- Заруцкой! - окликнул князь. - Пришли, голубчик, нашего артиллериста.
- Я здесь, господин полковник.
- Скажи-ка мне, капитан, сколько французу положено на орудие зарядных ящиков на походе?
- В конной артиллерии, господин полковник, два. Семьдесят ядер и семьдесят картечей по тридцать пуль в стакане.
- А сколько они уже выстрелили, считал?
- Так точно! Сейчас обедняют.
И точно - неожиданно пала тишина. Только со стороны противника слышались резкие крики да истошно хрипло галдела воронья стая. Беспорядочный людской гомон сменился четкими словами команды. Со взгорка ринулась вниз тяжелая конница, большим числом. По дороге она вытянулась в линию, охватила лужок и лавой пошла на рощицу, стремясь захватить разгромленный стан противника и довершить дело, добивая раненых и собирая добычу.
Да не тут-то было! Влетели в болото. Забились кони, замесили грязь, залились испуганным ржаньем. Иные всадники не удержались в седлах, иные, бросив лошадей, рванулись обратно к дороге. Тут-то их и встретили стрелки. Залпами, почти невидимые, из укрытия.
- Славно! - обрадовался князь.
Смешались французы, но быстро оправились, залегли, хоронясь за коней, начали отстреливаться, а на выручку им уже спешил со взгорка пехотный полк, выставив штыки.
- Капитан! - скомандовал князь. - Выкатить орудие! Живо!
Капитан Морозов, уже немолодой, но живой и ловкий, едва орудие оказывается на позиции, становится рядом, поднимает над головой обнаженную саблю.
- Наводи, братцы. Картечью… Пали!
Пушка подпрыгивает и откатывается, полыхнув огнем и оглушив грохотом.
- Наводи, братцы. Пали!
От наступающего полка отделяется арьергардная рота, делает полуоборот и движется на орудие. А полк продолжает угрожающе спускаться к роще.
Морозов переносит огонь, дробит картечью гренадерскую роту. Но она неудержимо близится, готовясь броситься в штыки. Пушечный расчет работает лихорадочно. Время от выстрела до выстрела все короче и короче. А это берет много сил и сноровки. Пробанить ствол, загнать картуз с порохом, запыжить, закатить ядро или картечный стакан, снова пыж, снова наводка в цель - выстрел! И начинай сначала, срывая ногти, сбивая пальцы, едва держась на ногах от тяжелой работы.
Пушка бьет уже чуть ли не в упор по наступающим. Атака захлебывается.
- Молодцом, капитан! - кричит князь. - Быть тебе майором! Добавь-ка!
Но тут первая шеренга гренадер падает на колено и дает залп из ружей. Вторая шеренга бьет стоя, над их головами. Орудие стоит на открытом месте, не защищено бруствером - расчет уничтожен. Французы зло и весело кричат и вновь бросаются в атаку.
Капитан Морозов бежит им навстречу, занеся над головой саблю. Срубает одного солдата, валит другого. И падает, получив от третьего удар штыком в грудь - не быть капитану майором. Набежавшие солдаты остервенело колют упавшего штыками.
Из-за баньки вылетают гусары - всего-то их ничего, горсточка, - впереди Заруцкой. В правой руке сабля, в левой - пистолет. Пошла рубка. Гусары яростно вертят своих коней, бросают их вправо и влево, поднимают на дыбы, стараясь уберечь от вражеских штыков. Над полем - звон и стук сабель, треск пистолетных выстрелов, крики бешенства и боли.
Старый князь с ординарцами бросается в гущу схватки. Князь, откинув в сторону больную ногу в какой-то чуне, смешон и грозен. Удары его по-молодому точны и неотразимы. Но на него наседают. К нему пробивается Заруцкой. Лицо его забрызгано кровью, левая рука висит плетью, по ней течет алое и крупно капает на землю.
- Уходите, полковник! - кричит он, морщась. - Уходите, я прикрою!
- Молчать! Где Алешка? Говорил, что надо одним кулаком ударить! Где чертов Волох?
Чертов Волох еще неизвестно где, а эскадрон Алексея появился на взгорке, в тылу противника, где стояла карета в окружении охранения и сгрудились "вагенбургом" фуры, смял и разметал кирасир, рассыпавшись, бросился в схватку.
