Добротно срубленная изба стояла в небольшом, но глубоководном заливе. Вымощенная каменными плитами дорожка вела на самый настоящий причал - дубовые сваи, дощатый настил и толстые кованые кольца для канатов. Похоже, здесь была стоянка того корабля, который сумел уклониться от бури.
Изба оказалась просторной, с деревянным полом, неожиданно высоким потолком и дверями в человеческий рост. Поэтому рослому, несмотря на молодые годы, Вышене не пришлось нагибаться, как в отчем доме, где стояли низкие "поклонные" двери - чтобы гость невольно кланялся хозяевам и божнице с образами.
Убранство избы было простым, как в отцовской охотничьей заимке: стол, широкие скамьи с подголовниками, служившие полатями, большой сундук с запасом харчей и разной житейской необходимостью на всякий случай. Но больше всего удивил Вышеню очаг. Вместо привычной для любого русского человека печи в избе стоял большой камин с вертелом для жарки дичи и дымоходом, тогда как большинство новгородских изб обычно топилось "по-черному". Пепел в камине был свежим, значит, коч и впрямь дожидался их прибытия. А может, его команда просто охотилась в окрестных лесах и теперь везла свою добычу на острова.
- Впечатляет? - спросил Истома, заметив удивление Вышени.
Похоже, холоп уже бывал здесь, и не раз, потому что первым делом по-хозяйски разжег камин, положил туда сухие дрова. А затем достал из сундука котелок, налил в него воды, подвесил над огнем и бросил в воду добрый кусок лосятины, подаренный им в дорогу разбойниками.
- Ну… - коротко ответил Вышеня и начал было расспросы, но Истома лишь отмахнулся; позже, мол.
- Для начала сварим хлёбово, - сказал он и откупорил кувшин, запечатанный смолой, найденный в сундуке. - А што, боярин, как насчет "королевской водицы"? Ух, крепка… Но для сугрева и поднятия настроения - само то. Подставляй чару!
- Што это? - с подозрением спросил Вышеня, понюхав прозрачный напиток, от которого разило таким крепким спиртным духом, что боярин даже поморщился.
Истома весело рассмеялся:
- Аквавита называется. Лекарство от всех недугов, в том числе и от душевных. Сарацины придумали.
Вышеня отхлебнул добрый глоток и закашлялся так, что даже слезы выступили.
- Ты рыбку-то пожуй, - посоветовал Истома. - Это с непривычки. Я сам, когда первый раз выпил с жадности полкружки, думал, помру… Ну как, бодрит?
- Угу, - ответил сквозь зубы молодой боярин, грызший вяленую рыбу прямо со шкуркой, благо она была тонкой, почти без чешуи.
У Вышени от одного глотка словно огонь пробежал по жилам. Он если что и пил раньше, так только мёды, больше похожие на квас, нежели на спиртное. Спустя небольшой промежуток времени молодой боярин почувствовал, что его ноги будто отделились от тела и стали непослушными. Не дожидаясь, пока сварится похлебка, он буквально рухнул на лавку и мигом уснул…
Прибытия коча, который должен был переправить их на остров, им пришлось ждать почти три недели. За это время Истома развил бурную деятельность. "Попользовался чужими гостинцами - восполни, - сказал он нравоучительно, указывая на сундук, откуда они брали продукты. - Для добытчиков это закон".
Спустя два дня им здорово повезло - они уполевали крупного лося. Пока мясо, нарезанное на длинные тонкие полоски, подвяливалось, а затем и коптилось, Истома обрабатывал лосиную шкуру - соскоблил мездру и посыпал с изнанки сухой глиной, чтобы она вобрала в себя весь оставшийся жир. Затем он сколотил раму, натянул шкуру для просушки и установил под навесом. "Не с пустыми руками в гости придешь, боярин, - приговаривал довольный Истома, любуясь своей работой. - Твои будущие охранители любят разные меха. А еще будет целый короб вяленого мяса; ведь все здесь не оставишь, только небольшой запас. Порадуешь их…".
