Лишь проехав половину пути, Андрей вдруг осознал, что сейчас еще слишком рано, чтобы ломиться в дом к одинокой женщине, к тому же вдове героя военной кампании. Он с детства помнил правила хорошего тона. Время, когда можно наносить визиты, зависело от порядков в семье и соотносилось с обеденным временем. Если обедали в три или в четыре пополудни, то визитеров принимали обычно с двенадцати, если обедали в шесть - то с часу дня. Поздними обедами баловалась богатая публика - чтобы, встав из-за стола, ехать в театр или в концерт. А госпожа Пашутина, похоже, домоседка и хорошая хозяйка - встает затемно, сама следит за кухонным порядком, обедает не позже двух. Может, одиннадцать и не слишком рано?..
Пришлось велеть извозчику остановиться у кондитерской на углу набережной и Старо-Петергофского проспекта. Здесь с утра подавали замечательный кофе со сливками и свежими булочками. Но что такое булочки для голодного гвардейского капитана? Андрей сам порой недоумевал: если бы тот же подполковник Вяземский столько ел, то проходил бы в дверь боком. А ему - хоть бы что!
Без четверти одиннадцать Голицын подъехал к пашутинскому дому. Подумал: отпускать ли извозчика? Решил, что тот еще может пригодиться.
Сойдя наземь шагах в двадцати от крыльца, Андрей прошелся взад-вперед, изучая обстановку. Теперь он сообразил, где сидели давеча в засаде Тухачевский, Жатецкий и Сидоров. Сейчас вокруг не было ни души. Хотя очень может быть, что дом охраняли более опытные люди. На всякий случай Андрей взял петлю свертка в левую руку, а правой сжал рукоятку "смит-вессона". Взбежав на крыльцо, он прислонился к двери спиной и еще раз осмотрел улицу. Ничего опасного не обнаружил. Тогда он покрутил ручку дверного звонка, в ответ изнутри донеслось громкое дребезжание. Еще раз оглядев окрестности и услышав шаркающие шаги, капитан отскочил от двери.
- Кого еще нелегкая принесла? - донесся хриплый, недовольный голос. Он явно не принадлежал вдове.
- Из Канцелярии Его Императорского Величества. Открывайте! - рявкнул Голицын.
За дверью явственно охнули, загремел засов, клацнул замок. Тяжелая створка приоткрылась, и на Андрея уставились круглые от страха, подслеповатые глаза.
- А-а… вы кто будете?
- Капитан Голицын. Со срочным пакетом для госпожи Пашутиной.
- Ох, ма… - Дверь распахнулась. На пороге стоял пожилой человек в выцветшем, потертом мундире солдата-артиллериста на плечах, домашних панталонах и обрезанных валенках на босу ногу. Он, прищурившись, несколько секунд разглядывал Андрея, потом спохватился, отступил на шаг в сторону и даже сделал попытку выпрямиться по стойке "смирно". Однако последнее у него не получилось - старый солдат болезненно сморщился и виновато сморгнул.
- Извиняйте, ваше благородие, спина перебита… Проходите.
- Где воевал? - поинтересовался Голицын, входя в просторную прихожую. Правда, здесь было довольно темно, окно над входной дверью не мыли очень давно, а канделябр, стоявший слева на полке, давал тусклый дрожащий свет от двух парафиновых свечей.
- Балканская кампания. Ранен дважды - под Плевной у Горного Дубняка и под Пловдивом. - Старик покряхтел, попереминался с ноги на ногу. - А что ж вы так рано-то прибыли, ваше благородие? Хозяйка моя еще не принимает…
- Срочное дело, герой. Так что иди, зови хозяйку. Я в гостиной подожду.
Ждать Голицыну пришлось довольно долго. Он слышал в глубине дома женские голоса, причем довольно сердитые. Кажется, вдова ссорилась с кухаркой и еще какой-то женщиной.
Капитан положил свой сверток на подоконник и развлекался фарфоровыми фигурками на каминной доске. Камин по случаю летней жары не топили, но Голицын на всякий случай осмотрел его - нет ли следов сожженных бумажек. В доме, где регулярно появляется Рейли, такое вполне могло быть. Но больше всего Андрея поразил телефон.
Осматривая гостиную, он наткнулся в углу на небольшой столик, сработанный в итальянском стиле, в окружении двух низких пуфиков. На темно-зеленой под малахит полированной столешнице расположилось чудо технической мысли - настольный телефонный аппарат производства шведской фирмы Eriksson, уже получивший прозвище "Эйфелева башня" за сходство очертаний со знаменитым творением инженера Эйфеля в Париже.
"Вот это номер! - Голицын в изумлении уставился на аппарат. - Откуда у вдовы полковника, получающей мизерную пенсию, такая роскошь?! Не иначе, господин антиквар расстарался!.."
