* * *
Угнездившись в наспех отрытом окопе, поручик Думитраш внимательно рассматривал в бинокль речную пойму и чертыхался. Его батальон, относительно легко прорвав первую линию, быстро дошел сюда, к краю холмов, полого опускавшихся к пойме, но тут наступление застопорилось. Вторая линия германской обороны была там, за широкой поймой, представлявшей собой прорезанный извивистой речной лентой луг, испятнанный мокрыми бочажинами.
Единственный выход, к которому пришел Думитраш после более чем часового изучения, виделся ему в отклонении от общего направления с ударом в обход, что позволяло не форсировать реку в лоб, а наоборот, воспользовавшись ее изгибами, зайти во фланг германских позиций.
Однако такое решение требовало времени и потому, заметив спешащего к нему в сопровождении солдат-телефонистов подпоручика Древницкого, Думитраш первым делом спросил:
- Что? Опять в наступление?
- Нет, - улыбнулся Древницкий. - Пока приказано занять оборону вдоль реки, так что я со всем хозяйством сюда. И ружьишко ваше тоже приволокли…
- Вот это кстати, оптика там получше будет, - Думитраш опустил бинокль и, забрав у солдата винтовку, заглянул в прицел. - Я тут прикинул, как нам через речку перескочить, вот только надо все высмотреть…
Поручик приник к прицелу, а Древницкий привалился рядом и первым делом пожаловался:
- Не пойму я, какого лешего в штабе вокруг вестового шум? Тут наступать надо, а они…
- Опять про Дениса? - Думитраш оторвался от прицела. - Что-нибудь есть?
- А что может быть? - Древницкий выругался. - Накрыло чемоданом вместе с конем, и вся недолга…
- Похоже… А уж они там нафантазировали, - усмехнулся Думитраш и вдруг спохватился. - Ну, заразы, никак летят уже?…
И точно, в воздухе явственно слышался звук мотора, а над поймой возникла двойная черточка.
- Германец! - выкрикнул Думитраш и, поспешно выцелив самолет, начал садить в воздух пулю за пулей, пытаясь попасть в подлетающий "альбатрос"…
Тем временем аэроплан с беглецами пролетел над немецкой позицией, и Щеголев, сделав "горку", снизился над поймой, стремясь сориентироваться. Внизу четко выделялись старицы, маленькие озерца, а по краю холмов была видна желто-глинистая линия свежевырытого окопа. Щеголев приглушил мотор и, планируя, начал было присматриваться к местности, как вдруг явственно различил свист пули.
Прапорщик мгновенно заложил крутой вираж, но пуля, не затронув самолета, срезала узел веревки, завязанный рядом с кабиной Щеглова. Штабс-капитан, и так сбитый с толку внезапными эволюциями Щеголева, непонимающими глазами уставился на сорванный узел.
Впрочем, замешательство его длилось недолго. Еще секунду, соображая, в чем дело, Щеглов смотрел, как закрученная вокруг стойки веревка, шипя, словно на тормозном барабане, уходила вниз, а затем, вскочив на ноги, схватил ускользающий конец.
Денис же, внезапно закувыркавшись в воздухе, сообразил, что случилось, лишь после того, как веревка резко дернулась, и он повис между небом и землей под брюхом аэроплана, продолжавшего свой вираж. Только теперь до солдата дошла вся отчаянность его положения, он глянул вниз, увидел, что болтается прямо над водой, и, отчетливо понимая, что другого выхода у него нет, рванул завязанный на груди узел.
Пролетев добрый десяток саженей, Денис вполне благополучно шлепнулся в воду, в то время как лишенный противовеса Щеглов, потерял равновесие, качнулся назад и вывалился из кабины. Однако он продолжал цепко держать веревку и та, снова скользя вокруг стойки уже в обратном направлении, замедлила спуск, и только потом, выбрав всю длину до конца, штабс-капитан с диким криком тоже плюхнулся, но уже не в речку, а в затянутую ряской бочажину.
Вопль падающего Щеглова привлек внимание солдат, сидевших в окопе и они с гоготом скопом кинулись к бочажине, крича:
- Братцы! Их благородие германов посбивал!
Перебулгаченное падением озерцо еще ходило волнами, когда подбежавшие солдаты заметили уходящую под воду веревку. Несколько человек тут же ухватились за нее и, к общему восторгу, выволокли на берег с ног до головы перемазанного в иле, но живого штабс-капитана…
Денис же, бухнувшись прямо в речку, благополучно вынырнул сам, после чего и вылез на берег. Во весь дух помчался он к холму и тут, к величайшему удивлению, налетел на солдат своего же батальона. Однако товарищам, занятым немецким летчиком, было не до расспросов, и они ограничились возгласами:
- Ты гля… Денис… Нашелся… Ты откуда вылез, чертяка?
