- Знаете, сеньора Нина, я понял, что каким бы ни был я большим инженером и даже боссом, черную шкуру мне заменить нечем, - горько вздохнув, проговорил Абрахам. - А поскольку я черный - каждый белый в Штатах, особенно южанин, может безнаказанно оскорбить меня… И тогда я решил остаться в армии навсегда. Пусть я негр, только надет на мне военный мундир. Имея дело со мной, каждый имеет дело с армией Соединенных Штатов. Понимаю, что смелым такое решение не назовешь, но я устал бояться того, что не выдержу больше, не вынесу оскорблений и сорвусь… А когда негр срывается, на моей родине ждет его только одно: смерть. Жестокая, мучительная смерть.
Участие, которое проявляла Нина к Эбу Абрахаму, заметили остальные мужчины. Хуан Мигуэл по-прежнему относился к единственной женщине на его корабле с рыцарской предупредительностью. Юрий Алексеевич и Дубинин воспринимали некое выделение Эба Власовой как должное. Будучи русскими людьми, они всегда оказывались на стороне того, кто бывал в униженном положении, независимо от его расовой или иной принадлежности, и они понимали, чувствовали некую изолированность Трумэна даже в такой небольшой группе, как экипаж "Старушки Салли". Роберт Нимейер никак не проявил своего отношения, он как будто бы и не был никогда командиром погибшей "Дакоты". Джон Полански беззлобно подшучивал над Трумэном, порою в шутках его было достаточно соли, но Эб знал, что Джонни хороший товарищ, сердце у него доброе, и не обижался.
Джеймс Октавиан Рейнолдс был самым молодым в экипаже Нимейера. Он родился в том же местечке на реке Уошито, близ города Монро, где родился и Эб. Когда-то дед Абрахама со всеми своими детьми и женой принадлежал деду Джеймса, полковнику Рейнолдсу. Об этом обстоятельстве в отношениях между их родными знали и бортмеханик, и бывший второй пилот.
Рейни, давший себе слово никогда и ничем не выдавать своих чувств, оказался не в силах сдержаться, когда в опутавший его душу клубок расовых предрассудков вплелась белая женщина.
Он решил поговорить с Ниной, поставить ее на место. И потерял самообладание, взбеленился, получив неожиданный отпор, наговорил молодой женщине дерзостей, получил от нее пару пощечин, вовсе обезумел и познакомился с тренированным кулаком Джона Полански.
На пятый день пребывания "Паломы" в районе несуществующего Порт-Артура яхта подняла паруса и легла на зюйд-ост, намереваясь выйти в Юкатанский пролив между мысами Катона на полуострове Юкатан и Сан-Антонио на Кубе.
Глава двенадцатая
- Страшно тогда было? - спросила Нина.
Де ла Гарсиа улыбнулся и пожал плечами.
- Не успел испугаться. Они появились так неожиданно, нападали так быстро, что у меня не было времени поразмыслить над тем, что мне предстоит.
- Наш капитан, наверно, не очень вкусный, - заметил штурман. - Акулы предпочли полакомиться спасательным нагрудником…
- У них совершенно неразборчивый вкус! - воскликнул Дубинин.
- Это так, - согласился де ла Гарсиа. - В акульих желудках находили ручные гранаты и почтовые посылки, лошадиные подковы и дамские шляпы, телефонный аппарат и арифмометр. Однажды в районе Дакара, в Сенегале, в брюхе выловленной тигровой акулы, сестренке тех двух красавиц, которые предпочли мой нагрудник, нашли африканский тамтам.
- Много в поведении акул еще неясного, - заметила Нина. - Я кое-что читала по этой проблеме, когда собиралась ехать на Кубу… Профессор Перри Жильберт считает, что на акулу накатывает какое-то особое бешенство, он назвал его "пищевым безумием". Охваченная слепой яростью акула набрасывается на любой предмет, попавший в поле ее зрения… Жуткая штука! Некая воинствующая злоба, кровожадная истерия, недоступная нашему воображению… Вот только что акула спокойно проплыла мимо куска окровавленного мяса, и вдруг она же с остервенением глотает промасленную ветошь.
