- Ну что же, - после недолгого колебания сказала нищая, - я готова поверить вам и сделаю все, что вы прикажете мне!
- Вот и отлично! - воскликнул принц. - А теперь пойдем за нами: мы постараемся подсмотреть сквозь щелочку ставен лавочки Рене, не там ли он!
Они отправились к мосту Святого Михаила и еще издали увидали, что сквозь ставни виднеется свет. Подойдя к самой лавочке и заглянув в щелку, они увидели, что Рене, бледный как смерть, лежит на кровати Годольфина, а Паола старательно промывает ему рану, нанесенную Фаринеттой.
- Что это за женщина? - спросила Фаринетта.
- Это его дочь Паола, - ответил Генрих.
- А! Теперь я знаю… - сдержанным шепотом прорычала нищая, - теперь я знаю, чем больнее всего отомстить этому негодяю!
XI
Ударяя Рене кинжалом, Фаринетта в ярости размахнулась с такой силой, что Флорентинец рухнул как пласт на землю. Он пролежал некоторое время недвижимо, не понимая, что, собственно, случилось с ним и как могла женщина решиться нанести ему удар кинжалом. Уж не приснилось ли ему все это? Но кровь, бежавшая из раны, доказывала реальность всего происшедшего, и тогда Рене вдруг почувствовал безумный страх - страх умереть, словно собака, на улице. Он собрал все свои силы, встал и, пошатываясь, направился домой. Не раз случалось ему падать, но он снова вставал и упорно шел все дальше и дальше. Так добрался он до моста Святого Михаила. У дверей своей лавочки он лишился чувств и успел только крикнуть, падая на землю. На этот крик выбежали Паола и Годольфин; они подняли Рене и внесли его в лавочку.
Через несколько минут парфюмер пришел в себя.
- Боже мой, отец! - воскликнула тогда Паола. - Что случилось?
- Какая-то незнакомая женщина ударила меня кинжалом, когда я подавал ей милостыню! - ответил Рене.
- Женщина? - пробормотала Паола. - Как это странно!
Рене приказал зажечь две свечки и подать ему стальное зеркало, висевшее в лавочке над конторкой. С помощью этого зеркала он исследовал свою рану и затем сказал: - Кинжал скользнул вбок; порезаны только верхние покровы, но ни один важный сосуд не задет. Поди в мою лабораторию, - обратился он к Годольфину, - и принеси с этажерки бутылку с жидкостью темно - зеленого цвета, а ты, Паола, найди корпию и приготовь перевязку!
Паола промыла рану отца, наложила сверху корпию, смоченную принесенным Годольфином составом, перевязала руку, и Рене немного забылся. Его забытье перешло в сон, и, когда он снова открыл веки, был уже полный день.
Паола и Годольфин сидели у его изголовья.
- Как ты себя чувствуешь, папочка? - ласково спросила дочь. - Не переменить ли перевязки?
- Перемени! - ответил Рене.
Паола сняла перевязку и промыла рану с опытностью присяжного хирурга.
- Так! - сказал парфюмер, снова осмотрев рану в поданное ему зеркало. - Кровь остановилась, и рана скоро зарубцуется. Вообще я отделался настолько легко, что могу сегодня же отправиться в Лувр!
- Неужели ты опять уйдешь? - с досадой сказала Паола.
- А ты этого не хочешь? Почему?
- Во-первых, я боюсь, как бы рана опять не открылась; во-вторых, я уже давно жду случая поговорить с тобой… по секрету! - договорила она, кидая взгляд на Годольфина.
- Ну что же! - ответил парфюмер. - Годольфин, отправляйся в Лувр и добейся свидания с королевой Екатериной. Ты скажешь ей, что я прошу дать тебе коробку для перчаток, которую она получила недавно от своего племянника, герцога Медичи.
Годольфин вышел.
Тогда Рене сказал:
- Теперь говори, дочка!
Паола уселась около кровати и сказала:
- Помнишь ли, папочка, как ты нашел меня на площади Сен - Жермен-дЮксерруа в ужасном состоянии? Ты обещал тогда отомстить за меня, но… до сих пор не сдержал обещания.
