- Чем же я ему дорогу перешел? - задумчиво, самого себя, спросил Алексей.
- Завидует он тебе, - объяснил Буслаев. Он не зря бахвалится, что все ему известно.
Алексей даже остановился.
- Мне? Завидует? Моим мозолям на заду? Не чисто брешешь, Буслай.
- Ты сам об себе мало понимаешь, Алеша. Командующий тебя хвалит, Давыд души в тебе не чает. Днями новый чин тебе выйдет, я знаю. К Георгию тебя хотят представить. Мало для зависти? Да тут еще… - Буслай помялся. Но он ведь все знает. И промолчать - выше его сил. - С Парашей майор заигрывать попробовал.
- Да он глуп!
- И подл. Ты поостерегись его. Сейчас шипит, а наступишь - и ужалит.
- Хватит об этом! Повоевать - и то не дают.
Подошли к месту, которое старый князь определил для учений. Здесь уже вовсю кипела работа. Голые по пояс, белотелые гусары заканчивали траншею, равняли бруствер. Такая работа им в охотку. Пехотинец, артиллерист - ему лопата по ночам снится. Как самый злой враг. А рядовой гусар - вчера крестьянин - в охотку мирную работу исполняет, ровно с ней к дому поближе.
За траншеей уже сладили плетень, а за плетнем стояли два "болвана" - соломенные чучела. Перехваченные по верху кушаками - что-то вроде голов получилось. На одну из них нахлобучили французский кивер.
Гусары между тем укладывали на бруствер жерди - вроде торчащих из траншеи ружейных стволов. Переговаривались.
- Ровнее клади. Чтоб хороший вид был. Не то полковник осерчает.
- Строг. Оченно даже строг.
- Однако не лют. Вот господин майор - те уж больно лютые. Надысь Федоту-трубачу два зуба, как не было, выбил. А почто? - и сам не скажет.
- А ты, Федот, полковнику, его высокоблагородию, пожалься. Он приструнит.
- Солдату жалиться ни к чему. Служба тяжела, да польза от ней большая.
Когда офицеры подошли поближе, говорок затих. Гусары выбрались из траншеи, начали одеваться.
- Ладно построили, - похвалил их Алексей. - Сам сегодня попробую.
- Точно так, господин поручик. Покажите молодым свою руку.
Буслаев рассмеялся:
- Вот ты и попал в старики, Алексей. В двадцать лет-то. Славно!
- Что ж, ваше благородие, - дядька Онисим взялся набивать трубку, - война не годами возраст отмеряет, а боями да ранами. Тревогами да трудом.
- Ишь ты! - похвалил его Буслаев. - Умен. Кто ж тебя научил-то?
- Война и научила, ваше благородие. Как мачеха учит.
Из поредевшей березовой рощи вышли корнет Александров и Параша. Корнет вел в поводу навьюченного коня. Стало быть, ученье началось.
Алексей пригляделся. Стал прислушиваться. Подошел поближе, вроде бы по другому делу, стал вполоборота, бочком.
Александров сбросил наземь вьюки, расседлал лошадь.
- Запоминай, - сказал Параше строгим голосом. - Начнем седловку… Ты верхом-то когда ездила?
- Бывалоча. Батюшка в ночное посылал. Да и барин тож.
- Но в седле…
- Какое там седло? Рогожку набросишь, а то и без ней задним местом ерзаешь.
- Запоминай, - сказал Александров Параше строгим голосом и стал показывать седловку по порядку. - Сперва кладем потник. Гладко, ладонью расправляем, чтоб ни складочки. А то за полверсты так холку намнешь - хоть бросай коня. Теперь - чепрак, а уж на него седло. Затягиваешь подпруги. Туже тяни, не бойся. А то в самый момент не на коне, а под конем окажешься. Тяни, тяни. И поглядывай: иной хитрый конь брюхо надувает, так ты его кулаком в бок, либо коленкой придави. Вот, хорошо.
Алексей шаг за шагом подбирался поближе - интересно было. Буслай тоже не отставал, усмехался в усы.
- Стремена подгоняй.
- Это как?
- А вот так: чтобы встав на них, между седлом и этим… местом было четыре пальца.
- С вершок, значит? А зачем? Сидя-то на ж… удобнее ехать, чем стоя на ногах.
