* * *
На следующий день с утра Голицын поехал разбираться со вдовой.
Его приняли точно так же, как в прошлый раз. Пашутина опять утро посвятила хозяйственным хлопотам. И опять вышла не сразу.
- Добрый день, сударыня, - сказал Голицын. - Не обессудьте, разговор у нас будет серьезный.
- Пенсия? - в ужасе спросила она.
- И о пенсии потолкуем. Вот, полюбуйтесь: вам этот кавалер часом не знаком?
Фотографическая карточка Рейли (двухлетней давности, но удачная) легла на круглый столик. Пашутина шарахнулась от нее, как от дохлой мыши.
- Знаком, выходит, - удовлетворенно кивнул Андрей. - Может статься, и в гостях у вас бывал?
- Нет!.. То есть… да… как-то заезжал…
- А познакомила вас госпожа Залесская?
- Да, но я не понимаю… Отчего бы Надин не привезти ко мне положительного господина? Какое в этом преступление? Я живу уединенно, в свете не бываю, но я тоже дама, я не могу быть одна…
Андрей знал, что Рейли обладает особенным талантом покорять женщин. Выходит, и до вдовы своими чарами дотянулся… Интересно знать, нарочно или случайно?..
- Вы правы, женщине в вашем положении лучше всего - вторично выйти замуж. Тем более, господин весьма положительный. Но на каком языке вы будете с ним говорить?
- На русском, разумеется. Все поляки понимают по-русски.
- Вы считаете господина Лембовски поляком?
Задавая этот вопрос, Андрей немного рисковал. Чертов Рейли мог представиться вдове под каким-нибудь иным именем.
- Д-да… хотя… хотя он лучше знает английский…
- Очень может быть. А его друг - тот, с кем он встречался у вас?
Вдова замялась, во взгляде была тревога. Андрей ответил строгим взглядом, а лицу придал выражение: я неумолим!
- Тот по-русски не говорит. Я думала, что финны хоть немного знают русский…
- Так он - финн?! - Это был основательный сюрприз.
- По-моему, финн. Его зовут господин Каминен, Тиму Каминен. Разве это не финское имя?
- Финское, - согласился Голицын. - А вы сами, госпожа Пашутина, бывали в Финляндии? Ну, хоть в Териоки отдыхать ездили?
- Да, когда муж был жив…
- Слышали финскую речь?
- Конечно, слышала!
- Смогли бы ее отличить от любой другой?
- Смогла бы, но какое отношение имеет финская речь к моей пенсии?
- Этот Каминен произнес при вас хоть слово по-фински?
- А зачем?
- Значит, он тоже говорил по-английски?
- Нет!..
Взволнованная вдова, явно почуяв неладное, схватила портсигар, вынула папироску, потянулась за спичечницей. Андрей блеснул галантностью и дал ей прикурить. После чего воцарилось молчание - Пашутина быстро затягивалась дымом и явно не желала продолжать беседу.
- Итак, он говорил по-английски, - подсказал Голицын.
- Допустим, а разве это преступление?
- И Лембовски говорил по-английски, даже с вашей приятельницей Залесской, так?
Ответа не было.
- Хорошо, начнем с другого конца, - Голицын усмехнулся. - Начнем с Григория Ефимовича Распутина.
- Ах!..
Пашутина выронила папироску, но Андрей у самого пола подхватил и вернул.
- При чем тут этот, этот…
- Этот гадкий человек?
- Боже мой, откуда вы знаете?!
- Я знаю, что именно Распутин преследует вас своими нежностями. Знаю также, что этот господин имеет друзей в самых высоких сферах. Называть его гадким в присутствии хотя бы фрейлин двора - большая ошибка. - Голицын сделал решительный жест, отметая готовые сорваться с губ вдовы возражения. - Молчите, я знаю, на что он способен, вам незачем рассказывать. А теперь выбирайте. Я могу избавить вас от внимания господина Распутина, и госпожа Залесская даже не заикнется о нем, не станет больше вас к нему приглашать. А близкие к нему дамы тоже оставят вас в покое… Но могу сделать так, что ваше бегство от Распутина станет всем известно. Ведь вы сбежали от него, вы оттолкнули его и выбежали на лестницу?.. И что подумает свет о такой женщине? Что подумают власть имущие? Что скажут при дворе?.. Да одно слово нашей государыни, всего одно неодобрительное слово - и ваша пенсия за покойного супруга повиснет на волоске. Вы это понимаете?
