Бросив плененного, Гарри оставил нас решать его судьбу и удалился.
Джон молча пристроился в углу, свалив на меня обязанность объяснить ситуацию. Я был краток и потребовал немедленно повесить негодяя. Капитан мешкал.
Он рассматривал избитого пленника взглядом, в котором сквозило сочувствие.
- Господин Макрэ… В свете последних событий, не будете ли Вы любезны пояснить, зачем Вы проникли на мой корабль?
Макрэ поднял глаза.
- Ваш корабль, сэр?
- Конечно же, мой. Вернее, нашего братства. Взят в виде законного приза. Ведь это Вы атаковали нас у острова Майотта, господин Макрэ? Без объяснения причин Вы начали бой и так сильно повредили мой корабль, что у нас не было иного выхода, как эксприоприировать Ваш!
- Мистер э…
- Капитан Ингленд, к Вашим услугам.
- Капитан Ингленд, если это действительно Ваше имя… Я не планировал атаковать Ваш корабль, а лишь гонялся за преступником по имени Буше…
- Ла Буше?
- Да, Ла Буше. Или, вернее сказать, Оливье Лавассером, французским пиратом.
- Понимаю Вас, и всё же это не меняет сути дела.
- Еще как меняет. Мы могли бы поговорить наедине? На то есть личные основания.
Он косо посмотрел на меня. Я молча скрестил руки на груди.
- Прошу прощения, господин Макрэ, но это невозможно. Я, как капитан, не могу иметь тайн от команды. Это недопустимо.
Макрэ молчал, что‑то обдумывая.
- Ну что же, господин капитан… - Макрэ смотрел вызывающе. - Дело таково, что ваша ситуация не лучше моей.
- Что Вы имеете в виду?
- То, что говорю. Ваши корабли далеко не уйдут. Джош Кирби на "Гринвиче" отправился за помощью. Если не сегодня, так завтра патрульная эскадра настигнет вас. Можете в этом не сомневаться! - он сплюнул, выплёвывая кровь, и в этом плевке был вызов.
Возникла пауза. Ингленд заелозил на кресле, и мне было понятно его волнение. Я и сам вдруг почувствовал, что в каюте уж слишком душно, и утёр пот со лба. Эскадра, это не пара кораблей, от которых можно уйти.
Джон вышел из тени, загородив собой свет из окна.
- Капитан, позвольте! - Он стал возле пленника. - Ручаюсь головой, этот Макрэ - храбрый малый, линь мне в печень! Редко встретишь достойного человека, но вот он, перед нами!
Макрэ удивлённо взглянул на Джона. Видно, неожиданная поддержка сильно его удивляла. Я тоже не мог понять, что за игру затеял мой товарищ.
Джон словно уловил мои мысли.
- Что скажешь, Билли?
Что я мог сказать? Всяческие интриги и планы противны моей натуре. Я предпочитал действовать в открытую и поступать по совести.
- Капитан, я скажу одно - мертвые не кусаются. Этот человек искал нашей смерти, а нашёл свою, вот и весь сказ.
Джон стоял на своём.
- Я бы не спешил с эти, капитан. Мне тут кое что известно. И без участия этого сэра обойтись будет сложновато…
- Именно?… - поднял бровь Ингленд.
- Живой Макре стоит дороже мёртвого.
Мы редко расходились в суждениях с Джоном. Но теперь был не тот случай. Однако капитан считал по другому.
- Возможно, квартирмейстер. Что скажете, господин Макрэ? Что Вы можете нам предложить?
Повисла пауза. Затем, словно решившись, Макрэ произнёс:
- Вы хорошо обыскали "Кассандру", капитан?
- Что Вы имеете в виду?
- Я имею целью предложить за себя выкуп в размере пяти тысяч фунтов, серебром, разумеется.
- Интересно. А известно ли Вам, господин Макрэ, что Ваша голова стоит не менее десяти тысяч монет, и об этом было извещено на побережье?
- Да, я слышал об этом. Прошу меня простить, я хотел предложить именно эту сумму.
