- Он мне не сын, - упрямо повторил я.
- А теперь он ничей сын, - она сплюнула. - У тебя всегда были враги в Мерсии, и теперь они победили. Взгляни на это! - она гневно показала на горящие постройки. - Этельред пошлет людей, чтобы схватить тебя, а христиане хотят твоей смерти.
- Твой муж не осмелится напасть на меня.
- О, он осмелится. У него теперь новая женщина. Она хочет моей смерти, и твоей тоже. Она хочет стать королевой Мерсии.
Я хмыкнул, но промолчал. Этельфлед говорила правду, конечно же. Ее муж, который ненавидел и ее, и меня, завел любовницу по имени Эдит, дочь тана с юга Мерсии, ходили слухи, что она столь же амбициозна, сколь и красива.
У нее был брат по имени Эрдвульф, командующий воинами Этельреда, и он был столь же одарен, сколь амбициозна его сестра.
Банда голодных валлийцев опустошала западные границы, и Эрдвульф погнался за ними, загнал в ловушку и уничтожил. Умный человек, как я слышал, на тридцать лет меня моложе и брат амбициозной женщины, желавшей стать королевой.
- Христиане победили, - сказала мне Этельфлед.
- Ты христианка.
Она проигнорировала эти слова. Вместо ответа она без всякого выражения посмотрела на пламя, а потом устало покачала головой.
- Все эти десять лет у нас был мир.
- Это не моя вина, - зло ответил я. - Я снова и снова просил дать мне людей. Мы бы захватили Честер, убили Хэстена и выгнали бы Кнута из северной Мерсии. Это не мир! Не будет мира, пока датчане не уберутся отсюда.
- Но у нас и правда мир, - настаивала она, - и ты не нужен христианам в мирное время. Если бы была война, все они желали бы, чтобы Утред из Беббанбурга сражался за них, но сейчас? Когда у нас мир?
Сейчас ты им не нужен, а они всегда хотели от тебя избавиться. Так что ты будешь делать? Ты зарезал одного из самых праведных людей в Мерсии!
- Праведных? - фыркнул я. - Он был просто глупцом, что затеял драку.
- А драка, которую он затеял, была дракой на твоей стороне! - сказала она с напором. - Аббат Уитред проповедовал о святом Освальде! У Уитреда было видение! А ты убил его!
Я ничего на это не ответил. По всей Британии распространялось это священное безумие, вера в то, что когда будет найдено тело святого Освальда, саксы объединятся, то есть те саксы, что находятся под правлением датчан, внезапно обретут свободу.
Нортумбрия, Восточная Англия и северная Мерсия очистятся от датских язычников, а все потому что кости расчлененного святого, умершего почти три сотни лет назад, будут собраны вместе.
Я знал абсолютно всё про святого Освальда. Когда-то он правил в Беббанбурге, и мой дядя, предатель Элфрик, владел одной рукой усопшего. Много лет назад я сопровождал голову святого в безопасное место, а всё остальное, как полагали, было похоронено в монастыре где-то на юге Нортумбрии.
- Уитред хотел того же, что и ты, - гневно произнесла Этельфлед, - хотел, чтобы саксы правили Нортумбрией!
- Я не хотел его убивать, - повторил я, - и я сожалею.
- Ты и должен сожалеть! Если останешься здесь, то придут две сотни копейщиков, и ты предстанешь перед судом.
- Я буду с ними сражаться.
Она ответила на это презрительным смехом.
- Каким образом?
- У нас с тобой больше двух сотен воинов, - сказал я.
- Ты редкостный глупец, если думаешь, что я велю своим людям драться против других мерсийцев.
Конечно, она не будет сражаться с мерсийцами. Мерсийцы любили ее, но эта любовь не собрала бы достаточно большую армию, чтобы победить ее мужа, потому что он раздавал золото, он был хлафордом и мог собрать тысячу людей.
