Мы следовали по прямой римской дороге, что вела через опустошение, уцелевшие придорожные столбы отсчитывали мили до Глевекестра. Я был неподалеку от камня с цифрой VII, когда нас заметили датчане.
Их было тридцать или сорок и они, должно быть, приняли нас за своих, потому что без страха поскакали в нашу сторону.
- Кто ты? - крикнул один из них, приблизившись.
- Твой враг, - ответил я.
Они придержали лошадей. Они находились уже слишком близко, чтобы развернуться и без потерь сбежать, и, возможно, мой ответ их озадачил. Я отдал своим людям приказ остановиться и выехал вперед один.
- Кто ты? - снова спросил датчанин. Он был в кольчуге, плотно сидящем шлеме, обрамлявшем худое смуглое лицо, а руки отяжелели от серебра.
- У меня больше людей, - произнес я, - так что ты первым назовешь свое имя.
Он поразмыслил над этим несколько мгновений. Мои воины рассеялись, выстроившись в линию, хорошо вооруженные всадники, явно готовые броситься в атаку. Датчанин пожал плечами.
- Я Торфи Оттарсон.
- Ты служишь Кнуту?
- Кто ж ему не служит?
- Я.
Он взглянул на молот на моей шее.
- А ты кто? - спросил он в третий раз.
- Меня зовут Утред Беббанбургский, - ответил я и был вознагражден встревоженным взглядом. - Ты думал, я мертв, Торфи Оттарсон? Может, так и есть. Кто говорит, что мертвец не может вернуться, чтобы отомстить живым?
Он дотронулся до собственного молота, открыл было рот, чтобы что-то произнести, но промолчал. Его люди рассматривали меня.
- Так скажи же мне, Торфи Оттарсон, - потребовал я, - ты со своими людьми прибыл из Глевекестра?
- Там гораздо больше людей, - с вызовом ответил он.
- Ты здесь, чтобы наблюдать за городом?
- Мы делаем то, что нам велено.
- Тогда я скажу тебе, что ты должен делать, Торфи Оттарсон. Кто командует твоим войском в Глевекестре?
Он поколебался, но потом решил, что не будет ничего плохого, если ответит.
- Ярл Бьйоргульф.
Это имя было мне незнакомо, но, очевидно, он был одним из доверенных людей Кнута.
- Тогда ты поскачешь к ярлу Бьйоргульфу, - заявил я, - и скажешь ему, что Утред Беббанбургский едет в Глевекестр и желает получить проход. Он даст мне пройти.
Торфи мрачно улыбнулся.
- У тебя есть определенная репутация, господин, но даже ты не сможешь победить наших людей у Глевекестра.
- Мы не собираемся драться, - сказал я.
- У Ярла Бьйоргульфа могут быть совсем другие желания.
- Может, и другие, но ты скажешь ему еще кое-что, - я сделал знак рукой и наблюдал за выражением лица Торфи, когда тот увидел, как Финан с тремя другими воинами вывели на его обозрение Фригг и близнецов.
- Знаешь, кто это? - спросил я Торфи. Он лишь кивнул. - Так скажи ярлу Бьйоргульфу, что если он выступит против меня, я сначала убью девчонку, потом ее мать, а напоследок мальчишку, - я улыбнулся. - Ярл этому не обрадуется, правда? Его жену и детей зарезали лишь потому, что ярл Бьйоргульф пожелал сражаться?
Торфи уставился на Фригг и близнецов. Думаю, он с трудом верил своим глазам, но под конец все-таки обрел дар речи.
- Я передам ярлу Бьйоргульфу, - произнес он полным изумления голосом, - и привезу тебе ответ.
- Не трудись, - заявил я, - я знаю ответ. Ты отправишься и скажешь ему, что Утред Беббанбургский едет в Глевекестр и что он не попытается нас остановить. И считай, что тебе повезло, Торфи.
- Повезло?
- Ты повстречался со мной и выжил. А теперь отправляйся.
Они развернулись и уехали. Их лошади были гораздо свежей наших, и очень скоро они были уже далеко впереди, и мы потеряли их из вида. Я ухмыльнулся Финану.
- Давай получим от этого удовольствие, - сказал я.