Еще не пришедший в себя солдат отмахнулся:
- Оттуда!… Их благородие где?
- Он в окопчику… Беги, а то они тебя обыскались уже!
Подумав, что поручик все видел, Денис помчался в указанном направлении и, спрыгнув в окоп, как ни в чем не бывало обратился к Думитрашу:
- Звали, вашбродь?
Глаза Думитраша полезли на лоб, и он яростно затряс Дениса за шкирку.
- Ты где был, сукин сын? Тебя куда посылали!!!
- Вашбродь!… Дозвольте объясниться…
- Ты у меня объяснишься! - взбешенно заорал Думитраш, но тут поручика отвлекли посланцы, примчавшиеся от бочажины.
- Вашбродь!… Вашбродь!… Немца споймали! С ероплана который! Живой, гад!…
Думитраш сразу же отпустил Дениса и, пригрозив: "Смотри у меня…" - крикнул:
- Давай сюда немца!
Грязного, нелепо болтающего головой, но так и не выпустившего из рук веревки, Щеглова притащили в окоп, поставили на ноги, и Думитраш, глядя на извозюканную в грязи фигуру, фыркнул:
- Ну, немец-перец колбаса, что скажешь?
Щеглов нечленораздельно замычал, и тут к нему бросился Денис.
- Ваше благородие!… Господин капитан! Да как же вы?…
- Какое еще благородие? - заорал на Дениса Думитраш. - Ты что, сдурел?
- Никак нет, вашбродь, это их благородие господин штабс-капитан, извольте посмотреть… - и Денис, подхватив с бруствера пучок травы, принялся вытирать залитые грязью плечи Щеглова так, чтоб все смогли увидеть погоны.
Едва под рукой Дениса блеснули русские звездочки, Думитраш с Древницким остолбенело переглянулись, а немного очухавшийся Щеглов узнал вестового и рявкнул:
- Денис!… Мать твою!… Живой?
- Веревочку… Веревочку позвольте, вашбродь… - отбросив траву, захлопотал вокруг штабс-капитана Денис.
- А-а-а, веревочку… Это можно… Понимаешь, пулей узел сбило, но я, как обещал, конец словил да, видишь, за аэроплан ухватиться не успел… Тоже, черт бы его драл, вылетел… - Щеглов наконец-то разжал кулаки, выпустил веревку и умоляюще посмотрел на офицеров. - Господа… Коньячку не найдется?
Подпоручик Древницкий с готовностью начал откручивать пробку фляжки, а Думитраш, ошалев от собственной догадки и чуть ли не заикаясь, спросил:
- П-постойте, п-постойте… Вы что, оба с того аэроплана?
- Так точно, вашбродь! - по-уставному вытянулся Денис. - Дозвольте доложить! Как есть из штаба ехамши, немцы схватили! В плен, значитца… А их благородия господин штабс-капитан Щеглов и господин прапорщик Щеголев, меня вот из плена вызволили и еропланом сюда… К вам…
- Мать твою… Так это я, значит, по вас палил…
Думитраш в полной растерянности опустился на землю и, внезапно повернувшись к телефонисту, замахал рукой.
- Штаб… Штаб… Вызывай немедленно!
* * *
После ночного переполоха, вызванного побегом пленных, герру гауптману досталось по первое число. Правда, когда из погреба вытянули малость побившегося гренадера и он рассказал, как было дело, гауптман несколько оживился, но бедный караульщик ни в одной из предъявленных ему служанок не смог узнать соблазнившую его горничную, и дело так и повисло в ожидании еще более строгого утреннего разбирательства.
В полном расстройстве чувств гауптман завалился спать глубоко заполночь и утром с трудом продрал глаза только после того, как кто-то потряс его за плечи и приятным женским голосом произнес:
- Гутен морген, милый!
- Гут морген…
Еще толком не проснувшись, гауптман сел на кровати, но, разобрав кто перед ним, испуганно захлопал глазами, так как отлично понимал, что если ко вчерашнему побегу русских добавить и его ночные "подвиги", то может получиться такое… Нет, об этом было страшно даже подумать и, взяв себя в руки, гауптман даже любезно улыбнулся.
