- Мы выполнили задание, и командование объявило нам благодарность. Но самолет поврежден. У нас остается один выход - пробиваться через линию фронта. Надеюсь, все понимают, насколько это опасно. Продуктов - самая малость, рюкзак с ними будем нести по очереди. Стрелять только в крайнем случае, громко не разговаривать, будем передвигаться с интервалом в пять метров. Вопросы есть?
- Самолет подожжем? - вырвалось у Курта. - Чтобы наш "арадо" не достался русским.
- Чудак! - оборвал его второй пилот. - Думаешь, они еще не ищут нас? А ты хочешь облегчить им дело...
- Пошли! - приказал гауптман, и они двинулись от темного, какого-то хмурого и одинокого "арадо" в сторону леса, черневшего в сотне метров. Когда-то тут был полевой немецкий аэродром. Именно здесь служил гауптман Вайс - нынешний командир "арадо", - он знал окружающие леса и уверенно вел группу.
Мюллер немного отстал и поравнялся с обер-лейтенантом Вальтером Вульфом. Второй пилот был для него воплощением настоящего мужчины. Во-первых, год воевал на Восточном фронте, сбил несколько русских самолетов и только после ранения и лечения в госпитале попал в их экипаж. Во-вторых, мог выпить, наверное, целую бочку шнапса, по крайней мере сам хвалился этим, и девушки липли к нему. Поэтому, увидев, что обер-лейтенант шагает рядом, Курт поневоле подтянулся и сказал:
- Я очень рад, герр обер-лейтенант, что мы выполнили задание и заслужили благодарность.
Вульф, вероятно, не разделял его оптимизма - ничего не ответил, пробурчав что-то невнятное.
- Жаль самолет, - продолжал Курт.
- Помолчи, - посоветовал обер-лейтенант, - жалей лучше себя, ведь неизвестно, выберемся ли отсюда.
- Но мы же вооружены и можем делать ежесуточно не меньше тридцати километров.
- Единственная надежда, что у русских тут нет собак, - ответил Вульф хмуро. - Пустили бы по нашим следам овчарок, тогда увидел бы...
- Пока они найдут "арадо", мы будем далеко.
- Ну-ну! - пренебрежительно бросил обер-лейтенант. - Тебе море по колено, а меня сбивали под Смоленском, и я уже блуждал в лесах. Слава богу, там линия фронта была рядом...
- Неужели вас сбивали? - В словах Курта прозвучало искреннее удивление. - Вас?
Обер-лейтенант ничего не ответил, только засопел сердито и плечом раздвинул кусты. Он-то знал, что через день-два или даже раньше от юношеской бодрости и оптимизма Курта не останется и следа, расхнычется, заскулит, станет ныть. Ну и черт с ним и со всеми, другими, в конце концов, он увидит, как будут складываться обстоятельства! Конечно, вместе пробиваться лучше, но в случае чего можно отколоться, ему своя шкура дороже. Да и ради чего должен подставлять голову, не из-за этого же сопливого недотепы?!
Гауптман, как и вначале, шел впереди, время от времени сверяясь с компасом. Думал: хорошо, прошел уже почти час, они отошли от поврежденного "арадо" километра четыре, а дальше, насколько он помнит, начинаются болота. Они должны пройти немного топями, чтобы не оставить следов, - на всякий случай, потому что вряд ли у русских тут есть собаки. По нынешним понятиям это - глубокий тыл, и для чего здесь держать поисковые группы с собаками?
Они подошли к довольно широкому, но мелкому ручью, и гауптман остановился. Приказал:
- Километр пройдем по воде.
Первым вошел в ручей, за ним потянулись другие. Штурман, который шел вторым, горячо дохнул пилоту в затылок и спросил:
- Зачем это, Петер? Кто нас станет преследовать?
Они уже два года летали вместе, дружили и целиком доверяли друг другу.
- Должны подстраховать себя, - ответил гауптман.
- И ты серьезно считаешь, что нам удастся выйти?
- Шансов мало.
- Тогда стоит ли мучиться?