- Если только они не решат стать героями и спасти их.
- Не решат, - заверил я. Я посадил девчонку, Сигрил, на лошадь Роллы, он скакал с обнаженным мечом, а мальчик, Кнут Кнутсон, ехал в седле Свитуна, который, как и Ролла, вытащил клинок из ножен.
Фригг ехала между Элдгримом и Кеттилом, и, казалось, не обратила внимания на то, что произошло. Она просто улыбалась. Перед Фригг и детьми, во главе нашей колонны, находились два знаменосца, потому что впервые с тех пор, как мы покинули Бирддан Игг, мы развернули флаги со вставшим на дыбы конем Мерсии и волчьей головой Беббанбурга.
А датчане просто смотрели, как мы проходим мимо.
Нашему взору предстал Глевекестр, и я увидел, что все постройки перед высокими стенами сожжены и расчищены, чтобы защитники могли заметить приближение врага. Стены ощетинились копьями, освещенными низкими лучами вечернего солнца.
Слева от меня стояли навесы, поставленные датчанами Бьйоргульфа, теми людьми, что присматривали за городом, чтобы удостовериться, что фирд не предпримет попытку устроить вылазку. Там было, наверное, четыре сотни датчан, сосчитать их было сложно, потому что как только мы появились в их поле зрения, они поскакали по обе стороны от нас, но всегда держась на почтительном расстоянии. Они даже не выкрикивали оскорбления, просто наблюдали.
Примерно в миле от северных ворот города крупный человек с рыжими усами с проседью пришпорил лошадь в нашу сторону. Его сопровождали два молодых воина, и ни один не держал щит, лишь мечи в ножнах.
- Ты, должно быть, ярл Бьйоргульф, - поприветствовал я его.
- Да.
- Приятно наконец-то увидеть солнце, правда? - произнес я. - Не припомню такого сырого лета. Я уже начал думать, что дождь никогда не прекратится.
- Ты поступил бы мудро, отдав мне семью ярла Кнута - ответил он.
- И все поля гниют под этим дождем, - продолжал я. - Никогда не видел, чтобы погибло столько урожая.
- Ярл Кнут будет милосерден, - заявил Бьойргульф.
- Тебе следовало бы беспокоиться, милосерден ли я.
- Если им причинят боль… - начал он.
- Не будь глупцом, - оборвал его я, - конечно, им не причинят вреда. Если ты сделаешь именно то, что я тебе велю.
- Я… - снова начал он.
- Завтра утром, Бьйоргульф, - заявил я, как будто он и не пытался вступить в разговор, - ты заберешь отсюда своих людей. Вы отправитесь на восток, на холмы, и к полудню вас здесь уже быть не должно.
- Мы…
- Все вы, и лошади тоже, на холмы. А если ты останешься здесь, вблизи города, если я увижу хоть одного датчанина поблизости от Глевекестра после полудня, я выпущу кишки дочери Кнута и отправлю их тебе в подарок.
Я одарил его улыбкой.
- Было приятно с тобой побеседовать, Бьйоргульф. Когда отправишь гонца к ярлу, передай ему мои приветствия и скажи, что я оказал ему ту услугу, о которой он меня просил.
Бьйоргульф нахмурился.
- Ярл попросил тебя об услуге?
- Да. Попросил узнать, кто его ненавидит, и выяснить, кто захватил его жену и детей. Ответ на оба вопроса, Бьойргульф, - Утред Беббанбургский. Так ему и скажи. А теперь иди, от тебя несет, как от козьего дерьма, вымоченного в кошачьей моче.
А мы подошли к Глевекестру, и огромные северные ворота медленно открылись, а баррикаду за ними растащили, и люди радостно приветствовали меня с крепостного вала, когда два наших флага пронесли под сводом римских ворот.
Копыта лошадей громко застучали по древним камням, а на улице стоял Осферт, ожидая нас, он выглядел счастливее, чем когда-либо, а рядом с ним находился епископ Вульфхед, который сжег мой дом, а над ними на лошади, покрытой серебром, сидела моя золотая женщина, Этельфлед Мерсийская.
- Я же сказал, что найду тебя, - радостно заявил я ей.
Так я и сделал.
