* * *
Сергей заглянул на работу к Славе, но тот был чем-то занят и пообещал нагрянуть в мастерскую завтра с утра, чтобы вместе провести эксперименты по подбору требуемой вязкости чернильной пасты. Заодно пообещал привести Катю, чтобы помирить их двоих.
Выйдя из губоно, Сергей отправился к портному. Запасные штаны у него были, а вот запасной куртки нет. А он уже как-то привык к джинсе.
– Добрый день, молодой человек! – Старик портной обрадовался ему, как родному. – Что привело вас к старому Менахему?
– Хочу у вас куртку заказать. Такую же, как в прошлый раз.
– Ну да, ну да… Я и не надеялся, что вы пришли поздравить меня с Ту бе-Авом. Тем более что он через четыре дня. Ну что ж, пойдемте.
Сергей ожидал, что его опять начнут измерять, однако портной выложил перед ним несколько курток, точно таких, как погибшая в борьбе с пожаром.
– Что вы так удивленно на них смотрите, как будто не с вас началась эта мода в Пескове? Примерьте. Какая больше вам подойдет, ту и подгоним.
Сергей накинул первую.
– Я слышал, вы уже имели разговор с Михаилом Потаповичем? – негромко произнес старик-еврей.
Сергей вздрогнул и зашипел: булавка впилась ему в плечо, и без того раненое.
– Ай-я-яй, простите старика, – запричитал Шумахер. – Так как насчет моего вопроса?
– Да. Приходили… представители.
– Ну да, ну да… Конечно, без мокрого можно было и обойтись, но вы все сделали правильно. Особенно когда не стали впутывать ментов… Не крутитесь, иначе я не смогу правильно подогнать, и куртка будет сидеть на вас хуже, чем костюм на покойнике… Вам нужен такой костюм, в котором вы будете хорошо смотреться только в гробу? Уверен, что нет. Так вот, Сергей Аркадьевич, чтобы вам не пришлось лежать в моем костюме в неудобной позе, когда все вокруг плачут и хоть бы один улыбнулся, слушайте, что говорит вам старый Менахем.
– Слушаю, – настороженно произнес Сергей.
– Михаил Потапович человек настойчивый и от своих планов касательно вашей мастерской не отказался. Сегодняшняя неудача его не остановит…
– Скажите, гос… тов… гр…
– Называйте меня просто – дядя Менахем, раз уж тут меня все так называют…
– Скажите… дядя… Почему вы предупреждаете меня?
– Потому что вы, Сергей Аркадьевич, в отличие от братьев Потаповичей – человек разумный. Вы на их месте или сделали бы все правильно с первого раза, или не стали бы и браться. Они же будут бодаться с вами, пока не разобьют лоб до крови…
– Нет, почему вы вообще помогаете мне?
– Я всего лишь старый еврей, который хочет жить в спокойном городе. Если вдруг люди, создающие в спокойном и тихом городе лишний шум, исчезнут без лишнего шума, в этом городе многие скажут спасибо тому, кто сделает порядок. Поэтому, Сергей Аркадьевич, слушайте старого Менахема… Или тех, кто придет от него… Вы меня понимаете…
– Да.
– Вот ваша курточка. Как на вас шита.
* * *
Старик-портной, несмотря на то что он помогает, Сергею не нравился, и, выйдя из мастерской, Вышинский вздохнул с явным облегчением.
Тихий город, тихий город… Скажем так: город без лишней активности милиции и спецслужб, мешающей вести свой маленький бизнес.
Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы сообразить, чем, кроме портняжного ремесла, зарабатывает своим внукам на хлеб с икоркой старый еврей.
Наркотики.
Скорее всего, кокаин. Та самая белая фея, которую используют местные проститутки и продают мальчишки с лотков. Мальчишки, хозяин которых в ресторане о чем-то активно общался с гражданином Шумахером. Который иногда встречает неких курьеров, приносящих ему нечто ценное под видом пакетов с тканью. Старик портной плотно завязан на наркоторговлю.
Сергею вспомнилось собственное рассуждение о трех путях, которыми идут люди: путь Кати, путь профессора Крещенского и путь капитана Ждана.
Да, теперь определился четвертый путь. Путь портного Шумахера.