Один из гусар, отчаянный, оторвался от эскадрона, подлетел к карете, снял пистолетом кучера, срубил форейтора и, схватив его коня под уздцы, погнал карету вниз по дороге. Туда, где поспешно разворачивался к атаке пеший французский полк. А за каретой с отчаянным воем помчались, вытянувшись в струнку, борзые.
Той минутой эскадрон Алексея с такой яростью налетел на гренадер, что оставшиеся на ногах стрелки воткнули ружья штыками в землю и подняли руки.
- Батюшка! - в сердцах воскликнул Алексей. - Нешто можно с такой ногою в бой бросаться!
- А я не ногой, я саблей воюю. - Князь взмахнул саблей, сбрасывая с клинка кровь, кинул в ножны. - Где шлялся? Где Буслай? Где Волох с казаками?
- Волох-то? - Алексей оглянулся. - Да вон где. Карету гонит. В атаку пошел.
- В атаку, - проворчал князь. - Гляди, кабы он таким галопом эту карету в донские степи не угнал.
А внизу складывалось худо. Сдержать малыми силами конницу, не выпустить ее из болота удалось, но полк почти полного состава наступал неудержимо. И уже был готов к атаке. Взбодрились и загнанные в болото. Сосредоточились, изготовились, утопая до колен в грязи, двинулись к дороге. Однако из рощицы, что позади, вдруг выступил небольшой отряд казаков и начал беглый обстрел. Снова ударили стрелки, спрятанные в русле ручья, превращенном в траншею. Попав под перекрестье огня кавалеристы без коней, заметались, рассеялись и, в общем, бесславно вышли из боя. Да тут еще на изготовившийся полк налетела сверху тяжелая карета шестерней. Разметала в обе стороны ряды солдат, промчалась, круша все, что попадало под копыта и колеса, пробила брешь, которой пронеслись, рыча и лязгая зубами, озверевшие собаки. Да тут еще, с неожиданной стороны врубился в пехоту эскадрон Буслая.
Все смешалось. Всякий воинский порядок, вся умная воинская наука наступать и обороняться растворились и исчезли в буйной схватке. Стрельба, удары штыком и прикладом, кулаком и саблей. Во все стороны летели обломки ружей, клинков, смятые или разрубленные кивера, лядунки, ташки гусаров, ранцы солдат.
Французы бились отчаянно. Они поняли, что попали в западню. Однако зверь оказался сильнее охотника. Как ни самозабвенно и отважно сражались русские, как ни валили один пятерых, преодолеть мужеством и стойкостью превосходные силы противника не было возможности. Оставалось одно - с честью лечь на поле брани.
Гусары, на призыв князя, плотно сбились, вкруговую отбиваясь саблями. Да не скучал и Волох. Выкинув кого-то из кареты, выборочно и точно разил в окошко из ружей, которых там, видимо, было в достатке. Кто-то внутри помогал ему, заряжая и подавая оружие. Вокруг кареты, совершенно взбесившись, скачут собаки, хватая зубами все, что подвернется на клык. Лошади в упряжке топчутся, жмутся, шарахаются, заливисто ржут.
Из кареты выпрыгивает какая-то легкая фигурка, вскакивает на козлы и ловко бежит по спинам коней вперед, словно перескакивая с кочки на кочку. Падает на левую переднюю лошадь, выпрямляется и, гикнув, гонит упряжку. Размахивая распахнутыми дверцами, подпрыгивая на трупах, карета пробивается к окруженным гусарам. А там что-то поняли. Как только карета равняется с обессиленным, едва державшимся в седле князем, его подхватывают в четыре руки Алексей и Буслаев, бросают к распахнутые руки Волоха. Волох валится внутри, втаскивая за собой князя. Карета вылетает из гущи схватки, теряя на ходу выпадающие ружья, и залихватски мчится по дороге.
- Ты куда гонишь? - кричит пришедший в себя князь.
- На Дон, ваше благородие.
- Отставить! Не сметь! Осади коней!
- Никак невозможно - уж больно форейтор лихой.
- Болван! Я тебя судить буду! Я тебе голову снесу!
Волох потрогал набухающую на лбу шишку.
- Так нечем, ваше благородие.
