- Валера, будь осторожен, я тебя очень люблю. А ты… ты порой такой сумасшедший. У тебя… такая работа… Такая работа! Обещай мне, ладно?
- Я ведь не враг себе.
- Ясень мий! - Оксана прижалась к нему и вдруг стала целовать в щеки, в глаза. - Вот тебе! Вот тебе!
- Караул! - дурашливо заорал Волчок. - Ну, теперь берегись!
Оксана кинулась от него на кухню, он припустился за нею.
- Ага, попалась? Ну, что с тобой сделать? Могу отпустить, могу распорядиться по собственному желанию. Выбирай, пока я добрый.
- Распорядись по собственному желанию! - засмеялась она.
Он поцеловал жену:
- Скорей бы сын родился. Никак не дождусь.
- Не торопись, всему свой срок.
- И назовем его Александром, в честь моего отца. Ладно?
- Александр… Санечка… Я научу его быть ласковым…
- А я сделаю из него мужчину: научу ловить рыбу, спать под открытым небом, а когда ему исполнится семь лет, мы уедем в Чернигов и там он будет учиться.
- К тому времени я тебе еще одного рожу.
- Может, лучше дочку? А? Для разнообразия.
- Нет уж, пусть сыновья будут. И забегают по комнате Волчата. А Волк-папа будет сидеть в кресле, важный такой, заслуженный летчик-испытатель, да еще Герой Советского Союза! - давилась от смеха Оксана.
- И рассказывать им о самолетах, которые к тому времени безнадежно устареют и в космосе появятся ракетопланы, а Ту-144 не будет уже никого удивлять…
Раздался звонок.
Они подхватились и наперегонки кинулись в коридор.
- Андрей Николаевич! Лариса! Входите! - обрадовался Волчок. - Вот хорошо, что к нам зарулили!
Андрей прошел в комнату, увидел на столе раскрытую бутылку шампанского, заговорщически подмигнул Волчку:
- А мы, оказывается, кстати!
Лариса между тем прихорашивалась перед зеркалом. На ее узком, щедро нарумяненном лице проступали коричневые пятнышки, а просторное платье не скрывало полноту в талии, и Лариса смущенно и ревностно оглядывала в зеркале свою отяжелевшую фигуру.
- Заметно? - обернулась она к Оксане.
- Ни капельки! Наоборот, ты такая красивая! - простодушно восхитилась Оксана, откровенно любуясь ею. Рядом с Ларисой она в своем домашнем халатике выглядела простушкой.
- Ну, не скажи. Видишь, как я располнела!
- Это тебе идет!
Лариса одарила хозяйку благодарным взглядом и, успокоенная, протянула авоську с апельсинами.
В коридоре снова раздался перезвон.
- Ой, кто-то еще! - Оксана шмыгнула мимо Ларисы, и из прихожей послышался ее изумленный голос: - Валера, к нам Волобуевы!
Возле грузноватого Волобуева возник маленький Волчок.
Волобуев стащил со своих могучих плеч пальто и пыхтел, развязывая на ботинке шнурок. Жена его, под стать мужу, такая же полная, протянула Оксане туго набитую хозяйственную сумку.
Оксана растерянно оглянулась на Аргунова:
- Сговорились, да?
- Проницательная у тебя, Валера, жена! - пробасил Андрей. - А может, ты проболтался?
- Да вы что?! - возмутился Волчок.
- Жулик! - догадалась Оксана.
- Не сердись на него, Оксанушка, - смеясь, вступился за Волчка Андрей. - У нас событие! Мы все вылетели на новом самолете. Такое дело грех не отметить.
- Что вы, разве я против? Только почему он не предупредил? Застали врасплох.
Оксана убежала переодеваться.
Потом женщины уединились на кухне, готовя закуски, а мужчины вышли на балкон покурить, поговорить о делах.
- Что-то Струева долго нет, - сказал Волчок.
- И Суматохины задерживаются, - взглянул на часы Аргунов.
- Федя с Полиной сейчас подойдут, - успокоил всех Волобуев. - Он мне звонил.
- Жаль, Русаков улетел, - вздохнул Волчок.