Наконец двери гостиной распахнулись, и в помещение вплыла высокая, располневшая не по годам женщина, одетая в темное домашнее платье и чепец.
Лет ей на вид было чуть за тридцать, и Голицын, придумавший свою классификацию достойных внимания дам, определил Раису Пашутину так: "домашняя женщина". Ее крупные пухлые руки были отнюдь не в пудре, а в муке. Мукой же был выпачкан низ платья.
Однако лет пять назад вдова, похоже, была очень красива, да и теперь еще произвела бы впечатление на любителя сдобных и роскошных форм. Щеки - с естественным румянцем, тугие, шея - стройная, плечи - великолепны, волосы под чепцом - темные и пышные. Движения вдовы показались Андрею плавными, и сразу же в голове возникла картинка, как эта женщина приводит в порядок комнату, расправляя занавески, расставляя безделушки на комоде, нагибаясь за упавшей салфеткой. Она вполне могла служить музой домашнего уюта, если бы нашелся художник, умеющий оценить это. Но современные художники бросились рисовать угловатых девиц, у которых на лице было написано: у меня скверный характер, склонность к истерикам и страсть командовать.
Невольно вспомнилась женщина, бывшая совершенной противоположностью вдовы: танцовщица Ида Рубинштейн. Голицын видел в Русском музее ее скандальный портрет работы покойного Валентина Серова и согласился с общим мнением: ничего более костлявого природа не создавала. Не женщина, а какой-то кузнечик! И ведь этакое безобразие входит в моду…
- Капитан Службы охраны высшей администрации при Канцелярии Его Императорского Величества Голицын, - отрекомендовался Андрей.
- Чему обязана? - немного растерявшись, спросила Пашутина. - Вы садитесь, ради бога… что стоять-то…
Голицын отметил: женщина струхнула. Он сел на стул и выдержал совершенно артистическую паузу. Кажись, артистка Сара Бернар первая сказала: "Если взял паузу, держи ее, сколько можешь". А гениальная француженка свое ремесло знала.
Пашутина тоже села - на диван, поближе к круглому столику на гнутых ножках. На нем Андрей заметил шкатулку с папиросами, пепельницу и спичечницу. Вдова, несколько смутившись, отряхнула руки, потом вдруг выпрямилась, извлекла из шкатулки длинную дамскую папироску, прикурила и, прищурившись, посмотрела на гостя.
Андрей понял: мода на роковых женщин и сюда пробралась. И ничего удивительного - если тут бывает госпожа Залесская… или миссис Рейли?.. Кто их, этих эмансипированных дам, разберет!
- Итак, - начал Голицын. - Итак…
И покачал головой.
У вдовы едва заметно дрогнула рука с папиросой, и на секунду метнулся в сторону взгляд. "Ага, у мадам имеется-таки камень за пазухой!" - Андрей сделал вид, что не заметил замешательства хозяйки.
- Так что же привело вас в мой дом? - поинтересовалась Пашутина.
- Дело государственной важности, - строго сказал Голицын. - Среди ваших знакомых, сударыня, есть некая госпожа Залесская…
- Я не могу отвечать за все ее затеи… - вдова неожиданно покраснела. - Я не желаю терять репутацию! Все, что у меня есть, это репутация. Вы скажете - дом… Поверьте, я не знаю, как быть с этим домом, он заложен в Дворянском земельном банке. Никто не знает… Я пыталась брать жильцов - боже мой, я не знала, как от них потом избавиться! Но я никогда, никогда…
И она опять бросила взгляд в сторону. Голицын проследил за ним. Отчего-то Пашутина боялась собственной этажерки с книгами и безделушками?
- Вернемся к госпоже Залесской, - строго сказал Андрей.
- Я все понимаю! Но моей вины в этом нет, я и повода не давала!.. - Тут Пашутина вдруг вспомнила, что решила изображать роковую женщину, нервно затянулась дымом, выдохнула, вздернула подбородок. - Нельзя упрекать даму в том, что она производит впечатление, это просто смешно, ха-ха-ха!
Голицын сдвинул брови и всем видом показал: твердо намерен упрекать во всем, что подвернется под руку.
- Надин Залесская бог весть что вообразила. Но у дамы должна быть гордость! И я - вдова! - совсем уж загадочно сообщила Пашутина.
- Это вас не оправдывает, - с каменным лицом процедил сквозь зубы Голицын.
- Как не оправдывает?! Вдова должна соблюдать приличия… то есть, жить согласно приличиям. И я никому не давала повода! И мне безразлично, кто этот человек! Так и запомните: безразлично! Я себе цену знаю, ха-ха-ха!..
- И все же повод был, - наугад брякнул Голицын.
- Да разве же это повод? Я уже раскаялась в том, что послушала Залесскую! Если бы я туда не поехала, ничего бы и не было, и ни в чем бы вы меня сейчас не обвиняли.
