– Я вырвал ее из рук моих людей по той простой причине, что мадам пока еще не унаследовала состояния юного Давида, и если бы она умерла раньше его, то принадлежащие молодому человеку капиталы стали бы предметом судебного разбирательства.
– Я не ошибся в своих оценках касательно вас, – сказал Сентак, – вы действительно человек умный.
– Я тоже так думаю, и если вы соблаговолите последовать за мной…
– Куда это?
– На лужайки общественного сада.
– Зачем?
– Побеседовать.
– Может, лучше куда-нибудь зайдем?
– Господин де Сентак, стены всегда имеют уши. В то же время я не знаю ни одного случая, когда кто-нибудь подслушал бы разговор на свежем воздухе. В общественном саду, завидев приближающихся к нам людей, мы будем произносить только слова, предназначенные для их ушей.
– Но ведь… – с сомнением в голосе протянул Сентак.
– Ага! Понимаю. Вы боитесь, как бы вас не увидели со мной. Успокойтесь. В городе меня знают как де Самазана, а человек сто считает дворянином почище вас.
– В таком случае давайте действительно пойдем в общественный сад.
– И вы увидите, что в беседе на свежем воздухе нет ничего такого, особенно если разговор не предназначен для чужих ушей. Это единственное место, где verba действительно volant .
– Вы получили классическое образование? – удивленно протянул Сентак.
– Может быть.
В этот момент собеседники вошли в железные ворота общественного сада.
Когда они сделали несколько шагов в густой траве, покрывавшей в те времена лужайки, утопавшие в тени изумительных лип, на месте которых ныне вырос Ботанический сад, Сентак остановился, скрестил на груди руки и спросил: – Какого дьявола вам от меня нужно?
– Хочу поговорить с вами об очень важном деле.
– Но мы ведь договаривались, что через две недели я сам к вам приду и отдам распоряжения.
– Сударь, – ответил ему Семилан, – как вам известно, после смерти Андюса его люди стали подчиняться мне.
– Да, вчера вечером вы мне уже об этом говорили.
– Но дело в том, что если у Андюса были одни принципы, то у меня – совсем другие.
– И что вы хотите сказать этим своим афоризмом?
– Это, сударь, означает, что нам выпало жить в эпоху, когда все меняется самым удивительным образом. Говорят, что сейчас строятся дороги, по которым без лошадей одновременно смогут двигаться сразу несколько экипажей. Эти дороги уже получили название железных.
– Какое отношение все это имеет к нашему делу?
– Сейчас увидите.
– Боюсь, господин Семилан… – начал было Сентак.
– Простите, но господин де Семилан, окажите любезность называть меня так.
– Ха! Даже если мы одни?
– Вы предпочитаете, чтобы я называл вас саилем?
Сентак вздрогнул, посмотрел собеседнику прямо в глаза и сказал: – Господин де Семилан, мне неведомо, посвящены ли вы во все мои тайны или же владеете лишь некоторыми из них, но призываю вас ни с кем ими не делиться, потому как для вас это вопрос жизни и смерти.
– Моя жизнь принадлежит только мне и больше никому. И я слишком дорожу ею, чтобы не уметь защищать.
– Я вас предупредил, – молвил супруг Эрмины совершенно безразличным тоном, – можете продолжать, я вас слушаю.
– Ну что же, сударь, я тоже решил совершить весьма примечательный прогресс в своем ремесле.
– Вот как?
– Да, господин де Сентак. Вы не находите, что методы, которыми до настоящего времени так щедро пользовался Андюс, безнадежно устарели?
– Возможно.
– Андюс, будучи безногим и как следствие слабым, очень любил прибегать к насилию.
– А вы?
– Я, сударь, насилия не боюсь, но презираю его. Если человек действительно силен, ему пристало пользоваться новыми методами и средствами. Он берет себе достаточно громкое имя, вливается в общество, вращается в свете и становится его неотъемлемой частью. Если он ведет себя скромно, его присутствие никого не смущает, и он проникает в семейные тайны. С таким багажом можно далеко пойти, успех при подобном подходе гарантирован в большей степени, чем на большой дороге.
Сентак смотрел на Семилана не без доли восхищения.
– В самое ближайшее время наша профессия претерпит определенные изменения, – продолжал бандит. – Жандармы рано или поздно одолеют разбойников. И те бандиты, у кого на плечах есть голова…
– Такие, как вы?
– … такие, как я, должны создавать основу для дальнейших действий в обществе, которое они намерены эксплуатировать.
– Именно по этой причине вы и стали господином де Самазаном?
– Ну да! Но на вашем месте я бы не стал заблуждаться. Не нужно действовать слишком поспешно. Мои люди мне по-прежнему подчиняются, и если в данный момент я здесь, это еще не значит, что я не контролирую Совиную башню и замок Руке.
