– Тогда найдите моего мужа и его друзей.
– Да, но сначала пообещайте, что не откроете им того, что я поведал вам о Сентаке.
– А почему вы не хотите им ничего говорить?
– Потому что эти господа – прирожденные защитники невинных и обездоленных, им вполне может прийти в голову блажь помешать Сентаку похоронить Семилана под каменной глыбой и тем самым лишить меня мщения, ради свершения которого мне не придется и пальцем пошевелить.
– Семилана лучше было бы выдать полиции, а злокозненные планы Сентака подавить в зародыше.
– Сделать приятное полиции – да ни в жизнь, – продолжал бандит. – Впрочем, здесь вопрос стоит ребром – либо то, либо другое. Если вы не желаете сохранить в тайне все, что от меня узнали, я просто продержу вас здесь три дня, а когда явится мой человек, отпущу с миром. Но вашему мужу и его друзьям помогать не буду, и они умрут с голоду.
– Поскольку иначе моего супруга спасти нельзя, я без колебаний соглашусь на все.
– И сохраните все в тайне?
– Да, сохраню все в тайне.
– Поклянитесь.
– Хотя никакая клятва не будет стоить дороже моего обещания, я тем не менее клянусь.
– Вот и замечательно. Так, вот здесь камень, на который вы, в ожидании моего возвращения, можете сесть. Я отправляюсь на поиски гренадера, и, надеюсь, не пройдет и часа, как он к вам присоединится.
XIII
Прельщенный перспективой заполучить триста тысяч франков, Семилан развернул бурную деятельность. Для начала он отправился в Совиную башню и объяснил своим головорезам, дожидавшихся его там, чего от них требуется.
– Ты, Симон, и ты, Сатюрнен, – сказал он, – устроите засаду в большом подземном зале.
– Что мы должны будем делать?
– Ждать нас.
– В котором часу вы появитесь?
– В полдень, может, в половине первого. У нас будет фонарь, по которому вы и определите, что мы уже пришли. Увидев нас, сразу закричите по-совиному, тем самым давая мне знак, что на вас можно рассчитывать.
– А потом?
– Когда мы окажемся от вас в нескольких шагах, наброситесь на нас. Ты, Сатюрнен, нападешь на мальчишку, а Симон сделает вид, что собирается расправиться со мной.
– Мальчишку пощадить?
– Нет, он стоит слишком дорого, а времени у нас нет.
– Все это, конечно, хорошо, – сказал Симон, – но у меня есть подозрение, что ты, Семилан, намереваешься сорвать большой куш, поручая нам отправить твоего дружка на тот свет.
– Подумаешь! Большой куш! Что ты несешь! Богачи – народ жадный.
– Пусть так, но ты в любом случае в деле.
– Конечно, вы же знаете, что я, в отличие от Андюса, не живу мимолетными прихотями и никогда не работаю даром.
– Тогда что за эту работу получим мы?
– Сколько вы хотите?
– Мы, черт возьми, хотим разделить этот куш.
– Поровну?
– Ну да.
– А губа у вас не дура. Я привлек вас к этому делу, желая дать немного заработать, но если вы будете слишком привередничать, то не получите вообще ничего.
– Тогда мы и делать ничего не будем.
– Да и черт с вами, я и сам справлюсь, – сказал Семилан, повернулся к ним спиной и сделал вид, что собирается уйти.
Сатюрнен прикусил язык.
– Ну ладно, – сказал он, – сколько ты нам дашь?
– Чтобы вы знали, мне заплатят пять-шесть тысяч франков.
При этих словах у бандитов загорелись глаза. Порой пять-шесть тысяч франков представляли для них деньги, на которые можно было продержаться месяц, подготовив тем временем нападение на какого-нибудь богатого землепашца.
Нередко у них в кармане было всего лишь по паре сотен, которыми к тому же приходилось делиться с другими членами банды – к немалому огорчению злодеев.
– Каждому из вас я заплачу по тысяче франков.
– По тысяче! – хором воскликнули бандиты, явно придя в восторг от такого предложения.