- Однако ж вы поехали, - уже совсем ничего не понимая, сказал Голицын.
- Поехала… - Пашутина вздохнула и опять преобразилась: не могла она долго оставаться роковой дамой. Перед Голицыным сидела обычная женщина, попавшая в передрягу и от расстройства чувств забывавшая затягиваться своей дамской папироской.
Вот такой же она была на крыльце, уговаривая Залесскую приехать на домашние котлетки, а та обозвала ее трусихой. И услышала в ответ решительное: "Есть вещи, на которые я никогда не соглашусь!"
Чего же испугалась Пашутина? Или - кого?..
- И что же было потом?
- Потом? Боже мой!.. Но моей вины в этом нет, я и повода не давала!.. - Пашутина снова вспомнила, что она - роковая женщина, нервно затянулась дымом, выдохнула, вздернула подбородок. - Это все Залесская! Я не буду больше ее принимать! Я не так проста, как кажется! Я же отлично вижу, для чего вы пришли!
- Разумеется, я же представился…
- Ах, оставьте!..
Ни одна из знакомых Голицыну роковых женщин не произнесла бы это с таким презрением и апломбом. Он мысленно поаплодировал вдове, сохраняя при этом каменную физиономию.
- Мало ли какое учреждение могли вы назвать! А на самом деле вас интересует, с кем я сожительствую, и нет ли тут повода лишить меня пенсии за покойного супруга! Вынуждена вас огорчить: ни с кем я не сожительствую, ни к кому на содержание не пошла, а если этот гадкий человек обещал мне деньги, так я с гордостью отказалась! Вы можете проверить это, коли угодно!
Вдова несла явную околесицу, но спорить Голицын не стал. И в самом деле - женщина простая, не слишком умная, именно так бы и поняла его утренний визит. Высокие политические материи ей недоступны, но лишиться пенсии она очень боится.
- Да, отчасти вы правы, - ответил Андрей. - Отчасти. Но я готов рапортовать начальству, что сожителей не обнаружено. А если вас беспокоят гадкие мужчины, только намекните, и мы с ними живо управимся.
- Правда?! - Радость во взгляде и в голосе вдовы была неподдельной.
И тут в гостиную влетела женщина лет пятидесяти, в большом грязном фартуке.
- Барыня, да что ж это делается?! Меланья меня и вовсе в грош не ставит! - заголосила она. - Долго ли до беды - котлетную машинку поломать!..
- Извините, сударь! - Пашутина вскочила. - Я сейчас, сейчас… Ни на минуту нельзя оставить, боже мой!..
Она неожиданно ловко выскользнула из гостиной. В следующее мгновение Голицын оказался возле этажерки, быстро перебрал книги и сказал:
- Ого!
Среди разнообразных и лохматых от времени журналов, рядом с "Подарком молодым хозяйкам", боком стоял бювар из зеленовато-коричневой кожи с бронзовыми накладками.
К счастью, у Андрея всегда был при себе, кроме "смит-вессона", швейцарский офицерский нож с двумя лезвиями. Он моментально надрезал свой сверток, вытащил купленный бювар, сунул его между "Нивой" и "Подарком молодым хозяйкам", а принадлежащий вдове с некоторым трудом затолкал в сверток. Похоже, это была ценная добыча!
Через минуту вернулась Пашутина.
- Просто ужас! Совершенно невозможно найти хорошую кухарку, - пожаловалась она. - Вот что такое нужно сделать, чтобы поломать котлетную машинку? Камни в ней прокручивать?
- Я вам сочувствую. Итак, я убедился, что вы живете на одну лишь пенсию за покойного супруга, и что иных денежных средств не имеете, так?
Пашутина потупилась.
- И никто, поверьте, не лишит вас пенсии. А сейчас позвольте откланяться
- Но постойте! Я просто растерялась… Меланья, Меланья! Ставь на плиту кофейник! - зычно крикнула вдова. - Уж я так вам признательна!.. Позвольте угостить? Я сама готовлю, сама пеку… булочки со сливками, печенье с корицей… Меланья! А рыбный пирог хотите? Ни в одной ресторации такого не подадут!
Немалого труда стоило Голицыну отказаться от домашних разносолов.
Оказавшись на улице, он забрался в пролетку. Не терпелось поскорее изучить добычу. Но он боялся, что листки может унести ветром. Пришлось ехать в полицейский участок - ничего поближе Голицын придумать не смог.
А там и обнаружился долгожданный сюрприз - при изучении промокательной бумаги. Она сохранила отпечатки фраз, написанных тем же разгильдяйским почерком, что и английская инструкция в пиджаке Тухачевского. Фраза наползала на фразу, и разобраться тут смог бы только специалист. Из чего следовало - добычу нужно доставить на Шестую линию и сдать в третье управление. Там сидят старые мастера, умеющие извлечь пользу из любого клочка бумаги.