- Да, господин капитан, - голос у Пашутиной сорвался, она всхлипнула, губы ее задрожали.
"Только бы истерику не закатила или в обморок не хлопнулась", - встревожился Андрей, подвинул свой стул поближе к дивану, сел и участливо улыбнулся:
- Ну, полноте, мадам, не надо так волноваться. Пока ничего страшного не случилось. Но выбор сделать придется. И вы ведь уже его сделали?
- Вы точно сможете избавить меня?..
- Могу. Но я должен побольше узнать о ваших гостях. Я ведь ни в чем вас не обвиняю. Нет оснований. Вы могли и не знать, что это за люди. Скорее всего, и не знали. Ну, так как же?
- Я точно знаю, что они не поляки или финны! - Пашутина справилась с собой и прямо посмотрела в глаза Голицыну. - Я вам во всем признаюсь, господин капитан. С недавних пор здесь, в моем доме, собирается на свои заседания некое Общество дружбы, дружбы между Великобританией и Россией. Так они себя называют. Вы спросите, почему я их к себе пустила?.. - Она вздохнула. - После гибели мужа, полковника Пашутина, я осталась совсем одна. Пенсия за мужа оказалась существенно меньше, чем мне обещали… да и ее платят нерегулярно… А через какое-то время я познакомилась с господином Лембовски. Он был настолько мил, обходителен и любезен, что… когда попросил меня об услуге, я не смогла ему отказать…
- И какого рода понадобилась ему услуга?
- Попросил пустить на постой одного очень милого и воспитанного человека, его помощника. У меня комнаты во втором этаже пустуют, есть отдельный вход… И он даже не каждую ночь приходит!
- Финна Каминена?..
- Его…
- Вот оно как! И что же, он действительно финн?
- Бог его знает… Разговаривали они с господином Лембовски всегда по-английски. И люди, члены Общества этого, тоже почти всегда говорят по-английски. Но здесь бывают и русские…
- Вы знаете, о чем они беседуют? - Голицын почти не надеялся на положительный ответ.
- Конечно, - Пашутина усмехнулась. - Я знаю три языка, в том числе и английский.
"Вот это номер! - Андрей едва не выдал свое волнение. - Ай да вдова! И что же мне теперь с ней делать? По сути, она - пособник иностранных агентов, а по-человечески…"
- Мадам, - сказал он вслух, - надеюсь, вы понимаете свое положение. Поэтому хочу предупредить, чтобы о нашем разговоре ваши… гости ничего не узнали. Вы могли бы вспомнить, о чем они говорили?
Пашутина смутилась.
- Видите ли, я - хозяйка… я об угощении заботилась, в гостиной бывала недолго… приходила, уходила…
- И что же вы слышали?
- В минувший раз говорили о детских приютах, о том, что нужно их открывать в Москве, Петербурге, Казани, Пскове, Нижнем Новгороде, и что для этого должны приехать молодые образованные женщины, говорили про Общество культурных связей, про людей, которые им занимаются в Москве… Но что же в этом плохого?
Задав еще несколько вопросов, Голицын выяснил, что планируется целый десант молодых людей и дам, которые будут устраивать благотворительные столовые, приюты, ремесленные школы, и, собирая пожертвования, проникать в высшие слои общества. Получалось, что Элис Веллингтон с ее "босоножками" была первой ласточкой?
- А о чиновниках высокого ранга не говорилось? О том, что они могут мешать вашим гостям в их благих начинаниях? О том, что некоторых неплохо бы сместить?