– И ни сантимом меньше, – ответил Семилан.
– Нам одним?
– Да, вам одним, делиться ни с кем не придется.
– Почему бы тебе не дать нам их сразу?
– Вижу, вы прониклись ко мне доверием, это радует. Почему бы вам тогда не попросить меня составить письменное обязательство и не заверить его у нотариуса? Я не дам вам денег сразу по той простой причине, что и сам получу их только после того, как мальчишка умрет.
Бандиты почесали затылки.
– Ну, давайте, решайтесь, – сказал им Семилан, – или мне придется найти других помощников, которые не станут разбрасываться двумя сотнями экю по сто су каждое.
Услышав эту угрозу в свой адрес, негодяи приняли решение.
– Ровно в полдень мы будем в условленном месте. Может, нам напугать мальчишку каким-нибудь жутким видением?
– Хотите – пугайте, вреда от этого не будет.
Приняв все необходимые меры, Семилан вернулся в Бордо и поспешил встретиться с юным Давидом – якобы случайно.
Времени для этого ему понадобилось совсем немного, ведь главарь банды в подробностях изучил привычки молодого человека, считавшего его своим другом.
Завидев Самазана, Давид подбежал к нему и сказал:
– Ну что, скоро мы выступим в поход?
– А вам, стало быть, не терпится? – спросил Семилан тоном, в котором, с одной стороны, звучала насмешка, с другой – теплые, братские чувства.
– Еще бы! Я каждый день сажусь на коня и по два часа занимаюсь фехтованием, чтобы к условленному часу быть в форме.
– Ну что же, друг мой, вы проявляете такое нетерпение, что мне вас стало жаль.
– Ах! – воскликнул Давид, задрожав от радости.
– Да, для нашей экспедиции все готово.
– Когда же она состоится?
– День соблаговолите назначить сами.
– Для меня чем раньше, тем лучше, если вам удобно, давайте завтра.
– Хорошо, пусть будет завтра, – сказал Семилан, с гордостью подумав, что без труда заставил жертву саму назвать день своего убийства.
– В котором часу?
– Я выеду из дому в половине девятого утра.
– Я тоже.
– Таким образом, мы доберемся до логова бандитов средь бела дня, и если нам будет угрожать опасность, эта мера предосторожности позволит свести ее к минимуму.
– Ах! – горячо воскликнул юный Давид. – Опасность меня не страшит, но я счастлив, что мы совершим нашу вылазку именно в этот час, ведь в этом случае я смогу уйти из дому, не возбуждая подозрений со стороны моих опекунов, которые, прознав о наших планах, вполне могут лишить меня удовольствия воплотить их в жизнь.
– От ваших слов меня опять начинают терзать угрызения совести, – сказал Семилан. – Может, лучше все же отказаться от этой затеи? Время еще есть.
– Нет-нет! Умоляю вас, не говорите так.
– Ну вот, вы из меня веревки вьете. До завтра. Встретимся в Бастиде, у моста, в половине десятого утра.
– Я непременно там буду.
На следующее утро Семилан, намереваясь отправиться в Бореш на прекрасной вороной кобыле, принадлежавшей не кому иному, как Андюсу, встал заранее, чтобы не опоздать.
И был немало удивлен, узнав, что ночью лошадь исчезла.
– Исчезла? Как это? – спросил он у слуги.
– Да, господин, исчезла, в конюшне никого нет.
– Значит, мою кобылу украли?
– Скорее всего.
– Замок сломан?
– Нет, господин.
– Какая досадная помеха!
Вряд ли кто-то может обозлиться больше, чем вор, ставший объектом кражи. Семилан в течение получаса осыпал проклятиями мерзавца, который свел со двора его кобылу, но в этот день у него были и другие заботы, причем более чем серьезные. Поэтому он тут же послал слугу взять у кого-нибудь взаймы лошадь и без промедления вскочил в седло.
