Когда они были уже у самой городской стены, замок за их спинами взорвался суматохой и криками. На донжоне замелькали изломанные тени. Заскрипели какие-то механизмы, заржали кони. Привратники засуетились, заозирались в ожидании главного, который объяснит, почему шум, даст приказ закрыть ворота и поднять мост или, наоборот, велит трубить "пожар" и спасаться из города. Замерли, обернувшись к замку, и редкие в этот час прохожие.
Воспользовавшись их замешательством, беглецы выскользнули из города и побежали к постоялому двору, стараясь держаться мест потемнее, благо все дома стояли за высокими заборами. Светильники если были, то освещали лишь подходы к дверям.
На полдороге Евлампия выдохлась и поскользнулась на гнилой корке, сильно зашибив ногу. Ягайло подхватил ее с земли и, взвалив на плечо, понес дальше, почти не сбавляя скорости. Не рассчитав поворота, зацепил больной ногой за каменный угол дома. Та взвыла.
– Тише ты, – шикнул на нее витязь. – Не головой же.
Евлампия не ответила, боясь открыть рот, чтоб не клацнули зубы от тряски на каменном плече витязя. Наконец ногу отпустило и она смогла идти сама, хоть и прихрамывая. Но Ягайло к тому времени выдохся так, что больше, наверное, ее нести не смог бы, да и огни постоялого двора были не за горами. В этот, уже достаточно поздний, час двор кипел как муравейник. Вокруг сновали огоньки факелов, слышались ругательства и позвякивание конской сбруи. Грозные голоса мешались с какими-то причитаниями – не иначе, хозяина.
Витязь и девица осторожно подобрались к дырявому забору и заглянули внутрь. В центре двора стояла их повозка, разгромленная и распотрошенная, будто побывала в лапах очень любопытного медведя. Весь корпус был иссечен и исцарапан. Оторванные двери с растоптанными стеклами валялись рядом, обивка была выдрана, а вокруг летали частички пуха из взрезанных подушек.
Плененные поляки стояли и сидели вокруг. Некоторые пробовали ходить, разминая ноги. Их поили водой из фляг, растирали затекшие члены, обирали с их одежды прилипший мусор. Больше всего народу суетилось вокруг того юноши, с которого Ягайло снял медальон. Оно и понятно, принц все-таки. Его высочество вел себя буйно. Порывался встать на нетвердые ноги, ругался, брызгая слюной, грозил в пространство кулаком.
Вислоусый вельможа тоже был тут. Он не участвовал в общей вакханалии, а спокойно стоял в стороне, наблюдая за происходящим с каким-то даже презрением. Похоже, он не очень любил будущего наследника королевского престола.
Пятерку коней тоже вывели из сарая. Буяна и рыжегривого конька – нет. Значит, еще остался кое-какой шанс убраться из Кракова не на своих двоих, а на их восьми. Хотя без Буяна Ягайло бы все равно не ушел. Несколько шляхтичей вынесли седла и заседлали возвращенных из плена коней. Помогли кое-как приведенным в себя бывшим пленникам взобраться в седла. Хозяин постоялого двора не обманул, позаботился о конях как следует. Они были накормлены, вычищены и аж светились, поэтому королевич со товарищи смотрелись на них, как огородные пугала.
Повскакивали в седла и другие шляхтичи и выехали со двора. Хоть и медленно, но с саблями наголо, с гиканьем и привставанием на стременах. В отбрасываемом фонарем над дверью круге света остался только хозяин, одной рукой держащийся за притолоку, другую прижимающий к сердцу, словно стараясь удержать его в груди. На лице его проступали следы недавнего "разговора" со стражей. Наконец он смог оторвать сведенные страхом пальцы от косяка и, пошатываясь, ушел в свое заведение. Двор опустел.
– Ну что, берем коней и скачем отсюда до дома отчего? – дернулась вперед Евлампия.
– Погоди, – осадил ее Ягайло. – Не верю я, что они просто так ушли. Полежи тут. Да не егози, шума не делай.
Ягайло развернулся на брюхе и змейкой исчез в траве. Минут через десять вернулся и положил перед Евлампией взведенный арбалет:
– Умеешь этим пользоваться?
Та в ответ коротко кивнула головой.
