- Говорит Третий. Повторяю, говорит Третий. Из четырнадцатого квадрата, где приземлился вражеский самолет, ориентировочно по дороге на Сарны движется мотоцикл с двумя диверсантами. Мужчина и женщина. Мужчина в форме советского майора, женщина - младшего лейтенанта. Мужчина среднего роста, чернявый, женщина красивая. Всем группам захвата немедленно принять меры к задержанию. Повторяю... - Еще раз передал в эфир приказ. Сделал паузу и добавил: - Возможны уточнения. Мой следующий выход в эфир минут через десять - двенадцать. - Круто повернулся и направился к пленным.
27
"Виллис" выскочил из лесу и буквально поплыл по разъезженной дороге. Его носило от края до края. Виктор крутил баранку и тихо ругался. На небольшом подъеме машина почти остановилась, и пришлось включать передний мост. Теперь ползли ухабистой, глинистой дорогой между полями со скоростью двадцать пять - тридцать километров в час. И Виктор молил бога, чтобы не остановиться - на таком глинистом грунте завяз бы окончательно, не поможет и передний мост.
Начало светать. Тучи ползли низко, но дождь прекратился еще ночью, часа два назад.
Толкунов достал из-под заднего сиденья термос, поболтал его и, убедившись, что полный, довольно похлопал Виктора по плечу.
- С тобой не пропадешь, - похвалил капитан. - И что бы мы делали без тебя?
У Виктора от удовольствия порозовели уши, объяснил:
- Горячий чай, и сладкий. Возьмите кружку - там, в корзинке.
Машину бросило, и Толкунов сказал что-то не очень лестное по адресу людей, мирящихся с такими дорогами, но все же умудрился налить полкружки чаю и подал Бобренку.
- Давай, майор, согрей душу. Жизнь у нас - как эта дорога - разъезженная и ухабистая, - и не знаешь, где закончится.
Бобренок не отказался. Глотнул, обжигая губы, и передал кружку Толкунову. Так и пили по очереди, с удовольствием ощущая, как тепло разливается по телу. Толкунов подлил еще и предложил Виктору, но тот лишь покачал головой - ему не хватало только чаю: и так едва управлялся с машиной.
После горячего чая капитана потянуло на разговор. Поправил фуражку, едва не слетевшую на очередном ухабе, и начал, вроде бы сетуя:
- Спешим, несемся неизвестно куда. А я так считаю: напрасно. Примета у меня такая: что хорошо начинается, плохо заканчивается. Вот и сегодня - самолет как будто бы точно должен был сесть, а черта с два! Большая фига под нос. Ибо все сначала пошло гладко: бандита на хуторе голыми руками взяли, потом второго из схрона вытащили. Вроде бы побаловались. А теперь что?.. Сел самолет в открытом поле - иди шпион на все четыре стороны, гуляй, а документы у него, считай, комар носа не подточит, попробуй поймать...
- Будто здесь только мы с тобой, - не согласился Бобренок. - Всю зону перекрыли, вокруг заставы, на дорогах патрули.
- А если он по бездорожью?
- Местные люди чужака заметят.
- Бандеры в этих лесах, говорят, еще есть, - возразил Толкунов, - может, к ним попадут.
Бобренок подумал: это был бы наихудший вариант. Действительно, остатки банд еще скрывались в здешних лесах. Если диверсанты свяжутся с ними, найти их будет значительно сложнее.
- Может быть, - сказал хмуро. - По оперативным данным, в этих лесах есть остатки банд.
- Вот и посадили самолет в этом квадрате.
- Что нам гадать? Есть приказ - перекрыть Тринадцатое шоссе. Перекроем так, что никто не проскочит.
Толкунов незаметно просунул руку под шинель, погладил орден, врученный вчера Карим, его первый орден Красного Знамени. Сказал:
- Жаль, если эти диверсанты выйдут на кого-нибудь другого.
Но Бобренок понял, о чем именно думает капитан. Чуть заметно усмехнулся и сказал:
- Еще награды захотел? Вряд ли дадут - только что получил.
Поля кончались, в километре уже чернел лес, за ним протянулось Тринадцатое шоссе, которое розыскники должны были перекрыть. "Виллис" уже не носило по разъезженной грязи, начиналась лесная песчаная дорога. Толкунов спрятал термос под сиденье и поправил автомат на коленях. Если бы имели в "виллисе" рацию (не успели забрать из блиндажа на импровизированном аэродроме), то именно в эту минуту услышали бы взволнованный голос Карего:
"Говорит Третий... Из четырнадцатого квадрата, где приземлился вражеский самолет, ориентировочно по дороге на Сарны движется мотоцикл с двумя диверсантами. Мужчина и женщина..."
Дорога на Сарны и была этим Тринадцатым шоссе, что пролегало за лесом.
Однако в "виллисе" не было рации, и Бобренок с Толкуновым не могли знать того, что было уже известно сотням поднятым по тревоге людей, контролировавшим все дороги в районе приземления гитлеровского самолета.
Но розыскники приближались к Тринадцатому шоссе, где встреча с врагом была наиболее вероятной, и согретый горячим чаем Бобренок ощутил, как легкий холодок коснулся кожи на затылке - явный признак того, что он приготовился к бою...
28
Ипполитов остановил мотоцикл на опушке и выключил мотор. Слез с седла и распрямился. Спросил:
- Ну как я их?