- Ты же знаешь, его срочно вызвали на фирму, новую машину поднимать, - сказал Андрей.
- Говорят, Струев на фирму генерального перебирается? - спросил Волобуев.
- Не знаю, не слыхал, - солгал Волчок. - Враки, наверное. А если и перебирается, что в том плохого?
- Да ничего плохого нет, только зачем же обходными путями? И от нас скрывает. Боится, что ему кто-нибудь дорогу перебежит? Не по-товарищески это - тайком от друзей.
- А почему вы сейчас об этом говорите? - вскипел Волчок. - Вот он придет, ему и скажите.
- А что? Думаешь, не скажу? Но и тебе не мешает зарубить на носу, а то ты в последнее время больно с ним носишься: Струев, Струев.
- Напрасно вы так, Георгий Маркович, - обиделся за товарища Волчок, - человек как человек…
Струев появился, когда все уже сели за стол.
Женщины стали наперебой ухаживать за единственным в компании холостяком: кто подкладывал в его тарелку ломтик телятины, кто - кусочек сала, кто - маринованных грибочков.
Струев великодушно позволял женщинам ухаживать за собой.
Андрей тайком поглядывал на Струева: неужели и правда задумал перебраться в центр? А как же завод? Ведь и так испытателей не хватает. Работы прибавилось. Особенно теперь, когда начали выпуск нового самолета. Теперь уйти - все равно что предать. Предать дело. Предать друзей. Хотя какие у него друзья! Всех сторонится. Вот разве что с Волчком сдружился… А этого как раз Андрею и не хотелось: жаль было Валеру…
Струев первым поднялся из-за стола и занялся магнитофоном.
- Хор-роший сегодня денек! - все восторгался Волчок. - Такую технику оседлали! Просто приятно вспомнить!
- Самолет что надо, - поддержал его Суматохин, щуря от дыма глаза.
- Суперсамолет! - вскричал Волчок. - Двигун - зверь! Набор на форсаже - почти с вертикальным углом!
- Валера, ты, по-моему, излишне эмоционален, - пытался урезонить его Андрей. - Слов нет, техника могучая, но лидерные испытания только начались… И кумир твой, Лев Сергеевич, не в восторге, говорят, в центр даже решил сбежать от нашего нового суперсамолета.
Струев не отреагировал на реплику, промолчал.
- Мужчины, вы опять за свои полеты? - возмутилась Лариса. - А ну марш танцевать!
Суматохин и Волобуев вышли на круг со своими женами. Лариса подхватила Струева.
К Аргунову подскочила Оксана:
- Прошу вас.
Волчок, довольный и благодушный, как индийский божок, сидел на диване, по-домашнему поджав под себя ноги, и плавно взмахивал руками в такт музыке. Он чувствовал сегодня необыкновенный прилив счастья, ведь это так здорово - ощущать, что ты свой, нужный, полезный человек, что самолет, который так и хочется назвать не иначе как суперсамолет, уже доверился тебе и оправдал те надежды, которые возлагали на него конструкторы, рабочие, летчики.
Позже подошел и Володя Денисюк, хотя на приглашение испытателей отужинать вместе с ними ответил грустно: "А при чем тут я? Это ведь у вас праздник". Волобуев взял его за плечо: "Ты особо не ершись, а делай, как тебе говорят!"
Жена Денисюка оказалась довольно миловидной. Оксана на правах хозяйки усадила ее рядом с собой, стала потчевать варениками.
Много танцевали и пели, и больше всех веселился Волчок, беспрестанно напевая:
А я лечу, лечу, снова я лечу…
В порыве чувств он увлеченно рассекал воздух кулаком, никого не замечая, и эта его увлеченность передавалась остальным, и все подхватывали дружно и слаженно:
А я лечу, лечу!..
Лишь один Струев сидел скучающий и непричастный ко всему.
Его, видимо, не трогали ни песня, ни компания. Он и исчез незаметно, когда все пустились в пляс.
В общем, веселились от души. И вдруг в самый разгар этого буйного, суматошного веселья Волчок тряхнул своим разбойным чубом и предложил:
- Давайте послушаем песню, мою любимую.