- Бывает, что и на человекообразных накатывает такая истерия, - вполголоса проговорил бортмеханик.
- Что ты хочешь этим сказать? - быстро спросил его Рейни.
Эб не ответил.
- Хватит про акул, - сказал Юрий Алексеевич. - По-моему, приспело время обеда.
Обедали на палубе. "Палома", подгоняемая попутным ветром, неторопливо пересекала Мексиканский залив. Часть команды устроилась с мисками в руках в кокпите, остальные сидели на световом люке главной каюты. Джон Полански подобрался к самому бушприту и с аппетитом расправлялся со своим обедом, выкрикивая порой из-за стакселя, которым он был скрыт от остальных, слова благодарности Нине Власовой.
- Черт побери! - раздался вдруг негодующий возглас Джонни. - Кто тебя ждал здесь?! Сначала полежи на сковородке…
- Что случилось, Джонни? - крикнул с кормы Нимейер.
Из-за паруса показалась рослая фигура Полански. Балансируя на неустойчивой палубе "Голубки", штурман держал в руках миску, из которой свешивался хвост летучей рыбы.
- Полюбуйтесь, пани Нина, что устроила мне в тарелке эта негодная рыбина. Я несу ее вам на расправу. Сделайте мне из нее второе блюдо.
- Почему только тебе, Джонни? - спросил Эб Трумэн и тут же вместо ответа почувствовал, как его больно хлестнули по лицу мокрой тряпкой.
- Ой! - вскрикнула Нина, когда на ее колени упала, вся трепыхаясь, крылатая рыба.
Механик потирал ушибленную скулу и нагибался к обрешетине, чтобы достать еще одну рыбу.
- Спасайся, кто может! - дурашливо завопил Джон Полански, пригибаясь в кокпите: об него ударились подряд уже три или четыре несущихся над океаном рыбины.
Они словно обезумели, эти необычные создания, умеющие покидать родную стихию и пролетать сотни метров над поверхностью воды. Наверное, яхта врезалась в их огромный косяк и потревожила летучих рыб или на них напало стадо тунцов, больших любителей полакомиться изящными рыбками.
Они летели и летели над морем, ударялись о паруса "Паломы" и падали в кокпит, на пригнувшихся в нем хохочущих людей, на световой люк носового кубрика. Это нашествие, или точнее налет, продолжался минут десять. Потом яхта миновала поле боя, и летучие рыбы перестали падать на ее палубу.
- Не надо никаких снастей… Что вы скажете по поводу такой рыбной ловли? А, Виктор? Тридцать девятая… Все, - сказал Хуан Мигуэл, бросая в угол кокпита последнюю из собранных на яхте летучую рыбу. - Здесь рыбы на два хороших обеда…
- Какая же это ловля? - презрительно хмыкнув, сказал Дубинин. - Слепое счастье… Не примите на свой счет, но вот у нас говорят: везет дуракам.
- Ну-ну, - подзадорил Дубинина Юрий Алексеевич. - Может быть, вы нам истинную ловлю покажете?
- Если капитан ляжет на часик в дрейф, я выловлю вам приличного тунца, из тех самых, которых за вкус мяса называют "морской курицей"…
- А это мы запросто устроим, - подмигнув Леденеву, заявил де ла Гарсиа. - Торопиться нам в общем-то некуда. До понедельника 26 июня 1976 года еще сто пятьдесят миллионов лет. Долой грот! Кливер убрать! Стаксель тоже… Послеобеденный кайф, друзья…
Клюнуло у Дубинина минут через сорок. Часто-часто забренчал колокольчик. Виктор Васильевич метнулся к удилищу, сунувшемуся было на помощь Эбу досталось локтем в бок, дескать, не мешай, Дубинин убрал удилище из стояка, дав перед этим слабину лесе, перенес лесу на катушку и принялся вываживать неведомую еще добычу, попавшуюся на крючок с наживой из летучих рыб на глубине в добрую сотню морских сажень.
Добыча держалась стойко. Подбадриваемый одобрительными возгласами свидетелей своего торжества, помогать себе он так никому и не разрешил, Дубинин то отпускал в океан десятки метров лесы, то мгновенно подбирал едва образовавшуюся слабину с тем, чтобы его жертве вновь понадобилась борьба, поглощающая силы.