- О, майне кюхельхен… Я, конечно, рад, но наше рандеву лучше отложить, а то ночью дурак-гренадер выпустил по глупости пленных, а они… Ну, в общем…
- Понимаю, - кивнула бонна. - Тем более герру генералу будет приятно услышать, чем этой ночью был занят герр гауптман…
У герра гауптмана появилось непреодолимое желание въехать мадам по физиономии, но он взял себя в руки и довольно безразлично заметил:
- Ах, вон оно что… Ну не думаю, что герр генерал будет слишком строг ко мне…
- Пока не побеседует с графом, - отрезала бонна. - Моя воспитанница все рассказала. Вы, оказывается, шли не ко мне, а к ней. За удовольствием. Или вы будете утверждать, что собирались сделать дочери графа предложение?
- Предложение? - опешил гауптман. - А разве она примет предложение?
- Вот именно! - злорадно усмехнулась бонна. - Так что готовьтесь сменить штабную службу на окопы…
Гауптман наконец проснулся и зло посмотрел на бонну:
- Чего ты хочешь? Денег?
- Милый, не смешите меня. Вы - третий сын своих родителей и, кроме офицерского жалованья, у вас за душой ни гроша!
- Вы что, наводили справки? - растерялся гауптман. - Зачем?
- А вы не догадываетесь?… - подперев кончиками пальцев подбородок гауптмана, бонна проникновенно заглянула ему в глаза. - Вы считаете, после того, что было, меня здесь оставят? Хороша бонна для графской дочери…
- Так вы что, собираетесь перебираться… ко мне?
Высказанная мысль показалась гауптману настолько абсурдной, что, если бы бонна не продолжала держать его за подбородок, он открыл бы рот.
- Я не сумасшедшая, - коротко отрезала бонна.
- Тогда что же? - в полном недоумении гауптман уставился на нее.
- А вот что, мой друг… - в голосе бонны вдруг прорезались неуловимо-теплые нотки. - У меня в Курземе мыза и к ней восемь десятин леса. А кругом тучи нахальных мужиков, которым ничего не стоит обидеть бедную одинокую девушку…
- Так вы что, собираетесь ехать туда?
- Нет. Я хочу, чтобы туда поехали вы.
- Я? - изумился гауптман. - Сейчас?
- Ну, зачем же сейчас? - улыбнулась бонна. - Потом…
- А-а-а, - начал догадываться гауптман. - Вы хотите сделать меня своим управляющим?
- Конечно. Ведение хозяйства требует жесткой мужской руки. А уж у меня на родине знают: где есть германский офицер, там будет образцовая дисциплина! Так что, мой друг, решайте…
- Управляющим? - гауптман взял бонну за руку и в полной растерянности заметил: - Да, хозяйство - это хорошо, но ведь меня могут взять и в более крупное имение…
- Управляющим, да. Но не хозяином.
- Хозяином?… - от неожиданности гауптман чуть не подскочил на постели. - Значит, ты думаешь… Ты предлагаешь… То есть я…
- Да, милый! Я всегда хотела иметь именно такого мужчину, и потом, разве тебе со мной было плохо?
Бонна ласково погладила ладонью взъерошенные со сна волосы гауптмана.
- О, кюхельхен, конечно нет… - гауптман благодарно поцеловал ей руку. - Но чтобы так, сразу…
- Не надо, - остановила его бонна. - Ты уже получил и, между прочим, все сразу. Так что, мой друг, решай, да или нет?
- Да! - отчаянно тряхнул головой гауптман.
- Я знала, милый, что мы с тобой договоримся! - проворковала бонна и, наклонившись к гауптману, начала стремительно расстегивать крючки платья…
* * *
Стоя у стола в своем кабинете, командующий молча рассматривал трехверстку. И хотя на ней была нанесена обстановка только на сегодняшний день, командующий ясно представлял себе стрелы возможных ударов и напряженно прикидывал, какому же из вариантов отдать предпочтение.
Однако эти размышления были прерваны самым неожиданным образом. В дверь коротко постучали, и в кабинет без вызова зашел начальник разведки. Поскольку распоряжение было не беспокоить по пустякам, его появление могло означать только какую-то неожиданность, потому командующий, подавив раздражение, тихо сказал:
- Слушаю вас…
Начальник разведки без обиняков приступил к делу:
- Лавр Корнилыч, у меня худые известия… Немцы знают о нас слишком уж много, - он положил поверх карты написанный от руки рапорт. - Вот, здесь я коротко изложил основное…
- Но, Александр Евгеньевич… Зачем же так официально?