Ровно в девять Семилан уже уплачивал сборщику сумму, необходимую для проезда по мосту всадника верхом на коне. Он был немало взволнован и внимательно смотрел по сторонам, надеясь увидеть Сентака, ведь до этого момента тот так и не отсчитал ему трехсот тысяч франков обещанного аванса.
– Если я не получу от него денег, пусть не сомневается – я верну кузена близким, вместе со всем его наследством! Живым, невредимым и к тому же в прекрасном здравии.
Произнеся эту тираду, он меланхолично поехал дальше, пустив шагом позаимствованную лошадь.
Отъехав на некоторое расстояние, Семилан бросил в сторону моста пристальный взгляд и увидел, что Давида еще нет.
– Если в течение пяти минут Сентак не появится и ничего мне не заплатит, я умываю руки и отправляюсь домой.
Не успел он высказать это соображение, как из постоялого двора, расположенного справа от Семилана, вышел человек, в котором бандит с первого взгляда узнал Сентака.
– А вот и он, – прошептал предводитель разбойников, все еще не осмеливаясь тешить себя надеждой заполучить триста тысяч франков.
– Приветствую вас, господин де Сентак, – вслух произнес Семилан, спрыгивая с лошади у двери постоялого двора, одновременного служившего конторой для экипажей, осуществлявших сообщение между Бордо, Кюбзаком, Карбон-Бланом и другими населенными пунктами.
– Пойдемте, – без обиняков сказал Сентак с озабоченным видом.
– Погодите, окажите милость, дайте мне время найти какого-нибудь мужлана, который за деньги посторожит мою лошадь, пока мы с вами будем беседовать.
Тут же появился человек, предложивший подержать под уздцы позаимствованную Семиланом лошадку.
После чего бандит вслед за Сентаком прошел в снятую тем комнату.
– Какого черта! – обратился к нему разбойник, когда они остались одни. – Какого черта вы напускаете на себя этот таинственный вид, из-за которого к нам сейчас слетится вся полиция Бордо, стоит одному-единственному агенту узнать меня в лицо?
– Вот ваши триста тысяч франков, – сказал Сентак.
– Это же билеты Банка Франции, – заметил Сентак, с трудом скрывая свою радость.
– Да, я не нашел другого способа доставить сюда подобную сумму.
– Привезти сюда такое количество золота или серебра, не привлекая внимания, было бы действительно трудно.
– Пересчитайте и убедитесь, что здесь действительно вся сумма.
Семилан удовлетворился лишь тем, что сосчитал пачки, каждая из которых насчитывала десять тысяч франков, и сказал: – Уверяю вас, господин де Сентак, эти деньги окупятся вам…
– Давид уже здесь?
– Еще нет.
– Только бы он приехал.
– Ха! Не беспокойтесь, приедет, можете в этом не сомневаться. Он сам выбрал день, и мне в этом даже не нужно было ему помогать.
С этими словами бандит подвел Сентака к выходившему на мост окну комнатенки, в которой они вели разговор, и продолжил: – Вот, полюбуйтесь! Видите всадника, который остановился посреди дороги и оглядывается по сторонам?
– Да, это он. Точно, Давид.
– Ах! – вновь заговорил бандит. – Знаете, он очень лихо смотрится на своем андалузском жеребце! К тому же для своего возраста юноша обладает недюжинной физической силой.
– На вашем месте, господин де Самазан, я не стал бы так им восхищаться и поддаваться эмоциональным порывам, – сказал Сентак, – вы здесь не для этого.
– И то правда, – ответил Семилан с неизменной дьявольской улыбкой на устах. – Ну что же, позвольте взять этот аванс, который вы мне выплатили, и откланяться – нехорошо томить в ожидании столь бесценного клиента, как господин Давид.
– Когда мы с вами увидимся? – спросил Сентак, тщательно скрывая свои чувства.
– Как "когда"? Нынче же вечером.
– Где?
– У меня, часов в девять.
– Договорились, – сказал Сентак. – Ступайте.