Таких лосей Вышеня еще не видывал, хотя с отцом охотился на них не раз и не два. Обычно у лосей шерсть грубая, буровато-черная, а у этого она была коричневой, с темными подпалинами, мягкая, с густым подшерстком. "Древний зверь, - охотно объяснил Истома. - Такие водятся только здесь. Вишь, какая громадина. Весу-то у него поболе, чем у обычных. Повезло нам, боярин. Такая удача неспроста…".
Вышеня тоже не бездельничал. Он ловил рыбу. Это занятие оказалось таким увлекательным, что иногда парень забывал даже о еде. Истома сказывал, что в Онего водится форель, сомы и "княжеская" рыба - стерлядь и лосось. Лосось и стерлядь Вышене не попадались - они ходили дальше от берега. А вот другой рыбы было очень много, притом разной, - куда больше, чем в Волхове: ряпушка, сиг, хариус, корюшка, щука, елец, чехонь, плотва…. Только закинул крючок с наживкой - и сразу тащи.
Пришлось для вяления рыбы сделать сушилку - чтобы лесные звери и птицы не попользовались дармовщиной. Для этого поодаль от избы забили в землю два десятка кольев квадратом, заплели их не очень густо лозой на высоту в полтора человеческого роста, накинули крышу из коры. Получился овин, который вскоре наполнился связками рыбы. Истома лишь покрякивал от удовольствия, наблюдая, с каким азартом Вышеня пополняет рыбные запасы. Можно было даже не ходить на охоту, кормиться одной рыбой. Но природа будто нарочно подсовывала временным отшельникам все новые и новые дары.
Неподалеку от избы оказалось множество аппетитных полян, сплошь заросших ягодниками - клюквой, морошкой, голубикой, брусникой, земляникой, малиной… Здесь кормились глухари, и Вышеня с Истомой просто не могли не воспользоваться засидкой с естественными ягодными приманками. Приготовленное Истомой мясо глухаря с грибами под кисло-сладким бруснично-малиновым соусом было потрясающе вкусным.
Вышеня учился у отцовского холопа разным премудростям и только диву давался - откуда Истома все это знает?! "Поживешь с мое, боярин, помотаешься по свету, ежели придется, много чего узнаешь, - отвечал Истома. - Конешно, если проявишь любопытство и приложишь руки. Ведь оные предназначены не токмо для того, штоб мечом да ложкой махать".
- А почему сундук не на полу стоит, а закопан в землю почти по крышку?" - удивлялся Вышеня.
- Сам не кумекаешь?
- Не-а…
- Дак землица-то под полом мерзлая, потому харч в сундуке долго хранится, не плесневеет и не гниет…
Но вот пришел день, когда на горизонте показались паруса коча.
Ночь перед этим выдалась бессонной. Ближе к утру лошади подняли переполох - начали ржать и бить копытами. Коновязь была рядом с избой - напротив входа, и когда Вышеня с Истомой, похватав оружие, выскочили наружу, то едва не столкнулись с… медведем. Хорошо, что это был пестун - молодой зверь. Он испугался больше, чем люди, заорал по-медвежьи и с такой прытью рванул в лесную чащу, что хруст валежника был еще долго слышен. А Истома и Вышеня, возвратившись в избу, хохотали до колик в животе, потешаясь и над незадачливым воришкой, и над своим страхом. В общем, ни о каком сне речь уже не шла, и они стали готовить завтрак…
Корабль пришвартовался очень точно, что говорило о сноровке кормчего. Истома поймал чалку и быстро закрепил ее, привязав к кольцу. Матросы бросили сходни, и на причал сошел высокий черноволосый муж. Он был одет в русскую одежду, но та сидела на нем не очень ловко, будто с непривычки.
- Приветствую вас, мессир! - Истома поклонился. - А мы уж заждались.
- Голубь принес мне весть. Мы ждали вас, но вы прибыли не вовремя, - ответил черноволосый и острым взором, как мечом, полоснул по Вышене. - Ты бы язык-то придержал, - он говорил с едва заметным иноземным акцентом.