Он был вынужден притворяться, что они с Этельфлед находятся в теплых отношениях, потому что боялся того, что может произойти, если выступит против нее в открытую. Ее брат, король Уэссекса, мог бы пожелать отомстить. Меня он тоже боялся, но церковь только что лишила меня огромной части моего могущества.
- Что ты будешь делать? - спросил я ее.
- Молиться, - ответила она, - и возьму твоих людей на службу, - она кивнула в сторону тех моих воинов, чья религия взяла верх над преданностью. - И буду вести себя тихо, не давая мужу причин уничтожить меня.
- Поедем со мной, - предложил я.
- И связать себя с изгоем и глупцом? - спросила она с горечью.
Я посмотрел в небо, покрытое пятнами дыма.
- Это твой муж послал людей, чтобы захватить семью Кнута Ранульфсона? - спросил я.
- Что он сделал? - изумилась она.
- Кто-то притворился мной и захватил его жену и детей.
Она нахмурилась.
- Откуда ты знаешь?
- Я только что вернулся из его дома.
- Я бы услышала, если бы Этельред учинил подобное, - сказала она. Среди придворных мужа у нее были свои шпионы, так же как и у него - среди ее окружения.
- Кто-то это сделал, - произнес я, - и то был не я.
- Другие датчане, - предположила Этельфлед.
Я вложил Вздох Змея обратно в ножны.
- Ты думаешь, что в Мерсии было так спокойно в последние десять лет, - сказал я, - потому что война окончена. Она не окончена. У Кнута Ранульфсона есть мечта, он хочет, чтобы она сбылась до того, как он состарится. Так что хорошенько присматривай за пограничными землями.
- Я этим уже и занимаюсь, - теперь ее голос звучал менее уверенно.
- Кто-то мутит воду, - заявил я. - Уверена, что это не Этельред?
- Он хочет атаковать Восточную Англию, - ответила она.
Настал мой черед удивиться.
- Чего он хочет?
- Напасть на Восточную Англию. Его новой женщине должны понравиться болота, - в ее голосе чувствовалась горечь.
Но нападение на Восточную Англию имело определенный смысл. Это было одно из потерянных королевств, отданных датчанам, и оно лежало рядом с Мерсией. Если Этельред смог бы захватить эти земли, то получил бы их трон и корону.
Он стал бы королем Этельредом, получил бы фирд Восточной Англии и ее танов и стал бы столь же могущественным, как его шурин, король Эдуард.
Но в нападении на Восточную Англию была одна проблема. Датчане к северу от Мерсии могли бы прийти на помощь. Это была бы уже не война между Мерсией и Восточной Англией, а война между Мерсией и всеми датчанами Британии, война, которая и Уэссекс вовлекла бы в сражение, опустошившее бы весь остров.
Если только не заставить датчан на севере сидеть тихо, а что могло бы лучше послужить этой цели, как не захват в заложники жены и детей Кнута, которыми он дорожил?
- Это наверняка Этельред, - произнес я.
Этельфлед покачала головой.
- Я бы это знала, коли так. И кроме того, он боится Кнута. Мы все его боимся, - она печально поглядела на горящие постройки. - Куда ты направишься?
- Подальше отсюда, - отозвался я.
Она протянула свою белую руку и притронулась к моей.
- Ты глупец, Утред.
- Знаю.
- Если будет война, - неуверенно произнесла она.
- Я вернусь.
- Обещаешь?
Я коротко кивнул.
- Если будет война, - сказал я, - я защищу тебя. Я поклялся в этом много лет назад, и мертвый аббат не изменит эту клятву.
Она повернулась, чтобы еще раз взглянуть на горящие постройки, и показалось, что от огней пожара ее глаза увлажнились.
- Я позабочусь о Стиорре, - пообещала она.
- Не позволяй ей выходить замуж.
- Она готова к этому, - возразила она и вновь обернулась ко мне. - Так как я тебя найду?
- Ты не найдешь, - ответил я. - Я сам найду тебя.
Она вздохнула, а потом развернулась в седле и сделала знак Этельстану.
- Ты едешь со мной, приказала она. Мальчик посмотрел на меня, и я кивнул.