- Я сдержу это обещание скорее, чем ты думаешь, - сказал Рене, - но для этого ты должна поступить так, как я скажу!
- Говори, отец!
- Я должен предупредить тебя: то, что я скажу сейчас, может показаться тебе чудовищным, невозможным, но поверь, что так нужно для торжества мести.
- Говори, отец, я готова на все!
- Ну так слушай! Сегодня же вечером ты вернешься в Шайльо, в тот самый дом, куда укрыл тебя твой Ноэ. Вернувшись туда, ты напишешь ему или дашь знать на словах, чтобы он приехал, и тогда упадешь ему на грудь, сказав: "Амори! Спаси меня от моего отца! Я люблю тебя!" Ноэ будет тронут твоим раскаянием и любовью, а так как ты изобразишь перед ним преследуемую женщину, то он постарается освободить тебя от моей тирании и поместит тебя в более безопасное место, чем Шайльо. Ну а какое место покажется ему безопаснее, чем отель Босежур, где живет ныне королева Жанна?
- Ну, и что же затем? - спросила Паола.
В этот момент послышался шум шагов Годольфина.
- Я доскажу тебе потом, дочь моя! - сказал Рене и обратился к входившему Годольфину с вопросом: - Ну, принес? Отлично! Теперь одень меня!
Годольфин одел Рене.
Парфюмер встал без особых страданий и обратился к дочери и своему помощнику:
- Теперь идите со мной в лабораторию! Опираясь на плечо Паолы и поддерживаемый под руку Годольфином, Рене поднялся в лабораторию.
Там он уселся в кресло и сказал Годольфину:
- Возьми вот ту склянку и брось ее на пол!
- Но ведь она разобьется!
- Вот это именно мне и нужно!
Годольфин стукнул склянку об пол, и она разбилась в мельчайшие дребезги. Тогда Рене открыл коробку с перчатками и достал оттуда первую попавшуюся ему пару. Годольфин принес ему клей и кисточку, Рене взял кисть, макнул ее в клей и затем опустил в стеклянные осколки. Затем он ввел кисточку во внутренность одной из перчаток и сказал Паоле:
- А теперь достань вон оттуда с полки маленькую стеклянную коробочку… вот эту самую! Отлично! Теперь осторожно возьми ложечкой немного порошка, содержащегося в ней, и насыпь его в перчатку! Вы оба должны стать моими соучастниками!
- Вашими соучастниками? - вскрикнул Годольфин.
- Да! Осколки стекла приклеются к перчатке и расцарапают руку при надевании. Таким образом порошок, представляющий собой очень тонкий яд, войдет в кровь!
Рене сопровождал свои слова веселой улыбкой, а молодые люди с изумлением переглянулись, мысленно спрашивая себя, кто та женщина, которую Рене хочет отравить.
XII
Генрих и Ноэ вернулись в отель Босежур очень поздно.
- Ух, - сказал принц, раздеваясь, - и задержала же нас эта Фаринетта! Вообще она попала удивительно не вовремя, и, не спугни она нас, я договорился бы с Саррой до чего-нибудь в этот вечер!
- В таком случае Фаринетта оказала вам большую услугу, принц! Право, я в полном отчаянии оттого, что вы каждый вечер бегаете к этой несчастной ювелирше!
- Ноэ!
- Ах, Господи, надо же немного заглядывать в будущее.
- Уж не делаешь ли ты этого по рецепту Рене Флорентийца?
- Боже меня сохрани!
- Или… как сир де Коарасс? Ноэ расхохотался, а затем ответил:
- Это мне мало помогло бы. Но я и без всякого шарлатанства могу предвидеть, что непременно должно случиться, и, право же, будущее рисуется мне в очень мрачных красках!
- Так выкладывай скорее свои предсказания!
- Да! А если я буду откровенен, вы же рассердитесь на меня!
- Я никогда не сержусь! Ну же, говори!
- Извольте! Я исхожу из того, что принцесса Маргарита любит ваше высочество. Ее любовь может искупить все ее прошлые грешки, если только ваше высочество не изберет заместительницы графине де Граммон. Ну а так как эта заместительница по всем признакам уже найдена и зовется красоткой Саррой, то принцесса, отлично знакомая с греческим и латинским языками, вспомнит о некоем римском законе, который назывался…
Ноэ остановился, думая, что многозначительная улыбка избавит его от необходимости договорить.