Когда я навещал своего кузена Этельреда, что я делал крайне редко и неохотно, то ехал в его дом за пределами Глевекестра, который ныне, как я предполагал, обратился в пепел.
Я редко бывал внутри города, что был более впечатляющим, чем Честер. Дворец представлял собой башню, сложенную из тонких римских кирпичей, когда-то облицованных мраморными плитами, но теперь большую часть из них пережгли в известь, осталось лишь несколько ржавых железных скоб, которыми раньше крепился мрамор.
Теперь кирпич был увешан кожаными панно с изображением разных святых, среди которых был и святой Освальд, изрубленный злодеем зверского вида, который ревел, показывая окровавленные зубы, а Освальд бессмысленно улыбался, как будто приветствуя смерть.
Ирония заключалась в том, что этой злобной тварью был Пенда, мерсийец, а его по-дурацки выглядящая жертва - нортумбрийцем и врагом Мерсии, но у христиан смысла не сыщешь. Теперь Освальда почитали его бывшие враги, и армия мерсийцев пересекла Британию, чтобы найти его кости.
На полу дворца был выложен один из тех замысловатых узоров из маленьких кусочков, этот изображал воинов, приветствующих своего предводителя, стоящего в колеснице, которую тянули два лебедя и рыба.
Наверное, жизнь в те дни была другой. Большие колонны поддерживали сводчатый потолок, на котором еще кое-где осталась штукатурка, покрытая рисунком, едва различимым на фоне оставленных водой разводов, а в дальнем конце зала возвышался деревянный помост, где кузен разместил задрапированный алой тканью трон.
Второй трон, пониже, очевидно, предназначался для его новой женщины, отчаянно желавшей стать королевой. Я сбросил этот трон с помоста, уселся в алое кресло и посмотрел вниз, на знатных людей города.
Эти люди, церковники и законники, стояли на изображении колесницы и глядели с робостью.
- Глупцы, - рявкнул я. - Вы все - глупцы, которые только и умеют, что лизать зады, нести чушь и совать свои носы куда не следует.
Я собирался насладиться своей речью.
Должно быть, в зале собралось десятка четыре мерсийцев, все они были олдерменами, священниками и танами, оставшимися защищать Глевекестр, пока Этельред искал славу в Восточной Англии. Здесь была и Этельфлед, но ее окружили мои люди, отделив от остальных мерсийцев. Она не была единственной женщиной в зале.
У одной из колонн стояла моя дочь Стиорра, которая жила в доме Этельфлед, и вид ее продолговатого, серьезного и прекрасного лица внезапно оживил в моей памяти образ ее матери.
Рядом с ней стояла еще одна девушка, примерно такого же роста, как Стиорра, но светловолосая, в то время как волосы моей дочери были темными, ее лицо казалось знакомым, но я ее не узнал.
Я бросил на нее долгий и пристальный взгляд, больше ради ее безусловной красоты, а не чтобы освежить память, но я по-прежнему не мог ее опознать, и повернулся к остальным.
- А кто из вас, - спросил я, - командует городским гарнизоном?
Последовало молчание. Наконец, епископ Вульфхед сделал шаг вперед и откашлялся.
- Я, - ответил он.
- Ты! - воскликнул я изумленно.
- Лорд Этельред возложил на меня защиту города, - заявил он в свое оправдание.
Я молча уставился на него.
- Здесь есть церковь? - спросил я наконец.
- Конечно.
- Значит, завтра я отслужу мессу и произнесу проповедь, - заявил я. - Я могу раздавать черствый хлеб и дурные советы как и любой другой, так ведь?
Тишина была мне ответом, раздалось лишь девичье хихиканье.
Этельфлед резко повернулась, чтобы пресечь этот звук, который издавала высокая светловолосая девушка, стоящая рядом с моей дочерью. И тогда я ее узнал, потому что она всегда была легкомысленным и беспечным созданием.
Это была дочь Этельфлед, Эльфвинн, которую я считал ребенком, но она им больше не была. Я подмигнул ей, снова вызвав хихиканье.
- С чего бы это Этельреду ставить епископа по главе гарнизона? - поинтересовался я, вновь обратив свое внимание на епископа Вульфхеда. - Ты когда-нибудь участвовал в битве? Я знаю, что ты сжег мои амбары, но это не битва, вонючий кусок крысиного дерьма.