- Не надумал ли?..
- Наверное, это было бы для нас наилучшим выходом. Я сам советовал тебе идти лесом, подальше от шоссе. Сгоряча советовал, а теперь подумал и решил: нужно выйти на шоссе и сдаться первой попавшейся воинской части.
- Нет.
- Почему?
- Мы офицеры, Арвид. И должны быть верны присяге.
- Фюреру?
- Тише, - предостерег гауптман.
Штурман оглянулся. За ним брел по воде радист Курт Мюллер и, конечно, за чавканьем своих сапог ничего не мог расслышать. Сжал плечо пилота и сказал:
- Обидно: самолет угробили и сами страдаем из-за каких-то диверсантов.
- Видел, как с ними носились?
- Операцию обеспечивал сам Скорцени. Мне сказал Кранке, что того гуся на мотоцикле вроде бы знает сам фюрер.
- Соврал.
- И я так думаю. Так что же мы решим?
- Дождемся утра, тогда поговорим.
- Только не было бы поздно: нарвемся на засаду - скосят всех.
- Могут скосить, - тяжело вздохнул гауптман. Он пересек ручей, вышел на берег и приказал: - Отдых пять минут!
Сняли обувь и выжали мокрые носки. Ждать, пока высохнут, не имели права - обулись и последовали за гауптманом. Шли, и мокрый грунт вязнул под ногами.
25
Мотор прогрелся и гудел успокаивающе. Узкий луч фары освещал ухабистую неровную дорогу. Ипполитову хотелось выжать газ до конца, даже попробовал на сравнительно ровном участке ехать немного быстрее, но не заметил очередную выбоину, и мотоцикл бросило так, что чуть не вылетел из седла.
- Ты что, сдурел? - возмутилась Сулова. - Перевернемся!
Она держалась на удивление спокойно. Может, только внешне? Ипполитов не мог заглянуть ей в глаза, а хотелось: неужели Лидка чувствует себя лучше, чем он? А его не оставляло ощущение, будто кто-то все время следит за ним, не сводит пристального взгляда, чуть ли не берет на мушку - и сейчас раздастся длинная очередь...
Ипполитов знал, что это, конечно, глупости, нервное расстройство, но никак не мог избавиться от этого чувства. Хотелось свернуть на какую-либо боковую дорогу, петляя, как заяц по скошенным полям, чтоб углубиться потом в лес, в дебри, замереть, отлежаться.
Ипполитов думал: еще два года назад он ходил по таким дорогам спокойно, как хозяин. Неужели эти два года в Германии так сломили его? Ведь нет никаких оснований для волнения. Каждый, кто встретит его сейчас, должен раскрыть рот от удивления и застыть в почтении: Герой Советского Союза, майор Смерша - это дано лишь исключительным людям, лучшим и самым преданным.
Однако мысль об этом почему-то не утешала. Не радовало и то, что он снова среди так называемых своих. Хамье проклятое! Свои там, по ту сторону линии фронта, и надо сделать так, чтобы как можно скорее возвратиться туда.
Дорога постепенно улучшалась. Ипполитов прибавил газу, но вдруг за поворотом появились дома, началось то ли большое село, то ли какое-то местечко. Ипполитов инстинктивно сбавил газ, боясь взбудоражить сонные улицы.
Поселок спал. Светилось, может, одно или два окна. Ипполитову захотелось заглянуть в них, хоть как-то приобщиться к этой жизни. Это желание было настолько острым, что даже притормозил, но посмотрел на равнодушную, абсолютно спокойную Сулову (завернулась в шинель, подняла воротник и, кажется, даже дремлет - вот железные нервы или, может, эмоциональная сухость?) и застыдился.
Миновали центр поселка с несколькими двухэтажными домиками. Улица круто нырнула в ложбинку, и вдруг Ипполитов увидел шлагбаум. До него еще оставалось метров пятьдесят, но он нажал на тормоза, почти остановился. Появилось желание развернуться, шастнуть в какую-нибудь улочку, но собрал всю силу воли и подкатил к шлагбауму уже по инерции, на всякий случай нащупав ложе автомата, торчавшее из коляски.