– Вот смотри, эту часть прижимаешь к плечу, – не глядя́ на девицу, стал объяснять Ягайло. – Целишься сквозь вот эту рамку и нажимаешь вот сюда, на рычаг. Вот он. – Витязь показал на железную скобу внизу ложа. – Зарядной машинки я не нашел, потому стреляй только в самом крайнем случае. И приклад сильнее прижимай, а то синяк будет… И пальцы береги, а то тетива так стукнуть может – потом неделю не согнешь.
Не дожидаясь вопросов, он снова исчез в траве и через несколько минут вернулся с еще одним взведенным арбалетом. Положил рядом.
– А не дурак их вельможа. Соображает, что если мы и придем сюда, то в ближайшее время, потому и самострелы у воинов взведены. Ай не дурак.
Ягайло перевернулся на спину и одним точным ударом каблука выбил из забора нетвердо держащуюся доску. Протиснулся в получившуюся щель и, пригибаясь, побежал к жилому зданию постоялого двора. Тенью пересек двор и исчез за дверью. Некоторое время там было тихо, потом заслышались удары, грохот ломаемой мебели. Окно вылетело, и через него на улицу выпал одетый в черное поляк, очень похожий на подручных вислоусого пана, что они видели в Вавеле.
На крыльцо вышел Ягайло, потирая натруженные кулаки. Махнул рукой Евлампии – иди, мол, сюда. Та поднялась, с трудом протиснула сквозь дыру в заборе самострелы, пролезла сама и подошла к витязю.
– Ну что, все? – спросила она.
– Все. Теперь можно за конями идти, – ответил Ягайло, перевешивая с плеча на плечо объемистый мешок с завязками, и, проследив направление взгляда девицы, пояснил: – Снеди набрал в дорогу заодно.
Витязь забрал у Евлампии взведенный арбалет и подтолкнул к строению, в котором содержались лошади. Та пошла первой, витязь следом. Распугав крыс, они поднялись по настилу – и тут Ягайло толкнул отроковицу в сторону и припал на колено. Над его макушкой, взъерошив волосы, пролетел арбалетный болт. Следом долетел звук ударившейся о ложе тетивы. Ягайло выстрелил в ответ. В темноте что-то бухнуло и покатилось. Раздался стон. Заржали и забили копытами в огораживающие стойла тонкие доски испуганные лошади. В общем хоре сильно выделялся радостный басовитый голос Буяна. Витязь отбросил арбалет и кувырком нырнул в тень, таща на ходу из сапога узкий нож. Сверху на него обрушилась пахнущая луком и свининой туша. Мужчины завозились на полу, азартно сопя сквозь зубы. Потом все стихло, на ноги поднялся только один. Евлампия узнала знакомый силуэт и с облегчением выдохнула.
Витязь помог ей подняться с пола, отряхнул набившиеся в волосы соломинки.
– Ты же говорил, что все! Нет больше никого! – накинулась на него девица почти с кулаками.
Витязь сгреб ее запястья одной рукой и выкрутил, заставив скрючиться и пискнуть от боли.
– А что я, по-твоему, должен был заорать – мол, там на конюшне еще двое засели? Тут бы они нас стрелами и нашпиговали. Ну, тебя одну скорее, но разве это было б лучше? А так, пока дурней разыгрывали…
– Поняла, отпусти, витязь, – прошипела Евлампия.
– То-то, – благодушно отозвался Ягайло и пошел к стойлу Буяна.
Конь радостно заржал, приветствуя хозяина. Потянулся к его уху мягкими губами, положил голову на плечо. Ягайло потрепал коня по холке, погладил по лбу, скормил маленькое яблочко, умыкнутое с кухни постоялого двора. Пока они миловались в стойле, Евлампия нашла рыжегривого конька, заседлала и свела с пандуса во двор. Забралась в седло, закрутив повыше подол платья. Ягайло с Буяном вышли следом. Вороной конь с радостью принял уздечку и седло с переметными сумами, которые поляки даже не стали обшаривать. Витязь затянул подпругу и, не касаясь ногой стремени, бросил тело в седло.