- Смотря сколько ехать, - чуть зарумянившись, объяснил Александров. - В дальнем походе при таких стременах и ноги и… это место меньше устают. Да и в бою рубиться стоя способнее. Ты ведь дрова сидя не рубишь?
- Дрова колют, господин корнет.
- Когда - колют, когда - рубят. Давай дальше. Бери повод в левую руку. Так. Закинь его на холку, стань левым боком, лицом к хвосту, левую ногу - в стремя.
- Что ж так-то? Задом к переду?
Буслай за спиной Алексея хмыкнул в кулак.
- Строптивая…
Александров имел большое терпение. А, может, ему нравилось учить других тому, чему сам недавно научился.
- Параша, лошади бывают разные…
- Это нами знамо. Одна копытом бьеть, другая норовит зубами дерануть, и третья…
- А третья, горячая, норовит сразу с места взять. Ногу в стремя вздеть не успеешь, а уж она далеко. Поняла ли?
- Как не понять! Она тронулась, а ты с разворота и садись.
- Умница! И правую ногу тоже сразу в стремя. Повод вот так вот держи: через четыре пальца, а большой сверху. Мотнет конь головой - и повод не вырвет, и пальцы не поломает.
- Это все по-вашему, - отмахнулась Параша. - У нас проще. Я как в свой кулак возьму - попробуй вырви.
- Как же ты-то вырвался? - тихо засмеялся Буслаев. - Крепка девка. И любовь ее крепка.
Алексей смолчал. Вырвался? Так ли?
Параша между тем уже в седле. Александров - в ужасе.
- Ты что? На заборе? А ну-ка, спина прямая, голова вверх, ноги уперты. Красиво надо сидеть. А коли красиво, то и твердо.
- Не боись. Коли я села, так не упаду. Дальше чего?
- Дальше делай круг, шагом. Управляй не только поводом, но и коленями. Спину, спину держи. Вот так.
Лошадь послушно шла по кругу, поматывая головой. С каждым ее шагом Параша все увереннее держалась в седле. Природная грация, привычка к работе, гибкость и умение подчинять свое тело сказали свое слово.
- Тротируй, тротируй! - подсказывал Александров, довольный своим учеником. - Переводи на рысь. Да не трясись сама по себе, к коню приноравливайся! Про стремена не забывай.
Алексей и не заметил, как возле них с Буслаем собрались гусары, весело поглядывая, как скачет Параша.
- А ловка девка. Коня понимает.
- Этак она и сабле обучится - берегись, хранцуз! Сшибеть и не пожалеить.
- Стой! - Александров взял коня под уздцы. - Слезай. Ты молодец, Параша. Сейчас вьючить станем. Это дело куда как хитрее.
Буслай хлопнул Алексея по плечу.
- В хорошие руки Параша попала. Ты не ревнуешь? - тонко усмехнулся.
- Поди-ка ты прочь.
Параша зрителей не смущалась. Старательно слушала корнета и старательно делала, но тут вдруг заупрямилась.
- К седлам, вот здесь пристегиваем ольстры. Пистолеты в них вкладываем плотно, но не туго. Чтобы в пути не потерять, а в бою в миг выхватить. Поняла ли? За седлом укладываем фуражный мешок, на него - сакву. Прямо за ней - чемоданец для провианта. На него торочишь рульку - вязка сена, крученная в канат. Вот здесь - баклага с водой, торба с лошадиным припасом - скребница, щетки, пучки бечевок. Что еще? Артельные вещи - палатка, колья, котел, коса, топор, клещи, молоток. Ну, это тебе не очень надо. Это по очереди мы возим.
- Мне и все это не надо. В Париж не собираюсь. В своем селе воевать буду. Скидывай это все, учи сабле и пистолету.
Буслай расхохотался до того, что согнулся и зашлепал себя ладонями по коленям. Параша обернулась сердито; увидев Алексея, смутилась и засияла. Красота ее не только на лице цвела, она в сердце ютилась.
Офицеры немного отошли в сторону, чтобы не мешать учителю и не смущать ученика. Волох, ревниво не отходивший ни на шаг, подал набитые трубки. Бросил на землю бурку. Буслаев с надеждой взглянул на него, но Волох грустно развел руками. И прислушался к звонкому голосу Александрова.