- Как же называли этот закон? - холодно спросил Генрих.
- Законом возмездия!
- Однако, Ноэ, ты становишься слишком смелым! Но раз уж ты считаешь себя вправе читать мне строгую мораль, то я тоже позволю себе спросить тебя кое о чем. Насколько мне помнится, ты еще недавно признавался мне в любви к Миетте и сказал, что будь она из дворянского рода, то ты женился бы на ней, несмотря на то что у нее нет приданого.
- Ну да, я сказал это и готов повторить сто раз. Но раз Миетта не дворянка, то мне приходится довольствоваться, так сказать, созерцательной любовью!
- Отлично! Но ведь ты единственный сын у отца. Значит, рано или поздно тебе придется жениться.
- Ну так я и женюсь!
- Но в таком случае мне кажется, что Миетта будет очень похожа на Сарру, а юная графиня де Ноэ окажется в положении, аналогичном положению юной наваррской королевы!
- К черту сравнения! - недовольно буркнул Ноэ, пораженный логикой принца. - Я иду спать!
- Иди, друг мой, иди и подумай на сон грядущий об изречении, касающемся соринки в глазу друга и бревна в своем собственном глазу! Впрочем, я действительно не сержусь на тебя. Ведь я понимаю, что ты ворчишь с зависти. Мне-то удалось повидать сегодня Сарру, а ты своей Миетточки не видал!
- Ну что же, - ответил Ноэ, - зато я встану завтра пораньше и отправлюсь к Миетте. И можете быть спокойны: никакая Фаринетта мне там не помешает!
- А ну, ступай, ступай! Желаю счастья! Только заодно уж исполни, голубчик, мое поручение и передай Маликану вот это кольцо!
- Но ведь это кольцо покойного короля Антуана!
- Да, да, это условный знак между мной и Маликаном. В свое время ты поймешь… А теперь покойной ночи! Принц завернулся в одеяло и сейчас же захрапел. Ноэ отправился к себе и тоже улегся в постель, но он не мог похвалиться таким же спокойным сном и долго поворачивался с боку на бок, пока не настал ранний утренний час. Тогда он вскочил, оделся и отправился в кабачок Маликана. Там он застал одну лишь Миетту, которая приводила в порядок бутылки и кувшины на стойке.
- Здравствуй, милочка, - сказал Ноэ, фамильярно обнимая за талию девушку.
Миетта покраснела, но не выказала ни малейшего недовольства.
- Здравствуйте, месье де Ноэ! - ответила она. Ноэ осмелел настолько, что решил поцеловать девушку. Тогда Миетта решительно вывернулась из его объятий. - Чем могу служить вам? - спросила она, строя недовольную гримаску.
- Ничем! Где твой дядя?
- Он еще в постели.
- Тогда отнесите ему вот это! - сказал Ноэ, вручая Миетте кольцо, данное принцем.
- Это к чему еще? - удивленно спросила Миетта.
- Я и сам не знаю, но так нужно!
- Странно! - пробормотала Миетта и, взяв кольцо, побежала наверх, однако сейчас же вернулась обратно и сказала: - Дядя просит вас извинить его; он лишен возможности спуститься сюда, чтобы лично служить вам, так как плохо спал и у него сильная мигрень!
- Миетточка, - сказал Ноэ, подходя к девушке, - твой дядя самый милый человек, какой только существует на свете, и я очень люблю его, в особенности же… сегодня утром!
- Почему именно сегодня?
- Да потому, что он… оставляет нас одних, и я могу без помехи снова сказать тебе, что я люблю тебя, моя обожаемая Миетточка! - Говоря это, Ноэ снова охватил талию девушки. Миетта пыталась высвободиться, но Ноэ крепко держал ее, все сильнее прижимая к себе. - Я люблю тебя, ненаглядная! - страстно повторил он.
- Амори! - задыхаясь, шепнула Миетта, под напором вспыхнувшей страсти сама прижимаясь к молодому человеку.