Такие, как он, а их здесь немало, есть и взяточник Иван Абрамович, и гопники-хулиганы вроде Лехи, вожака Общества городской шпаны, и те же братья Потаповичи. Люди, которых не заботят ни светлое прошлое, ни светлое будущее. Люди, чей девиз: "Лишь бы мне было хорошо, а другие пусть заботятся о себе сами". Люди, которые не собираются делать ничего для блага людей, общества, государства, которые считают, что никому ничего не должны, но очень хорошо помнят, что должны им.
Четвертый путь. Путь паразитов.
Почему-то думать об этом было неприятно.
Сергей замотал головой, отгоняя ненужные мысли.
* * *
На Сергея надвигались бандиты. Двое, те, что приходили ночью. Отравленные газами, кожа покрыта отвратительными струпьями и слизью, волосы выпадают клоками… Бандиты, хрипя, протискивались в двери комнаты. Сергей слепо шарил по столешнице, пытаясь найти револьвер.
– Сергее-ей… – прорезалось в хрипе, – Сергее-ей…
Руки тянулись к лицу…
Сергей подскочил на кровати, наган прыгнул в руку, ствол метнулся к черному силуэту в дверном проеме… "Зомби!" – мелькнула заполошная мысль. Еле удержал палец на спусковом крючке.
Дверь захлопнулась, из-за нее послышался голос Кирилла:
– Сергей Аркадьевич, это я.
Сердце ударилось о ребра. По спине пробежала струйка горячего пота. Сергей осторожно положил наган на стол, отцепил от него подрагивающие пальцы.
Сергей, ты что-нибудь сделай со своими снами. А то рано или поздно кого-нибудь застрелишь.
– Сергей Аркадьевич…
– Да иду, иду.
Он выглянул в коридор:
– Что случилось?
– Там к вам… девушка приехала.
Девушка? Катя?
Почему именно Катя Сергей не смог бы объяснить, просто возникло такое чувство.
– Кирилл, – вспомнил он, – как прошла ночь?
Сегодня дежурил Кирилл.
– Да, – пожал тот плечами, – спокойно прошла.
– Вот что, Кирилл. Иди поспи. Спасибо тебе.
– Да за что спасибо-то? Чай, не чужое, свое стерегу…
Сергей, уже не слушая его, выскочил на крыльцо.
– Привет!
Посреди двора у мотоцикла стояла улыбающаяся…
Зоя.
– Привет! – Сергей не почувствовал ни капли сожаления от того, что это была не Катя. Рядом с Зоей вообще сложно о чем-то жалеть.
– С праздником тебя!
– С каким это?
Что там сегодня за день? Второе августа?
– День ВДВ? – ляпнул Сергей и прикусил язык.
Откуда в СССР ВДВ? Или уже есть? Он не очень бы удивился, если бы воздушный десант здесь уже существовал…
– День Водава? – подняла брови Зоя. – Кто это?
– Это… – спалился…
– А, я поняла, это ваши сектантские штучки?
– Да!
– А у всех православных сегодня Ильин день!
– Все православные купаются в фонтанах?
– Наоборот, после Ильина дня купаться нельзя. Ты со своей сектой простых вещей не знаешь. Вообще, я пришла посмотреть на твои владения. Показывай!
Вот как ей откажешь?
* * *
Водя Зою по мастерской, Сергей чувствовал себя владельцем колдовского замка. Настолько девушку восхищало все, что она видела. Такой радости от созерцания химического производства от современной девушки добиться было бы невозможно. Зоя рассмотрела и потрогала все: и бутыли с бензолом (открывать не стала), и вытяжки, и холодильник, и баки. Откупорила последнюю емкость с чернилами, понюхала, смешно шевеля носом.
Когда же Зоя увидела приспособления для изготовления шариков для ручек, ее восторгу и вовсе не было предела.
– Ух ты… А что это? – Девушка покачала вверх-вниз рукоятку пуансона.
Сергей начал объяснять назначение инструмента, потом пришлось говорить о том, для чего нужны все эти устройства, ну и, понятное дело, без рассказа о попытках изобретения шариковой ручки не обошлось.
– Не зря ты мне сразу понравился. – Зоя прижалась к Сергею и погладила его по груди. – И деловой человек, и не трус, и изобретатель…
– Ну, изобретатель… Еще ничего толкового не придумал…
– Придумаешь, я в тебя верю…
Они вышли на крыльцо. Зоя обняла Сергея за плечи, прижалась к нему и неожиданно сказала:
– Сергей, я приехала попрощаться.