- Вы торгуетесь, как ростовщик. А ведь дело идёт не столько о Вашей жизни, как о компенсации ущерб, нанесённый Вами моим людям.
- Прошу прощения, сэр, однако я так же потерял людей и корабль в придачу. Неужели в этом случае мы не квиты?
- Резонно. Так что же вы всё‑таки хотите предложить, и при чём здесь "Кассандра"?
- А при том, что Вам ведь не удалось найти мой тайник? Вижу, что нет. И никогда не удастся без моей помощи, хоть по доске разберите!
- Так вот зачем вы на борту…
- Именно. И раз уж я попался, придётся делиться. - Он усмехнулся. - И не моя вина, капитан, что выкуп Вам придётся разделить на троих. - Он кивнул на нас с Джоном.
Ингленд помрачнел. Не потому, что рискнул бы скрыть от команды факт выкупа. Он размышлял.
- Господин Макрэ, возникло недоразумение, и мы в силах его разрешить. Поклянетесь ли Вы забыть наши разногласия и пообещать, что ни Вы, ни Ваши товарищи более не будете нам досаждать?
Не буду вдаваться в дальнейшие детали нашей дискуссии, скажу лишь одно - капитан согласился отпустить Макрэ под честное слово. И за половину припрятанной суммы, на чём уж настоял я. И когда команда узнала, о каких деньгах речь, как все сразу позабыли о мести за погибших товарищей.
Эта сумма составила тридцать пять тысяч серебряных монет. И упрятаны они были действительно ловко, нипочём бы не найти - так и ушли бы торговцам в виде бочек с жиром. И никто бы не заметил, что бочки эти двойное дно имеют.
Будь моя воля, Макре убрался бы восвояси с пустыми карманами, радуясь, что унёс ноги. Но Ингленд сдержал данное слово и воспрепятствовал попытке отправить Макрэ ни с чем.
Пока матросы делили выкуп, бочки с жиром загрузили на баркас с пожеланиями счастливого пути Макрэ и двум его подельникам, о присутствии которых мы ранее и не подозревали. И только мы втроём знали, что ещё было в тех бочках.
Ингленд сделал ошибку. Макрэ был храбрецом и возможно, заслуживал жить, несмотря на все наши потери. Но якшанье с ним капитана пришлось команде не по душе, несмотря на весь полученный выкуп.
Флинт был в ярости, когда узнал об такой измене. Он бушевал и бесился. Несмотря на ранение, Флинт оставался силён, как бык. Будь сейчас на борту "Моржа" Ингленд, Финт разорвал бы его голыми руками, помяните моё слово.
Когда прошла первая эйфория после раздела денег, команда пришла в себя. Я не стал скрывать от товарищей подробностей освобождения Макрэ.
Умные головы тут‑же сообразили, что сумма добычи могла быть вдвое больше против полученного, и матросы зароптали. Хотели даже снарядить погоню за Макрэ, да было поздно - его парус скрылся за горизонтом.
Флинт был в бешенстве.
- Мало того, что мы ходим под одним флагом с лягушатниками, так капитан, не посовещавшись с командой, единолично решил отпустить скота, попортившего мне шкуру! Дьявол его побери, души товарищей взывают к возмездию за это предательство. Кабы в своей ярости они не пришли за нами!
Слова его были справедливы, и нагоняли суеверный страх. С речами Флинта нельзя было не согласиться. Зрел бунт. Я видел настроения команды, да никто и не скрывал недовольства. Капитан Ингленд же словно ничего не замечал, продолжая отсиживаться в каюте "Кассандры". Это не могло длиться вечно.
Дни Ингленда были сочтены.
Джон и тут сумел повернуть дело так, что виноватым остался один капитан, как будто это он вытащил Макрэ из петли! Последнее время я вдруг начал замечать в Долговязом те качества, которые ранее скрывались от моего внимания. В частности и то, что Джон мог нагло соврать, только чтоб добиться своего. Или словно невзначай бросить хитрую фразу, поворачивая общее настроение в нужную ему сторону. Оказывается, Джон Хэнли не так прост и чистосердечен, как казалось раньше.
