– Ну, я выбью у него из головы эту блажь, Ламберт! – заверил Рошель, расставаясь с товарищем.
Между тем дневная жара уже значительно спала, вечерние тени легли на землю. Работы в гавани окончились.
Ламберт отправился на тюремный плац, а Рошель медленно шел по дороге к бассейнам. Он хотел взглянуть, насколько продвинулись работы за время его отсутствия. Он был уверен, что без него каторжники ничего не делали.
По пути Рошель случайно взглянул на железные клетки и подумал о том, что в одной из них находится креол. А еще он подумал о том, что как раз наступил свободный час для каторжников, имевших позволение на прогулку без стражи. А что если номер пятьдесят семь снова навестит своего товарища по цепи?
Недолго думая, Рошель укрылся в кустах и стал наблюдать за клетками.
Прошло немало времени, но Рошель терпеливо сидел в своей засаде. И вот его широкий рот искривился в злорадной усмешке – он рассчитал верно. От тюремного плаца прямо к железным клеткам подходил номер пятьдесят семь. Надзиратель хорошо знал этого каторжника по имени Марсель. И вот он, этот каторжник, совершенно спокойно идет на нарушение правил!
А тут еще с тюремного плаца послышался звон колокола, возвещавшего конец свободного часа.
Что же это такое получается! Рошель глазам своим не верил. Это же неслыханная дерзость! Каторжник не спешит в спальную камеру, не обращает никакого внимания на колокол, а преспокойно идет к клеткам!
Рошель торжествовал. Теперь этого Марселя постигнет двойное тяжкое наказание! Теперь‑то он всецело во власти Рошеля. Надзиратель мысленно уже видел Марселя умирающим под плетью палача Лоренцо.
Между тем Марсель подошел к двери клетки, где томился креол Диего.
Тогда Рошель выскочил из засады и стремительно направился к клеткам. Кровь его так и кипела.
Марсель увидел надзирателя, но это не вызвало в нем никакого беспокойства.
– На этот раз я поймал тебя, номер пятьдесят семь! – радостно завопил Рошель. – Теперь ничто не избавит тебя от заслуженного наказания! Ты вступил с осужденным в запрещенные сношения! Ты пропустил окончание свободного часа! А ну пошел – в штрафную камеру! Ты воображаешь, что можешь позволить себе больше, чем другие! Но я сломлю тебя вместе с твоим гонором! Я не умер, как ты того желал! Я жив, чтобы мучить тебя, истязать…
– Остановитесь, надсмотрщик Рошель! – сказал Марсель спокойно и серьезно. – Мучить меня вы не имеете никакого права!
– Никакого права, непокорный пес? Не имею права? Это мы посмотрим! – в бешенстве рычал Рошель.
Марсель презрительно взглянул на Рошеля.
– И поносить меня такими словами вы тоже не имеете права, надсмотрщик!
– Ты думаешь, я не имею права наказать тебя? Ну, погоди, я тебе покажу! – И надсмотрщик хотел было схватить Марселя.
– Не прикасайтесь ко мне! – сказал Марсель голосом, дрожащим от гнева. – Я вас предупреждаю!
– Ты осмеливаешься грозить мне! – закричал Рошель в неукротимом бешенстве.
Между тем к ним подошел охранник железных клеток, однако Рошель находился в таком состоянии, что не заметил товарища.
– Вы заблуждаетесь, надсмотрщик! – ответил Марсель, с величайшим усилием сдерживая гнев. – Я имею право находиться здесь! Идите своей дорогой.
– Прочь отсюда! – заорал Рошель и снова хотел схватить Марселя. – Отправляйся в комендантский дом, бунтовщик!
Тут охранник вмешался в спор и стал успокаивать Рошеля.
– Помоги мне арестовать этого негодяя, а то он опять ускользнет от наказания! – кричал Рошель, не слушая товарища. – На этот раз я поймал молодца на месте преступления! Я нашел его у дверей железных клеток! Под арест его!
– Да выслушай же, Рошель, и успокойся! – говорил охранник. – Этот каторжник получил позволение пройти к заключенному, чтобы проститься с ним.
Рошель широко раскрыл глаза.