"Кто этот человек?" - с удивлением подумал Вышеня. Отец никогда не рассказывал о нем. Он не был похож ни на вепса, ни на корела, разве что немного смахивал на свея. И то больше мощной статью, нежели внешним обликом.
- Это свой человек, сын нашего общего милостивца, боярина Остафия Дворянинца, - успокоил черноволосого Истома. - Вышеней кличут.
Взгляд "мессира", как назвал его Истома, потеплел, он улыбнулся, поклонился Вышене и сказал:
- Милости прошу, боярин, в наши суровые края…
Вскоре на причале закипела работа - матросы перетаскивали на борт вяленую рыбу и лосиное мясо. Мессир был очень доволен таким неожиданным прибытком, а когда ему преподнесли в подарок шкуру, которая уже успела подсохнуть, и огромные лосиные рога, он и вовсе растаял.
Погрузились быстро (на палубу перетащили и коней; сделать это было нелегко), и вскоре корабль уже бороздил прозрачные воды Онежского озера.
Вышеня с большим интересом осматривал судно. Оно было похоже на коч, но не совсем. Коч был приспособлен как для плавания по битому льду, так и для волока. У него была "коца" - вторая обшивка корпуса, предохранявшая основную обшивку от ледовых повреждений. Обычно ее делали из прочных дубовых или лиственных досок. Еще одной особенностью коча был корпус, по форме напоминающий скорлупу ореха. Когда судно застревало во льдах, его не сжимало, а просто выдавливало на поверхность, и оно могло дрейфовать вместе со льдами.
Этот корабль не имел ледовой обшивки, он был длиннее, чем коч, и у́же, а вместо кормового весла у него стоял руль с пером. Одна мачта несла прямой парус, а вторая - на носу - косой. Благодаря этому корабль был более маневренным, чем коч. На корме строители корабля оборудовали площадку с перилами для стрелков. Судя по тому, что команда была хорошо вооружена, "мессир" опасался нападения. Но кто мог напасть на судно, да еще такое, в мирном Онего?
Вышеня знал, что по озеру пролегал путь новгородских купцов на Восток, за Северную Двину. Но те были людьми мирными, а ушкуйники озорничали совсем в других местах, сюда заглядывали редко. И то - что возьмешь с охотника-промысловика? Сотню-другую беличьих шкурок и рваные портки. Да и попробуй найди охотника в лесах. Может, свеи? Или Тевтонский орден? Ну, это вряд ли. Сюда им дорожка заказана, потому что на их пути всегда вставали корелы а потом подтягивались новгородцы, и враг уходил в свои веси несолоно хлебавши.
Корабль шел ходко и вскоре оказался в шхерах - целом лабиринте островов, - и больших, и малых, и совсем крохотных. Здесь он и показал, что значит косой парус. Опытный кормчий вел судно "змейкой" - ловко лавируя среди каменных громад. Временами торчавшие из воды глыбы едва не касались бортов, но узкий проход всегда оставался позади, и неповрежденное судно продолжало свой путь к погосту, где Вышене предстояло провести какое-то время, пока в Новгороде не утихнут страсти из-за нападения на ганзейских купцов. Он был уверен, что отец все уладит, а потому смотрел на свое путешествие как на интересное приключение со счастливым концом в недалеком будущем.
Большой остров, казалось, вынырнул из озерных глубин - ярко-зеленый, словно дорогой смарагд.
Корабль мягко причалил, загремели сходни, и Вышеня с невольным трепетом в душе ступил на дубовые доски пристани. Чуть поодаль целая стайка лодок пританцовывала на мелкой волне, еще дальше высился остов небольшого судна, над которым трудилась артель плотников. На берегу стояло несколько добротно срубленных амбаров, а на возвышенности, куда вела вымощенная камнем дорога, мрачно темнела изгородь с воротами, башнями и бойницами.