Он разыскал пленку, и в притихшей тишине грустно и проникновенно зазвучал голос Бернеса. Пел он о солдатах, которые превратились в летящих над землей журавлей, пел так просто и естественно, как будто и не пел вовсе, а рассказывал о своей судьбе.
Песня затихла, и в комнате тоже стало тихо. Только электрический самовар устало бормотал что-то непонятное, никелированная крышка его мелко-мелко подрагивала, и тоненькая струйка пара свечой вырывалась вверх.
Но пить чай уже не хотелось. Хотелось просто посидеть, поговорить.
И они еще долго говорили о полетах, о пережитом, делились радостями и печалями, и Валера, глядя на лица своих друзей, думал: "Что для них сделать доброе и приятное?"
Когда гости расходились, он опять включил магнитофон и настежь распахнул окно.
Друзей провожала его любимая песня:
И в том строю есть промежуток малый,
Быть может, это место для меня…
18
Лариса скучала. Андрей все время на работе, с Ольгой не поговоришь - молчунья. Впрочем, она и не знала, о чем с ней говорить. Как идут дела в школе? Может показаться слишком назойливо. О нарядах? Но Ольгу это еще мало интересовало. А еще о чем? Пробовала Лариса пригласить ее в кино. "Некогда". А то: "Я с девчонками". В общем, никак не могла она подобрать к душе Ольги заветный ключик. В конце концов сдалась: пусть живет как хочет. У нее и своих забот хватает: обстирать, накормить семью. К тому же надо готовиться в институт.
С работы Лариса ушла. Хоть и хороший у нее начальник, но все-таки надоело быть вечно на побегушках. В заявлении она написала:
"Прошу уволить по собственному желанию. Хочу продолжить свое образование".
Гокадзе как-то хитро посмотрел на нее, но ничего не сказал и заявление подписал. Правда, подавая ей уже подписанное заявление, он все же спросил:
- А не пожалеешь?
Да, Сандро Вартанович как в воду глядел: уже через несколько дней ничегонеделания Лариса пожалела, что ушла с работы. Там хоть не скучала - был коллектив. А дома? С ума можно сойти от одной тишины. Попробовала заниматься - ничего на ум не шло. Да и какой институт, когда будет ребенок!
И вот она слонялась из угла в угол целыми днями, поджидая с работы Андрея. Он приходил, и все в доме сразу преображалось. Она кидалась ему на шею, обнимала, целовала, но, даже целуя мужа, Лариса все время почти физически ощущала за собой прикрытую дверь Ольгиной комнаты.
Ольга выходила немного спустя, молча убирала отцовские ботинки, относила на вешалку куртку, иногда ворчала:
- Ты, папка, как маленький, все разбросал.
Так было и сегодня.
Лариса услышала его шаги еще на лестнице, не дожидаясь, пока он позвонит, открыла дверь и обвила руками ему шею.
- Почему ты задержался? Ты сегодня какой-то усталый. Много летал, да?
- Нет, всего один полет.
- А обо мне ты там думал?
- Где "там"?
- Ну, в небе.
- Там некогда думать.
- Значит, не любишь.
- Ну что ты, глупенькая. - Он обнял Ларису, прижал к себе: - Вот как сильно люблю!
Скрипнула дверь. Тихо вошла Ольга, остановилась посреди комнаты и спросила:
- Папа, ну как?
Андрей увидел дочь в нарядном платье. Платье ему что-то напомнило. "Неужели Светланино?"
- Я тут немного укоротила, - виновато сказала она.
- Что это ты так вырядилась? - удивилась Лариса.
Ольга посмотрела на нее, улыбнулась, но ничего не ответила.
- Пап, я пойду? - повернулась она к отцу.
- Куда?
- Там девчонки собрались. У меня ведь сегодня день рождения.
Андрей растерянно глядел на дочь.
- Как же это? Какой сегодня день?
- Мой, - ответила Ольга.
Он ударил по лбу кулаком:
- А, ч-черт, совсем зарапортовался!
- И ты молчала? - упрекнула ее Лариса. - Зови сейчас же своих девчонок сюда! А торт?… Сейчас я сбегаю в магазин.