Князь изумленно глянул на свою правую руку с зажатым в ней сабельным эфесом, из которого торчал короткий зазубренный обломок.
Князь выбросил его на дорогу, высунулся из кареты и закричал:
- Эй! Кто там? Поворачивай назад.
Форейтор обернулся. Это был корнет Александров.
- Я не умею, господин полковник!
- Так я ж тебя научу! Разжалую!
- Поздно, ваше благородие! - завопил Волох. - Ворочай, корнет! Ворочай!
Волох наполовину вылез в дверцу, стал на ступеньку. Вгляделся вдаль.
- Ишь, скачут! - он пригнулся, будто от этого мог бы лучше разглядеть - кто там впереди, кто скачет?
- Мужик впереди всех! А чуть назади вроде бабы. Но с саблей.
Александров пытался сдержать бешено мчащихся коней. Хоть в сторону куда свернуть от напасти. От тех оторвались, на этих нарвались.
- Ваше высокоблагородие! - Волох грубо схватил князя за рукав, втянул внутрь. - Укройтесь! Сейчас стрелять станут. - И вдруг выпрямился: - Стой, корнет! Давыд скачет! Сворачивай с дороги - сметут ненароком!
Слава богу! Подмога пришла. Да тут еще, к счастью, брошенные вожжи намотались на ось, туго натянулись, сдержали коней. Стали. Кони вскидывали морды, тяжело дышали, роняли с губ пену. Да тут еще набежали борзые, запрыгали вокруг кареты.
- Пшли вон! - гаркнул, спрыгивая наземь, Волох. И погрозил им плетью.
Умные собаки, часто дыша, вывалив красные языки, забрались под карету, легли.
Александров, спрыгнув с лошади, замахал белым платком.
Налетели. Окружили. Веселые лица, храпящие конские морды. Давыд - кулем наземь - в армяке, в малахае, с пистолетами за поясом и с образком на груди; обхватил князя - головой ему по грудь, засопел сердито:
- Господин полковник, Петр Алексеич, ну как же ты так? Что за мальчишество, право? А если б мы не поспели? Хорошо вот, красавица, прилетела. Вся в слезах и в румянце - не иначе у нее миленок там. Что с ногой? Сильно ранен?
- Зажило! - сердито буркнул князь. - Мышь укусила. Сбросить бы эту гадость, да надеть нечего. А босому полковнику неприлично.
- Зачем же босому? - появился Волох, держа в руках хорошие ботфорты. Не иначе уже в багажном ящике пошарил. - Сидайте, ваше высокоблагородие, переобуемся.
Когда Волох, склоняясь, начал разматывать чуню, князь шепнул ему в ухо:
- Больше ничего не нашел?
- Как не найти, Петр Алексеевич, нашел. Не извольте беспокоиться. - Волох тоже отвечал негромко. - Обождать надо - ишь народ сбежался. Так и самим не хватит.
Полковник встал, обутый, потоптался, пробуя, ловко ли сели сапоги, тронул ус и заорал:
- Что сгрудились? Там ваши братья насмерть бьются, а вам здесь балаган? А ты куда? - кричит Александрову, уже подобравшему себе коня и готовому ринуться в схватку. - Тебе отныне форейтором служить, пока не научишься. А тебя, Волох, своей рукой выпорю - как смел командира из боя вывести?
- Нешто я? - удивился Волох. - Я ваше благородие только принял. Ваши офицеры - господа Щербатов да Буслаев…
- Они тоже моей руки не минуют. Обоих разжалую. Коня мне! И саблю.
Весь французский полк взяли в плен. Исключая, конечно, павших. Среди пленных оказалась большая птица - вице-король какой-то, в парадном мундире, в громоздкой шляпе с плюмажем - вылитый индюк. Только в грязи и пыли - это его Волох выбросил из кареты, "как они послушание не оказывали и пистолетом тыкали".
Со всех сторон начали подтягиваться раненые. Иные шли сами, иных вели под руки, иных несли на самодельных носилках из ружей и шинелей. Собирали брошенное оружие, ловили отбившихся лошадей. Раненых, кто не на ногах, устроили в фурах; ими занялся доктор с помощниками. Осмотрели добытое в бою - порадовались, было много хорошего оружия, большой запас пороха и свинца.