Сергей еле удержался, чтобы не переспросить. Зоя не любит глупых вопросов.
– Далеко уезжаешь?
– В Париж.
Вот так запросто.
– А денег у тебя хватит? – Сергей подумал, что у него самого наличности не много и спонсировать Зою он не сможет.
– Хватит. Я уже давно хотела, оформляла документы… Так что деньги у меня есть.
– Надолго?
Вроде и расстались с ней, а все равно сердце щемит…
– Посмотрю. – Зоя тряхнула волосами. – Погуляю по бульварам, по набережным, поживу в мансардах на Монмартре… Ты жалеешь?
– Немного. Ты хорошая… Друг.
– Ты тоже… хороший…
Лицо Зои оказалось близко-близко, губы обожгли, язычок – шалунья, объятья…
– Доброе утро.
Зоя и Сергей отпрянули, как застигнутые любовники. В калитке стояли Катя, Слава, сзади виднелась шляпа Виктора Алексеевича.
– Интересно, – громко произнесла в пространство Катя, – что я здесь делаю?
Она резко развернулась – взметнулась юбка, короче, чем на ней была в прошлый раз, – и скрылась за забором.
"Беги за ней, придурок…" – шепнула пришедшая мысль. Сергей стоял. Необычная ситуация, сначала не сообразить, что делать, а потом уже поздно…
– Знаешь, Сережа, – опустила глаза Зоя, – я, наверное, пойду… Извини…
Последнее слово она прошептала чуть слышно.
Затарахтел мотоцикл, Зоя выехала со двора. В воздухе повисло облако синего дыма.
– Сергей… – прошипел Слава, проходя мимо остолбеневшего парня в мастерскую.
Виктор Алексеевич промолчал, но его взгляд был достаточно красноречив.
– А что случилось-то? – недоуменно проводил их взглядом Кирилл.
– Ничего, – вздохнул Сергей. – Просто твой начальник – недоумок…
* * *
Может быть, оттого, что все мысли Сергея были заняты Катей – он мысленно разговаривал с ней, пытаясь объяснить, что произошло, и не находил нужных слов, может, по другой причине, но с ручками у парней сегодня не получалось ничего.
На первый взгляд все было просто: вставляешь в пишущий узел шарик, заполняешь стержень чернилами с помощью шприца с толстой иглой – Слава сообразил – и все. Ручка готова, можно писать. Если паста окажется слишком жидкой – добавить канифоли, если слишком густой – ацетона. Конечный вариант пасты, разработанный Виктором Алексеевичем, состоял из метилфиолета как красителя, касторового масла, канифоли и ацетона.
Все было просто, пока не начали делать. Сперва поместили шарики в ручки и попробовали провести линию на бумаге, пока без чернил, чтобы оценить плавность вращения.
Из двадцати шариков, полученных Сергеем за целый день, подошли к ручкам только четырнадцать. Остальные наотрез отказывались вращаться в положенных гнездах, царапали и рвали бумагу.
– Ладно, ручек все равно только двенадцать, – оптимистически заявил Слава. Он по своей сути был холериком, то есть быстро вспыхивал и быстро остывал. Поэтому за Катю он на Сергея дулся недолго. С ручками его энергия пока не иссякла.
– Золотые у нас ручки получатся с такими затратами… – Сергей, наоборот, погружался в глубины пессимизма.
– Ничего. Нам для начала нужно общую концепцию придумать, опытные образцы сделать, серийное производство всегда создается потом. Ты когда-нибудь слышал о том, чтобы идея сразу воплощалась в серийном производстве?
Ну да, подумал Сергей, в фантастике такое часто случается. И не только с ручками. Видимо, поэтому она и называется – фантастика.
– Хорошо. Давай попробуем заправить чернилами…
* * *
К концу дня оба: и Слава и Сергей (Виктору Алексеевичу предстояло дежурить ночью, и он ушел отсыпаться) были покрыты чернилами и пессимизмом.
Ничего не получалось.
Нет, заправить чернила в стержень – дело довольно простое. Хотя тоже не сразу вышло. Не зря в современном Сергею мире стержни делают прозрачными: контролировать процесс заполнения в таких стержнях гораздо удобнее, чем в медных трубках. Первые попытки закончились тем, что паста вытекла из стержня и измазала руки.