Лариса быстро оделась и ушла.
- Вот видишь, какая она внимательная, - сказал Андрей дочери, - а ты ее не любишь.
- Ну, почему не люблю. Разве я не слушаюсь?
- Слушаться одно, а любить…
Ольга, потупившись, молчала.
- И меня стала дичиться. Никогда ничего не расскажешь. Как у тебя в школе?
- Нормально.
- А по математике как?
- Ты же знаешь, не люблю я математику. Но, может, на четверку и вытяну. Так я пойду? Торт сами съедите.
Он посмотрел на нее укоризненно и ничего не сказал. Тогда Ольга подошла к нему, провела ладошкой по его жесткой щеке:
- Зарос. Ты сегодня хоть брился?
- У меня, доченька, борода из-под лезвия растет.
- А тетя Лариса этого не любит.
- Ну ладно, ладно, сейчас побреюсь. А ты - марш за девчонками! И никаких разговоров! Сейчас дедушкин чай соорудим.
- Без "фронтовичка" не получится, - улыбнулась она и достала из карманчика листок: - Почитай.
"Дорогая внученька, поздравляем с днем ангела, счастья тебе, здоровья, пятерок! Ждем не дождемся, когда приедешь. Бабушка, дедушка".
- Вот. Они не забыли. Андрей повторил:
- Беги за подружками.
Вместе с девчонками пришли и два мальчика.
- Пап, ты не возражаешь? - спросила Ольга.
- Ну что ты! А молодежь не возражает, если и мы с вами побудем?
- Молодежь будет рада.
- Значит, порядок в летных частях. Все уселись за стол.
Ольга, ставя на середину стола самовар, вдруг вспомнила о чем-то и убежала в свою комнату. Показалась она в дверях буквально в ту же минуту, горделивая и статная, будто сразу повзрослевшая, и Лариса заметила на ногах у нее новые, с золотистыми застежками, туфли. Ольга шла осторожно, боясь, как бы туфли не слетели.
- О, да ты у нас невеста! - воскликнула Лариса, а Андрей пошутил:
- Невеста месила тесто, а хлеб не выпекла.
- Да ну вас! - обиженно надула губы Ольга и крутнулась на каблуках: - Ну правда же красиво?!
- Как на выставке.
Андрей заварил чай и разлил по чашкам.
Мальчишки сначала держались робко, но, видя, с каким старанием отец Ольги ухаживает за ними, осмелели и попросили гитару.
Ольга развела руками:
- Гитары, к сожалению, нет, но есть пианино. Кто умеет играть?
Мальчишки единодушно указали на маленькую курносую девчушку:
- Наташа у нас музыкальную кончает.
Наташа села на круглый стульчик, откинула крышку и уверенно пробежалась пальцами по клавишам.
- Давай нашу!
Наташа заиграла что-то быстрое. Танцевать никто не выходил. Тогда Лариса скомандовала:
- Мальчики, скатать ковер!
Стол отодвинули в сторону, и началась пляска. Вместе со всеми плясала и Лариса, даже Андрей встал в круг девчонок. На плечах у него повисла Ольга и благодарно зашептала на ухо:
- Спасибо, папка, а я и не знала, что ты у меня такой.
- Какой - такой?
- Ну, такой… Веселый!
Потом, отдыхая от суматошной пляски, снова пили чай, кто-то все-таки раздобыл гитару, и мальчишки исполнили "гимн десятиклассников". Андрей слушал, не вникая в смысл слов: ему было просто радостно смотреть на детей. Он видел разгоряченное лицо дочери, ее смеющиеся глаза с открытым взмахом бровей, и в эти минуты вдруг особенно остро почувствовал свой долг: он обязан сделать все, чтоб Ольга была счастлива.
Лариса вышла в прихожую. За ней кинулась Ольга:
- Вы куда?
- Принесу еще торт.
- Не надо, я сама сбегаю, отдохните… - Ольга накинула на плечи куртку, подхватила авоську, и тут ее взгляд упал на то место на стене, где висел портрет матери. Портрета не было.
- Папа, а где портрет мамы?