Навстречу метнулась фигура в шинели, засветился фонарик, луч скользнул по мотоциклу.
Ипполитов недовольно закрылся рукой. Он почти уперся колесом в шлагбаум и увидел еще одного солдата с автоматом - дуло почти касалось его...
Ипполитов, не слезая с седла, протянул офицерскую книжку и сказал громко и властно:
- Майор Таврин из Смерша армии.
Старшина - теперь глаза Ипполитова привыкли к темноте, и он увидел его погоны - взял документ. Посветил фонариком, только взглянул на удостоверение, вытянулся и вернул его Ипполитову.
- Товарищ майор, - доложил старшина, - где-то недалеко приземлился немецкий самолет, и есть приказ перекрыть все дороги.
- Знаю. - Ипполитов спрятал офицерскую книжку. - Мы патрулируем эту зону и ищем диверсантов. Никто не проезжал здесь?
- Нет, пока что все спокойно.
- Будьте внимательны, старшина. Обстановка сложная, и все может случиться.
- Кто с вами?
- Все в порядке, старшина. Наша сотрудница. Не теряйте бдительности! - приказал, совсем войдя в новую роль. - Тщательно проверяйте документы у всех и при первом подозрении задерживайте.
- Имеем такой приказ, товарищ майор.
- Поднимите шлагбаум. Еще раз повторяю: бдительность!
- Слушаюсь! - Старшина откозырял и приказал солдату: - Иваненко, разве не слышишь? Поднимай...
Только теперь солдат опустил автомат, и Ипполитов облегченно вздохнул. Не очень приятно, когда в тебя тычут дулом, - кажется, ерунда, никто в тебя не собирается стрелять без приказа, наоборот, слушаются и козыряют, но все же лучше, когда автомат болтается, за плечом.
Вдруг Ипполитов подумал: вот бы сейчас скосить обоих - старшину и солдата - короткой очередью. Две-три секунды - и нет первых свидетелей, увидевших его...
Может быть, и на самом деле?..
Ипполитов потянулся к оружию, но, нащупав холодное ложе, отдернул руку и обругал себя: не горячись, ты среди своих, видишь, как суетится солдат, поднимая шлагбаум, и как тянется старшина... Для старшины майор Смерша действительно большое начальство. У него и в думах нет, кто перед ним на самом деле.
Небрежно, как и надлежит начальству, откозырял и тронулся медленно, обдав патруль ядовитым бензиновым дымом.
Проехав с километр, Ипполитов скосил глаза на Сулову. Она так и не сказала ни единого слова, молчит и сейчас, будто все, что случилось - встреча с патрулем, роль, так удачно сыгранная им, - совсем ее не касается. Это спокойствие возмутило Ипполитова, хотел уколоть ее, но сдержался: ссоры и даже совсем небольшой разлад сейчас не нужны, тем более что Сулова оказалась на высоте, держалась уравновешенно, не нервничала и не дергалась, ничем не выдала свое истинное состояние - о такой помощнице можно только мечтать.
Ипполитов повеселел и увеличил скорость: дорога стала почти совсем ровной. Но может, это только кажется ему?
Нет, точно, не такая разбитая, и можно ехать со скоростью километров сорок - пятьдесят в час.
26
Узнав, в каком квадрате приземлился самолет, полковник Карий немедленно связался со штабом фронта. К телефону подошел генерал Рубцов. Выслушав Карего, приказал:
- Перекройте лесную зону в районе этого квадрата. На место приземления самолета высылаю группу захвата. Ваша задача - задержать экипаж. Вероятно, у них случилась какая-то авария, и они не смогли подняться в воздух. Экипаж должен пробиваться к своим.
Карий поднял по тревоге всех офицеров армейского Смерша и еще роту солдат из охраны тыла. Два взвода заняли позиции в районе шоссе, протянувшемся на запад от зоны приземления самолета, и подступы к нему. Карий с офицерами Смерша и еще двумя взводами перекрыли выходы из лесной зоны того квадрата.