- Лавр Корнилыч, я считаю, вы должны рассматривать мой рапорт, как обоснование для предоставления мне иной должности…
- Да нет, батенька, это вы крутенько… - командующий быстро пересмотрел запись. - Все мы под Богом ходим, и оснований снимать вас с должности я не вижу. Да-с… У меня вопрос. Откуда это стало известно?
- Сбежали из плена командир Секерно-Райненского батальона штабс-капитан Щеглов и вестовой поручика Думитраша. Его немцы захватили с личным письмом поручику. Вот, его пассия любезно согласилась восстановить точный текст.
Начальник разведки положил на стол еще один лист. Командующий быстро проглядел его и покачал головой:
- Любопытно… Очень любопытно… Но, Александр Евгеньевич, - командующий посмотрел на начальника разведки. - Если все изложенное верно, то, выходит, немцы считают направлением наших главных усилий именно Подгайчики?
- Совершенно верно, Лавр Корнилыч…
- Так это же наша удача, а вы, батенька, рапорт…
- Смею обратить ваше внимание. Батальон Щеглова разгромлен только с целью захвата телефонных шифров, это значит, противник надеется нас прослушивать, а где и как - мы не знаем. И потом, замечу, вестовой схвачен именно потому, что, на свою беду, выехал из штаба ровно в пять утра.
- Не вижу ничего странного…
- А я, Лавр Корнилыч, вижу. Мною выяснено, разговор о гонце, направляемом с приказом в пять утра, был. Но шутливый, за карточным столом и как раз среди тех, кто знал… Значит, все они вне подозрений. Получается, что их кто-то подслушал… Вот только кто?
- А вот это, батенька, вам и придется выяснить.
- Слушаюсь! Разрешите идти?
- Нет. У меня есть мысль.
Командующий жестом пригласил начальника разведки подойти ближе и поднял трубку телефона.
- Дежурный… Передайте мои поздравления генералу Клембовскому… Да, с днем рождения. И вызовите сюда начальника радиостанции. Немедленно… Все.
Начальник разведки подошел к столу и задумчиво посмотрел на карту.
- Так, значит, вы бросаете в дело корпус Клембовского?
- Да, пусть у немцев создастся полная картина наступления у Подгайчиков, - жестко сказал командующий.
- Но это же значит… - начал было начальник разведки, однако командующий резко оборвал его:
- Это значит, что нам нужна победа!
Слова командующего поставили точку в состоявшем из полунамеков разговоре, и в кабинете повисла долгая пауза, прерванная появлением прапорщика, который прямо от двери чисто по-штатски представился:
- Начальник радиотелеграфной станции прапорщик Гамбриолетов.
- Ну какой вы, батенька, прапорщик, - усмехнулся командующий. - На вас же написано, что вы студент университета. Верно?
- Так точно, ваше высокопревосходительство, физический факультет…
- Ну и хорошо, - командующий протянул ему листок с воспроизведенной запиской Зи-Зи. - Вот. Передайте немедленно во все штабы.
- Немедленно? Но зашифровка требует времени…
- Это и есть шифровка. Передавайте открытым текстом.
- Тогда… Разрешите исполнять?
- Исполняйте, голубчик, - кивнул командующий.
- Слушаюсь, - Гамбриолетов шагнул было к двери и вдруг задержался. - Ваше высокопревосходительство, вы позволите, раз я уже здесь, высказать подозрение…
- Подозрение? - командующий внимательно посмотрел на прапорщика. - Какое?
- Видите ли, с началом наших атак у немцев появились две радиостанции. То есть, я думаю, они не у немцев… И передачи, очень уж подозрительные…
- Говорите, две?… - командующий и начальник разведки переглянулись. - И как прикажете понимать: немецкие и не у немцев?
- Две, точно. Почерк радистов разный. А что не у немцев… Тут, видите ли, специфика приема… Похоже, совсем рядом работают. Как из нашего тыла!
- Так… - постучал пальцами по столу командующий. - Ну что ж, Александр Евгеньевич, видите, вот кое-что вроде и проясняется…
- Понял, Лавр Корнилыч, - начальник разведки вытянулся. - Разрешите принять контрмеры?
- Разрешаю, Александр Евгеньевич. Действуйте, - командующий кивнул и, посмотрев на Гамбриолетова, с улыбкой закончил: - Мы с прапорщиком пока на радиотелеграф напирать будем, да и фельдсвязь у нас действует… А что до шифра, то думаю я, командиры наши его не больно-то жалуют. По себе знаю, когда воюешь, в тетрадочку заглядывать некогда…