Единоборство продолжалось около двух часов. Зрители устали, и внимание их порассеялось, а капитан де ла Гарсиа уже недвусмысленно поговаривал о том, что пора ставить грот.
- Слабеет она, слабеет! - вскрикивал Дубинин, и в голосе его слышалась надежда пополам с отчаянной мольбой дать еще немного времени, дать ему этот прекрасный шанс победить Большую рыбу.
А рыба действительно слабела. Все больше и больше лесы оказывалось на катушке после очередного рывка. Наконец уже можно было разглядеть сквозь толщу воды мечущуюся из стороны в сторону тень. Когда рыба должна была вот-вот показаться на поверхности, Эб Трумэн вдруг испуганно закричал:
- Смотрите! Смотрите! Господи… Да это же человек!
От неожиданности Дубинин отпустил ручку катушки, она бешено завертелась, сматывая за борт лесу, и неведомое чудище исчезло в пучине.
- Что с вами, Абрахам? - спросил командир "Старушки Салли". - Вам померещилось…
- Да нет же, мистер Роберт, я точно видел! На крючке - человек…
- Признаться, и мне показалась странной эта рыба, - неуверенно проговорил Джон Полански.
Тем временем Дубинин затормозил ход катушки и нерешительно поглядывал на всех.
- Что делать? - спросил он. - Тащить?
- Я ничего не заметила, - сказала Нина.
- Это был дьявол! - воскликнул Абрахам.
- Полно вам, Эб, - успокоил негра Леденев. - Какие дьяволы в наше время…
- Так мы ведь не в нашем времени, мистер Леденев, - возразил Трумэн, - и в той чертовщине, в какую мы попали, всякое возможно.
- Резонно, - улыбнулся Юрий Алексеевич.
- Как хотите, а я тащу, - сказал Дубинин.
- Тащите, Виктор, - отозвался капитан де ла Гарсиа. - Я приготовил гарпун.
Сравнительно легко выбиралась леса. "А как ежели сорвалась!" - метнулась в сознании Дубинина мысль, и он принялся энергично крутить катушку.
Странная добыча его, видимо, обессилела вовсе. Вот возникла ее смутная тень в воде… Все ближе, ближе… Теперь все видят человеческую голову на крючке и бессильно повисшие руки. Еще ближе к поверхности воды. Раз!
Добыча рядом с бортом "Паломы"… Общий возглас ужаса сменился вздохом облегчения. Да, сходство с человеком остается, но это не человек. То, что казалось руками, превратилось в ярко раскрашенные плавники-крылья. Морда, вытесанная грубо, будто топором, со злым выражением в чертах - карикатурное изображение человеческой головы. Конусообразное тело испещрено разноцветными знаками, ниже угадывается длинный хвост.
- Ну и ну, - сказал наконец молчавший до того Рейнолдс, - я не буду жрать эту бестию и за миллион долларов.
- С победой, Виктор, - поздравил ошалевшего Дубинина капитан "Паломы". - Такую рыбу не ловил ни один ваш земляк.
- Кто это, Иван Михайлович? - спросила Нина.
- Дьявол, - проговорил, глядя с отвращением на чудище, бортмеханик, - самый настоящий дьявол…
- Ну что вы, мистер Трумэн, - сказал, улыбаясь Хуан Мигуэл де ла Гарсиа. - Как раз наоборот… Это акула, которой остался один шаг до того, чтобы стать скатом, и зовут ее "морской ангел". Переходная, так сказать, ступень…
- А в пищу она годится? - спросил расстроенный Дубинин. - Потянем ее на борт или отпустим?
- Как вам сказать… Акул ведь едят, и скатов тоже, если умело приготовить…
Нина подняла руки вверх.
- Сдаюсь! Такую "рыбу" готовить вам не стану.
- Погодите, - сказал Хуан Мигуэл. - У меня есть книга про диковинных обитателей океана. Поищем и про "ангела"…
Он спустился в каюту и вернулся с книгой на английском языке.