- Так куда ты поедешь? - вновь спросила она.
- Подальше отсюда, - повторил я.
Но я уже знал. Я поеду в Беббанбург.
Нападение христиан оставило меня с тридцатью тремя воинами. Некоторые, как Осферт, Финан и мой сын, тоже были христианами, но большинство были датчанами или фризами, последователями Одина, Тора и других богов Асгарда.
Мы вырыли тайник с золотом, который я закопал под домом, а после этого в сопровождении жен и детей тех воинов, что остались мне верны, отправились на восток. На ночлег мы остановились в рощице неподалеку от Фагранфорды.
Со мной была Сигунн, но она нервничала и мало разговаривала. Все они нервничали при виде моего мрачного и злобного расположения духа, и только Финан осмелился заговорить:
- Так что случилось? - спросил он меня, когда занималась серая заря.
- Я уже рассказал. Я убил проклятого аббата.
- Уитреда. Того, что проповедовал о святом Освальде.
- Безумие, - сердито произнес я.
- Возможно, так и есть, - отозвался Финан.
- Конечно, это безумие! То, что осталось от Освальда, захоронено на территории датчан, а они уже давным давно превратили эти кости в пыль. Они не идиоты.
- Может, они выкопали его, - сказал Финан, - а может, и нет. Но иногда безумие срабатывает.
- Что это значит?
Он пожал плечами.
- Помню, в Ирландии был святой, который проповедовал, что если бы мы только смогли сыграть на барабане с помощью бедренной кости святой Аттракты, бедняжки, то дождь бы прекратился. Тогда были наводнения, знаешь ли. Я никогда не видел такие ливни. Даже утки от них устали.
- Что произошло?
- Это создание выкопали, постучали в барабан ее длинной костью, и дождь закончился.
- Он все равно когда-нибудь бы закончился, - буркнул я.
- Ага, наверное. Но если нет, то пришлось бы строить ковчег.
- Ладно, убийство того ублюдка было моей ошибкой, - признал я, - а теперь христиане хотят превратить мой череп в кубок для эля.
Настало серое утро. Ночью облака поредели, но сейчас они снова сомкнулись и плевались дождем. Мы ехали по тракту, что вел через мокрые поля с побитыми ливнем рожью, пшеницей и ячменем.
Мы направлялись в сторону Лундена, и справа я видел мерцание Темеза, медленно и угрюмо несущего свои воды к далекому морю.
- Христиане искали повод избавиться от тебя, - сказал Финан.
- Ты христианин, - заявил я, - так почему же ты остался со мной?
Он лениво усмехнулся.
- О чем объявляет один священник, другой отрицает. Значит, если я останусь с тобой, то отправлюсь в ад? Наверняка я и так туда отправлюсь, но я легко найду священника, который скажет нечто противоположное.
- Почему же Ситрик так не думает?
- Это всё женщины. Они больше боятся священников.
- А твоя женщина не боится?
- Я люблю ее, но она мной не командует. Кстати, она стерла колени в молитвах, - он снова усмехнулся. - А отец Кутберт хотел пойти с нами, бедняга.
- Слепой священник? - спросил я. - Какой прок от слепого священника? Лучше пусть отправляется с Этельфлед.
- Но он хотел остаться с тобой, - заявил Финан, - так что если священник этого хотел, то с моей стороны будет просто грехом не хотеть того же.
Он поколебался.
- Так что же мы делаем?
Я не хотел открывать Финану правду, что направляюсь в Беббанбург. Верил ли я в это сам? Чтобы взять Беббанбург, мне нужно было золото и сотни воинов, а я вел лишь тридцать три.
- Мы станем викингами, - произнес я вместо этого.
- Я подумал о том же. И мы вернемся.
- Вернемся?
- Это судьба, ведь так? В одно мгновение мы наслаждаемся солнечными лучами, а в следующее над нами проливается каждая темная туча христианского мира. Так значит, лорд Этельред желает отправиться на войну?
- Так я слышал.