Но в этот момент высшего опьянения и блаженства чей-то голос, раздавшийся за спиной молодой парочки, заставил их вздрогнуть и отскочить друг от друга.
- Так, так! - сказал этот голос. - Не стесняйтесь, пожалуйста, господин Ноэ! - Это был Маликан, вид которого не давал и намека на слабость или головную боль. - Не стесняйтесь, будьте как дома! - повторил он, подходя ближе к молодому человеку и обдавая его негодующим взором. - Только сначала я должен рассказать вам одну историйку. Не бойтесь, она коротка! Моя сестра влюбилась однажды в дворянина. Отец, который был бедным пастухом, застал однажды его у ее ног и… Знаете ли, что он тогда сделал? Он взял ружье, нацелился и сказал дворянину: "Клянусь тебе спасением души, что я убью тебя, как собаку, если ты не жениться на девушке, которую обольстил!"
При этих словах Маликана Ноэ, все время бывший в каком-то остолбенении, словно очнулся и гордо спросил:
- Ого! Уж не собираешься ли и ты вырвать у меня подобное обещание?
- Имею честь предложить вам это! - спокойно ответил Маликан, расстегивая свой камзол и доставая из-за пояса пару заряженных пистолетов.
XIII
Ноэ не был трусом и уже не раз доказал это. Но тут были налицо такие обстоятельства, которые значительно связывали его свободу действий и защиты. Ведь Маликан был в своем праве, и Ноэ сознавал, что не может пустить против него оружие. С другой стороны, дать убить себя словно барана?..
- Вот что, милейший Маликан, - сказал он, - может быть, мы сумеем столковаться, но я не раскрою рта, если вы не отложите в сторону своих пистолетов. Под пистолетом я разговаривать с вами не буду!
- Ну так присядем и поговорим, - сказал Маликан, усаживаясь за стол и жестом приглашая Ноэ занять место по другую сторону, - а ты, Миетта, подай-ка нам кувшин муската, так как на сухую глотку говорить трудно. Сама же ты удались отсюда, потому что тебе ни к чему слушать наш разговор!
Миетта поставила вино и убежала наверх, красная как кумач. Но она не была бы женщиной, если бы действительно ушла к себе и не стала бы подслушивать!
- Итак, - сказал Маликан, наливая два стакана вина, - вы любите мою племянницу и она любит вас?
- О да! - ответил Ноэ.
- Но знаете ли вы, сударь, что Миетта добродетельная девушка?
- Кому ты это говоришь! - со вздохом заметил Ноэ.
- Она не из тех, которые допускают, чтобы их имя становилось притчей во языцех. Миетте нужен муж!
- На то она и женщина!
- Но… настоящий муж, серьезный!
- Как ты понимаешь это?
- Господи! Муж, который женится на ней!
- Да будь же благоразумен, Маликан! И… оставим вопрос о браке в стороне! - Маликан протянул руку и положил ее на один из пистолетов. - Ты мой земляк, - продолжал Ноэ, - и хорошо знаешь моего отца. Даже если бы я сам был согласен вступить в неравный брак, отец встал бы на дыбы. И напрасно стал бы я ему говорить, что Миетта жемчужина среди девушек, что среди самых знатных дам нашего круга не найдешь такого любящего, верного, золотого сердечка…
- О, что касается этого, господин Ноэ, то вы совершенно правы, и я ручаюсь вам, что, став графиней де Ноэ, она не уронит вашего имени, не положит пятна на вашу честь, не говоря уже о том, что вы получите от нее целую кучу маленьких графчиков, которые будут сложены, как Геркулесы, и красивы, как херувимчики!
- О, я не спорю, но…
- Да вот что там откладывать хорошее дело в долгий ящик! Сегодня понедельник, и, если хотите, мы отпразднуем свадебку в будущее воскресенье.
- Но позволь, милый Маликан…
- А я сегодня же отправлюсь к королеве Жанне и попрошу ее присутствовать на бракосочетании.
Ноэ потерял терпение и решил покончить с матримониальной программой Маликана.
- Стой! - сказал он. - Одно слово! Я категорически отказываюсь жениться на Миетте, хотя и люблю ее…
- Отказываетесь? Но почему?
