормальным! Огромным усилием воли она сдерживала себя, кусая губы, чтобы не впасть в истерику, не потерять самообладание, так необходимое ей именно сейчас. Элин сжимала пальцы с такой силой, что ногти впились в ладони. Заметив это, Питер сказал:
- Я бы посоветовал тебе не увечить свои ладошки, так ведь и пальчики недолго испортить!
- Пусть они хоть сломаются! - выдохнула Элин.
- Напрасно! - наставительно произнес Питер. - Пальчики у тебя хорошие, тонкие, но цепкие. Такие коготки удержат, что угодно!
Питер не лгал и не утешал, он был опытным врачом, много раз ему приходилось оказывать хирургическую помощь, к тому же анатомия была его излюбленным коньком в беседах и диспутах. Стэрджу можно было верить, но сейчас Элин это не интересовало.
- Зачем они мне, - с горечью говорила она, - если в них нет нескольких дюймов отточенного железа, чтобы всадить его в брюхо какому-нибудь англичанину…
- И повиснуть на виду у всех, - договорил за ирландку
Питер, прикладывая к рубцу на щеке влажную ткань. Видя недовольство ее, он добавил: - Не думай, что губернатор страдает избытком жалости, он и мать родную вздернет во славу короны! Так, что оставь эти глупые мысли! - После короткой паузы врач произнес: - А впрочем, нам и так… Да ладно!
- Питер сообразил, что сболтнул лишнее, и умолк.
Элин догадалась, что он нечто скрывает.
- Что, впрочем?.. - врач сделал вид, что не расслышал вопроса, намереваясь продолжить свое занятие.
Элин приподняла голову, хотя это движение стоило ей немалого труда, и с явным беспокойством посмотрела в глаза соотечественника.
- Что впрочем, Питер?
Стердж не хотел лгать. Он опустил глаза и сказал:
- Кинга взяли.
На лице Элин отразилось удивление.
- За что?
Питер поведал все, что произошло, пока она было без чувств, и Элин замолчала, закрыв глаза. Конец! Не ведая того, губернатор под корень срубил надежду рабов на освобождение. Завтра, а может, и сегодня, на перекладине ветер будет раскачивать тело Кинга Сэлвора - их веру, человека, с которым осужденные с которым связывали свои мечты о свободе.
- Может быть, попытаться освободить его? - с робкой надеждой спросила она, но Питер горько улыбнулся.
- Тогда и нас освободят от всех земных забот - навсегда!
Врач вздохнул, вновь намочил тряпку, и положил ее на тот же рубец и поднялся. Он взял деревянную бадью, намереваясь сменить воду, и услышал голос Элин:
- Значит, он обречен?
Стэрдж поднял глаза к небу…
- Спасти его может только чудо.
Питер не мог знать, что чудо, которое он призывал, уже приближалось к ним, стуча копытами Марга.
Джозиана возвращалась с прогулки, когда встретила неожиданное препятствие - ремонтировалась улица. Англичанка не захотела пачкать ноги благородного скакуна в месиве из воды и земли и поехала другой дорогой. Проезжая мимо порта, она увидела, как к тому месту, где ремонтировался фрегат, спешно направляются два десятка солдат во главе с капралом: после того как увезли Кинга, комендант форта майор Эдуард Хэллоуин, опасаясь возраставшего недовольства рабов, могущего вылиться в открытое неповиновение, направил дополнительные силы для усиления охраны. Заинтригованная происходившим Джозиана направила жеребца вслед за солдатами.
Джозиану пропустили без малейшей задержки: дочь губернатора была вольна в своих решениях и поступках, только отец мог ограничить ее свободу. Проникнув за цепь охраны, она поехала мимо сновавших у борта фрегата каторжан и матросов. Проницательный взгляд девушки и хорошо развитое умение логически мыслить позволили ей сделать вывод, что здесь что-то произошло. Девушка видела необычную молчаливость рабов и за этим она чувствовала скрытое напряжение. От нее не укрылось и обращение английских матросов к каторжанам, сквозившее осторожностью, и то, что усиленная охрана наблюдала за работой с удвоенным вниманием. Все это только разожгло в Джозиане жажду любопытства, но она решила не обращаться за разъяснениями к военным, считая, что не сможет узнать всю подноготную происшедшего.
Заметив Питера, англичанка подъехала к навесу.
- Добрый день, доктор Стэрдж!
Джозиана хорошо знала Питера по его посещениям дома губернатора, когда тот испытывал недомогание, что случалось нередко. Врачу удалось излечить незначительный недуг жеребца англичанки, и это расположило к нему дочь губернатора. Между ними наладились приятельские отношения и поэтому неудивительно, что Стэрдж охотно и очень вежливо ответил на приветствие молодой англичанки.