– Позволение? В уме ли ты? – вскричал он. – Позволение теперь, после свободного часа?
– Прежде всего успокойся! – ответил охранник. – На этот раз к каторжнику никак нельзя придраться – он прав. Я только что получил приказ дежурного офицера допустить его в камеру креола. Сам комендант дал ему разрешение проститься с осужденным, его товарищем по цепи.
– Каторжник прав? – не верил своим ушам Рошель. – Проклятье!
– Я вам дам совет, надсмотрщик, – сказал Марсель. – Не давайте воли…
– Совет? Ты мне дашь совет? – перебил его Рошель.
– Не давайте воли вашей ненависти, когда справедливость не на вашей стороне, – продолжал Марсель глухим голосом, выдававшим, какое негодование кипело у него в душе. – Иначе вы можете поплатиться за это! Мне казалось, что вы получили хороший урок… Если вы еще раз посмеете грозить мне или несправедливо мучить, или хотя бы только поносить – берегитесь!
– Ого! Уж не хочешь ли ты последовать примеру креола, а?
– Такого поступка, надсмотрщик, я себе не позволю, потому что сам же и пострадаю. Ведь вы только этого и добиваетесь. До такого поступка вы хотите довести каждого, кого ненавидите, чтобы затем вернее погубить его. Но со мной у вас это не выйдет. Я обойдусь с вами иначе, чем бедняга креол…
– Ну, вспомнишь ты эти слова, номер пятьдесят семь! – задыхаясь от ярости, ответил Рошель. – Вот только выпишусь из лазарета, и ты опять будешь в моей власти. Тогда – горе тебе!
– В вашей власти? Слава Богу, в вашей власти я не нахожусь, так как у нас есть комендант. И если я добросовестно работаю, исполняю все свои обязанности, то я вне вашей власти.
– Я найду случай доказать тебе мою власть, упрямый пес!
– Не смейте оскорблять меня такими словами! – твердым голосом заявил Марсель. – Я не потерплю этого. Вы лишитесь места, если будете оскорблять заключенных. В каждом таком случае я буду жаловаться коменданту. И вы будете наказаны.
– Вот как! Ты хочешь стать доносчиком, тюремным шпионом! И этим выслужиться!
– Я только хочу прекратить превышение вами власти, – сказал Марсель и отвернулся от взбешенного надзирателя, так как охранник уже отпер клетку и можно было войти к креолу.
– Хорошо, хорошо, так и будем знать, – шипел вслед Марселю надзиратель Рошель. – Каторжник хочет доносить на нас за то, что мы не называем заключенных милостивыми королями…
– Ну, ты‑то выбьешь из него эту дурь, Рошель, – заметил охранник клеток.
– Ты меня знаешь! – ухмыльнулся Рошель. – Я именно такого каторжника и поджидал, чтобы наконец определить, кто здесь настоящая власть. Я завтра же выпишусь из лазарета! Охота прибрать к рукам эту сволочь. Это придаст мне здоровья…
Охранник с усмешкой поддержал товарища.
– С этими головорезами только так и надо. Поубавь строгости – и все пропало!
– Держи наготове клетку… – все с той же злобной ухмылкой продолжал Рошель. – Скоро я доставлю тебе пополнение…
– Их надо гнуть в бараний рог, – добавил охранник клеток. – Ты совершенно прав, Рошель.
Рошель возвращался в лазарет взбешенным до предела. Каторжник осмелился дерзить ему, надзирателю Рошелю!
"Я не успокоюсь до тех пор, – думал Рошель в гневе, – пока не увижу тебя в руках палача Лоренцо".
VIII. КАЗНЬ
Когда Марсель вошел в клетку, истощенный креол Диего с трудом привстал ему навстречу.
– Хорошо, что ты пришел, – сказал он, протягивая Марселю руку, отягощенную кандалами. – Это для меня большое утешение. С тобой мне хотелось проститься… Теперь я умру спокойно. Знаешь, смерть для меня – только желанное освобождение.
– Я понимаю тебя, Диего, – отозвался Марсель. – Здесь ужасно…
– Диего желает смерти не только из‑за здешних условий, – продолжал креол, качая головой. – Какую радость имел Диего в своей жизни? Да никакой! Белые люди топтали и попирали его ногами, мучили и били плетью, привязывали его к мачте и секли. И только одного человека, который был с ним добр, нашел Диего. Этот человек – ты, Марсель!
– Я хотел бы что‑нибудь сделать для тебя…
– Ничего уже не надо… Диего рад близости последнего часа… Диего родился на Кубе, далеко–далеко отсюда. Диего не знал ни матери, ни отца. Он вырос как дикий тростник. Вся жизнь прошла в работе на плантации богатого господина… А года три назад господин плантатор подарил Диего капитану Брианкуру. Диего взяли на корабль и заставили прислуживать. Капитан Брианкур был таким же дьяволом, как надзиратель Рошель. Когда Диего заболел, капитан поднимал его с постели плеткой, пинал его, привязывал к мачте. Диего все переносил, но вот здесь… – Диего ударил кулаком себя в грудь, – здесь у него кипело. Наконец в порту Марселя, когда капитан опять принялся бить меня плетью и пинать, я бросился на него и растерзал… Так я попал сюда. Сперва я думал о побеге. А тут как раз умер караульный офицер, и его похоронили вон там, на другой стороне тюрьмы, на кладбище. Но до его погребения мне удалось снять с него мундир, чтобы воспользоваться им при бегстве. Я закопал мундир в землю, но неглубоко, потому что там сыро, и я боялся, что мундир заплесневеет. Мундир и до сих пор лежит там, в сухом песке…
– Тише! Не говори так громко! Охранник может нас подслушать! – предостерег креола Марсель.
– Тебе мундир этот может пригодиться… – тихо продолжал Диего.
– Никто не знает, что ты его спрятал?
– Никто. Ты найдешь его возле рощи, под каменной скамьей. Там же спрятан и пистолет покойного офицера… Но – тс–с… Сюда кто‑то идет…
Дверь приоткрылась, и в камеру вошел тюремный духовник, чтобы помолиться с несчастным и выслушать его предсмертную исповедь.
– Я просил тебя прийти, Марсель, чтобы проститься с тобой, – продолжал Диего, пока священник ставил на пол небольшой фонарь. – Я ненавижу и презираю людей, а тебя люблю…
– Ты грешишь, сын мой, – заметил священник. – Откажись от ненависти и презрения!
– А если люди ничего не сделали мне, кроме зла, почтенный отец? – ответил Диего.
– Ты должен любить своих врагов и прощать им, сын мой, – назидательно сказал священник.
– Мне пора идти в спальную камеру, Диего, – сказал Марсель. – Ты знаешь, что я вынужден избегать всего, что может дать надсмотрщику карты в руки.
– Да, я знаю. Иди! Прошу тебя! – согласился креол.
– Мы больше не увидимся, Диего, – с горечью сказал Марсель. – Прощай навеки!
– Для брата моего, Марселя, жизнь будет еще прекрасна! – воскликнул креол. – Жизнь тебе еще улыбнется! Диего тоже будет там счастливее, чем здесь… Берегись Рошеля! Рошель – дьявол! Диего хотел всех избавить от него, но…
Марсель с чувством пожал руку креола.
– Прощай! – сказал Диего. – Последняя мысль Диего будет о добром Марселе. А теперь ступай…
Креол обнял своего товарища, и они расстались.
Священник принес в клетку скамейку, уселся на нее и усадил рядом Диего. Потом он выслушал исповедь осужденного. Диего без утайки рассказал все, что было с ним в жизни. Потом оба они молились, пока не перевалило далеко за полночь.
– Я хотел бы еще попытаться спасти твою жизнь, сын мой, так как ты совершенно предан воле Божьей, – задумчиво сказал священник, которому стало жаль несчастного креола.
– Нет, благочестивый отец! Я хочу умереть. Ничего не надо. Только останься со мной еще немного.
– Но ты же можешь еще совершить в жизни какое‑нибудь доброе дело и загладить им прошлое, сын мой!
– Здесь, в тюрьме, это невозможно. Здесь я все равно человек погибший. Здесь меня ждут сплошные страдания и преследования. А там я буду свободен и избавлюсь от всего, что гнетет меня. Нет, почтенный и благочестивый отец, молись со мной до утра, дай мне послушать твои добрые слова. Более у меня нет никаких желаний! Я охотно умру!
Духовник остался с Диего до рассвета и рассказывал ему о небесном блаженстве и милосердии Божьем.
А на рассвете раздался глухой барабанный бой.
– Приближается последняя минута, сын мой, – сказал духовник и подал креолу святое причастие.
Зловещий барабанный бой гулко разносился в утреннем воздухе. Дверь в клетку распахнулась. Вошли солдаты. Затем вошли офицеры и надзиратели, а за ними появился палач со своими помощниками. Все они увидели, что Диего ведет себя мужественно и готов идти на смерть.
Один из офицеров еще раз прочитал приговор и передал креола палачу. Лоренцо подошел к Диего и подал ему руку.
– Теперь ты принадлежишь мне, – громким голосом сказал он. – Я обязан исполнить приговор, и ты не должен стать моим врагом.
– Диего приветствует тебя, – ответил осужденный и пожал протянутую руку. – Диего не боится смерти. Он не чувствует ненависти к тебе. Он умирает охотно. Только хорошо исполни свое дело, Лоренцо.
– Одним ударом. Обещаю тебе!
– Тогда ты будешь моим другом, – отозвался креол.
Когда он выходил из клетки, издали донесся похоронный звон церковных колоколов – вперемежку со зловещим барабанным боем.
Солдаты окружили осужденного со всех сторон. Позади креола шагал палач с помощниками. Этот мрачный кортеж двигался по направлению к тюремному плацу. Здесь уже была приготовлена плаха с кожаными ремнями, врытая в песок. Вокруг неподвижными рядами стояли каторжники, которых заставили быть свидетелями казни. Надзиратели стояли каждый возле своего отделения. Комендант наблюдал за исполнением приговора из окна своего кабинета. Явился на казнь и радостно возбужденный Рошель.
Барабанный бой умолк. Конвой окружил лобное место, куда привели креола. Затем Диего в сопровождении духовника подошел к плахе, возле которой уже занял свое место палач. Один из помощников подал ему большой топор. Первые лучи восходящего солнца сверкнули на его лезвии.
Духовник в последний раз обратился к креолу.
– Пора прощаться, сын мой, – сказал он. – Настала минута искупления твоего преступного прошлого. Твое раскаяние и твои молитвы приготовили тебя к загробной жизни. Встань на колени и соверши свою последнюю молитву.
Диего немедленно повиновался. Духовник преклонил колени рядом с ним и громким голосом стал читать отходную.
Палач, его помощники, офицеры, надсмотрщики и каторжники – все обнажили головы.
Рошель протолкался сквозь строй солдат, чтобы получше разглядеть все подробности казни. Но он также хотел увидеть и каторжника номер пятьдесят семь, товарища креола по цепи. Рошель искал глазами и не находил Марселя. Где же он?.. Надо бы выяснить… Но Рошель не мог заняться поисками номера пятьдесят седьмого, так как тогда он лишил бы себя зрелища, доставлявшего столько удовольствия его бесчеловечной душе.
Между тем креол поднялся на ноги, обнял духовника и обернулся к каторжникам.
– Прощай, Марсель! – выкрикнул он. И тихо сказал палачу: – Лоренцо, я в твоей власти.
Помощники палача хотели было схватить осужденного, но креол оттолкнул их.
– Не прикасайтесь ко мне! – крикнул он. – Я сам положу голову на плаху! Отойдите!
Помощники отступили. Диего подошел к плахе, крепко обхватил широкую колоду руками и только после этого позволил помощникам палача привязать себя ремнями.
Палач Лоренцо левой рукой схватил Диего за волосы. Топор он держал в правой руке.
Топор сверкнул…
Через мгновение палач уже держал в руке окровавленную голову казненного, подняв ее высоко над собой, – чтобы все видели, как безукоризненно он сделал свое дело.
IX. НОЧНОЕ ВИДЕНИЕ
Палач Лоренцо и его помощники положили труп креола в гроб из черных досок. Крышку приколотили гвоздями, гроб поставили на повозку и повезли на тюремное кладбище.
Когда похоронная повозка остановилась на кладбище и помощники палача принесли гроб к свежевырытой могиле, к ним подошел Марсель. Обнажив голову, он тихо шептал молитву, прощаясь с Диего.
Ни сам палач Лоренцо, ни его помощники не обращали внимания на молившегося каторжника, торопливо засыпая могилу землей.
В это время к кладбищу подбежал запыхавшийся надзиратель Рошель.
– Ламберт! – закричал Рошель. – Ламберт, скорее сюда! Я его поймал! Он здесь, на кладбище!
Услышав эти крики, Марсель обернулся и увидел надсмотрщика Рошеля. Он понял, что настала минута, чреватая для него невообразимыми последствиями…
– Бунтовщик стоит над могилой казненного! – кричал Рошель, подбегая к Марселю.
Однако Марсель не тронулся с места и смело смотрел на надзирателя.
– Скажи‑ка, пятьдесят седьмой, где ты был во время казни, когда там обязаны быть все заключенные? – злобно щурясь, начал допрос Рошель. – Ты ведь не был на тюремном плацу!
– Не был, – спокойно ответил Марсель.
– А почему, каторжник? – так и подскочил надзиратель.
– Я не желал быть свидетелем кровавой казни, чувствуя глубокое сострадание к бедному креолу.
– Ты не исполнил приказ коменданта! Ты не был на казни потому, что считаешь несправедливым приговор проклятому креолу!
– Не поносите, по крайней мере, усопшего, надсмотрщик! – с презрением откликнулся Марсель.
– На этот раз тебе придется поплатиться за твое упрямство, каторжник! Посидишь ты у меня в одиночной камере!
– Вы не мой надсмотрщик, вы больны и освобождены от службы. Оставьте меня в покое со своими приказаниями, – сдержанно заявил Марсель. – Вот когда вы снова вступите в должность, тогда…
– Ага! – вскричал Рошель, разъяренный до крайности. – Таким образом ты рассчитываешь отделаться от наказания!.. Вздор, бунтовщик! Ламберт, иди сюда! Вот каторжник номер пятьдесят семь. Он не позволяет мне арестовать его. Он вообразил, что знает законы, и говорит, что я не на службе, а в отпуске. Докажи ему, что на этот раз он дорого заплатит за свое упрямство!
– Марш в штрафную камеру! – с угрозой закричал Ламберт, помахивая плетью.
Марсель знал, что за неповиновение он наверняка получит двадцать пять ударов плетью, как это случилось с Диего, поэтому беспрекословно подчинился распоряжению Ламберта.
– То‑то, – сказал Ламберт. – У нас есть средства для обуздания таких молодцов. Не поможет штрафная камера, получишь двадцать пять ударов плетью. А если и это не поможет – окажешься в клетке.
– Скоро он опять попадет ко мне в руки, – говорил Рошель, шагая рядом с Ламбертом позади Марселя. – Я убежден, что он строит планы о побеге… Но я не стану спать ночами, я буду постоянно караулить с заряженным ружьем, но не позволю ему чего‑то в этом роде.
Штрафная одиночная камера находилась под лазаретом, в конце большого ветхого здания. В сравнении с клеткой эту одиночную камеру можно было назвать сносной. Надзор за штрафной камерой был поручен лазаретному служителю. Флигель, где находилась одиночная камера, имел отдельный выход, который постоянно оставался открытым.
Через эти двери надзиратели ввели каторжника номер пятьдесят семь в здание лазарета, а затем в камеру.
С горькими думами вошел сюда Марсель. В ночь с воскресенья на понедельник Адриенна и Виктор придут к решетчатым воротам, чтобы помочь ему бежать. Появилась даже некоторая надежда на успех, так как можно было воспользоваться мундиром, зарытым креолом. И вот теперь все эти надежды рушились…
– Здесь ты и обдумай свое положение – не выгоднее ли смириться? – сказал Марселю Ламберт.
– Не расточай напрасных слов перед этим каторжником, – подбивал Рошель. – Он понимает только удары плетью. Но у меня с ним разговор будет короткий. При малейшем неповиновении или попытке бежать я застрелю проклятого на месте, как бешеную собаку!
– А ты, как я погляжу, сдержишь свое обещание, – заключил Ламберт, посмеиваясь и запирая за собой дверь.