Отдав необходимые распоряжения, офицеры собрались под развесистым дубом, еще не потерявшим всю свою листву. Сюда же привели и вице-короля. Немного потерявшего осанку после падения из кареты и неожиданно проигранного сражения.
- Вы его выиграли не доблестью, - чванно заявил он князю Щербатову, - а хитростью.
Князь вспылил, но сдержался.
- Вон она, моя доблесть, - и он указал в сторону, где стрелки укладывали погибших. - И здесь она, - указал на офицеров - измученных, в изодранных мундирах, мятых киверах, в своей и чужой крови.
Вице-король потупился, упрятал подальше спесь.
- Могу я рассчитывать, что мне вернут шпагу, а также Милен и Мадлену?
- Любовницы? - оживился князь. - Что-то я их не видел. Глянуть бы.
- Это мои борзые. Они прошли со мной весь путь от Немана.
- Славно поохотились? Волох, найди-ка этих милен-мадлен.
- Да что их искать, ваше благородие? Вон, корнет Александров их пасет.
Собаки радостно бросаются к хозяину, скулят, повизгивают, взлаивают, подпрыгивая, лижут в лицо.
Приводят еще двоих - генерала и господина Шульца. Давыдов встает:
- Генерал, отдайте распоряжение строить ваших солдат. Поведете их в Москву.
Генералу этого не очень хочется. Он уже побывал в Москве, видел, что с ней сталось, и знал, что уже многие московские жители вернулись к своим разграбленным, сожженным и разоренным жилищам.
- Вы гарантируете…
- Я ничего не гарантирую, - обрывает его Давыдов. - Гарантии вам давал ваш император. С него и спрос.
А князь Щербатов тем временем разглядывает в раздумье с головы до ног господина Шульца.
- Что ж, - нехотя цедит сквозь зубы, - русский дворянин своему слову верен. Вернемся в лагерь, забирайте своего немтыря и - на все четыре стороны. Только сначала плетей попробуете. Оба-два.
- По делам вору и мука, - довольно бормочет Волох.
Князь поворачивается к нему:
- Теперь ты на очереди.
- А я в чем повинен? Короля поймал, казаков своих в роще…
- Вот-вот! Как там казаки оказались? Под обстрелом?
- Нешто под обстрелом, ваше сиятельство? Я их привел, когда француз наш бивак бомбил. В рощу, ваше благородие, редко что залетало.
- Надо приказы исполнять! Распустился! Своеволие допускаешь!
- Батюшка… - вмешался было Алексей.
- Я вам, поручик, сейчас не батюшка! Извольте обращаться по уставу!
- Господин полковник, - заговорил Алексей, сдерживая улыбку, - есаул Волох поступил правильно. Его казаки, неожиданно оказавшиеся в тылу вражеской конницы, весьма способствовали ее подавлению.
- Заступаешься, поручик? - ехидно потрогал ус полковник. - А ты спроси его, что за волдырь у него на лбу? В курятник залез, оглоблей его хватили?
Волоха хватили не оглоблей возле курятника, а дверцей кареты, когда он ее "штурмовал".
- Так что, ваше благородие, - обиженно загнусил Волох. - Как Бог свят, с ядром не разминулся.
- Лоб в лоб встретилось, - захохотал Заруцкой. - Я ж говорил! И, похоже, уже давно.
Но князь разбушевался. И почему-то больше на сына.
- За одной юбкой бегаете? Из одной чарки пьете? Дисциплину рушите? Субординацию? Командиром как мячиком швыряетесь? Да я вас!..
- Постой-ка, Петр Алексеевич, - вмешался Давыд, надувая щеки. - Теперь уж за тебя пришла пора браться. Тебе ведь тоже приказа не было малой силой против полка идти. Дисциплину рушите, господин полковник? Субординацию? За одной юбкой бегаете?
- Денис Василич, да Бог с тобой! Что ты там на меня удумал? Твой приказ исполнял.
- Мой приказ? Не давал я тебе такого приказа. Да и в отъезде я находился, у Главнокомандующего, при Главной квартире.
- То мне известно. Но от тебя нарочный был. Сказывал твое распоряжение: по мере сил задержать полк, а коли по силам - так и рассеять.
- Что за ординарец был? - недоумевал Давыдов.
- А то я с ним брудершафт пил! - князь возмутился.