- Говорилось! Я даже удивилась: какое отношение имеют богадельни к господину Сухомлинову.
- К военному министру?
- Кажется, да…
- Кого еще поминали?
- Господина Драчевского. Но этот, кажется, может запретить или позволить богадельни…
- Постойте, я должен записать!
- Ради бога, вон, возьмите бювар.
- Какой прелестный бювар! - похвалил Голицын. - Подарок поклонника?
- Нет, Надин Залесская подарила на Рождество, - вымученно улыбнулась Пашутина. - Да только сама им и пользуется, во время этих заседаний записи делает.
- Залесская?! Она, выходит, присутствует?
- Конечно, она же состоит в Обществе…
Голицын задумался: почерк, которым написаны инструкции Тухачевскому, был совершенно мужским. И полтора десятка грамматических ошибок… Русский человек, видно, писал. Человек, которому кажется, будто он знает английский язык. Может быть, Залесская попросила кого-то перебелить свои записи?..
- Кого еще, кроме Надежды Залесской, вы знаете в этой компании?
- Петра Ивановича, - не сразу призналась вдова. - Это первый муж Надин.
- Тот, кого она бросила ради господина Распутина? Ну и подруга у вас… И с Распутиным, кстати, не ужилась. Или она вам про эти подвиги не рассказала?.. Ну, ладно. Что собой представляет Петр Иванович Залесский?
- Это святой человек!
Вот тут Андрей чуть не свалился со стула. Ему казалось, что на весь Питер с избытком хватит одного "святого" - того, что с Кирочной улицы. Оказалось, и другой завелся. Но Раиса Пашутина, как уже заметил капитан, плохо разбиралась в людях. И ее комплимент, скорее всего, следовало понимать наоборот.
- В чем же заключается святость господина Залесского?
- Он все еще любит Надин. Невзирая ни на что!
- И ради нее вступил в Общество дружбы между Великобританией и Россией?
- Разумеется!
Спорить было невозможно.
- Хорошо, продиктуйте мне фамилии чиновников, которые не угодили этому Обществу сомнительной дружбы.
В бюваре имелись отдельные кожаные петельки для деревянных ручек, коробочка с позолоченными перьями-вставками, вдова принесла чернильницу. Писать на гладкой дорогой бумаге было одно удовольствие.
Задавая наводящие вопросы, Андрей составил список "смещаемых", от которого ему чуть дурно не сделалось: министр внутренних дел Макаров, морской министр Григорович, градоначальник Москвы Адрианов…
И ведь что любопытно - именно этих людей должна охранять СОВА!
Вскоре список из восьми фамилий был готов.
- Больше никого припомнить не могу, - призналась Пашутина.
- И этих за глаза хватит!.. - потрясенно вздохнул Андрей. - Так вот, это - ваш первый шаг к избавлению от гадкого мужчины. Вы умница, Раиса Ильинична! Вы сразу раскусили этого человека! И то, что вы его избегали, делает вам честь. Никого не забыли?
- Кажется, никого…
- Может быть, это даже поможет увеличить вам пенсию, чтобы не приходилось пускать жильцов…
- Боже мой!
- И больше скажу: если вы окажете услугу государству - в моем лице - и поможете задержать этих людей, сие сомнительное Общество, я в свою очередь обязуюсь не привлекать вас за пособничество их пакостям, а выставить как жертву обстоятельств. Совершенно невинную жертву. Опять же, пенсия… Вы согласны?
- О, господи, ну конечно же! - Пашутина покраснела до кончиков ушей и сплела пальцы перед грудью. - Умоляю, господин капитан, скажите, что я должна сделать?
- Всего лишь сообщить мне, когда произойдет заседание этого… Общества дружбы. Кстати, надеюсь, они проводят сборища не раз в полгода?
- О, нет! Эти господа отличаются дисциплиной и постоянством. Заседания они проводят по четвергам, два раза в месяц…
- Отлично. Значит, следующее собрание состоится через неделю?