- Саблей, Параша, не рубят. Это не топор. Саблей режут. Скользящий должен быть удар. Смотри - рублю. - Александров ударил в ствол березки. Она дрогнула и сухо, с трудом переломилась. - А надо вот так. - Свистнул клинок, и другая березка лишилась вершинки. Она скользнула вниз и острым срезом, дрожа, вонзилась в землю рядом со своим стволом.
- Браво, корнет! - Буслаев ударил в ладони. - А говорят, у тебя рука слаба. Что-то много врать стали без моего догляда.
Александров строго глянул на него и сказал:
- Попрошу вас не мешать, господин корнет.
- Миль пардон! Остаюсь молчаливым зрителем.
С саблей у Параши не шибко ловко получалось - не ухват все-таки. И не топор.
Не желая ее смущать, офицеры поднялись и, кстати; пошли навстречу полковнику, который не спеша ехал полем, поглядывая по сторонам, ища, к чему бы придраться. За ним тянулись цепочкой коноводы с лошадьми.
- Здорово, Алешка! Здоров, Буслай! Готовы? Вот посмотрю. А что не так, не обессудьте, своей рукой выпорю. Ну-ка, Щербатов, ставь во фрунт свой взвод. Что за молодцы у тебя, гляну.
Тут неожиданно грянул в стороне пистолетный выстрел. Князь гневно обернулся:
- Кто посмел? Что втемяшилось?
Увидел растерянного Александрова, Парашу с еще дымящим пистолетом в руке - размяк.
- Парашка, сукина дочь, в меня метила? В самое сердце попала!
Гусары в строю заржали ровно жеребцы перед кобылами. Парашка не сробела.
- В вашем сердце, барин, таких дырок - как в решете.
- Вот я тебя высечь прикажу. Или своей рукой выпорю.
- Своей-то рукой вам, конечное дело, любезнее. Да на мне портки крепкие, в обтяжку. Не всякому стащить.
Грохнуло в строю словно майская гроза ударила. Князь аж в седле качнулся. Обернулся к сыну:
- Вот, Алексей. Еще один нахальный Волох у тебя вырос. Не зря майор Измайлов рапорта пишет.
- Вот его бы и посечь, - подсказал Буслаев. - Можно прямо в портках. Саблею, плашмя.
Полковник вдруг стал строг и хмур. И на шутку Буслаева не отозвался. Выпрямился, крутнул ус:
- Ставлю задачу. Атака взводом укрепленного редута противника. Исходная позиция - развесистый, отдельно стоящий дуб. Корнет Буслаев, принимайте командование взводом.
- По коням! - заорал Буслаев. - Левое плечо вперед! Марш! Марш!
У "отдельно стоящего дуба" взвод рассыпался. Донеслось: "Сабли вон! Сабли к атаке! Рысью - марш!".
Застучал, нарастая, дробный конский топот. Пронзил его тонкий заливистый свист. Взвод сменил аллюр, мчался галопом. Стремительно стелились над землей лошади, привстали на стременах всадники. Сверкали над их головами блестящие беспощадные клинки. Казалось, не остановят их напора ни пули, ни картечь, ни встречная атака.
- Молодцы! - кликнул старый князь, азартно крутивший лошадь на месте - так бы и сам влился в атакующий строй.
Один за одним взлетали над траншеей, ровно на мощных крыльях, гулко ударяли копытами по ту ее сторону. Иной гусар, низко наклоняясь с седла, успевал рубануть саблей по жерди, выбивая из рук "пехоты" ее "ружья".
За траншеей изгородь, не меньше двух аршин в высоту. Тяжелые кони перемахивали ее с легкостью диких ланей. И только один вдруг замешкался. Неопытный всадник не точно послал его в прыжок на препятствие. Конь сбился с ноги, затоптался и в азарте сделал прыжок с места. Ему прыжок удался, лишь слегка задел брюхом верхушку плетня, а всадник вылетел из седла и кубарем покатился ему под ноги. Вскочил, прихрамывая, догнал и поймал лошадь, неловко - видно, сильно ушибся - взобрался в седло.
Старый князь вспылил.
- Буслаев! В обоз его! Пока к седлу не привыкнет! Зови его сюда, пред мои грозны очи.
Незадачливый гусар соскочил с коня, отдал честь, тяжело дыша.
- Кто таков? - сурово спросил полковник.
- Рядовой Ефрем Кольцов, ваше высокоблагородие.