Ингленд ответил за поступок, в коем, по моему мнению, более повинен был Долговязый. Флинт созвал сходку на берегу, где было принято решение о смещении капитана Ингленда. Черная метка не заставила себя долго ждать, и вручил её сам Флинт. Ингленд принял выбор большинства хладнокровно, как и подобает джентльмену. Но я видел, что глаза его блестят от обиды.
Джеймс Флинт большинством голосов был выбран капитаном. Ингленда с тройкой верных ему людей высадили на Маврикии. Позже мы узнали, что они с помощью плота из бочек, перебрались на Мадагаскар, где счастливо и сгинули.
Глава 22. Побережье Малабари
После отставки Ингленда "Моржом" командовал сам Флинт. Ла Буше со своей шайкой остались на "Кассандре". Флинт негодовал и плевался, всей душой мечтая избавиться от назойливого компаньона. Но у нас было слишком мало людей, чтоб управляться двумя кораблями. А так же был письменный договор. Команда просто не позволила бы нарушить его.
Мне пришлось покинуть "Кассандру". Француз имел собственного штурмана и в моих услугах более не нуждался.
Флинт отдал мне штурвал "Моржа", и я некоторое время привыкал к норову нового корабля. Таким образом достигалось шаткое равновесие во взаимоотношениях, хотя каждому было ясно, что вопрос главенства скоро станет ребром.
Но пока всё было мирно. Выпив и погуляв в честь новых назначений, мы вскоре подняли паруса и пошли на северо‑восток, к Малабари. Прекрасной и богатой земле Великого Могола.
По пути захватили два корабля, один сожгли, другой, шестнадцатипушечную "Победу", отдали Ла Бушу.
Флинт настоял на том, чтоб французы скопом перебрались на шлюп, покинув "Кассандру". Дело едва не дошло до схватки. Несомненно, Флинт только этого и ждал. Будь его воля, он бы пустил французов под нож. Но не мог - многие из нас сдружились с ребятами Горлопана.
Сбылась моя мечта. Я стал капитаном!
В Дар‑эс‑Саламе мы набрали команду. Среди новобранцев было много чернокожих. Им еще лишь предстояло обучаться мореходному делу. Негры - люди старательные, поэтому с этим проблем возникнуть не должно было. Черный Пит, их вожак, крепко держал своих людей в узде, и сам беспрекословно выполнял команды. Он был огромен, выше Долговязого на полголовы и почти вдвое шире его в плечах. Я видел, как Пит орудует своей шипастой дубинкой. Это было ещё то зрелище.
В команду мне попал и Бен Ганн. Этот проныра доставал всех своей вездесущностью, но между тем и привносил некоторое оживление в однообразие корабельных будней. Однажды он едва не свалился с грот‑марса, но запутался ногой в петле лиселя и повис вниз головой. Часа полтора развлекались мы его криками, пока я не сжалился над дураком и не приказал ребятам спустить его на палубу.
Мы бродили по Малабарскому берегу от Танзании до Сомали, гоняя караваны и одинокие судна. Слава о нас мигом разнеслась над океаном, от Мадагаскара до Мумбая не было ни одного капитана, что не боялся бы встречи с нашей тройкой.
Три корабля. Команда в двести сорок человек, 66 пушек. Грозная флотилия! Мозамбикский пролив являлся оживлённым морским путём, по которому в Европу и обратно ходило множество судов с ценными грузами. В основном они объединялись в большие караваны, и такая добыча была нам не по зубам. Мы искали отставших, отбившихся от большого каравана, или просто глупцов, рискнувших ходить по опасным водам в одиночку. Но такая добыча, разделённая на команды трёх наших судов, не могла обогатить. Всё, что мы добывали, испарялось за пару дней стоянки в любом из наших портов на Мадагаскаре.