Полковник с двумя солдатами залег в кустах на краю лесной опушки. Пока добирались сюда, начался, но вскоре прекратился дождь, небольшой и теплый. Он прошел узкой полосой, но все же сделал свое черное дело: трава намокла даже под деревьями, и лежать в этой сырости было весьма неприятно. Но с этими неудобствами полковник смирился - дождь ведь был им на руку: если немецкие пилоты идут именно сюда, на запад, значит, успели намокнуть, а это испортило им настроение, соответственно, они хоть немного, но утратили бдительность - расстроенный человек в мокрой одежде бережется уже не так, минуя заросли, подсознательно выбирает открытые места.
Карий лежал на правом боку, прижавшись спиной к стволу раскидистой березы. Терпко пахло влажными листьями, и полковник подумал, что сейчас должны пойти грибы. Осенние маслята и опята, наверное, в этих лесах их хоть косой коси. Нет в мире лучшего занятия, чем собирать грибы. Особенно осенью в солнечную погоду, когда уже не жарко и березы успели вызолотиться, когда синее небо дышит свежестью...
Карий закрыл глаза и представил себе поляну в березовой вырубке, подгнившие пеньки, оставшиеся на поросшем травой срубе, и грибы на тонких ножках под пеньками - они тянутся вверх, будто хотят разглядеть что-то в высокой траве, удивляются солнцу, березам и небесной синеве.
Карий даже ощутил запах опят, подумал, что, может, и в самом деле где-то поблизости они пробились сквозь прелые листья, вытянулся на траве, чтобы оглядеться, но, конечно, ничего не увидел.
Солдат, лежавший рядом, встревоженно посмотрел на него, как будто провинился в чем-то, и полковник успокаивающе поднял руку. Потом Карий, прикрывшись плащ-палаткой, осветил фонариком циферблат часов. Подумал: немцы, если они действительно решили пробиваться лесами к линии фронта, должны быть уже где-то недалеко. После посадки самолета прошло полтора часа, сюда от бывшего гитлеровского аэродрома чуть больше пяти километров, и, если будут продвигаться со скоростью четыре километра в час, немцы должны уже приблизиться. Однако минут десять - пятнадцать потратили на сборы, потом, пока сориентировались, посоветовались, приняли решение, еще минут пять - десять... самое большее. Правда, лес - не дорога, особенно не разгонишься, и все же вот-вот должны быть здесь.
Полковник вынул автомат из-под плащ-палатки. Конечно, лучше не стрелять, а взять их живыми, и он отдал приказ: открывать огонь только в крайнем случае.
Прошло еще минут пять-шесть. Наверное, теперь Карий не рискнул бы включить фонарик даже под плащ-палаткой. За кустами, метрах в ста от их укрытия, громко треснула ветка. Неужели немцы?
Карий почувствовал, как невольно напряглись мышцы.
Впереди послышался шум, громко выкрикивали какую-то команду по-немецки, раздалась автоматная очередь - строчили из шмайсера сухо и коротко, - и вдруг все затихло...
Затрещали кусты - кто-то пробивался прямо к нему. Полковник стал готовиться к броску, но солдаты, что лежали поблизости, опередили его. Они бросились с двух сторон на человека, который, тяжело дыша, бежал к поляне. Немец упал лицом в мокрые прелые листья, и один из солдат сел ему на спину, вывернув руки.
- Сдаюсь! - крикнул немец, точнее, не крикнул, а, прохрипел. - Капут, сдаюсь...
Но не все хотели последовать его примеру - снова лес расколола сухая автоматная очередь. В ответ застрочили из ППШ, и опять все стихло.
Карий повернул пленного лицом вверх, включил фонарик. Лежит, закрыв глаза то ли от резкого света, то ли от испуга, совсем еще зеленый юноша. Наконец захлопал глазами и повторил:
- Капут...
- Тебе - капут! - не без удовольствия подтвердил солдат, взявший гитлеровца. - Точно.