Джозиана легко соскочила на землю и подошла к навесу, чтобы расспросить Питера, но вопросы, подготовленные ею, так и остались невысказанными красивым ротиком девушки.
Взгляд англичанки упал на ирландку, тело которой сплошь покрывали следы истязаний, и доброе, чувствительное сердце Джозианы отозвалось на чужую боль. Она присела возле
Элин и маленькая ручка в белой перчатке осторожно коснулась рубца, отпечавшегося на плече ирландки. Элин вздрогнула, открыла глаза, но, увидев Джозиану, зло отвернулась: сейчас ей были противны все англичане.
Дочь губернатора подняла на Питера глаза и дрожащим от гнева голосом спросила:
- Кто сделал это?
- Ваши соотечественники, - услышала она грубый и резкий ответ ирландки.
- Матрос ее избил, - пояснил Питер. - Пьяный был.
В это время один из офицеров корабля, заметив Джозиану, подошел в ней и, поклонившись, произнес:
- Добрый день, миледи! Я никак не ожидал увидеть вас здесь и в обществе этих скотов.
Джозиана посмотрела на офицера так, что тот немедленно пожалел о сказанном.
- Следите лучше за своими скотами, - сказала она, едва сдерживаясь, чтобы не нагрубить.
От матери Джозиана унаследовала сердечную мягкость и душевную доброту. К проданным в рабство каторжанам она относилась как к людям, попавшим на ложный путь, и верила, что труд в колонии поможет осознанию ими своих заблуждений. Рабство она не одобряла, ввиду его исключительной жестокости, и в своем присутствии не позволяла издеваться над людьми, вследствие чего у нее не раз происходили далеко не приятные разговоры с отцом.
- Больно? - участливо спросила Джозиана ирландку.
- Не сладко, - ответила Элин, но в ее голосе уже не было враждебности.
- Звери, - произнесла Джозиана и, подозвав солдата, приказала прислать двух рабов.
Солдат немедленно бросился исполнять распоряжение
- имя губернатора в устах его дочери значило многое.
- За что тебя? - все так же мягко поинтересовалась англичанка, но Питер поспешил объяснить все сам, добавив, что Элин сейчас лучше помолчать.
Комментарий Джозианы к рассказу врача был краток:
- Свинья!
Уважительно посмотрев на Элин, она добавила:
- Но вы смелая!
Подошел Огл и сказал, что его прислал старший надсмотрщик. Джозиана хотела потребовать еще одного каторжанина, негодуя, что ее распоряжения не выполняются, но Питер убедил англичанку, что у Огла хватит сил, чтобы донести Элин до невольничьих бараков.
- До вашей хижины, Питер, - поправила врача Джозиана. - Я думаю, что там ей будет лучше, а с отцом я все улажу.
Хотя распоряжение дочери губернатора и вызвало удивление у матросов и офицеров, солдат и надсмотрщиков, перечить они не решились. Джозиана часто пользовалась слабостью отца к своей дочери, и с ее волей приходилось считаться, поэтому солдаты расступились, пропуская Огла, несшего Элин. Питер задержался, придерживая Марга, пока Джозиана садилась в седло. Подавая девушке поводья, Питер внезапно пристально посмотрел на нее, раздумывая - стоит или нет? Заметив этот взгляд, англичанка спросила:
- Вы хотите мне что-то сказать, мистер Стэрдж?
Врач секунду колебался: стоит ли говорить? Что может она сделать? Но не попробовать изменить судьбу Кинга, было бы проявлением малодушия.
- Да, миледи, у меня к вам просьба.
- Какая?
- Если это возможно, облегчите участь Кинга Сэлвора.
Тонкие брови Джозианы удивленно приподнялись.
- При чем здесь Кинг?
- Ах, я вам не сказал! В общем, его избили и увезли.
- Куда?
- К губернатору!
- Но за что?
- Это он проучил того пьяного матроса, который бил Элин. Его хотели убить здесь, но потом решили отвезти к вашему отцу.
Джозиану встревожило это сообщение, она понимала, что ирландца ждет суровое наказание.
- Что же его ждет за это?
- Смерть!
Джозиана вздрогнула, она предполагала любое наказание, но не казнь.
- Вы уверены в этом? - быстро спросила англичанка.
Питер печально вздохнул.
- Я умею не только лечить синяки и кровоподтеки, но и ставить их. На основании этого опыта могу утверждать, что
Кинг бил сильно и зло. Если к этому добавить сопротивление, оказанное им при аресте, то можно смело говорить, что веревка ему обеспечена.
Теперь у Джозианы не оставалось сомнений - Сэлвору угрожает смерть. Не нагни Питер голову он, несомненно, заметил бы неподдельную тревогу на красивом лице девушки. Но Питер не поднял глаз и не догадывался о том, какую боль несли его слова в ее сердце.