- Ты что же, мерзавец, всех славных гусар позоришь? С коня падать взялся? Да ты знаешь, скотина, что гусар с коня падает только с пулей в сердце? Тебе бы плетей хороших, да твое счастье, что я с утра весел. В обоз его, корнет! Сей же час.
Гусар понурился, ковырнул землю носком сапога.
- Как стоишь, обормот? У тебя что, в ж… зудит? Так я бы тебя плетью почесал! Кругом! Марш!
- Батюшка, - вполголоса обратился Алексей, когда гусар отошел, - уж больно круто. Новобранец…
- Я вам не батюшка! - взлетел над полем гневный бас. - Извольте обращаться по чину! Не в кабаке, милостивый государь!
- Я вам не милостивый государь, господин полковник! Извольте…
- Что?! Бунтовать? Не зря, видать, на вас доносы пишут. Развели в эскадроне миролюбие! Я вас научу дисциплину воинскую блюсти! Щенок! А ну-ка, на конь, живо! Покажи, каков ты в деле есть! - А то он не видел, бок о бок с сыном воюя.
Буслай, смеясь, делал Алексею отчаянные гримасы за спиной полковника. Да не в добрый час. Обернулся полковник.
- Что рожи корчишь, корнет? Ты офицер русской армии или обезьяна? Ступай по своим делам, только и знаешь на гитаре романсы бренчать! Цыган!
Волох подвел Алексею Стрелку, сочувственно придержал стремя. Алексей наклонился к нему, шепнул:
- Вы что с ним пили поутру? От бешеной коровки молочко?
- Никак нет, господин поручик, коньячком завтракали. Но маленько. Потому, видать, и серчают. Вы уж не оплошайте.
Алексей остановил лошадь под поредевшей сенью старого дуба, проверил пистолеты, подвигал саблю в ножнах, опустил ремешок кивера. Полковник взмахнул перчаткой.
Капризная Стрелка на этот раз без обычных фокусов пошла в галоп. Легко перемахнула траншею, еще изящнее взяла плетень. И вот тут Алексей, доверившийся ей полностью, бросил повод, выхватил оба пистолета и разом влепил по пуле в брюхастых "болванов" - только труха соломенная полетела. Мгновенно кинул пистолеты в ольстры, выхватил саблю - один "болван" остался без головы, другой - без половины кивера.
- Отменно! - похвалил его полковник. - Вот бы все твои молодцы так-то. А то они у тебя только с коней падать горазды.
- Я, батюшка, - напомнил Алексей, - тоже падал.
- Ты вместе с конем пал, это не зазорно. Ладно, - сделал вид, что смягчился, хотя в душе и без того мягок, - не гони его в обоз. А вот пристегни его в обученье к Александрову. Это ему большой стыд будет, вместе с девкой обучаться. Да, а кто ж в атаке так славно свистел?
- Да он и свистел, батюшка. И песельник славный.
- Вот-вот, к бабам его. Пусть им свистки свистит и песни играет. Пока к седлу не прирастет. - Повернулся к строю.
- Вот что, братцы, слушать всем. Я вами доволен. Живет во всех вас суворовский дух русского солдата. И офицеры у вас хороши. Вы берегите их. В бою, коли офицер погибнет, всем плохо придется. Это помните. И еще крепче помните, что говаривал Александр Васильевич. Пуля - дура, штык - молодец, а солдат должен думать. - Говорил ли такое Суворов, как знать. Но командиру лучше верить, чем в его словах сомневаться. - Скачете хорошо, рубитесь отменно, а думать не умеете. Иной раз смотрю - лошадь умнее всадника выходит. - Слушали, конечно, со всем вниманием, но и с досадой. Кому понравится, коли тебя глупее скотины бессловесной почитают.
- А вы не жмурьтесь. Я пустые слова не сказываю. Я всегда дело говорю. Или не так?
- Точно так, ваше благородие!
- Третьего дни ходили вы в атаку на неприятельский резерв. Смяли и рассеяли француза. Однако могли вообще смести, коли думать умели. Слушать всем: в атаку идти следует рысью, а в карьер "марш! марш!" - в ста шагах. А вы, братцы, за версту галопом пошли. Многие кони задохнулись, строй разорвался, один только взвод на неприятеля налетел. Ясное дело, молодцы?
- Точно так!
- "Ура" кричать до поры тоже не след. Весь пыл из себя выдохнешь. "Ура" кричать - как неприятель спину покажет. Ладно я говорю?