– Знаете, господин де Самазан, мне кажется, вы слишком много говорите.
– Вы заблуждаетесь, ведь все, что я только что сказал, – лишь прелюдия к тому, что мне еще нужно вам сообщить.
– Так говорите же.
– Со вчерашнего вечера я много думал над предложением, которое вы сделали Андюсу, и по зрелому размышлению…
– Пришли к убеждению, – перебил его Сентак, – что в сложившихся обстоятельствах лучше прибегнуть к средствам и методам новой школы, которую вы предполагаете основать?
– Угадали. Больше не будет этого никчемного насилия, которое так привлекает органы правосудия. Куда лучше устроить хорошую ловушку и заманить в нее тех, кого хочется наказать или тех, от кого желательно избавиться!
– Не буду скрывать, – сказал Сентак, – что я предпочел бы не иметь ничего общего с миром таких, как вы, особенно если поставленных целей можно было бы добиться с помощью средств… как бы это сказать?
– Принятых в хорошем обществе? – перебил его Сентак.
– Будь по-вашему, с помощью средств, принятых в хорошем обществе. Так вот если бы таковые были, я предпочел бы их.
– Отлично, в общих чертах план мы уже составили.
– Какой еще план?
– План, с помощью которого я самолично, не прибегая к помощи третьих лиц, избавлю вас сначала от юного Давида, а затем и от супруги.
Сентак остановился и молча обратил на бандита вопрошающий взгляд.
– Послушайте, – сказал тот, – во всем Бордо есть лишь один человек, знающий, чем я занимаюсь, и этот человек – вы.
– А ваши товарищи?
– Ха! Тех, кто сможет узнать меня в этом наряде, наберется самое большее с полдюжины.
– Мне до этого нет никакого дела.
– Вот тут вы ошибаетесь. Нужно чтобы я вашими стараниями действительно стал господином де Самазаном.
– Как это "моими стараниями"?
– Вы должны будете представить меня в свете и ввести в избранное общество.
Сентак слушал.
– Причем у вас дома, – добавил бандит.
Во время их разговора Семилан держал в руке небольшую трость, с самым непринужденным и фасонистым видом постукивая ею по ботинку.
"А ведь выглядит он действительно замечательно", – подумал саиль.
– Ну, что вы на это скажете?
– Видите ли, – ответил Сентак, – я должен подумать над вашим предложением.
– Думать надо всегда, – заметил Самазан.
– Я обещал вам некую сумму за выполнение определенной работы, но у меня нет желания вводить вас в круг моих знакомых, людей честных и порядочных, чтобы они становились жертвой ваших махинаций и сомнительных предприятий.
– Вот вы как заговорили. Вижу, пришло время расставить все точки над "i".
– Возможно.
– Я хочу, чтобы вы представили меня юному Давиду, его опекунам, всем тем, кто его воспитывает и ведет по жизни.
– С какой целью?
– Во-первых, чтобы познакомиться с ним…
– Это понятно. Зачем еще он вам нужен?
– … а затем сразу взяться за дело. Неужели вы думаете, что мне, человеку, оказавшему мадам де Сентак всем известную услугу, будет так уж трудно завоевать доверие господина Давида и тех, кто его окружает?
– Не знаю.
– Не пройдет и восьми дней, как я стану вхож в дом Давида, а сам он будет не в состоянии без меня обойтись.
– Ну хорошо, а что вы сделаете потом?
– Для начала подвергну его большой опасности, от которой сам же и спасу.
– Чтобы затем навлечь на его голову уже реальную угрозу?
– Угадали.
– Это было нетрудно.
– Совершенно очевидно, что если во время загородной прогулки верхом господин Давид убьется, то человека, незадолго до этого спасшего ему жизнь, нельзя будет обвинить не то что в преступлении, но даже в небрежении.
– Это вы и впрямь ловко придумали.
– А когда Давид умрет?
– Это уже вас не касается, – ответил Сентак.
– Вот как? Вы что же, придумали, как избавиться от мадам де Сентак?
– Пока еще нет, но за мной дело не станет.
– А вот у меня на этот счет уже есть соображения.
– У вас?
– Ну да, ведь именно по этой причине я так нуждаюсь в вашей поддержке и хочу, чтобы вы питали ко мне, простите на слове, хотя бы видимость дружбы.
– Выкладывайте!
– Я защитил вашу жену от бандитов.
– Это вы мне уже говорили.
– Она пригласила меня нанести ей визит.
– Это мне известно. Она сама мне сказала, но я заявил, что не стану вас принимать.
– И совершили глупость.
– Но позвольте, Семилан! – в раздражении бросил Сентак.