- Да потому, что ее зовут мадемуазель Маликан, а меня - граф де Ноэ! Понял?
Маликан громко расхохотался.
- Господи, месье де Ноэ! - сказал он, не переставая смеяться. - Видно вы были очень взволнованы, если не поняли моей истории…
- Какой истории?
- Да о том, как моя сестра была обольщена дворянином и как отец заставил его жениться на ней.
- А, так ты ставишь мне его в образец?
- Да вы послушайте сначала! Этого дворянина звали маркиз де Люссан. Он был убит в сражении рядом с королем Антуаном Бурбонским!
- Я знаю это и знаю, что Люссаны из очень древнего рода. Ведь они в родстве с д'Альбрэ, предками принца Наваррского по материнской линии!
- Вот-вот! Теперь вы и сами видите, что тот, кто женится на маркизе де Люссан, не вступит в неравный брак…
- Как? Что? Какая маркиза де Люссан? - крикнул изумленный Ноэ.
- А вот такая! - со смехом ответил Маликан. - Это - очень хорошенькая девушка с большими глазами и чудными волосами. Похоже на то, что вы любите ее, так, по крайней мере, вы только что сами говорили мне!
- Боже мой! Значит, Миетта…
- Дочь моей сестры и маркиза де Люссана и принадлежит к лучшему беарнскому дому!
- Так брось же в сторону свои пистолеты, Маликан, я женюсь на ней, я женюсь! - с криком радости сказал Ноэ. Маликан засмеялся и крикнул:
- Миетта! Миетта!
Но девушка не отзывалась.
- Уж не вздумала ли она надуться? - сказал кабатчик. - Пойти посмотреть!
Он в сопровождении Ноэ поднялся на лестницу, на верхней ступени которой стояла остолбеневшая Миетта. Девушка была в таком состоянии, что не могла выговорить ни слова и только тряслась всем телом.
- Ну вот! - сказал Маликан. - Уж не собираешься ли ты упасть в обморок теперь?
Миетта вскрикнула, бросилась на шею дяде и залилась слезами.
- Ваше сиятельство, графиня де Ноэ! Соблаговолите успокоиться! - сказал тогда сиявший счастьем жених.
Миетта снова вскрикнула и зашаталась, готовая действительно упасть в обморок. Тогда Ноэ взял ее на руки и спустился с нею в зал, где их уже поджидало четвертое лицо: это был сам принц Генрих Наваррский.
- Ага! - смеясь, сказал он. - Я вижу, что мое кольцо произвело свое действие.
- Вот как! - сказал Ноэ, вспомнив странное поручение принца. - Так, значит…
Но Генрих обратился к Маликану:
- Надеюсь, ты был достаточно свиреп?
- Да… ничего себе! - с улыбкой ответил кабатчик.
- Тебе пришлось пустить в ход пистолеты?
- Показать их пришлось…
- Господи, бедный Ноэ! В какую подлую ловушку поймали тебя! - с лицемерным сожалением воскликнул принц.
Но Ноэ не обращал ни малейшего внимания на слова принца. Он стоял на коленах пред Миеттой и пламенно целовал ее руки.
- Ну-с, друг мой Ноэ, - сказал тогда принц, подходя к приятелю, - между мной и Маликаном было установлено, что я пошлю ему кольцо, когда увижу, что ты готов был бы жениться на Миетте, если бы она оказалась дворянкой. Все разыгралось как по писаному, и теперь, когда дело увенчалось полным успехом, я попрошу мою мать взять к себе Миетту, так как невесте графа де Ноэ не пристало жить в кабачке.
- Ну, она уже достаточно долго прожила там! - ответил Ноэ.
- О, на это были совершенно особые причины, - сказал Маликан. - Вы должны знать, что у покойного маркиза был брат, граф де Люссан, который жив и поныне. Может быть, вам приходилось слышать, что этот дворянин оправдывает на себе пословицу: в семье не без урода и считается пятном на фамильной чести славного рода Люссанов?
- Да, я слышал, что граф - человек очень неразборчивый в средствах, способный на что угодно! - подтвердил Ноэ.