Битва - это стена из щитов. Это когда ты чуешь запах дыхания твоего врага, что пытается выпотрошить тебя топором, это кровь и дерьмо, вопли, боль и ужас. Это когда ты топчешь потроха собственных друзей, которых разделал враг. Это воины, стискивающие зубы так сильно, что они крошатся. Ты когда-нибудь участвовал в битве?
Он не ответил, просто высокомерно посмотрел на меня.
- Я задал тебе вопрос! - заорал я на него.
- Нет, - признался он.
- Тогда ты не подходишь, чтобы командовать гарнизоном, - заявил я.
- Лорд Этельред… - начал он.
- Наложил в штаны в Восточной Англии, - сказал я, - и гадает, сможет ли когда-нибудь вернуться домой. А тебя сделал главным только потому, что ты раболепный лизоблюд, которому он доверяет, прямо как доверился Хэстену. Это ведь Хэстен заверил тебя, что он захватил семью Кнута, да?
Несколько человек выразили согласие неясным бормотанием. Епископ ничего не ответил.
- Хэстен, - произнес я, - скользкий предатель, и он тебя надул. Он всегда служил Кнуту, но все вы ему поверили, потому что ваши дерьмоголовые священники убедили вас, что Бог на вашей стороне. Что ж, теперь да. Он послал меня, а я привез жену и детей Кнута, а еще я разгневан.
При этих словах я встал, спустился с помоста и медленно пошел в сторону Вульфхеда.
- Я разгневан, - повторил я, - потому что ты спалил мои постройки и пытался собрать ту толпу, чтобы она меня прикончила. Ты объявил, что любой, кто меня убьет, заслужит божью благодать. Помнишь это, вонючий кусок крысиного дерьма?
Вульфхед промолчал.
- Ты провозгласил меня мерзостью. Помнишь? - я вытащил из ножен Вздох Змея, издавший неожиданно громкий скрежет, когда его длинный клинок скользнул по устью ножен.
Вульфхед испуганно забормотал и сделал шаг назад, под защиту четырех священников, которые явно были его сторонниками, но я ему и не угрожал, а лишь перевернул меч и протянул ему рукоять.
- Вот, выпердыш, заслужи благодать божью, убив мерзость языческую.
Он изумленно воззрился на меня.
- Убей меня, тупоголовый слизняк.
- Я… - начал он, а потом запнулся и отступил еще на один шаг.
Я последовал за ним, и один из его священников, юнец, сделал движение, чтобы преградить мне путь.
- Только тронь меня, - предупредил я его, - и я выпущу твои потроха на пол. Я же убийца священников, помнишь? Изгой по воле Божьей.
Я мерзость. Человек, которого ты ненавидишь. Мне убить священника, как другому - осу прихлопнуть. Я Утред, - я снова перевел взгляд на Вульфхеда и опять протянул ему меч.
- Ну, хромой хорек, - подначивал его я, - хватит у тебя духа меня прикончить?
Он покачал головой и опять ничего не ответил.
- Я тот, кто убил аббата Уитреда, - сказал я ему, - и ты меня за это проклял. Так почему бы тебе меня не убить?
Я подождал, заметив ужас на лице епископа, и в тот момент вдруг вспомнил странную реакцию близнецов, когда в ту большую комнату в Честере вошел отец Уиссиан. Я повернулся к Этельфлед.
- Ты говорила мне, что аббат Уитред из Нортумбрии?
- Да.
- И он появился откуда ни возьмись, проповедуя о святом Освальде? - спросил я.
- Благословенный святой Освальд был из Нортумбрии, - встрял епископ, как будто это могло меня утихомирить.
- Я знаю, кем он был! - рявкнул я. - А дошло ли до кого-нибудь из вас, что это Кнут убедил аббата Уитреда отправиться на юг? Нортумбрией правит Кнут, он хотел, чтобы мерсийская армия застряла в Восточной Англии, и потому выманил ее туда с обещаниями чудотворности тела мертвого святого. Уитред был его человеком! Дети Кнута звали его дядей!