- Этого хотят его женщина со своим братом. А когда он ввергнет Мерсию в хаос, они призовут нас обратно, спасти их жалкие жизни, - заявил Финан с полной уверенностью.
- А когда мы вернемся, они нас простят. Священники покроют слюнявыми поцелуями наши задницы, так что они нас простят.
Я улыбнулся в ответ. Мы с Финаном много лет были друзьями. Вместе попали в рабство, а потом стояли плечом к плечу в стене из щитов, и я взглянул на него и увидел, что из-под шерстяной шапки показались седые волосы. Его борода тоже поседела. Думаю, я выглядел так же.
- Мы состарились, - произнес я.
- Но не стали мудрее, а? - засмеялся он.
Мы проехали через несколько деревень и два городка, и я устал, гадая, послали ли священники гонцов с приказами напасть на нас, но никто не обращал на нас внимания.
Холодный ветер теперь дул с востока, принеся с собой очередной дождь. Я часто оглядывался, пытаясь понять, послал ли лорд Этельред за мной погоню, но никто так и не появился, так что я рассудил, что он доволен и тем, что изгнал меня из Мерсии.
Он был моим кузеном, мужем моей возлюбленной и моим врагом, и в то промозглое лето наконец-то одержал надо мной победу, которую так долго жаждал.
Нам понадобилось пять дней, чтобы добраться до Лундена. Мы ехали медленно, не только потому, что дороги были залиты водой, но и потому, что у нас не хватало лошадей, чтобы везти жен, детей, оружие, щиты и доспехи.
Мне всегда нравился Лунден. Это был мерзкое, задымленное и смердящее место, улицы утопали в дерьме. Даже река воняла, хотя именно река была причиной существования Лундена. Стоило отъехать чуть западнее, и ты попадал вглубь Мерсии и Уэссеса, а на востоке перед кораблями лежал весь остальной мир.
Торговцы приплывали в Лунден на кораблях, нагруженных маслом или кожами, пшеницей или сеном, рабами или драгоценностями. Он вроде бы был мерсийским городом, но Альфред позаботился о том, чтобы гарнизон состоял из войск западных саксов, и Этельред никогда бы не осмелился выступить против этого. Здесь было два города.
Сначала мы прибыли в новый, построенный саксами и протянувшийся вдоль северного берега широкого и неторопливого Темеза, и шли вперед по длинной улице, пробираясь между телегами и стадами по району мясников с кровавыми лужами в проходах между домами.
Ванны кожевенников находились к северу, воняя мочой и дерьмом, а потом мы свернули вниз к реке, что протекала между новым и старым городом, и меня захватили воспоминания. Здесь я сражался. Напротив нас возвышалась римская стена и римские ворота, где я отразил атаку датчан.
Потом мы направились вверх по холму, и стражи на воротах отошли в сторону, узнав меня. Я почти ожидал нападения, но вместо этого они склонили головы и поприветствовали меня, и я нагнулся, проезжая под арочными римскими воротами в старый город, город на холме, построенный римлянами из камня, кирпича и черепицы.
Мы, саксы, никогда не любили жить в старом городе. Он нас нервировал. Там обитали призраки, странные призраки, которых мы не могли понять, потому что они пришли из Рима. Не из христианского Рима, в этом не было сомнений.
Я знал дюжину человек, которые совершили это паломничество и вернулись, рассказывая о чудесном месте с колоннами, сводами и арками, от всех остались одни руины, и по разрушающимся камням бродили волки, а христианский Папа распространял свой яд из какого-то полуразрушенного дворца у смердящей реки, и всё это можно было понять.
Рим был просто еще одним Лунденом, только большего размера, но призраки лунденского старого города пришли из другого Рима, из города, обладавшего громадной мощью, из города, что властвовал над всем миром.
Его воины прошли от пустынь до снегов, сокрушив племена и страны, а потом без всяких причин, насколько я мог понять, эта власть пала. Огромные легионы ослабели, покоренные племена восстали, и слава великого города превратилась в руины. В Лундене произошло то же самое.