- Это "Shadows in the sea" капитана Вильяма Янга, большого специалиста по этим "морским разбойникам", - сказал де ла Гарсиа. - Вот здесь он приводит слова из трактата средневекового ихтиолога Ронделета, написанного в 1558 году. Послушайте:
"Не так давно в Норвегии после большой бури выловили морское чудовище, коего все, кто его видели, тут же прозвали монахом, ибо у него было человеческое лицо, грубое и злое, и гладко остриженная голова. На плечах, там, где находятся руки, были два больших плавника, напоминающих плащ монаха; тело его заканчивалось длинным хвостом… В Риме мне показывали портрет другого такого чудища: оно было прислано туда в сопровождении письма, в коем утверждалось, что в 1531 году в Польше оное чудище видели в архиепископском одеянии, как оно изображено на портрете. Когда его принесли пред очи короля той страны, оно стало делать знаки, выражающие желание вернуться в море. Будучи отвезено туда, оно тотчас ушло в пучину".
- Что ж, - сказал Леденев, - "ангельское" происхождение этой уже не акулы и еще не ската не добавило нам симпатий по отношению к сему существу. Я слышал, что его зовут еще и "архиепископом"…
- Совершенно верно, Юрий Алексеевич, - подтвердил Хуан Мигуэл.
- Тогда отпускайте, Виктор Васильевич, его преосвященство. Пусть каждый отправится по своим делам. И не огорчайтесь. Хуан прав: такой рыбы никто у вас в Челябинске не только не ловил, но и в глаза не видывал… Ставьте паруса, капитан!
…"Палома" шла в Юкатанский пролив. Было решено войти в Карибское море, проследовать к острову Ямайка, оставить его по правому борту, миновать Гаити, дойти до острова Пуэрто-Рико - одного из углов Бермудского треугольника, и оттуда двинуться на Бермуды, к вершине "треугольника смерти". Трудно было сказать, что надеялись они найти на этом маршруте, но в попытках продолжать поиски Неведомого в границах опасной зоны был определенный смысл.
Только действительность, а она для них постоянно оказывалась необычной, вскоре вмешалась в планы экипажа "Голубки".
Юкатанский пролив готовились пройти днем.
Ранним утром, когда все, кроме Леденева, еще спали, Хуан Мигуэл сказал Юрию Алексеевичу:
- Если верить лоции, карте и приборам, а они пока нас не подводили, за исключением Порт-Артура, мы должны увидеть через два часа мыс Каточе. К нему не стоит приближаться, и потому возьмем полрумба левее. В самом проливе возможен снос с курса к норду, здесь сильное течение, скорость его доходит до трех узлов. В самом заливе лежит отмель Компече, ее следует остерегаться. Там было много неизвестных банок в наше старое доброе время, а в нынешнем тем более не поручусь за точность их расположения.
- Действуй так, как тебе кажется наиболее безопасным, Хуан, - отозвался Леденев. - Капитан у нас ты… Тебе и карты в руки. А я бы хлебнул чашечку кофе, но - увы - его больше нет. Попью кипяточку…
Из рубки поднялась в кокпит Нина. Леденев взглянул на нее и в который уже раз удивился тому, как умеет это молодая женщина всегда оставаться свежей, аккуратно причесанной. Вот и сейчас, едва отойдя ото сна, она, казалось, вышла не из тесной рубки небольшой яхты, а из роскошного зала "Чародейки", салона красоты на Калининском проспекте столицы.
- Доброе утро! - приветствовала мужчин Нина. - Вы хотели кипяточку, Юрий Алексеевич? Сейчас сооружу завтрак…
Она принялась хлопотать в кокпите, Хуан и Леденев продолжали беседовать у штурвала.
- Мне думается, - оказал Юрий Алексеевич, - что запасов воды нам хватит до Ямайки. Пищи тоже… К берегам Юкатана можно не подходить.
- У меня тоже нет особого на это желания, Юрий Алексеевич. Пойдем сразу к Ямайке. Если она еще, или точнее, уже существует…
- Что ты думаешь обо всем этом, Хуан? Не кажется ли тебе, что этот феномен с перебросом во времени-пространстве искусственного происхождения?
- Вы склоняетесь к мысли о существовании параллельных миров?