Конечно, я не знал, было ли это правдой, но казалось весьма вероятным. Кнут был умен.
- Вы все глупцы! - я снова протянул меч Вулфхеду. - убей меня, склизкое дерьмо, - повторил я, но он покачал головой.
- Тогда ты заплатишь мне за ущерб, учиненный в Фагранфорде. Заплатишь золотом и серебром, и я отстрою свои дома, амбары и загоны для коров за твой счет. Ты заплатишь мне, не так ли?
Он кивнул. Выбора у него не было.
- Хорошо! - ободряюще произнес я. Я вложил Вздох Змея обратно в ножны и поднялся на помост.
- Миледи Этельфлед, - сказал я официальным тоном.
- Милорд Утред, - с тем же выражением отозвалась она.
- Кто должен здесь распоряжаться?
Она поколебалась, взглянув на мерсийцев.
- Меревал подойдет, среди прочих, - ответила она.
- Что насчет тебя? - спросил я. - Почему бы тебе не принять командование?
- Потому что куда бы ты ни пошел, я отправлюсь с тобой, - твердо заявила она. Присутствующие неловко заерзали, но все молчали. Я уж было хотел возразить ей, но потом решил не тратить слов попусту.
- Меревал, - сказал я вместо этого, - ты будешь командовать гарнизоном. Сомневаюсь, что Кнут решит атаковать, потому что я собирался заманить его на север, но, может, я и ошибаюсь. Сколько в городе обученных воинов?
- Сто сорок шесть, - ответила Этельфлед, - большинство из них - мои. Некоторые раньше были твоими.
- Все они поедут со мной, - объявил я. - Меревал, можешь оставить десять своих людей, остальные отправятся со мной. И, возможно, я пошлю за тобой, когда буду знать, что город в безопасности, потому что мне ненавистна мысль, что ты пропустишь битву. Она будет жестокой. Епископ! Хочешь драться с язычниками?
Вульфхед просто уставился на меня. Без сомнения, он молился своему пригвожденному богу, чтобы тот наслал на меня удар молнии, но пригвожденный бог не оказал ему такого одолжения.
- Тогда позволь мне рассказать, что происходит, - произнес я, расхаживая по помосту. - Ярл Кнут привел в Мерсию более четырех тысяч человек. Он опустошает Мерсию, сжигает и убивает, и Этельреду, - я намеренно не стал называть его лордом, - придется вернуться, чтобы остановить эти разрушения. Сколько людей у Этельреда?
Кто-то пробормотал:
- Пятнадцать сотен.
- А если он не вернется, - продолжал я, - Кнут отправится за ним в Восточную Англию. Возможно, именно этим он сейчас и занят. Охотится на Этельреда и надеется его уничтожить до того, как западные саксы выступят на север.
Значит, нашей задачей будет отогнать Кнута от Этельреда и задерживать его, пока западные саксы соберут свою армию и отправятся на помощь к Этельреду. Скольких воинов приведет Эдуард? - спросил я Осферта.
- Три или четыре тысячи, - ответил он.
- Хорошо! - улыбнулся я. - У нас будет больше воинов, чем у Кнута, и мы выпотрошим его и скормим потроха собакам.
Олдермен Деогол, тугодум, владеющий землями к северу от Глевекестра, нахмурился.
- Ты поведешь людей на север?
- Да.
- И заберешь почти всех воинов с собой? - заявил он обвиняющим тоном.
- Да.
- Но датчане окружили город, - произнес он жалостно.
- Я вошел в город, смогу и выйти, - заявил я.
- А если они увидят, что воины уходят, - он повысил голос, - что помешает им напасть?
- О, завтра они уйдут, - поведал ему я, - разве я не сказал? Они уйдут, а мы сожжем их корабли.
- Они уйдут? - недоверчиво спросил Деогол.
- Ага, уйдут.
И я надеялся, что был прав.
- Ты был строг к епископу Вульфхеду, - сказала мне Этельфред той ночью. Мы лежали в постели. Я предположил, что то была постель ее мужа, но мне было плевать. - Очень строг.
- Недостаточно.
- Он добрый муж.
- Он эрслинг, задница, - заявил я. Она вздохнула. - Эльфвинн выросла в прелестную девушку, - продолжал я.