Глава шестая
За спиной всадников остались люблинские предместья. С обеих сторон дороги потянулись бесконечные поля с вызревающими хлебами и изредка – яблоневые сады. Людей почти не было, а случайные встречные, завидев всадников, спешили отойти на обочину или нырнуть прямо в поле, под защиту колосьев. Ягайло и Евлампия не то чтоб гнали коней, но и на шаг сбиться не давали. Им хотелось поскорее покинуть границы Польского королевства и оказаться под сенью родных дубрав и березняков. Ехали молча. Все, что произошло с ними в последние несколько дней, путники успели обсудить уже не раз.
Витязь поведал, как накачивал вином разнообразных сановников и простых шляхтичей. Как, взывая к их смелости и гордости, наслушался всяких мерзостей, многие из которых были просто подлы по сути, многие – страшно кровавы. Как узнал пару государственных секретов и подробности заговора против немощного короля – что заговор готовится в спешке, ибо есть подозрения, что существует еще один, заграничный, тянутся руки к краковскому престолу из Венгерских земель.
Евлампия поведала о странных любовных привычках старшей дочери короля и предположила, что такая жена княжичу Глебу нужна, как собаке пятая нога. Говорила она об этом настолько горячо, что Ягайло подумалось: а не влюбилась ли девка в молодого княжича? С удивлением для себя витязь почувствовал сердцем укол ревности.
На горизонте замаячили подернутые сизой дымкой леса приграничья.
– Ну, вот и дома, – возрадовалась девица.
– Ты это… Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. До границы еще часов десять скакать. – Прищуренным глазом он оценил высоту солнца над горизонтом. – Дотемна бы успеть, а то придется опять в лесу ночевать.
– Так, может, и в темноте поедем? Смотри как луна светит, все видно, почитай.
– Это тебе видно, а коням-то не очень. Дорога ухабистая, ну как ноги в колдобине подвернут? Тогда дорогу своими придется мерить, а коня убить, чтоб не мучался, все равно уже не ходок. И уж не знаю, как ты, – витязь покосился на рыжего жеребчика, стреляющего по сторонам озорными лиловыми глазами, – а я Буяну такой судьбы не желаю.
Словно почувствовав, что говорят о нем, жеребчик вскинулся, заржал тихонько и запрыгал по дороге, далеко выбрасывая ноги и делая вид, что хочет вытряхнуть седока из седла. Евлампия дурашливо засмеялась, вцепившись пальцами в рыжую гриву. Улыбнулся и Ягайло. Буян благодушно фыркнул – мол, развлекается молодежь.
Жеребчик встал на дыбы, словно подражая единорогам со старинных гербов, забил копытами в воздухе и заржал басовито. Не сдержал ноты, сорвался на фальцет, пустив петуха. Девица и витязь расхохотались беззаботно. Впервые за последнее время… И в этот самый миг конек оступился, захрипел и, неловко перебирая копытами, стал валиться набок. Евлампия попыталась соскочить с седла, но не успела, запуталась в юбке. Падающий конь подмял ее под себя, придавил ногу. Голова его глухо бухнулась на утоптанную землю, изо рта и ноздрей выплеснулись на жадно глотающую их пыль струйки крови. И только тут Ягайло заметил торчащий из горла жеребца арбалетный болт, ушедший почти по самое оперение.
Скорее чувствуя, чем понимая, что делает, витязь ударил Буяна пятками в бока, посылая прямо в поле, через сточную канаву. Приученный к неожиданностям конь послушно прыгнул, по срамное место провалился в море золотистой пшеницы. Ягайло надавил ему на холку, заставляя лечь, и одновременно соскальзывая с седла. Над головой с противным визгом пронеслись две стрелы.
– Ягайло! Ягайло, помоги! – донесся с дороги крик Евлампии.
– Тихо лежи, девка! – зарычал он, одной рукой отстегивая от седла арбалет, другой придерживая и успокаивающе поглаживая лежащего на боку Буяна. – Мертвой прикинься!
Воин уперся ногой в специальную скобу на ложе арбалета и ухватился за тетиву. Потянул на себя, до скрипа напрягая жилы и корябая ладони. Зацепил-таки ее за зарубку на вертушке и, пошарив в колчане, уложил болт в специальную канавку. Достал второй арбалет и проделал с ним то же самое, благодаря Бога, что надоумил оба оставить себе, а не отдать один Евлампии, как собирался.