Удивленный, озадаченный Вышеня вошел в ворота и, пораженный, застыл. Он ожидал увидеть плохонькие крестьянские избы, крытые тесом, как это обычно бывает на погостах, а перед ним возвышались двух- и трехэтажные дома на каменных фундаментах с окнами, где блестели прозрачные слюдяные пластинки. Дома окружали площадь, в дальнем конце которой высилась кирха, - точь-в-точь как на Ганзейском дворе, только меньших размеров. На площади играли дети, хозяйки развешивали белье для просушки, а в кабаке, под навесом, сидели степенные старики и пили пиво. Разговаривали они на каком-то странном языке, отдаленно напоминающим французский!
Вышеня беспомощно оглянулся и встретил взгляд Истомы. Холоп осклабился, подмигнул юноше и сказал:
- Не смущайся, боярин. Ты здесь и не такое узришь. Сейчас тебя будут определять на постой, а я пока пивком побалуюсь. У них тут пиво лучше, чем на Ганзейском дворе. Не такое густое и покрепче.
У кого это - "у них", хотел спросить Вышеня, но тут подошел "мессир".
- Позволь, боярин, представить тебе нашего брата, который будет тебе весьма полезен во время пребывания у нас, - молвил он с приятной улыбкой и показал на человека в черном одеянии, стоявшего несколько поодаль.
Вышеня посмотрел в ту сторону и в радостном удивлении воскликнул:
- Мсье Адемар?! Вы ли это?
Это был его учитель и наставник, неожиданно исчезнувший из Новгорода.
- Я, мой мальчик, я… - Видно было, что мсье Адемар тоже рад встрече.
- Ну, вы тут беседуйте, а у меня дела… - "мессир" удалился.
- Все расспросы потом! - предупредил Вышеню мсье Адемар. - А пока следуй за мной, - он направился к длинному двухэтажному строению с балкончиками и по скрипучей лестнице поднялся на второй этаж, - Здесь ты будешь жить, - сказал мсье Адемар, когда они прошли по длинному коридору в самый конец.
Наставник отворил крепкую дубовую дверь, и Вышеня оказался в просторном светлом помещении без излишеств. Кровать представляла собой массивную раму на ножках с натянутыми поперек ремнями, на которых лежал сенник, прикрытый тканью, а поверх было брошено одеяло из беличьих шкурок. Стол и два табурета, в углу - католическое распятие, над столом - полки, где теснились книги и пергаментные свитки, - вот и все убранство.
"Наверное, в этой комнате прежде жил ученый муж" - подумал Вышеня. И тут же получил подтверждение своим мыслям:
- Это келья одного нашего брата, - с почтением сказал мсье Адемар. - Он был очень уважаемым человеком, алхимиком, и почил в прошлом году. Мы здесь немного прибрались… В келье размещалась его лаборатория, и в ожидании твоего приезда отсюда вынесли все вещества, приборы и прочее имущество. Остались только книги; их просто некуда деть. Обращайся с ними осторожно - им нет цены. Хотя о чем я говорю молодому человеку, у которого бес любознательности в крови?
- Простите, мсье Адемар, кто это - "мы"? - прямо спросил Вышеня. - И вообще, куда я попал? Похоже, это не погост, а скит.
- Ну… где-то так. Скорее не скит, а обитель. Правда, монахов среди нас осталось мало. Многие из братьев предпочли мирскую суету - обзавелись семьей, детьми…
- Вы так и не ответили на главный вопрос: кто вы и почему отец поселил вас на своих землях?
- Почему поселил - про то ты у него сам спросишь, когда придет время, а вот кто мы… - Мсье Адемар на некоторое время умолк, собираясь с мыслями и пытливо глядя на Вышеню. - Что ж, тебе можно открыться… Теперь можно. Во Франции есть провинция Бретань, полуостров. Почти все мы бретонцы, рыцари Ордена Храма. Слыхал про такой?
- В общих чертах, - уклончиво ответил Вышеня. Мсье Адемар когда-то рассказывал о рыцарях Храма, но то было давно и выветрились из юной головы.