– Возьмите за правило не сердиться на сообщника за пустячные слова, которые несколько выходят за рамки банальной вежливости.
– Мерзавец! – прошептал саиль.
– Я сказал, что вы совершили глупость, потому как мне обязательно нужно повидаться с мадам де Сентак.
– А если я этого не хочу?
– Гром и молния! – воскликнул бандит. – Сначала выслушайте, что вам предлагают, и только потом говорите.
Сентак закусил губу и умолк.
– Мне прекрасно известно, что вы ревнивый муж, но именно поэтому я и намереваюсь повести дело так, чтобы ваша жена умерла, а обвинить в ее смерти органам правосудия было бы некого.
– Я бы не советовал играть с моей ревностью! – с мрачным видом изрек Сентак.
– Тогда убирайтесь к дьяволу! – воскликнул Семилан, теряя терпение. – Оставьте себе свой миллион, Давида, вашу жену, а меня оставьте в покое.
С этими словами молодой бандит бесцеремонно повернулся к Сентаку спиной и зашагал, насвистывая под нос какой-то мотивчик.
– А ведь этот негодяй посвящен в мою тайну, – сказал про себя супруг Эрмины.
Семилан удалялся с небрежным видом, не поворачивая головы.
– Господин де Самазан! – крикнул Сентак.
Тот сделал вид, что не слышит.
– Господин де Самазан, – повторил саиль, – может, вы предпочитаете, чтобы я назвал вас другим именем?
Услышав эту угрозу, Семилан остановился и стал ждать.
Несмотря на всю свою гордыню Сентак сделал несколько шагов, подошел к молодому человеку и сказал: – Считайте, что я не говорил этих слов. Продолжайте.
– Будь по-вашему. Но о вашей ревности и щепетильности будете говорить только тогда, когда я закончу.
– Обещаю вам.
– Вот и хорошо. Тогда я продолжу: завтра, а еще лучше сегодня, вы представите меня госпоже де Сентак.
– Я лично?
– Да, вы лично. Раз уж вы запретили ей принимать меня, сами и исправляйте свою ошибку.
– А если мадам де Сентак, – продолжал саиль, – которая, к слову сказать, начинает меня опасаться, после моего представления невзлюбит вас и откажет от дома?
– У вас есть основания так думать?
– Да.
– Какие же?
– Я взял на службу лакея-индуса.
– Ага! Это та самая горилла, что минувшей ночью на меня набросилась?
– Совершенно верно.
– У этой скотины железные мышцы.
– Увидев Мюлара, мадам де Сентак тут же отнеслась к нему как к негодяю и велела не попадаться ей на глаза.
– В этом нет ничего удивительного. Ваш Мюлар просто монстр, а его лицо не из тех, что радуют взоры прекрасных дам. Хотите совет?
– Я весь внимание.
– Оставьте Мюлара, не прогоняйте его, ведь он понадобится вам для выполнения поручений, на имеющих ко мне никакого касательства. Но не впутывайте его в наши дела, и пусть действительно держится подальше от мадам де Сентак. Что до того, как меня представить, то если вы не хотите сделать это самолично, из страха скомпрометировать меня в глазах супруги, то есть один очень простой способ все устроить – когда сегодня вечером вернетесь домой, просто скажите, что встретили сегодня господина де Самазана и познакомились с ним. Сей очаровательный господин попросил у меня разрешения засвидетельствовать вам свое почтение и завтра, полагаю, вы его увидите.
Сентак продолжал внимательно слушать.
– Теперь, поскольку вы должны знать все, я перехожу к той части моего плана, которая заставит вас подпрыгнуть на месте.
– Выкладывайте.
– Я стану ухаживать за вашей женой.
– Вы?
– Да, я, причем прямо с завтрашнего дня, с первого момента нашей встречи.
– Вы смеетесь?
– Нет, клянусь вам.
– В таком случае оставим этот разговор.
– Черт бы вас побрал! Вы же не любите жену!
– Верно, не люблю.
– Вы хотите от нее избавиться?
– Да.
– Тогда какое вам дело до того, что за ней кто-то начнет ухаживать?
– Она моя и этого вполне достаточно, – ответил индийский принц, во взгляде которого полыхнула дикая злоба. – Впрочем, я не собираюсь объяснять вам мое душевное состояние, вы все равно ничего не поймете.
– А мне до него и дела никакого нет, ведь я отнюдь не воспылал к мадам де Сентак любовью, – сказал Семилан. – И в кавалеры ей напрашиваюсь только для того, чтобы получить возможность…
– Ага! Кажется, я начинаю понимать.
– Давно пора.
– Продолжайте, господин де Самазан.
– Независимо от того, станет мадам де Сентак слушать мои нежные речи или нет, я найду момент для того, чтобы броситься к ее ногам с пылкими словами любви.