- Не серчай, Петр Алексеич. Приказ-то на бумаге был? Чьей рукой писан?
- Какая бумага? На словах передал.
Наступило молчание. Давыдов шагал туда-сюда в неприятном раздумье. Офицеры переминались с ноги на ногу и переглядывались невесело.
- Петр Алексеич, а точно штабной был? Ты б его узнал?
- Да что он мне - милашка, чтоб его разглядывать?
- Дозволите, господин полковник? - шагнул вперед корнет Александров. - Я этого офицера видел. Указал ему дорогу к вашей палатке.
- Он назвался?
- Нет, господин полковник.
- Корнет Александров… - Похоже, князь подбирал полегче и поскромнее выражение. - Вы, корнет, сделали ошибку. - Не получилось у князя. - Вы дурак, корнет! А если это был французский шпион?
Александров густо покраснел, но не смешался.
- Я видел его при штабе.
- А в штабе не могли оказаться шпионы? Вы, корнет…
- Ну, будет, - вступился Давыдов. - Я уж сам разберусь. Вы, Александров, поедете со мной и укажете мне на этого офицера.
- Денис Васильевич, дозвольте и мне с вами, - стал напрашиваться Алексей. - У меня в этом бою полвзвода легло. Все офицеры ранены.
- Не будь по-вашему! - князь выпрямился во весь рост, тронул костяшкой пальца усы. - Знаю, чьи это штуки!
- И по-твоему, князь Петр, не будь. - Строго и решительно сказал Давыдов. - Лично разберу это дело. Кого след накажу, кто заслужил - награжу. Реляции за этот бой Главнокомандующему подам, чтобы довел до государя вашу доблесть в защите Отечества. А государь вас за то своей лаской не обойдет. От себя велю - всем три дни отдыха.
- Можно бы и начать, - смиренно проговорил появившийся из сумерек Волох. - Господину полковнику кушать пора.
- И токмо ему? - подбоченился Давыдов.
Быстро запылал костер. Гусары притащили от часовни бревна, уложили вокруг скамьями. Волох приволок и распечатал кованый сундук, начал выгружать под одобрительные голоса. Ничего особенного не было: коньяки, колбасы, сыр.
- Где нашел-то? - похвалил его Давыдов.
- Так что в карете.
- Королевская, стало быть, снедь, - яростно жует колбасу Буслай. - А король голодным ко сну отойдет?
- Там две фуры сеном гружены, - ворчит так, чтобы его не услышали, Волох. - Ему до зимы хватит.
Небо светлеет от луны, а вокруг черно, особенно как шагнешь от костра.
- Ночуем здесь, - устало говорит князь. - Поутру уж тронемся.
За ужином, понятно, не долго и не весело посидели. Стали укладываться: где стоял, там и лег. Поначалу вроде бы тишина обуяла округу. А вскоре начались вздохи, стоны, вскрики - каждый по-своему этот день вновь переживал.
Алексей лежал рядом с отцом: укрыты попоной, под головами - седла, под рукой - оружие. Отец, забывшись сном, постанывал. Алексею было нестерпимо жаль его. Он долго не мог уснуть, все глядел в высокое звездное небо, считал упавшие звезды и думал: как бы отправить отца в имение. Так ничего путного на ум и не пришло.
Начал морить сон. Но едва Алексей закрыл глаза, все замелькало перед ним: мутный блеск окровавленных сабель, дымки пистолетных выстрелов, искаженные болью, злобой, ужасом лица, оскаленные лошадиные морды, всюду кровь - бьет ключом, течет и капает. И вдруг словно вынырнул из глухой глубины - зазвенело, закричало, застонало, загремело… Неужели когда-нибудь это забудется?
Поутру изготовились к переходу. Стали сумрачно поредевшим строем. Пленных с конвоем отправили накануне. Обоз сформировали, еще две фуры освободили для раненых - для тех, кому за ночь стало худо.
Давыдов раньше других увел свой отряд, еще раз обещав, что разберется с приказом. Тронулись не сразу: корнет Александров давал напутствие Параше. Та уезжала в свою деревню. То ли воевать, то ли горевать.
- К пистолету, Параша, подпускай ближе - вернее попадешь. Но и не очень допускай - чтобы саблей не достал.