- Да, конечно, мистер Стэрдж, я немедленно… сейчас… что-нибудь постараюсь… сделаю.
- Мы были бы вам очень благодарны, Кинг - хороший товарищ, - произнес Питер, но Джозиана уже не слышала его. Повернув коня, она ожгла Марга хлыстом, и тот рванулся с места сразу в карьер, вихрем промчался по ремонтной площадке, стрелой полетел сквозь цепь раздавшихся солдат и скрылся за ближайшим строением, унося очаровательную всадницу.
Питер не думал, что Джозиана сумеет отвести наказание, но смягчить его она могла. Стэрдж строил расчет на отцовской любви и лояльности дочери губернатора к осужденным.
"Только бы успела!" - подумал врач, бросив вслед всаднице взгляд, полный надежды и тревоги, и поспешил к Элин.
В тот момент, когда Джозиана подъезжала к месту ремонта фрегата, во дворе губернаторского дома происходила следующая сцена.
Когда старший надсмотрщик доложил его высокопревосходительству о том, то произошло в порту, Эдвард Стейз пришел в неописуемую ярость. Стычки между рабами и колонистами не были редкостью на островах. Губернатор не обращал на это никакого внимания, надсмотрщики сами вершили суд и расправу, а затем докладывали губернатору и тот вполуха выслушивал сообщение - в конце концов, виноватыми всегда оказывались рабы, даже если и были правыми.
Но этот случай был особым. Никогда еще рабы не доводили дело до такого конца, да еще с матросом флота его величества! К тому же это сообщение пришло во время беседы губернатора с капитаном фрегата, и губернатор решил не медлить с разбором.
Этот странный и, на первый взгляд, необъяснимый взрыв служебного рвения можно было легко понять, если учесть отдаленность островов. Губернатору надоело прозябать в безвестности на этих богом забытых землях. Нет, он не желал возвращаться в Старый Свет - в Англии он ничего не смог бы добиться, это губернатор отлично понимал. Но новая колония, гораздо бóльшая, нежели эта - это было бы как раз то, что нужно. Отсюда весь рог изобилия, который осыпал своими благами английских моряков: отменный уход за ранеными, обильная и хорошая пища, особое внимание к офицерам, бесперебойная и своевременная поставка всего необходимого для ремонта, прекрасные помещения на берегу для рядового состава. Все это должно было, по расчетам Эдварда Стейза, оказать должное впечатление на капитана Чарникса который, по прибытии в Англию, конечно, не забудет упомянуть тот прием, который был ему оказан на Багамских островах.
Быстрая и жестокая расправа - вот что, по мнению губернатора, могло изгладить неприятное впечатление об этом инциденте. Именно с этой целью он появился во дворе. В расстегнутом камзоле, с позеленевшим от злости лицом, вращая налившимися кровью глазами, его превосходительство, сопровождаемый капитаном, подошел к повозке, с которой его раболепствующие подчиненные только что сняли Сэлвора.
Почтительно и быстро расступились они, давая возможность губернатору пройти к повозке, к колесу которой был спиной прислонен сидевший на земле ирландец. Едва удостоив последнего взглядом, Стэйз рявкнул:
- Ты что натворил, мразь?
Кинг медленно повернул голову в ту сторону, откуда донесся этот рев, и с трудом разжал губы. Между рабом и губернатором произошел короткий, но интересный диалог.
- Не маленький, сам знаешь.
- Не тыкать, скотина!
- Выкать не научили.
- Я тебя заставлю делать не только это, тварь!
- Это вы умеете, ваше превосходительство.
- А-а! Трусишь, собака! Значит, уважаешь, грязь!
- Ага. Как паршивую овцу.
Следующей реплики со стороны губернатора не последовало, но огромный мясистый кулак его превосходительства заставил ирландца замолчать, выбив изо рта кровь. От новых ударов Кинг свалился на землю и, вновь потеряв сознание, остался лежать в пыли.
- Воды!
Повторять не пришлось. Негр, стоявший поблизости, схватил ведро и через пару минут уже плескал на лицо ирландца холодную воду. Стейз, тяжело дыша, вытирая потное, красное от переполнявшей его злости лицо, неотрывно смотрел на лежавшего в пыли двора ирландца. Едва на его лице появились слабые признаки жизни, губернатор тут же заметил и, злобно усмехаясь, медленно произнес:
- Жив, собака, от меня просто так не уйдешь, хе-хе! Проси прощения, змееныш, или прежде чем уйти на тот свет, ты не раз пожалеешь, что родился на этот свет.
Губы, на которых лежал толстый слой пыли и запекалась кровь, разжались и произнесли так тихо, что Стейз еле расслышал:
- Простите.
Самодовольный губернатор повернулся к капитану.
- Ну, как?
Чарникс состроил недовольную мину.
- И это - все?