- Конечно!.. Чуть больше…
- Вот и хорошо. - Голицын поднялся. - А, кстати, еще один уточняющий вопрос. Телефонный аппарат, что стоит в гостиной, в углу на неаполитанском столике, вам господин Лембовски удружил или финн Каминен?
- Лембовски. Его причуда. Сказал, дескать, очень удобное устройство для срочных сообщений и переговоров.
- И что, пользуется им?
- Бывает… Да, как раз об очередных заседаниях Общества меня предупреждает. В назначенный день обязательно телефонирует, мол, принимайте, Раиса Ильинична, едут господа…
- Ага. Значит, и в следующий раз он вам тоже должен телефонировать?
- Ну конечно же! Ведь надобно гостиную подготовить - пыль смахнуть, чай заварить, да и булочки чтоб вовремя поспели.
- Прекрасно! Мадам, разрешите откланяться. До встречи в следующий четверг. Я пришлю к вам курьера с запиской. Но для страховки нужен знак, который вы подадите в случае тревоги. Всякое может случиться. Ну, скажем, мелом на дверях, будто мальчишки баловались.
- Какой же знак? Я, право, не знаю…
- Ну, хоть крест… - Тут Голицын осекся, потому что от креста на дверях веяло чем-то кладбищенским. - Андреевский крест, косой! Сможете изобразить?
- Смогу.
- Мел дома есть?
- Как не быть, я же сама крою и шью.
- Хорошо. Значит, как господин Лембовски вам телефонирует, вы этак аккуратненько из окна, что в малом кабинете, платочком беленьким махните два раза. Мои люди и увидят. И помните, никому ни слова о нашей беседе. А своим домашним скажете, что приходили по поводу увеличения пенсии за мужа.
- Будьте уверены, господин капитан, я вас не подведу. - Пашутина с самым серьезным видом подала ему руку для поцелуя, и Андрей не отказал женщине в такой малости.
Потом Голицын что есть духу помчался на Шестую линию, к бастрыгинскому дому.
- Лапиков! Омельченко! Зиночка! Кто там свободен - все ко мне! - кричал он, быстро шагая по коридору.
Собрав "совят" из своей группы в кабинете, Андрей споро раздал задания: выписать, вызнать, хоть из-под земли выкопать адреса чиновников из рокового списка. И не только местожительство - дома родственников, любовниц, приятелей. А когда эти адреса появятся, найти их на карте столицы и сверить с загадочными кроками.
"Совята" оккупировали все кабинеты, где имелись телефонные аппараты, и работа закипела.
Повезло Синицыну.
- Андрей Николаевич, нашел, нашел!.. Это Петров!
- Какой Петров?! Называй, как полагается!
- Его превосходительство, начальник петербургского Особого департамента генерал-лейтенант Николай Иванович Петров!.. И не дом - тут особняк его сестры, куда он раза два в неделю непременно наведывается.
- Черт побери! Ишь, на кого замахнулись?! Ну, Синицын, Отечество тебя не забудет… Господа, я сперва к генералу Сабурову, потом вместе с ним - к генералу Соболеву!
Александр Васильевич Соболев, генерал-майор, возглавлял все "совиные" отделения, и только он мог отдать нужные распоряжения, коли речь зашла о покушении на жизнь начальника Особого департамента…
Глава 5
Июль 1912 года. Москва
Нарсежак не объявился и на следующий день после давыдовского бегства от Маты Хари. А ведь знал, что Денис решил заночевать у Барсукова - хоть немного расслабиться и пообщаться с добрым приятелем, - знал и адрес, и номер телефона, однако же и обычного звонка не сделал.
- "Пускай погибну безвозвратно навек, друзья, навек, друзья. Но все ж покамест аккуратно пить буду я, пить буду я", - бурчал Давыдов, расхаживая по барсуковской квартире в хозяйском халате.
- С утра? - осведомился приятель.
- С утра, - подтвердил Денис. - Что же делать-то? Сил моих больше нет…
- Совсем запутался?
- Совсем… - Это относилось и к Элис.