- Никак нет, ваше высокоблагородие, - смело выступил вперед дядька Онисим.
- Ну, поучи полковника. - Князь отставил ногу, закрутил ус.
- Ежели, ваше высокоблагородие, гнать неприятеля на "ура!" в спину, то никак его не догонишь. Шибко он нашей "ура!" опасается. Как заяц от гончака летит, пулей - и то не достать.
- Хитер! А я хитрее. Вот тогда и гоните его под "ура!" без остановки до самого Парижа. Ни пожрать ему, ни водицы испить, ни оправиться не давайте - и так уж сколько на нашей родной земле нагадили.
Да, культурная нация. В церквах конюшни да отхожие места устраивали. Нет им прощенья и не будет пощады.
- Корнет Буслаев! Велите обед трубить. Коли щи будут, так и по чарке выдать.
- И свистуну? - скрывая улыбку, спросил Алексей.
Старый князь нахмурился, но натура взяла свое. Молча кивнул, потянул было руку покрутить ус, да передумал. Кинул Буслаеву вслед:
- Буслай! А кашеварам от меня скажи. Увижу еще, что шомполами варево в котлах мешают, так шомполов и получат. Горячих и досыта. - Обернулся к Алексею, улыбнулся легко: - А денек сегодня славный! Такие погоды по осени только на Руси святой бывают. Журавли-то, я чай, уже отлетели?
- Не видал, батюшка.
- Их не видать надобно, а слушать… Дождемся ли?
Кто скажет? И в мирное время человек в своей судьбе не волен, а уж на войне-то…
Что-то загрустил вдруг батюшка.
- Вернутся ли на родину? Путь не близок и опасен. Добрую птицу всяк обидеть может.
- Батюшка, ну какая им тут родина? Каждый год туда-сюда мечутся…
- Дурак ты еще, Лешка! - вспылил. - Не зря тебя дуры-девки Лёсиком кличут. Родина у них здесь! Тут они гнезда ладят, цыплят высиживают…
- Батюшка, цыплят куры высиживают.
- А журавли кого? Собак, что ли, по-твоему? Где родился, где отец-мать тебя на крыло поставили - вот там твоя родина! Ай тебе не слышно, сколь грусти в их прощальных кликах? Я вот тебя сейчас плетью перетяну, чтобы знал, кого слушать!
Вот таким ему батюшка боле по сердцу был. Алексей поставил ногу в стремя - Стрелка затопталась на месте.
- Как ты с ней? - кивнул на нее отец. - Ладитесь? А то она у тебя все траверсой ходить норовит. Вроде майора Измайлова. - Траверсой ходить: лошадь идет не впрямь, а всем боком в сторону. Красиво, но смешно. - Видать, берейтором у нее циркач был.
- Ничего, попривыкли.
- А то смотри. Конь у гусара должон быть надежен и верен. Как сабля. Обедать к себе зову. Волох, верное дело, к обеду что-нибудь украл. Не ревнуешь?
Волох и в самом деле с старому князю прикипел. Ну что ж - души родные. Рубаки, пьяницы да бабники.
- Александров! Два дни тебе на обучение Парашки. Потом доложишь и покажешь.
В палатке у старого князя было домовито. Параша чистила тряпочкой с мелом самовар, Волох щипал тесаком лучину на растопку. Князь, вошедши, сбросил сапоги, стянул чулки, улегся на скрипнувшей под ним кровати. Устал.
- Волох, подай-ка трубку.
- Не чищена. Обождать придется.
- Зачем не чищена?
- Некому было.
- Ну-ка Ваську кликни, я ему наглецу…
- Нету денщика вашего, господин полковник. И не скоро будет.
- На деревню отправился? Мародерствовать? - Князь привстал, раздул щеки.
- Под арестом он.
- Кто посмел?
- Господин майор изволили им по морде дать и арестовать приказали. За неуважение.
- Что за черт? Что ты несешь? Опять без меня пьян?
- С чего ж это я пьян? Не с чего вроде.
- Он, барин, правду говорит, - вступилась за Волоха Параша. - Приезжали до вас со штабу господин майор. Помнилось ему, что Васька честь не так отдал.
- Что?! - Щербатов вскочил, натянул сапоги на босу ногу. - Коня мне! Шпагу!
- И коня нет, - мудрец Волох отложил тесак. - Ковать его отвели.