Голицын помчался на Васильевский, а по дороге принялся выстраивать версии.
Вряд ли это писала вдова. Скорей всего, она имела почерк чисто дамский, выработанный и опрятный. Поскольку Пашутина клялась и божилась, что сожителя не имеет, а ветеран Крымской кампании, живший в доме на правах дворника и истопника, бюварами не пользуется, оставалось предположить: на бумаге с коронами писал или тот, кто должен был заменить на боевом посту Рейли, или мужчина, который бывает в доме, но не воспринимается хозяйкой как кавалер. Иначе она, оправдываясь, что-то бы про него брякнула…
Или же это - тот "гадкий", которого она откровенно боится.
Так, может, все-таки мистер Рейли? Господин антиквар смог бы внушить должный трепет вдовушке - это несложно.
Голицын вздохнул: Давыдова бы сейчас сюда! Увидев белый локон, Пашутина бы растаяла и все свои тайны выболтала. А про себя Голицын твердо знал, что не очень-то способен разговаривать с дамами. Вот загнать в угол бомбиста и своим ехидством спровоцировать того на неосторожные реплики - это пожалуйста!
Залесская, видимо, давняя приятельница, раз зовет Пашутину по имени. Именно она притащила в дом Рейли - может статься, сперва для амурных свиданий, хотя проклятый авантюрист мог бы не поскупиться на гостиницу. А потом Рейли, обнаглев, стал использовать дом вдовы для своих интриг - вот и сподобился титула "гадкий"… Такое могло быть, но Пашутина еще чего-то нагородила, какой-то невнятицы. Куда-то она ездила, кто-то ее испугал?..
И тут Голицына осенило. Он сообразил, о ком говорила вдова.
Естественно, если ей время от времени взбредало на ум подражать Надин Залесской и корчить из себя роковую светскую даму! Иначе и быть не могло! По натуре-то она - обычная домашняя курица. Послал Бог мужа - и она премного счастлива. О приключениях не помышляла, пошлет Бог другого - будет и ему безупречно верна, а любовь станет выражать кулинарными способами.
- На Гороховую, - не доехав до штаб-квартиры, велел извозчику Андрей.
Насколько он помнил, как раз Охранное отделение и присматривало за "святым старцем", "нашим другом", "святым чертом" - да как только не называли Григория Ефимовича Распутина. Уж там-то знали поименно всех дам и девиц, наносивших ему визиты.
Голицыну показали рапорты агентов, и донесения оказались такие, что будь у него волосы подлиннее - непременно встали бы дыбом.
Но капитана мало интересовали шашни Распутина с проститутками. Он искал в куче донесений Залесскую и сопровождавшую ее даму. Поскольку Раиса Пашутина, овдовев, вела довольно скромный образ жизни и в свет почти не выезжала, агенты могли не знать ее в лицо.
Послав курьера в третье "совиное" управление, связавшись по телефону с бастрыгинским домом и отправив дозор молодых "совят" присматривать за жилищем Пашутиной (с тайной надеждой, что парни чему-то научатся от опытных филеров), Голицын взялся за работу.
Пока он копался в бумагах, третье управление искало в своих шкафах, в папках со сведениями о Рейли, фотографические карточки Залесской - желательно в дамском обществе. В конце концов командировали Байкалова на Невский, в знаменитое ателье Карла Буллы: там вроде имелся архив негативов чуть ли не с царствования Его Величества Александра Александровича.
К вечеру Байкалов привез нужную картинку в шести экземплярах - Залесская, Пашутина и еще три дамы очень красиво позировали на фоне изгороди, увитой бумажными розами, и швейцарского пейзажа с горами и водопадом.
Через час агенты Охранного отделения опознали Пашутину. Она была сопровождавшей Залесскую безымянной дамой из одного, месячной давности, донесения.
- Пышная, - сказал агент. - Нашему "старцу" нравится, когда в теле. Есть за что ухватить! А он как раз и любитель ухватить.
- Полагаете, он вел себя с госпожой Пашутиной непристойно? - спросил Андрей.
- Да он и слова-то такого, "пристойность", не знает.
- Но тогда получается, он не одну Пашутину насмерть своими штучками перепугал?
- И очень даже может быть. Знаю точно: к нему барынька приезжала, тоже в теле и тоже из любопытства. Так он за ней потом кого-то из своих келейниц посылал… Мы их келейницами зовем - этих особ женского полу, которых "старец" при себе держит для услуг.
- Понятно… Не все, выходит, считают за честь у него на коленках посидеть?
Агент расхохотался. А Раиса Пашутина, бестолковая домашняя курица, стала в этот миг Андрею даже симпатична.