- Отставить! - сурово заметил полковник. - Знаете, как обращаться с пленными?
- Слушаюсь, товарищ полковник! - вытянулся. - Но ведь сам фриц говорит...
- Поднимите его.
Немец оказался невысоким и тщедушным.
- Кто ты? - спросил полковник по-немецки.
- Бортрадист Курт Мюллер. - Немец вытянулся, насколько позволяли связанные сзади руки.
- Кто твой командир?
- Гауптман Петер Шульц.
Карий хотел спросить, с каким заданием летели и что случилось с самолетом, но раздвинулись кусты, и появился командир роты захвата старший лейтенант Туликов. Доложил о задержанных (один был убит).
- Командир живой?
- Кажется.
- Давайте сюда.
- Тут рядом, - показал рукой Туликов.
Полковник шагнул, но вдруг остановился и обернулся к бортрадисту.
- Ваше задание? - спросил он.
- Не знаю.
- Кто был в самолете кроме экипажа? Десант?
- Я ничего не знаю. Я - простой солдат, и меня не ставят в известность...
- После посадки самолета выходили в эфир?
- Да.
- Что передал?
- Задание выполнено.
- Какое задание?
- Это знает только командир.
- Кого высадили?
- Не знаю.
- Сколько их было?
- Двое.
- Их задание?
- Нам ничего не говорили.
Это было резонно: конечно, бортрадист ничего не мог знать об операции. Карий пробрался сквозь кусты к небольшой полянке, где под деревьями расположили пленных.
- Кто командир? - спросил полковник.
Темная фигура отделилась от остальных.
- Ваша фамилия и звание?
- Гауптман Петер Шульц.
Все совпадало, и бортрадист сказал правду.
- Вы высадили диверсантов, - сказал полковник так, будто знал планы гитлеровцев, - кого и с какой целью?
- В наше задание входило только высадить их, - ответил гауптман, - больше никто и ничего не знает.
- Кто они: немцы или русские?
- Я давал присягу... - начал гауптман не очень решительно. - И пленный не обязан...
- Вы приземлились на чужой территории со шпионско-диверсионной целью! - жестко оборвал его Карий. - А по законам военного времени со шпионами...
- Мы не шпионы, экипаж самолета выполнял задание командования.
- Это еще нужно доказать.
- Все равно конец один, - безнадежно махнул рукой гауптман, - расстрел.
От группы пленных отделился невысокий худощавый человек. Назвался:
- Штурман Арвид Гейдеман. Мы действительно не диверсанты, тут только экипаж самолета, два стрелка и бортрадист. Второй пилот убит. Я скажу все, и ты, Петер, - обернулся к гауптману, - не прав. Для нас еще не все кончено, присягу давали фюреру, а Гитлеру - конец. Капут нашему фюреру... - добавил по-русски, - да, Гитлеру капут, но не нам, и мы должны рассказать все.
- Что? - спросил полковник.
- Диверсанты выехали из самолета на мотоцикле по специальному трапу. Мужчина и женщина. Мы не знаем, кто они. Но имеют какое-то очень важное задание. Ходили слухи: их готовил сам Скорцени. Вы знаете, кто такой Скорцени?
- Да.
- И еще говорили: об этой операции знает сам фюрер. Мы, правда, не верим, но все возможно.
- Сам Гитлер? - засомневался Карий.
- Так говорили.
- Маршрут? - спросил полковник. - Куда направились диверсанты?
- По дороге на Сарны.
- Их приметы?
- Мужчина в форме вашего майора. Среднего роста, чернявый, в таком же плаще, как и вы. Женщина - младший лейтенант. Красивая. Едут на советском мотоцикле - вероятно, трофейном...
Полковник поднял руку, и Туликов подошел к нему.
- Рацию немедленно сюда! - приказал Карий.
- Готова.
Полковник властным жестом остановил штурмана, который хотел что-то добавить. Ведь остальное - мелочи, во всяком случае теперь мелочи, и нужно срочно передать приказ по рации.
Аппарат светился зеленым глазком, полковник нагнулся над ним и сказал четко: