– Потому что не принимаете во внимание их амбиций, страстей и тайн, в которые вас никто не посвящал.
– Но послушайте, господин де Кастерак, – ответила Эрмина, к которой на этот раз вернулась вся ее серьезность, – в конце концов я приду к выводу, что вы обвиняете моего мужа.
С этими словами мадам де Сентак посмотрела Гонтрану прямо в глаза. Тот отвел взгляд и ничего не ответил.
Повисла крайне неловкая пауза. Эрмина встала.
– Господин де Кастерак, – сказала она, – я не понимаю мотивов, которыми вы руководствуетесь, выдвигая подобные обвинения.
– Мадам!
– Соблаговолите меня выслушать.
Гонтран, незадолго до этого тоже вставший, сел обратно. Его примеру последовала и Эрмина.
– По правде говоря, с некоторых пор поведение господина де Сентака меня действительно огорчает – он, по-видимому, меня разлюбил и совершенно не балует своим вниманием.
– Ох, мадам, речь не об этом! Полагаю, вы относитесь ко мне достаточно хорошо для того, чтобы понимать: если я вмешиваюсь в ваши семейные дела, то только потому, что совершенно уверен – над вами нависла страшная опасность и исходит она от вашего мужа. Да-да, именно уверен, примите это к сведению.
– Это все?
– Мадам, в былые времена мой отец никогда не торговался, когда протягивал руку помощи мадам графине де Блоссак, и всегда предоставлял в ее распоряжение свою шпагу. Он часто рассказывал мне о том периоде своей жизни и говорил, что всегда вспоминал о нем с радостью и удовольствием. И при этом добавлял: "Запомните, сын мой, я обязан мадам де Блоссак тем, что хотя бы раз в жизни как дворянин принес пользу. А этим не каждый может похвастаться.
Кроме того, не забывайте и о том, что только благодаря щедрости старого Самуэля мы смогли переехать в Канаду и скопить там приличное состояние. И если когда-нибудь дети или внуки Сары будут нуждаться в вашем уме или храбрости, вы должны будете все бросить и поспешить к ним на помощь".
– Со своей стороны, я благодарю вашего отца за эти слова, но…
– Ну так вот, мадам. Господина, за которого вы вышли замуж, зовут не Сентак. Он не француз и желает вашей смерти. Я пришел к вам, чтобы сказать: остерегайтесь этого человека.
Гонтрана прервал взрыв хохота – самый раскатистый из тех, что ему доводилось слышать в последнее время.
– Как вы сказали? Моего мужа зовут не Сентак и он не француз… Вот еще! Вы решили надо мной подшутить, будто в самый разгар карнавала…
– То, что я имел честь вам сообщить, чистая правда.
– Ну хорошо, давайте подведем итог! – воскликнула со смехом Эрмина.
– Впоследствии вы можете очень пожалеть, что не восприняли моих слов всерьез.
– Мой муж – не француз?
– Нет, мадам.
– Если на то пошло, то это действительно так, ведь он родился где-то в Индийском океане.
– Где именно?
– Кажется, в Пондишери.
– Ну вот!
– Он не Сентак. Знаете, из всего, о чем вы мне поведали, это пугает меня больше всего! Если его имя не Сентак, то как в этом случае его зовут? Ах, боже мой! Друг мой, тогда я даже не знаю, как зовут меня. Я поражена до глубины души, ведь меня теперь можно именовать мадам Непонятно-Кто. Помилуйте, господин Гонтран, кто наговорил вам этих глупостей?
– Это не глупости.
– Погодите-ка, дайте подумать. Вы уверены, что господин де Сентак мой муж?
– Мне трудно об этом говорить, мадам, но с точки зрения закона, вы не являетесь супругой этого человека, потому как в плане установления его личности либо была допущена ошибка, либо совершен умышленный обман.
– Вот как! – сурово молвила Эрмина. – Прошу прощения, но этот вопрос мы обсуждать больше не будем.
– Будь по-вашему, мадам, больше не скажу ни слова. Но это не помешает мне приглядывать за вами.
– Ну, это я вам разрешаю, при том, однако, условии, что ваши глупости…
– Эх, мадам! – нетерпеливо продолжал Гонтран. – Эти глупости я слышал из собственных уст вашего мужа.
– Да? Где же? И когда?
– Этой ночью в Бореше, за несколько мгновений до того, как оказать вам известную услугу.
– В Бореше? Ночью? Но ведь это лишено всякого смысла.
– Как вам будет угодно.
– Впрочем, мой дорогой господин Гонтран, раз уж вы рассказываете мне совершенно невероятные вещи, намного более неожиданные и живописные того, о чем судачат наши кумушки из Бордо, окажите мне любезность и как венец вашего доброго ко мне расположения поведайте все, что знаете.
– Мадам, мне стало известно, что господин де Сентак – свергнутый принц.
– Вот как? Ну что же, друг мой, эта неожиданная новость не лишена определенного очарования – я вдруг стала принцессой, и не просто принцессой, а повелительницей.
– На данный момент – да, мадам.
– И как же на самом деле зовут моего царственного супруга? – спросила Эрмина, веселясь пуще прежнего.
– Этого, мадам, я не знаю, но с де Сентаком был индус, обращавшийся к нему не иначе, как "саиль", что означает "господин" или "повелитель".
– Жаль, что вы не смогли выяснить, в какой части Индии он имеет наследное право на царствование.
– Там же, где он правил раньше.
– Как? Мой муж правил страной? Но ведь это восхитительно. Я незамедлительно обращусь к нему с требованием устроить военный поход и вернуть земли наших предков.
– Именно это он и намерен сделать, мадам. И женился он на вас только потому, что вы оказались достаточно богаты, чтобы возродить его надежду завладеть сокровищами, необходимыми для воплощения этого плана в жизнь.
– А меня он с собой не возьмет?
– Нет.
– Почему?
– Он собирается жениться на другой.
После этой фразы Гонтрана мадам де Сентак на мгновение посерьезнела. Даже самая веселая и смешливая женщина, услышав о своей возможной кончине, хоть немного, да испугается.
Но тем не менее Эрмина вновь улыбнулась.
– И что же эта другая?
– О ком вы, мадам?
– Ну, эта другая, вы ее знаете?
– Да.
– Кто же она?
– Принцесса Вандешах из Ризапура.
– Ах-ах-ах! Вот так имечко! Явно не лишено местного колорита. Ничего себе! Принцесса… как вы сказали?
– Вандешах из Ризапура.
– Должно быть, какая-нибудь смуглолицая страшила.
– Нет, мадам.
– А видеть вам ее, случаем, не доводилось? – с живостью в голосе спросила мадам де Сентак.
– Доводилось, мадам.
– Эге! Да вы просто бесценнейший человек! – воскликнула Эрмина, охваченная новым приступом веселости. – И что же эта принцесса? Хотя бы мила?
– Очень мила.
– Молода?
– Шестнадцать лет.
– Вот как? Перед лицом такой юности я выстоять не в силах. И эта принцесса приехала во Францию?
– Да, мадам, сейчас она в Бордо.
– А можно удостоиться несомненной чести ее увидеть?
– Вы ее видели.
– Когда?
– Этой ночью. И утром.
– Уверяю вас, вы ошибаетесь.
– Я должен просить у вас прощения. Вы ее видели, ведь эта принцесса, кстати, ничего не знающая о своем высокородном происхождении, ночью приехала с вами сюда, где вы ее, выполняя данное мне обещание, наверняка спрятали.
– Маринетта! – воскликнула мадам де Сентак, прыская со смеху.
– Да, мадам, Маринетта!
– Маринетта – принцесса. Принцесса Вандешах, принцесса Ризапура.
После этих слов Эрмина рухнула в кресло и закатилась безудержным хохотом, в прямом смысле слова чуть не умирая со смеху.
Нетрудно догадаться, что Кастерак к этому приступу веселости отнесся крайне неодобрительно.
Он даже был чрезвычайно уязвлен тем, как мадам де Сентак восприняла его заявления.
– Мадам, – сказал он, – вижу, с моей стороны было бы наивно настаивать на продолжении этого разговора.
– Ах, мой бедный господин Гонтран! Кто-то, явно злоупотребив тем обстоятельством, что вы приехали из Канады, заставил вас поверить в эту невероятную историю.
– Мадам!
– Ох! Прошу прощения, но это и в самом деле безумие.
– А похищение Маринетты? Оно тоже было частью всей этой комедии?
– Ну… пожалуй.
– И, по-видимому, именно поэтому бандиты обращались с девушкой грубо и даже ранили?
– Ранили?
– Да, мадам.
– Но вы не сказали мне, что они сделали с этой принцессой.
– Все очень просто. Они отдали девушку господину де Сентаку, который усыпил ее с помощью какого-то дурмана и отвез в Бореш, где я, благодаря счастливой случайности, смог увидеть и услышать то, о чем только что вам рассказал.
– Таким образом, господин де Сентак…
– Мадам, неужели вы думаете, что органы правосудия отправили бы три десятка жандармов на ее поиски, если бы не были уверены, что похищение настоящее?
– И все равно, друг мой, это невозможно.
– Будь по-вашему, мадам, я больше не буду пытаться развеять ваши заблуждения. Когда беды, о которых я только что рассказал, обрушатся на вашу голову…
– Ах! Мой дорогой господин Гонтран, вы делаете такие ужасные пророчества.
– …вы вспомните наш разговор и поймете, что я был прав. А теперь, мадам, мне остается лишь почтительно откланяться и попросить отдать мне девушку.
– Маринетту?
– Да, мадам.
– Она на кухне.
– Ох, мадам! Как неосмотрительно с вашей стороны!
– Но, друг мой, она ведь служанка.
– Какая разница! У меня были более чем веские основания просить вас выполнить мою просьбу. Ах, мадам! Боюсь, что когда начнется борьба…
– Какая еще борьба?
– В которой вы погибнете, если я и мои друзья вас не защитим.
– Вот как? Чего же вы боитесь?
– Я боюсь, что ваши легкомыслие и неосторожность сослужат вам плохую службу и парализуют усилия тех, кто будет сражаться на вашей стороне.
– Аминь, – изрекла со смехом Эрмина.
– Мадам, прошу вас, будьте так добры позвонить в колокольчик…
– Зачем?
– Приказать привести сюда Маринетту, я заберу ее с собой.
Мадам де Сентак дернула за шнурок звонка. На пороге вырос ливрейный лакей.
– Найдите девушку, которая приехала со мной ночью. Она должна быть внизу.
– Должен сказать, мадам, что ее у нас уже нет, – ответил слуга.
– Вот как? Где же она?
– Уехала полчаса назад.
Все происходящее досаждало Гонтрану все больше и больше. Он снова взял слово и спросил: – Господин де Сентак вернулся?
Услышав этот вопрос, слуга поднял на мадам де Сентак вопрошающий взгляд, пытаясь понять, следует ли ему отвечать.
– Скажите господину де Кастераку, вернулся ли господин де Сентак.
– Нет, – ответил слуга, – его еще нет.
– Замечательно!
Когда слуга закрыл за собой дверь, Гонтран встал и сказал:
– Разрешите откланяться, мадам.
– Друг мой, у вас напрочь удрученный вид.
– Есть от чего. Этой ночью я имел счастье оказать вам услугу.
– И услугу огромную.
– Взамен я попросил вас о совершенно простой вещи, но вы мою просьбу проигнорировали. Послушайте, мадам, я не могу уйти, затаив на вас обиду, поэтому попрошу вас еще об одной вещи.
– Несмотря на легкомыслие, с которым я отношусь к данным мною обещаниям?
– Да, мадам, несмотря на ваше легкомыслие, – ответил Гонтран, побледнев и приняв крайне серьезный вид.
– Слушаю вас.
– Дайте мне слово чести, что на этот раз сделаете, как я вас прошу.
– Ох! Полно вам! Во-первых, я просто так не даю слово чести.
– Ну хорошо, мадам. Соблаговолите лишь пообещать мне в течение двух недель ни словом не обмолвиться господину Сентаку о том, что я вам сегодня рассказал.
– Мне это сделать будет тем более проще, – ответила Эрмина, – что с господином де Сентаком я вижусь очень редко.
– Вы даете мне слово чести?
– Да, даю.
– И вы не будете рассказывать ему о том, что произошло в Бореше?
– Нет.
– Как и о Маринетте?
– Обещаю вам.
– Благодарю вас, мадам, у меня остается ваше слово чести, которому я верю. Не пройдет и двух недель, как вы обратитесь ко мне за помощью.
С этими словами Гонтран раскланялся. Двадцать минут спустя он уже был у Танкреда де Мэн-Арди, где ему сообщили, что Маринетта только что вернулась.
VI
Мадам де Сентак хоть и была обижена на Кастерака, но, поглядев ему вслед, поразилась его бледности и серьезному виду.
На какое-то время дама погрузилась в свои размышления. Схватившись рукой за подбородок, она обдумывала то, о чем только что рассказал Гонтран, и больше не смеялась.
Долго ли она пребывала в этом состоянии полузабытья? Этого не смог бы сказать никто. Как бы там ни было, вернуться к действительности ее заставил шум открывшейся двери.
Подняв глаза, она увидела, что в комнату вошел господин де Сентак.
Он был мрачен. Его глаза, обычно очень живые, блеск которых он неизменно старался приглушать, метали молнии – вероятно, помимо его воли.
Заметив обращенный на него взгляд жены, он, сделав над собой видимое усилие, принял безразличный вид.
– Здравствуйте, моя дорогая, – произнес он.
– Здравствуйте, сударь.
– Ах! Какой сухой тон.
– Вы удивлены? – спросила Эрмина.
– Ну конечно.
– Неужели! – простодушно воскликнула мадам де Сентак.
На какое-то время стало тихо.
– Неужели вы хотите упрекнуть меня в каком-нибудь предосудительном поступке? – спросил саиль.
– Боже праведный, – ответила Эрмина, – можете называть это как угодно, но тот факт, что я, войдя, не застала вас дома, по меньшей мере вызывает удивление.
– Вернуться вовремя у меня не было никакой возможности.
– Могу я спросить почему?
– Потому что я задержался.
– Где же?
– У одного друга, господина де Кастерака.
Эрмина взглянула на мужа, но тот и бровью не повел. Тем не менее она поняла, что супруг врет, и впервые всерьез задумалась о словах Гонтрана.
– Значит, вы всю ночь провели у господина де Кастерака?
– И несколько утренних часов тоже, – добавил Сентак, совершенно не подозревая о тех разоблачениях, которые Гонтран сделал его жене.
– Боже милостивый! Чем же вы там занимались?
– Я сознаюсь вам в прегрешении, которое нынешней ночью совершил в первый и, по-видимому, последний раз в жизни.
– Ах! Я не нуждаюсь в вашей исповеди.
– Это лишь еще один повод во всем признаться, – продолжал Сентак.
– Если уж вы так настаиваете, я вас слушаю, – ответила Эрмина.
– Я играл.
– Вы?
– Да, я! Вас это удивляет?
– В высшей степени.
За де Сентаком прочно закрепилась репутация скряги, и супруга прекрасно знала, что это было вполне обоснованно. Поэтому его признание Эрмину очень удивило, и она тут же заподозрила в нем ложь.
– И что же? Проиграли?
– Нет, выиграл.
– Тогда почему задержались? Неужели не знали, что в полночь я должна была вернуться домой?
– За это я прошу у вас прощения.
– Во всем Бордо вы, наверное, единственный человек, который не знает, что я стала жертвой нападения грабителей с большой дороги.
– Вы! – воскликнул Сентак, не на шутку удивившись.
– Да, сударь, да, я.
– Где это произошло?
– Немного не доезжая селения Бореш.
– В котором часу?
– Примерно в половине десятого.
– Помилуйте! Это невозможно.
– О чем это вы?
Сентак прикусил язык. Он, с позволения сказать, только что себя выдал и эта оплошность не ускользнула от внимания Эрмины.
– Отчего же невозможно? Все так и было, – продолжала она. – Слух об этом утром разнесся по всему Бордо, и если он не достиг ваших ушей, то игра, поглотившая вас, была, вероятно, очень интересной.
– Говорю же вам: я выиграл.
– Ну хорошо, а потом?
– Потом? Потом я не мог уйти и унести с собой столь крупный выигрыш. С моей стороны это было бы неделикатно.
Эрмина, знавшая, как все происходило на самом деле, подняла на мужа большие, удивленные глаза.
– Я выиграл у господина Мартена восемьсот тысяч франков.
– У него нет такой суммы.
– Есть, но это все его состояние. Я решил повести дело так, чтобы он отыграл часть своих денег.
– Быть того не может.
– И предложил ему поставить на кон, оценив в десять тысяч франков его слугу-индуса, которого я давно хочу переманить к себе, но которого он до этого наотрез отказывался мне уступать.
Мадам де Сентак вздрогнула.
– Он хотел предложить мне сыграть на принадлежащий ему дом в междуречье Гаронны и Дордони.
– Но вы настояли на слуге?
– Да, и опять выиграл.
– Ах!
– Тогда мы сыграли еще одну партию, в этот раз на дом.
– И вам по-прежнему продолжала сопутствовать удача?
– Нет, господин Мартен все отыграл.
– Слугу-индуса тоже?
– Нет. Я выразил желание оставить его себе. Теперь он мой единственный выигрыш. Вы его вскоре увидите, этого индуса. Он великолепен.
– Как его зовут?
– Мюлар.
– В каком качестве мы сможем его использовать?
– Да в каком угодно. Он будет прекрасно смотреться на козлах нашей кареты – что кучером, что выездным лакеем.
– На выездного лакея я согласна, но вот на кучера – нет, – сказала мадам де Сентак. – Манера этих дикарей обращаться с лошадьми может обернуться бедой, и я не хочу, чтобы мы с вами подвергались опасности только потому, что вы выиграли в экарте какого-то там индуса.
– Как пожелаете, моя дорогая, так мы и сделаем.
– Благодарю вас, – сказала Эрмина, встала с кресла, подошла к окну и забарабанила по стеклу своими розовыми ноготками.
Взглянув на дорогу, она увидела, что по ней скачет прекрасный всадник. Великолепный вороной конь под ним сделал изящный пируэт и наездник повернулся к Эрмине лицом.
Мадам де Сентак посмотрела на молодого человека, которого нашла весьма красивым, и на лошадь, показавшуюся ей еще лучше.
После чего утратила к ним всякий интерес.
Тем не менее всадник продолжал гарцевать на своем коне, явно преследуя цель привлечь к себе внимание. И поскольку он упорно бросал взгляды на окно Эрмины, та посчитала более уместным вновь занять свое место у камина.
И вдруг осознала, что всадник является не кем иным, как ее спасителем, усилиями которого она минувшей ночью смогла ускользнуть от бандитов и продолжить свой путь.
– Вы знаете господина де Самазана? – вдруг спросила она мужа.
– Какого еще господина де Самазана?
– Господин де Самазан – дворянин, которому достало решимости оказаться на том же большом тракте, где меня остановили бандиты.
– Вот как? И что же он сделал?
– Всего-навсего обратил их в бегство.
– Прямо герой какой-то, – сказал Сентак.
Несмотря на твердое желание избавиться от жены он был ревнив, как настоящий индус.
– Герой не герой, но храбрости ему явно не занимать.
– И что же он, этот господин де Самазан, потребовал за свой подвиг?
– Ничего. Но я попросила его почтить нас своим визитом, пребывая в полной уверенности, что вы изъявите желание отблагодарить человека, спасшего вашей жене жизнь.