- Ты на охоту-то хоть ездишь?
- При чем тут охота?
- Экий чудак!..
И тут приятель изрек такое, что Давыдов изумился - до того, что даже надоедная гусарская песня из головы пропала.
- Кабы ты ходил по лесам и болотам, то знал бы, как себя вести, если заблудишься. Первое правило: когда идешь незнакомой тропой, все время оборачивайся. Нужно, чтобы у тебя в голове правильная картинка образовалась, - сказал Барсуков. - Та, которую увидишь, когда будешь возвращаться. И потом. Скажем, занесло тебя черт знает куда, и уперся ты в болото - в настоящее топяное болото, с окошками, или на чарусу набрел… Как, ты и про чарусы не знаешь?! Окошко - это вроде как полынья в болоте, там, на слое торфа зелень всякая, почище клумбы. А если туда ступишь, то и ахнуть не успеешь - ты уже на дне. Чаруса еще хлеще. На вид - зеленая цветущая полянка. Да только ходить по этой полянке могут одни кулики, травка-то выросла над глубоким озером… Так о чем это я?.. Вот уйдешь в отставку, пошастаем с тобой по лесам, я тебя всему выучу! Итак, напоролся ты на чарусу и что делаешь?.. Садишься на кочку, плачешь и мамку зовешь? Нет, ты аккуратненько поворачиваешь назад и доходишь до того места, которое тебе уже знакомо, откуда ты свой блудный путь начал. Понял? Так вот, тебе нужно вернуться туда, где…
- Понял, понял! - заорал Давыдов.
- Ни черта ты не понял…
- Алеша, ты гениален! Я сейчас же еду туда, откуда следует начинать! - Давыдов сорвал с себя халат. - Кузьма у тебя грамотный, пусть сидит у телефонного аппарата и принимает телефонограммы. Я ему бумагу и карандаш дам… Рубаха! Пусть сейчас же мне рубаху отутюжит!.. Где мой саквояж? Значок, значок!..
Благодаря старому приятелю Давыдов сообразил, кто ему требуется. И отправился туда, где натолкнулся на Рокетти де ла Рокка, - в "Чепуху". Правда, по дороге не преминул заглянуть в ставший родным "Метрополь" и осведомиться у верного помощника, портье, не покидала ли мадемуазель Бетенфельд гостиницы. Расторопный парень, уже взявший на заметку иностранку, которой так интересуется полиция, заверил Дениса, что француженка не только не покидала номера, наоборот, только что позвонила и заказала поздний завтрак, часов этак на одиннадцать. "Время есть!" - с облегчением выдохнул Давыдов и помчался дальше.
Хитрый швейцар в "Чепухе", стоявший на боевом посту по меньшей мере лет десять, знал всех постоянных посетителей, которых по правилам ресторанного и трактирного хорошего тона называли "гостями". Сам же, возможно, усаживал полумертвые тела в пролетки и давал извозчикам адреса, где высадить ценный груз. Неспроста Бабушинский снял "Чепуху" - видать, бывая в Москве, кутил там с завидной регулярностью.
Швейцар получил от Барсукова столько, что просто был обязан оказать еще одну услугу.
Разнообразия ради Давыдов решил прокатиться до Крестовской площади на конке. Человеку его ремесла не вредно знать все особенности московской жизни, и маршрут конки в том числе, пока ее не заменили, как собирались, трамваем. От поворотного кольца конки у Иверской часовни до Закрестовья малость более четырех верст. И прелюбопытных. Особенно забавно наблюдать, когда конка неторопливо проезжает между двумя сорокаметровыми башнями, ни дать ни взять - старинными крепостными, хотя на самом деле они водонапорные. Именно отсюда растекается по столице знаменитая мытищенская вода, которую еще государыня-матушка Екатерина Алексеевна хвалить изволила. Что поделаешь, мало в Москве колодцев с хорошей водой… Опять же, Давыдов никогда не видел Виндавского вокзала, а говорили, что по части архитектуры он весьма удался.