Шепотом наказав Буяну не вставать, он перекинул через плечо ремень колчана с гвоздеподобными стрелами, взял в каждую руку по самострелу и побежал к дороге, следя, чтоб макушка не мелькнула среди колосьев. Спрыгнул в канаву и посмотрел на спутницу. Девица была жива и даже не ранена. Во всяком случае, крови заметно не было. Только вот нога застряла под лошадиным телом.
– Эгей? Евлампия?! Ты как? Вылезти можешь? – окликнул он ее вполголоса.
– Нет, не смогу. Зажало намертво. Больно, – так же шепотом пожаловалась девица.
– Понятно, что больно. Но ты потерпи, не стони, главное, чтоб внимания супостатов не привлечь. А хотя… Давай-ка лучше стони. Даже не стони. Кричи, зови меня. Во всю глотку ори. Так ори, будто тебя режут.
– Ты что, витязь, сдурел? Под вражьи стрелы подставить меня хочешь? – В голосе зазвучала обида, мешающаяся с подозрительностью.
– Подставить – нет, а вот выманить их хочу, а то из леса они и меня подстрелят, и тебя потом не помилуют. А так, глядишь… Да хватит уж спорить, ори давай!
Девица кивнула, набрала в грудь побольше воздуха и заголосила с подвыванием:
– Ягайло?! А-а-а-а-а! Витязь?! О-о-о-о-о! Ягайло, куда ты делся?! Мне больно, Ягайло! А-а-а-а-а! Где ты?! Приди и спаси меня! О-о-о-о-о! Ягайло, я умираю, чтоб тебя демоны побрали! А-а-а-а-а! Да где ж ты, пес шелудивый?! О-о-о-о-о! Беги сюда, таракан запечный, да скорее, пока у меня нога не отсохла! А-а-а-а-а! Яга-а-а-йло! Где ты, аспид червеподобный?! Рыба снулая с протухшими потрохами! А-а-а-а-а! О-о-о-о-о!
"Луженая глотка, – с некоторым даже уважением подумал витязь, – только вот насчет аспида червеподобного – это она зря. Надо будет потом сказать, чтоб больше так не говорила". Он отложил один арбалет на сухое место и взял другой на изготовку. Витязю почудилось движение на опушке леса, и вскоре он уверился, что глаза не подвели. Из кустарника, поминутно оглядываясь, выбрались двое стрелков. Полностью затянутые в мелкого плетения кольчуги люди двигались легко и проворно, поводя арбалетами из стороны в сторону, готовые в любой момент спустить тетиву. Следом показался тот самый поляк, которого Ягайло победил и пленил в лесу у белого шатра.
На нем был гладкий круглый шлем без забрала, тяжелая кираса без наплечников, зато с налокотниками, вполне способными выдержать удар доброй палицы. В руках он сжимал обнаженный меч-бастард, направив острие в небо.
Двигался польский рыцарь тяжелее стрелков, медленнее и был неплохой мишенью, но пробить его доспехи с такого расстояния арбалет Ягайлы вряд ли мог.
Вот, значит, как. Обидчив оказался сынок польского короля Збышек. Злопамятен. Обходными тропами привел людей да и устроил засаду. Гадюка подколодная, конечно, но в уме и сообразительности не откажешь. Но где он сам и сколько еще в лесу народу спряталось? Как минимум на четверых стоит рассчитывать, Ведь и другие бывшие пленники наверняка захотят за унижение посчитаться. Эх.
Ягайло тяжело вздохнул и, отвлекшись от созерцания лесной опушки, перевел внимание на тех, кто крался по дороге к придавленной конем Евлампии. Да так неудачно, что их головы над колосьями разглядеть было очень трудно. А та все голосила.
– А-а-а-а-а! О-о-о-о-о! Ягайло! – неслось над полями.
– Слышь, девка, – прошипел Ягайло. – Смолкни.
– Что? – недослышала Евлампия.
– Смолкни, говорю.
– А-а-а…
Крики прекратились. Едва различимые силуэты на дороге остановились Один выпрямился, встал столбом, ровно суслик, из-под руки вглядываясь в дорогу и пытаясь разобраться, что произошло. Умерла голосившая девка или добрался до нее спаситель?
Ягайло поймал обтянутую кольчугой голову в прицельную рамку, поднял арбалет на полвершка, учитывая расстояние, и надавил на спуск.