Это можно было увидеть! Великолепные постройки пребывали в запустении, и меня охватило, как это всегда случалось, чувство потери. Мы, саксы, строили из дерева и соломы, наши дома гнили под дождем и раздирались ветром, и не осталось в живых ни одного человека, что мог восстановить наследие римлян.
Мы погружались в хаос. Настанет конец мира, и он погрузится в хаос, когда боги начнут сражаться друг с другом, и я был убежден, и убежден до сих пор, что необъяснимый подъем христианства был первым знаком приближающегося конца. Мы как детские игрушки неслись по реке в убийственный водоворот.
Я направился к таверне около реки. Ее настоящее название было таверна Вулфреда, но все звали ее "Мертвый датчанин", потому что однажды приливом принесло мертвого датчанина, из которого торчала застрявшая в грязи гнилая палка, бывшая когда-то частью пристани.
Вулфред меня знал и удивился, что мне понадобилось пристанище в такой дыре, как его таверна, но милостиво скрыл свое удивление. Обычно я был гостем в королевском дворце, построенном на вершине холма, а теперь находился здесь, предлагая ему монеты.
- Я приехал, чтобы купить корабль, - сказал я ему.
- Их тут полно.
- И найти людей.
- Куча людей пожелает последовать за великим лордом Утредом, - ответил он.
В этом я сомневался. Было время, когда люди умоляли разрешить им присягнуть мне, зная, что я щедрый господин, но церковь распространила весть о том, что теперь я проклят, и страшась адовых мук, люди будут держаться поодаль.
- Но это неплохо, - сказал Финан той ночью.
- Почему?
- Потому что ублюдки, что захотят к нам присоединиться, не боятся мук ада, - он ухмыльнулся, обнажив три желтых зуба на голых деснах. - Нам нужны такие ублюдки, что и через ад продерутся.
- Мы это тоже можем сделать, - сказал я.
- Потому что я знаю, что у тебя на уме, - заявил он.
- Знаешь?
Он вытянулся на скамье, скосив глаза в сторону большой комнаты, где пил народ.
- Сколько лет мы уже вместе? - спросил он, но не стал дожидаться ответа. - И о чем ты мечтал все эти годы? И разве сейчас не самый подходящий момент?
- Почему сейчас?
- Потому что это будет последнее, что ублюдки ожидают, конечно же.
- Если я наберу пятьдесят человек, то это будет большой удачей, - произнес я.
- А сколько у твоего дяди?
- Три сотни? Может, больше?
Он со смехом посмотрел на меня.
- Но ты же думал о том, как туда войти, правда ведь?
Я дотронулся до висящего на шее молота в надежде, что старые боги все еще имеют власть над этим безумным увядающим миром.
- Да.
- Тогда да поможет Христос этим трем сотням, - сказал он, - потому что они обречены.
Это было безумие.
И, как и сказал Финан, иногда безумие срабатывает.
Он звался Получночником, странное имя для корабля, но Кенрик, тот человек, что его продал, сказал, что его построили из деревьев, срубленных в полночь.
- Это принесет кораблю удачу, - объяснил он.
На Полуночнике имелись скамьи для сорока четырех гребцов и сложенная мачта из ели, парус цвета грязи крепился пеньковыми веревками, а высокий нос украшала голова дракона.
Предыдущий хозяин разрисовал голову красным и черным, но краска выцвела, так что дракон выглядел так, как будто страдал цингой.
- Этот корабль приносит удачу, - сказал мне Кенрик. Это был коренастый широкоплечий человек, лысый и бородатый, который строил корабли на верфи чуть восточнее стен римского города.
У него было сорок или пятьдесят работников, некоторые из которых являлись рабами, они использовали тесла и пилы для постройки торговых судов, широких, тяжелых и тихоходных, но Полуночник был совсем из другого теста. Он был длинным, расширяясь к центру, плоским и с малой осадкой. Он был холеной зверюгой.
- Ты его построил? - спросил я.