Бандит неторопливо спустился по довольно крутой лестнице постоялого двора, позвал крестьянина, караулившего его лошадь, вложил ему в ладонь пятифранковую монету, к великой радости мужлана, вскочил в седло и галопом поскакал к юному Давиду.
– Ах! – удовлетворенно воскликнул тот, завидев предводителя разбойников. – Вот и вы! А я уже начал беспокоиться.
– Почему?
– Боялся, что передумаете. И поскольку сейчас как раз пробил час, намеченный нами для похода, меня стали одолевать страхи, что наше предприятие не состоится.
– Я был на постоялом дворе, получал деньги с одного из моих фермеров, который для того сюда и явился, чтобы погасить просроченный платеж. А так я здесь уже давно.
– Значит, опоздали не вы, а я.
– Нет, ведь мы договорились встретиться в половине десятого, и именно столько только что пробили часы на церкви Бастиды.
– Ну что, едем? – спросил юный Давид с ноткой нетерпения в голосе.
– Едем, и не просто едем, а скачем галопом, чтобы побыстрее оказаться на месте, ведь дорога до Бореша займет не меньше двух часов.
– Отлично! Пусть будет галопом! – воскликнул Давид, пришпоривая коня.
– Ах! Пощадите, господин Давид, – сказал Семилан. – Взгляните – сегодня мне пришлось оседлать жалкую клячу, позаимствованную у хозяина одной из конюшен.
– Смотри-ка! И то правда! А что вы сделали с вашей вороной кобылой?
– Этой ночью ее у меня украли.
– Украли? – удивился Давид.
– Верится с трудом, но тем не менее это так.
– В таком случае я немного придержу Боадбиля, – вежливо предложил Давид.
Первую половину пути всадники проделали в полном молчании.
Тем временем Сентак подошел к почтовой карете, обратился к кучеру и спросил:
– Кроме дороги, которая идет вдоль реки, другая в Бореш есть?
– Да, сударь.
– Намного длиннее?
– Примерно на треть.
– Получается шесть лье.
– Да, около того.
– Берешься преодолеть это расстояние за час?
– Для этого мне придется загнать лошадей.
– Так загоняй, я за них заплачу. Ты не пожалеешь об этой стремительной скачке.
– В таком случае, сударь, садитесь, да побыстрее!
– Держи, вот тебе три луидора, будет чем умаслить начальство.
– Но! Вперед, мои индийские цыпочки! – закричал кучер, вонзил шпоры в бока пристяжной лошади и со свистом взмахнул хлыстом.
– Пока мы здесь, я разрешаю тебе шуметь, но когда выедем на дорогу, не останавливайся ни под каким предлогом и ни с кем не заговаривай.
– Слушаюсь, хозяин! Я запомню.
– И последнее, – добавил Сентак, когда карета с невообразимым грохотом катила по дороге на Бенож.
– Что еще? – спросил кучер.
– У склона холма, на краю дороги, будет стоять смуглолицый человек…
– Негр?
– Да, что-то в этом роде.
– И что?
– Придержишь коней, чтобы он мог запрыгнуть.
– Это все?
– Все.
Сентак откинулся на спинку берлины, кучер вновь щелкнул кнутом и немного погодя в том месте, где ныне располагается селение Морепа, увидел важно стоявшего на обочине дороги негра, о котором говорил седок.
Карета на мгновение сбавила ход, Мюлар, которого мы вполне узнали, запрыгнул в нее, упал на сидение рядом с саилем и лошади, подгоняемые ударами кнута, стали галопом взбираться на холм.
То, что оказавшись на плато, эти двое могучих животных не свалились с ног от усталости, было настоящим чудом.
Гордый совершенным подвигом, кучер повернулся к седоку, чтобы посмотреть, доволен ли он, но тот, черт бы его побрал, был поглощен совсем другим делом.
Сентак тихо переговаривался с Мюларом. Кучер попытался было разобрать обрывки их разговора, но то, что ему удалось расслышать, лишь подтвердило тщетность подобных попыток: спутники говорили на языке, не похожем ни на испанский, ни на итальянский, ни на английский. Сентак и Мюлар вели беседу на хинди.