Тетива глухо ударилась об ложе. Стрела с визгом унеслась к цели. На одно длинное мгновение поляк, продолжающий обозревать видимую часть дороги, завис между жизнью и смертью. Вернее, был еще жив, но уже мертв. Наконец стрела настигла его. Смяла голову под кольчужным капюшоном, без вскрика опрокинула в канаву. Остальные поляки бросились наземь.
Ягайло отшвырнул разряженный арбалет, схватил с земли другой и, молясь, чтоб замешательство врагов продлилось дольше, помчался вперед, нацелившись на куст, росший невдалеке от места, где залегли невидимые сейчас поляки. Бежать, пригибаясь, было трудно, но поднять голову он боялся, чтоб не стать мишенью для стрелков из леса.
За пару аршин до куста он упал на спину и проехался по траве, укрывшись под разлапистыми ветвями. Поляки, у которых прошел первый испуг, тем временем стали медленно подниматься, опасливо осматриваясь. Дождавшись пока взгляды их не обратятся в противоположную сторону, Ягайло вылетел из-под куста. Толкнувшись с двух ног, прыгнул на дорогу и с лету выпустил стрелу, целя в горло меченосцу. Тяжелый доспех не помешал тому схватить второго стрелка за шкирку и закрыться им. Болт попал арбалетчику в середину груди, разорвал железные кольца и с чавканьем ушел глубоко в тело. Дорожная пыль приняла в себя еще одну порцию крови. Отбросив его, как сломанную куклу, поляк кинулся вперед, занося меч.
Ягайло приземлился на бок и, перекатившись через плечо, вскочил, таща из ножен саблю. Но не успел. Ему пришлось пригибаться, чтобы не попасть под секущий удар в шею. Гудящее железо взъерошило волосы на затылке витязя. Обтянутое кольчужными штанами колено вынырнуло снизу, метя в зубы. Ягайло дернулся назад, и как раз вовремя – острие меча чуть не отрезало ему кусочек уха.
Витязь отпрыгнул дальше, разрывая дистанцию. Противники замерли друг напротив друга, присматриваясь и выцеливая место для удара. Витязь внимательно следил за плечом поляка, зная, что в руках умелого бойца полуторник – страшное оружие. Чуть длиннее обычного рыцарского меча, взятый в обе руки, он давал противнику ложное чувство недосягаемости. В этот-то момент его и можно было пустить в дело одной рукой, раза в полтора увеличивая круг поражения. А вот в ближнем бою…
Ягайло рванулся вперед, под опускающийся меч. Проскочил. Сошелся грудь в грудь, глаза в глаза. Ужалил кончиком сабли руку поляка. Тот ударил локтем, метя в лицо. Ягайло пригнул голову, потому кольца кольчуги только оцарапали скулу, и в обратку пнул супостата сапогом в голень. Больно не сделал, но выбил из-под рыцаря опорную ногу.
Вместо того чтоб пытаться сохранить равновесие, тот обрушился на витязя всем весом своего утяжеленного металлом тела. Ягайло выскользнул и толкнул рыцаря в спину. Тот пробежал по дороге несколько шагов и остановился, раскинув руки в попытке помочь телу устоять.
Мимо просвистела стрела. Черт. Этак они его… Провернув в правой руке саблю обратным хватом, Ягайло дикой кошкой прыгнул на спину рыцаря. Обхватил другой рукой за шею и повис, сливаясь для стрелков в одну мишень. Ударил саблей в бок, под руку. Острие соскользнуло по кирасе и звякнуло где-то у бедра. Медведем, на котором повисла гончая, рыцарь крутнулся вокруг себя, но Ягайло вцепился в него клещом. Тогда поляк опрокинулся назад, надеясь припечатать русича к земле.
Тот соскочил и успел ударить падающего воина навершием рукояти. В висок не попал, но почувствовал, как поддаются под латунным шаром кости. Еще одна стрела распорола воздух у плеча. Ягайло на секунду отвлекся, и ее хватило поляку, чтоб перевернуться на живот, оставляя для удара только бронированную спину. Витязь замер в нерешительности. Поляк прыгнул вперед, обхватывая Ягайлу за пояс. Ударил плечом в пузо, снося с ног. Кишки витязя свернулись в тугой узел и заныли. Затылок хрястнулся об землю, рот наполнился кровью прикушенного языка. Перед глазами поплыли розовые круги.