Андрей тоже взглянул на стену, повернулся к Ларисе.
- Я тут убиралась… - начала она оправдываться, и лицо ее заполыхало. - Он запылился. Ну я и спрятала пока в шкаф…
Ольга стояла бледная, глаза наполнились слезами.
- Как вы могли? - глухо произнесла она, не глядя на Ларису, а уставясь глазами куда-то в пол. - Ведь это моя мама… Мама!
Она швырнула авоську и, зарыдав, убежала к себе. С минуту в комнате было тихо. Потом, словно опомнившись, девчонки бросились вслед за Ольгой:
- Оля, открой! Олюшка!..
19
Аргунов прохаживался босиком по ковровой дорожке, устилавшей пол. На душе было покойно и раздольно - так чувствовал он себя, когда отдыхал у тестя на пасеке. Но мощный хор турбин, проникавший сюда даже сквозь толстые стены, звал в полет.
- Андрей Николаевич, агрегат к полету готов, - с улыбкой доложил, войдя в гардеробную, механик.
- Я тоже.
С помощью Игнатьича он быстро облачился в высотный костюм, надел на голову гермошлем и, прихватив наколенный планшет, направился к выходу.
Взлет нового самолета - всегда волнующее событие, особенно для тех, кто корпел над чертежами, кто вытачивал каждый винтик и собственными руками собирал сложнейшие приборы. Они провожают машину с чувством гордости за себя, и мало кому в эти минуты приходит мысль о том человеке, кто, находясь в кабине, венчает их труд и чья судьба напрочь спаяна, неразделима с судьбой самолета. Оба они, человек и машина, зависимы друг от друга, и в испытательном полете поддерживают друг друга, как солдаты, идущие в атаку.
Смотрел в окно и Валерий Волчок. Его распирало от гордости, что он тоже участвует в головных испытаниях, что ему поверили и доверили, как Аргунову и Волобуеву, Струеву и Суматохину.
Валерий уже знал эту машину, он в первом же полете привязался к ней, влюбился в нее и все дни ходил под впечатлением той же мощи и легкости, какую почувствовал в новом истребителе.
За первым полетом пошли второй, третий… пятый… седьмой… И все пока без сучка, без задоринки. Поэтому Волчка и удивляла настороженность Аргунова, вызывала в душе глухое раздражение. А на днях Аргунов так прямо и заявил ему:
- Запомни, Валера, ты хоть и лихой, но пока еще сыроватый летчик.
Волчок взорвался:
- Сыроватый?! Я? Да если хотите, я уже весь пилотаж на новой машине делал!
- Знаю, - спокойно ответил Аргунов.
Волчок даже опешил на мгновение, но в следующую секунду догадался: а почему бы и не знать, если вся машина напичкана контрольно-записывающей аппаратурой, которая, как шпион, фиксирует любую скорость и высоту, любую перегрузку, любой маневр самолета, - и расшифровать весь полет не представляет трудности.
Его поразило другое: знал, но молчал.
Что ж, тем лучше! Но почему "сыроватый"?
И, уже не помня себя от незаслуженной обиды, вскипел:
- А вы… вы все на одном месте топчетесь!..
Андрей покачал головой.
- Птицу видно по полету, а добра молодца - по соплям! - насмешливо резанул он и ушел, предоставив Волчку самому разобраться в себе.
Теперь Волчок наблюдал за взлетом машины Аргунова. Ничего особенного, можно бы и поэффектней. Короткий разбег, плавный отход от земли и не очень крутой набор высоты.
- Тоже мне взлет! - проворчал Волчок.
- Осторожничает, - раздалось за спиной.
- А, это ты? - узнав Струева, обрадовался Волчок.
- Аргунов, кажется, отлетал свое, - будто сожалеючи, добавил Струев.
"А может, и правда! - подумал Валерий. - Как тормоз. То нельзя, это нельзя…. Может быть, потерял интерес? Тогда уходил бы, не мешал другим…"
- Трудно с ним работать, - продолжал Струев. - И я тебе советую не терять своего лица. У каждого должен быть свой почерк. Не люблю обезлички.
Его слова задели Волчка, но он промолчал.