– Семилан уже в пути? – спросил Мюлар.
– Да.
– Давид с ним?
– Да.
– Сражение, в ходе которого мой замечательный кузен покроет себя посмертной славой, должно состояться в половине первого.
– Кучер доставит нас вовремя?
– Обещал, что да.
– Он, надеюсь, не в курсе? – спросил Мюлар.
– Ты с ума сошел?
Когда берлина остановилась на проселочной дороге, с которой просматривался старый, построенный семейством Ланкассадов замок с массивными башнями и обветшавшими стенами, на часах пробило одиннадцать.
– Мне спуститься в селение? – спросил кучер.
– Нет, в этом нет необходимости.
– Ну что, хозяин, хорошо я вас довез?
– Ты был великолепен. На, здесь десять луидоров.
– Десять и три, всего будет тринадцать, господин граф, – ответил кучер, нарекая своего щедрого седока титулом. – Тринадцать! Нехорошее число, оно приносит беду, а я очень суеверен.
– Тогда держи еще, – сказал Сентак, протягивая еще два луидора. – А теперь найди какой-нибудь сарай, ферму, словом, крышу, под которой твои лошади могли бы отдохнуть, и дай им овса. Вполне возможно, что я воспользуюсь ими, чтобы вернуться обратно в Бордо.
– Но, полагаю, не столь быстрым аллюром?
– Нет-нет! – с улыбкой ответил Сентак.
Кучер уехал искать конюшню.
Что же до Мюлара с Сентаком, то они, прячась от посторонних глаз, по опушке небольшого леска направились к уже описанному нами колодцу.
Они добрались до него, не встретив по пути ни единой живой души, и на этот раз, в отличие от предыдущего, первым спустился Сентак. Мюлар последовал за ним, предварительно вернув на место камень, служивший колодцу стенкой.
Тем временем Андюс выполнил данное Кадишон обещание.
Облазив все закоулки подземелья, он в конечном счете обнаружил Жана-Мари, Танкреда и его друзей.
Те обшарили каждую трещину в подземных галереях и к тому времени уже совершенно отчаялись найти выход.
Даже те, кто почти никогда не впадал в уныние, были готовы потерять последнюю надежду.
– И все равно, – сказал Бюдо, – я уверен, что эти катакомбы напрямую сообщаются с внешним миром.
– Да, – ответил Жан-Мари, – но только с помощью люка, а он закрыт.
– В таком случае, – решительно молвил Мальбесан, – нужно вернуться туда и попытаться его открыть, пусть даже для этого нам придется засыпать пропасть найденными по дороге камнями.
– Ничего не выйдет, господа, – вдруг раздался за их спинами голос, прозвучавший под этими сводами странно и необычно.
– Кто это сказал? – спросил Танкред, направляясь в сторону, откуда донеслись слова.
– Я! – ответил тот, кому был адресован этот вопрос.
– Эге! – воскликнул Жан-Мари. – Да дарует мне Бог свое прощение! Это же Андюс! Андюс жив!
– Да, господа, Андюс жив, – ответил безногий. – И вы должны порадоваться в душе, что он не умер от полученного удара кинжалом, потому что без него вам ни за что было бы не выбраться из этого подземелья.
– Андюс! Главарь банды, который на костюмированном балу в страстной четверг сыграл роль повелителя Монкрабо?
– Он самый, – ответил Андюс. – Человек, который утром того же дня похитил из дома господина де Мэн-Арди его служанку Маринетту.
– Негодяй! – воскликнул Танкред.
– Полно вам, господа, не надо осыпать меня проклятиями. Вы здесь мои пленники – стоит мне захотеть, и вы умрете с голоду.
– Если, конечно, не найдем самостоятельно выход из этого чудовищного каменного мешка.
– Вы не сможете этого сделать по той простой причине, что открыть его можно только снаружи. Даже я, если за мной не придут, не смогу отсюда выйти.
Мэн-Арди и его друзьям Андюс солгал так же, как до этого солгал Кадишон.