- Не знаю, дорогой Хуан, к чему тут уж и склоняться… Сколько разных версий в уме перебрал. Да, такого сложного дела в моей следовательской практике еще не бывало.
- Нормальный человеческий рассудок отказывается принимать случившееся, - сказал де ла Гарсиа.
- С нормальным рассудком надо быть осторожнее, Хуан. Вспомни, как Энгельс предупреждал в "Анти-Дюринге" о том, что здравый человеческий рассудок, весьма почтенный спутник в четырех стенах своего домашнего обихода, переживает самые удивительные приключения, лишь только он отважится выйти на широкий простор исследования… Вот и наши рассудки подверглись небывалому испытанию. Мы сейчас проходим проверку на стойкость, выявляется наша способность на выживание в условиях, которые не может измыслить человеческий разум. В этом-то и парадокс, Хуан. Может ли человеческий разум понять то, что ему изначально не дано понять? Серьезный, знаешь ли, тест для подтверждения наших прав на звание Homo sapiens… Земляк наших американских товарищей прагматик Пирс считает, что человек настолько полно заключен в пределах своего возможного опыта, его ум настолько сведен к тому, чтобы быть инструментом его нужд, что он не может ни в малейшей степени иметь в виду что-либо выходящее за эти пределы. Понимаешь?
- Понимаю… И нам предстоит доказать, что люди умеют выйти за пределы того, что определено им прошлым опытом. Не ограничиться возможным, а перешагнуть в невозможное. Ибо то, что есть невозможное сегодня, в процессе борьбы человека за постижение истины станет возможным завтра.
- Молодец, Хуан! Ты настоящий диалектик! Держи курс в Возможное Завтра… Только скажи мне, что это за странное облако? Вон там почти сзади нас у самого горизонта с левого борта?
Хуан Мигуэл передал штурвал Леденеву и поднес к глазам бинокль, висевший у него на груди.
С минуту смотрел он, не отрываясь, затем медленно опустил бинокль, странными остановившимися глазами обвел вокруг, ни на чем не задерживая взгляда, неестественно замедленными движениями снял с шеи ремешок бинокля.
- Это не облако, - глухо проговорил де ла Гарсиа и протянул бинокль Леденеву. - Это корабль.
Юрий Алексеевич схватил бинокль и направил его на горизонт.
- Корабль?! - воскликнула Нина. Она оставила утварь, с которой возилась, приготовляя завтрак, и бросилась к де ла Гарсиа. - Откуда корабль?
- Надо спрашивать меня что-нибудь легкое…
От волнения капитан снова сбился на ломаный русский язык.
- В этом мире никто не имеет правильный ответ.
- Трехмачтовый парусник, - проговорил Юрий Алексеевич, опуская бинокль. - У него хорошая скорость, он нас догоняет и идет почти параллельным курсом. Посмотрите, Нина…
После Власовой смотрел на неведомый корабль Хуан Мигуэл.
- Если мы сейчас подвернем, то сумеем в какой-то точке пересечь наши курсы, - сказал он. - Может быть, дать ракету?
- Рано, - возразил Леденев. - Поскольку ты уверен, что мы встретимся, лучше поберечь ракеты. К тому же мне кажется, что такие парусники плавали здесь лет двести-триста назад… Я считаю от нашего, семьдесят шестого года, конечно…
- Пираты?! - воскликнула Нина.
- А почему бы и нет? - ответил Юрий Алексеевич.
- Да, - проговорил де ла Гарсиа, продолжая рассматривать корабль на горизонте, - парусное вооружение у него далеко не современное…
- А потому надо действовать поосмотрительнее, - заметил Леденев. - Поднимайте всех остальных, Нина. Может быть, понадобится наше оружие…
Прошло два часа. За это время "Палома" приблизилась к неизвестному кораблю на расстояние пяти кабельтовых. С этого расстояния можно было хорошо рассмотреть его.
- Это корвет, - сказал капитан де ла Гарсиа. - Корвет из шестнадцатого века. Видите, у него один ряд пушек. Быстроходное судно… Оно предназначалось для несения патрульной службы, для разведки. Но где же его команда, черт возьми! На палубе нет никого…
- "Летучий голландец", - проговорил Дубинин.
- Чей он? - спросил Джон Полански.