Флинт завоёвывал всё большее уважение команды. Храбростью, уверенностью, бесшабашностью. И жестокостью. Он постепенно разрушил все порядки, установленные Инглендом, и навёл свои. Так, теперь на корабле позволялось пьянствовать. Но если матрос не держался на ногах, ему назавтра заливали через лейку пинту воды, и он страдал болями в животе. Позволялось курить табак, но только на юте, под присмотром вахтенных. Разрешалось играть в карты и кости. Но если проигравший буянил, его просто кидали за борт. А так, как большинство плавать не умело, буянить остерегались.
Флинт изводил команду своими выходками. Однажды он с избранными закрылся в трюме и напустил дыму, чтоб показать людям, что такое ад. Причём пообещал бросить за борт первого, кто покинет трюм, и щедро наградить последнего. Последним оказался он, а первого с хохотом искупали, едва не скормив акулам.
Он держал команду в страхе, и это было правильно. Никто бы не посмел вручить ему "черную метку". Разве только Джон. Язык у Сильвера был подвешен, как у колокола, и он мог убедить кого угодно в чём угодно. Он единственный, кто мог поднять людей на новые выборы, появись в том нужда. Остальные и пикнуть не смели против капитана. Джон же всегда говорил то, что нужно, если это было ему на руку; и никогда не боялся потягаться силой с капитаном. И Флинт знал - единственный, кто может явить угрозу его власти, был Сильвер. И потому держал Джона при себе, как говорится, "на глазу".
А с Сильвером на саблях мог потягаться лишь я. Пусть я не был ловкачом, но мало кто мог сдержать мой удар, или уклониться от него. Сильвер не рискнул бы сразиться со мной насмерть, хочу сказать. Несмотря на свою силу и рост, Джон не был столь непредсказуем, как я.
Характер у капитана был скверный. Флинт, всегда молчаливый, неожиданно становился буйным и энергичным, когда приходила пора действовать. Он сопел и рычал, крушил всё, что попадало под руку. В нём бурлила кровь берсеркеров, первых морских разбойников, ставивших на колени всё европейское побережье. И при абордаже шёл в атаку первым, врубаясь в ряды сопротивлявшихся, словно буйвол в коровье стадо.
Казалось, именно в такие моменты он оживал, делался настоящим Все остальное, скучное время, он проводил как‑бы в полусне. И просыпался лишь когда творилось непотребное, грешное дело - будь то разбой, убийство или насилие.
Если доходило до схватки, о пощаде не могло быть и речи. Став капитаном, он ещё более озверел. Если корабль пытался уйти - Флинт сжигал его вместе с командой. Если вступал в бой - палуба становилась скользкой от крови. А головы капитанов впоследствии украшали наш бушприт. Он облизывал кровь с клинка и таскал за волосы отрубленные головы. Некоторых пленников отпускал, предварительно выкалывая глаза тем, кто пытался смотреть гордо.
Он отрезал языки тем, кто плакал и стенал, моля о пощаде. Флинт называл людей "телятами", и нельзя было с ним не согласиться, видя, как парализованные страхом пленники покорно принимают смерть.
Тех же, кто предпочитал присоединиться к нам, Флинт заставлял закреплять договор кровью. Убийство, вот лучшая рекомендация в команду "Моржа". И каждый, присоединившийся к нам после отставки Ингленда, должен был принести дар - голову одного из плывших на захваченном корабле. Это служило лучшей гарантией того, что человек сжёг все мосты и готов убивать и идти на смерть ради новой, свободной от предрассудков жизни.
Он брал себе женщин, мучил и избивал их. Он кормился чужим страданием. Когда пленницы наскучивали, отдавал на потеху команде, после чего высаживал их на пустынный берег либо просто выбрасывал за борт.
Под его предводительством мы становились злее. Молва о нашей жестокости и бесшабашности гремела над всеми водами Ост Индии.
Пираты - люди беспощадные, но справедливые. У Флинта же было своё понятие о справедливости. Матросы научились не отставать от капитана, избивая стоящих на коленях пленников, бросая за борт раненных и перерезая глотки молившим о пощаде. Мы стали дьяволами и забыли обо всём святом и чистом, что было когда‑то в наших сердцах. Кровь сотен невинных заливала палубы. И делала нас слепыми в бессмысленной жестокости.