Вымывшись – три раза, – ребята подобрали необходимый объем пасты и заправили стержни. Попробовали писать. Ручки оставляли ровный четкий след. Пока их держали вертикально. Стоило наклонить их так, как привыкли писать, чернильная линия тут же становилась прерывисто-пунктирной.
– Вот видишь. – Слава был доволен, как Пифагор, доказавший собственную теорему. – Что я тебе говорил?
– Давай попробуем с поршнем и пружиной. Чернила должны поступать в любом положении…
Попробовали. Все верно, чернила поступали к шарику, даже если ручку держали вверх ногами. Поступали и медленно, но верно просачивались между шариком и стенками.
Решили, что чернила слишком жидкие, и добавили канифоли для вязкости. Чернила просачиваться перестали. Вообще. Ручка оставляла короткий след и переставала писать.
Слава с Сергеем попробовали поэкспериментировать с вязкостью, попеременно добавляя канифоль и ацетон, и установили, что у ручки есть два режима работы: она мажет и она не пишет.
Тогда изобретатели решили, что вся загвоздка в упругости пружины. То есть либо она слишком слабая, чтобы продавить чернила, либо слишком жесткая и продавливает их слишком много.
С изменением упругости единственный результат, которого добились (к двум вариантам добавился третий) – если пружину взять посильнее, то она вырывает шарик, и ручка брызжет фонтаном чернил. Вязких и от этого не менее пачкающих.
Парни сидели на лавке и курили. Работа в помещении с открытой банкой ацетона и закрытыми окнами (хорошая мысль приходит последней) полезной для здоровья не является. Сергей мог поклясться, что видел светящуюся ярким зеленым светом гусеницу, пробежавшую по потолку. Да и Слава, хоть и молчал, слишком настороженно оглядывался на стоящие у стены бутыли.
Мысли Сергея опять ушли к Кате. Теперь понятно, что она к нему тоже неравнодушна, иначе так не среагировала бы. И толку от такого знания? Сергей снова попытался подобрать слова, чтобы объяснить, оправдаться… Получится ли?
– Нет, – сказал Слава, – ничего не получится.
Сергей вздрогнул:
– В смысле?
– Я про ручки. А ты про что?
– И я… про них. Почему не получится-то?
– Потому что… Вот смотри: пружина давит на поршень, поршень – на пасту. Значит, паста находится под постоянным давлением. А жидкость под давлением всегда будет просачиваться в малейшее отверстие. Либо не будет поступать совсем. Что у нас и происходит.
Сергей задумался. Единственная мысль, которая пришла ему в голову, – на Катю давить бесполезно. С ней где сядешь, там и слезешь… Тьфу ты, да начни соображать!
– Получается, нам нужно непостоянное давление? Порциями? Выдавил часть пасты к шарику, она кончилась, выдавил еще?
Слава обдумал мысль и покачал головой:
– Неа, так, конечно, можно, но представляешь такую работу? Написал слово – нажал на насос, написал второе – опять нажал. Тогда уж лучше по-прежнему пером писать, суть та же, но к нему все привыкли.
– Может, все-таки сумеем подобрать пасту нужной вязкости? – Других свежих идей у Сергея не было.
– Не сумеем. Я же тебе говорю – тут дело не в вязкости, а в давлении…
– Постой, но ведь когда паста в ручке просто находится, без пружины, на нее давит земное тяготение. А паста не вытекает. Может, подобрать пружину такую, послабее, чтобы давила чуть-чуть…
– Сергей, не обижайся, но пружина, по-моему, тут вообще лишняя. Мне кажется, чернила должны сами к шарику поступать, самотоком…
– Ну так они и идут самотоком. Пока ручка вертикально стоит. А стоит ей наклониться…
– Понимаешь, вертится у меня в голове одна мысль… Как заставить чернила к шарику идти… В любом положении… Вот только не помню точно… Ты физику изучал? Хотя да, какая там в вашей секте физика…
Сергей со стыдом подумал, что легенда с сектой позволяет быть совершенным незнайкой в любой науке. Физику в их школе, разумеется, преподавали, однако "тройка с натяжкой" в аттестате говорила о том, что из физики Сергей помнил только правило буравчика. И то потому, что название забавное.