– А я буду рядом?
– Да, вы спрячетесь.
– С пистолетом в руке?
– С любым оружием на ваш выбор. Я обниму ее за талию, скажу, что обожаю ее.
– А я? – спросил Сентак, в глазах которого полыхал огонь.
– Вы? Вы появитесь в самый подходящий момент, застанете неверную супругу на месте преступления и убьете ее.
– Ловко придумано, – с улыбкой сказал Сентак.
– Что до меня, то я стану убегать, вы выстрелите мне вдогонку холостым зарядом, я подтвержу, что вы застали нас на месте преступления, и вас единогласно оправдают.
Губы Сентака расплылись в злобной улыбке. Он подумал, что бандит допустил большую ошибку, положившись на сообщника и согласившись, чтобы тот выстрелил ему в спину – ведь о том, чтобы не класть пулю, можно было и забыть.
"Я убью их обоих, – сказал про себя саиль. – Этот Семилан и в самом деле умен, но я покончу с ним без всяких сожалений. Тем более что так будет выглядеть естественнее".
Бандит, со своей стороны, тоже пообещал себе не подвергаться ненужному риску, ввязываясь в опасные авантюры.
"На месте буду действовать по обстоятельствам, – размышлял он. – Если мадам де Сентак окажется… щедрее своего мужа, я подумаю, как поступить".
Вот так каждый из них вносил в уме поправки, поэтому в действительности борьба обещала разгореться не столько между богатыми наследниками старого Самуила и алчным индийским принцем, сколько между Сентаком и Семиланом.
Семилан вел разговор совершенно непринужденно. О преступлениях, которые планировалось совершить, он говорил легкомысленным, безыскусным тоном торговца, обсуждающего или совершающего сделку.
На его лице ни разу не отразилось и тени волнения. Он и правда был бандитом, не знавшим ни страха, ни упрека, ни угрызений совести – как раз таким, какой был нужен Сентаку.
Тот, в свою очередь, время от времени то и дело демонстрировал признаки колебаний и сомнений. Все эти коварные козни почти не вызывали в душе этого человека удивления, ведь его азиатская натура была самым восхитительным образом готова к подобным злобным проискам.
– А теперь, – вновь заговорил бандит, – скажите, что вы думаете о моем плане.
– Он представляется мне гениальным.
– И только-то?
– Нет, еще в высшей степени практичным.
– Замечательно! Но вы его одобряете?
– Мне нужно подумать.
– Ах, ну да, и упустить время.
– Но позвольте! Я еще не свыкся со всеми этими идеями.
– Помилуйте! Давайте играть в открытую, одобряете вы мой план или нет?
Бандит прекрасно понимал, что, приперев Сентака к стенке, он заставит его раскрыться.
– В перспективе у меня намечаются и другие дела, поэтому вам нужно определяться в данном вопросе, чтобы я мог принять соответствующие меры и больше ничем другим не заниматься.
– Что-то вы слишком торопитесь.
– Дела есть дела. Одно только слово – да или нет.
– Ну что же! Да!
– Отлично. Когда вы сможете представить меня мадам де Сентак?
– Может, вам лучше сначала познакомиться с моим юным родственником?
– С господином Давидом? Нет.
– Почему?
– Я предпочел бы войти в ближний круг его знакомств с помощью мадам де Сентак, так будет более естественно. К тому же в этом случае при необходимости можно повести дело так, что все подозрения, опять же, падут на вашу жену.
– Как вам будет угодно.
– Значит, завтра я буду иметь честь быть представленным мадам де Сентак?
– Договорились.
– А когда план воплотится в жизнь, я получу свой миллион?
– Да, миллион, – сказал Сентак, подумав, что вполне сможет оградить себя от подобных убытков, если застрелит Семилана, застав его у ног своей жены.
– Примите для этого все необходимые меры.
– Сегодня же вечером.
– В таком случае – до свидания.
Сентак расстался с сообщником и вернулся домой.
– А знаете, моя дорогая, – сказал он Эрмине, повязывая на шею салфетку, чтобы отобедать, – сегодня мне посчастливилось встретить одного нашего общего друга.
– Кого же?
– Господина де Самазана.
– Вот как? – сказала Эрмина. – И что он, по-вашему, собой представляет?
– Он показался мне очень даже порядочным молодым человеком. Демонстрируя весьма забавную робость, сей господин испросил у меня разрешения засвидетельствовать вам свое почтение.
– На что вы ответили, что в этом нет нужды…
– Напротив, я попросил его нанести вам визит. Если он когда-нибудь станет за вами ухаживать, это чрезвычайно меня удивит.
Эрмина в ответ не сказала ни слова.