Ля Буше участвовал во всех наших предприятиях, не решаясь пока бросить вызов Флинту и отсоединиться. Вместо этого он предложил поход в Красное море, но горький опыт старины Пью предупреждал нас не делать этого. Флинту было безразлично, где и кого грабить, поэтому он представлял выбор пути Джону, как полномочному представителю команды.
Мы продолжали бродить от Мальдив до Маскарен, в надежде на Госпожу Удачу, верными джентльменами коей являлись.
В один ненастный день наша капризная Фортуна улыбнулась верным своим поклонникам.
Её благосклонность привела нас к самому большому сокровищу, когда- либо добытому в Индийском океане…
Глава 23. Сокровища португальской каракки
Рассказывает Бен Ганн
Нашу небольшую эскадру немного потрепало бушевавшим три дня штормом. "Победа" потерялась, отнесённая бурей, "Кассандра" стала на рейде в двух милях от острова Реньон, а "Морж" причалил к берегу, набрать провизии для команды обеих кораблей и узнать новости в порту Сен Дени.
Буря унеслась дальше на восток, но дожди продолжались непрестанно. Торговые суда становились на якорь в портах, под охраной береговых батарей, прячась в гавани, пережидали ненастье. Одно из них, большая каракка под португальским флагом, привлекла наше особое внимание.
Потрёпанный бурей, корабль стоял у берега. Команда занималась ремонтов, так как грот мачта переломилась у салинга, паруса были изорваны и такелаж частично повреждён бурей, частично матросами, рубившими снасти для спасения корабля. По той же причине на корабле почти не было пушек. Их сбросили за борт во время шторма.
Длинному Джону не понадобилось много времени, чтоб выведать - корабль "Ла Вьерж дю Кап" являлся лакомым куском. На его борту находился сам граф ди Эрисейра, вице‑король Гоа. В эти трудные времена, когда Англия прибирала к рукам побережье Индии, Португалия понемногу сдавала свои позиции. И граф предпочёл полное опасностей путешествие в Европу, где мечтал в тишине и спокойствии дожить отпущенные годы с красавицей женой.
- Наивным будет допускать, что такой человек путешествует налегке, без добра, нажитого непосильным трудом. - При этих словах Джон хмыкнул, чтоб самые тугоумные уловили иронию. Я то сразу просёк, что он несерьезно про "труд". - Посему предлагаю братству приступить к изъятию ценностей, и возвращению их простым людям, представителями коих являемся мы!
- Не предлагаешь ли ты, Джон, напасть на охраняемый корабль в гавани, где пушек больше, чем у нас людей? - спросил боцман.
- Ну, что‑то навроде того!
Все загалдели, заволновались. Моряки перешептывались, бросая алчные взгляды на лакомый кусок в трех кабельтовых от "Моржа". Этим бездельникам только покажи, где плохо лежит, тогда уж они своего не упустят. И Бену будет, чем поживиться. Бен ведь не дурак, он поумнее многих будет.
Капитан Флинт сидел на бочке, молча слушая, и попыхкивал трубкой с адской смесью табака и пейотля.
Том Морган, как всегда, решил выделиться:
- Это самоубийство! Не лучше ли дождаться, пока корабль выйдет в открытое море, и уж там подстеречь?
- Вот‑вот, оно самое! - поддержал его боцман. Так было ему положено по рангу, высказаться. Только боцман то наш недалеко по уму от ракушки ушёл, всё ему в силу пошло.
- Джоб, ты хорошо командуешь людьми. Даже очень замечательно. В прямой драке. А вот со стратегией у тебя туговато. Неужто ты думаешь, такой корабль пойдёт без каравана, без охраны военных судов? Да ни в жизнь!
Ага. Остряк Джон умел обозвать человека дураком так, что тот ещё и доволен оставался.
- Уж по всякому лучше, чем идти на самоубийство в порту.
- Зачем же сразу "самоубийство"? Если вы не будете спешить поперед форштевня, а послушаете вашего квотермейстера, то всё пройдёт как по писаному.