- Нас еще называют тамплиерами, по-русски - храмовниками. Орден Бедных Рыцарей Христа и Храма Соломона основал в 1128 году святой Бернар в Святой земле во время Первого крестового похода. Орден составляли три категории братьев: рыцари - все благородного происхождения, духовники-монахи и сержанты, из числа которых набирались оруженосцы и пехота и которые вели хозяйство. Мы брали под свое покровительство всех, кто примыкал к Ордену: сеньоров, торговцев, обосновавшихся на его землях, крестьян и многих других. Великий магистр избирался собранием представителей, Орден чеканил свою серебряную монету, строил храмы, замки, дороги, у нас был свой флот и свое войско… - тут голос мсье Адемара прервался, лицо его приобрело скорбное выражение. После небольшой паузы он продолжил: - В течение двухсот лет мы не боялись никого и ничего. Понятно, что некоторых государей такое положение дел не устраивало, особенно самостоятельность и независимость Ордена, но до поры до времени нас не трогали и мы жили мирно. Так продолжалось до 12 октября 1307 года - того дня, когда король Франции Филипп IV обвинил тамплиеров в ереси. Наши замки разгромили, братьев арестовали, имущество конфисковали, а папа римский издал указ о роспуске Ордена. Многих братьев сожгли на кострах инквизиции, а те, кто спасся от неправедного суда, были вынуждены бежать на чужбину. Так часть рыцарей Ордена Храма и попала на Русь. Одни ушли в Московию и поселились там, а мы остались в Новгородской земле.
Рыцари! Самые настоящие! Вышеня действительно не знал, кто такие храмовники, зато о Тевтонском ордене был наслышан немало. Около сотни лет назад новгородский князь Александр Невский разбил тевтонских рыцарей на льду Чудского озера. Но если тевтонцы в представлении юнца были темной силой, то рыцари-крестоносцы, освобождавшие Святые земли, показались ему светлыми витязями добра.
- А кто такой мессир? - спросил Вышеня.
- Это наш командор. Можешь звать его мсье Реджинальд, - несколько суховато ответил мсье Адемар. - Но лучше просто мессир. Скоро ты познакомишься со всеми жителями нашей маленькой общины. К сожалению, я не учил тебя бретонскому языку, но если захочешь, мы восполним этот пробел в твоих знаниях.
- Еще бы мне неплохо было подучиться владеть оружием…
Мсье Адемар коротко улыбнулся:
- Ты догадливый, мой мальчик. Действительно, среди нас есть большие мастера по этой части. Я переговорю кое с кем… Что касается еды, то мы столуемся все вместе, в трапезной Большого зала.
- А семейные?
- И они тоже… за редким исключением. Но женщин и детей на наши трапезы мы не допускаем…
Истома уехал в сопровождении небольшого отряда спустя три дня. Но точно не в Новгород. Он намекнул, что его хотят использовать в качестве проводника, а вот в какие земли, не сказал. Лишь приложил палец к губам и многозначительно прошептал: "Тс-с…" И потянулась для Вышени насыщенная разными занятиями, почти монашеская жизнь.
Он перезнакомился со всеми обитателями этой рыцарской крепости. Распорядок дня жителей для юноши был непривычен. Изгнанники (так он мысленно называл бывших рыцарей Ордена Храма) вставали к заутренней очень рано. Затем трапезничали и шли заниматься разными хозяйственными делами. Часть бывших храмовников отправлялась на охоту, другие рыбачили, третьи становились ремесленниками, а женщины и дети занимались птичником и огородом или собирали ягоды и грибы.
Огороды были большими, хорошо ухоженными - изгнанники знали толк в крестьянском деле. Они выращивали рожь, ячмень, горох и гречиху, благо на островах было гораздо теплее, нежели на побережье Онежского озера. Из конопли жители погоста ткали холсты и шили грубую, но практичную повседневную одежду.
В обычные дни почти все изгнанники носили длинные рубахи с капюшоном из покрашенной в серый и коричневый цвет холстины, подпоясанные ремешком или даже обычной веревкой. Однако в праздники, которых Вышеня не смог даже сосчитать, так их было много по сравнению с праздничными днями Великого Новгорода, почти все одевались в платье из дорогих разноцветных тканей. За исключением рыцарей-монахов во главе с мессиром Реджинальдом, которые во время богослужений надевали поверх шерстяных рубах белые плащи с красными крестами на левом плече.