Сулова отбросила брезентовую полость с колен.
- А что, - ответила уверенно, - теперь мы среди своих, а они должны чтить героев. - Сказала так, что Ипполитов понял легкий иронический подтекст.
Он несколько раз присел, разминаясь, - хорошее настроение уже вернулось к нему. Достал флягу с коньяком, глотнул лишь раз, будто праздновал свою первую победу, подал Лидке, но она отказалась.
- И тебе не советую, - сказала сердито.
- Символически, - усмехнулся он.
Но Сулова покачала головой, и Ипполитов спрятал флягу.
Лидия легко выскочила из коляски. Ипполитов шутливо похлопал ее по ягодице и сказал:
- Живем! Теперь сами себе хозяева... Денег навалом, документы отличные, гуляй...
- Немножко можно и погулять, - согласилась Сулова. - Устроимся в Москве, где-нибудь в гостинице, там сейчас магазины с коммерческими ценами - помнишь, Валбицын говорил, - все в них есть, день-два отдохнем...
- Нет, - возразил Ипполитов, - в гостинице опасно, все гостиницы контролируются. Лучше снимем квартиру. Комнату под Москвой - есть такой поселок Красково, там у меня знакомые, будешь жить на даче, как помещица.
- Не на дачу едем.
- Конечно, но оттуда в Москву пригородные поезда ходят. Сорок минут - и в центре.
- Наверное, ты прав, - одобрила Сулова. Бурная гостиничная жизнь с вечерними ресторанными загулами больше импонировала ей, но ехали же в Москву не отдыхать.
- Главное - не спешить, - сказал Ипполитов. - И взвешивать каждый шаг. Споткнешься - не встанешь.
- Но Краусс приказывал не тянуть.
- Где тот Краусс? Нам с тобой, Лида, теперь Краусс ни к чему, - возразил Ипполитов. - О себе должны думать. Ибо теперь мы сами, а против нас все, - развел руками, будто показывая. - Все, без исключения, слова сказать нельзя, лучше и мысли прятать.
- Да, сами, - согласилась Сулова. - Никто не поможет. Одни против всех... Тебе не страшно?
- Ты эти разговорчики брось. Страшно, не страшно, свое должны делать. Трусов сюда не посылают, - возразил Ипполитов убежденно.
Но сам подумал, что все будет зависеть от ситуации, и умный человек на его месте должен прежде всего осмотреться.. Будет возможность выполнить задание - выполняй. А выполнит - сенсация на весь мир! Он получит большое вознаграждение... При воспоминании об обещанных деньгах он почувствовал, как радостно забилось сердце. Богатство, известность, подвиг!.. А кто совершил? Он, Ипполитов, или майор Таврин, - его имя прославится в веках. Надо выследить машину, в которой Сталин ездит в Кремль... Залег где-нибудь в укромном месте, откуда легко удрать, делаешь один выстрел из "панцеркнакке" - машина Верховного горит, вокруг замешательство, а ты уже далеко...
Правда, охрана там, наверное, опытнейшая, сразу начнут преследовать. Нужно хорошо изучить местность, где-нибудь поблизости оставить мотоцикл: на нем можно рвануть даже лесными тропинками - наше вам с кисточкой, будьте здоровы...
Возможно, будут еще варианты - более безопасные. Главное: как можно меньше риска. Вот бы получить пропуск на торжественное заседание. Конечно, сразу такое не делается, нужно наладить связи, войти в доверие, обзавестись влиятельными знакомыми.
И взвесить все. Не случайно говорит народная мудрость: семь раз отмерь - один раз отрежь.
В конце концов, можно отрезать, а можно и не резать. Есть прекрасный край - Средняя Азия. Когда-то он жил и работал там - на Турксибе. Мягкий климат, доверчивые люди, старинные города. Если возникнут какие-либо осложнения, можно податься туда. Герою Советского Союза там вообще все двери открыты. К тому же он слышал: таджички красивы и страстны, прибиться к какой-нибудь красотке, а там - что бог даст...
Ипполитов внимательно посмотрел на Сулову. Не сводит с него глаз, и даже теперь, когда только начало светать и небо на востоке лишь порозовело, можно увидеть на ее лице саркастическую усмешку.
Неужели прочитала его мысли?
Что ж, в проницательности ей не откажешь, но, дорогая, думай что хочешь, а последнее слово за ним. Да, за ним!
- Садись, Лида, - приказал Ипполитов, - слышала, они перекрыли зону и ищут нас.
- Что-то ты стал слишком боязливым, - ответила она беззаботно, - шлагбаум проехали, теперь все позади.
- Ну и дура, - заметил Ипполитов. - Не понимаешь: чем дальше отъедем, тем лучше.
Они проехали лесом километр или немного больше. Уже совсем рассвело, дорога сузилась, позади осталась развилка, и вдруг перед ними, буквально метрах в пятидесяти, упало дерево.
Ипполитов, хоть и имел быструю реакцию, не сразу уяснил, что случилось, но уже через секунду или две сообразил: деревья в тихую погоду сами не валятся. Резко вывернул руль и потянулся к автомату, но его уже схватила за руку Сулова.
- Давай! - крикнула она. - Назад, и скорее!
Раздалась автоматная очередь - стреляли в них. Ипполитов услышал свист пуль над головой. Нажал на газ и рванул в кусты, а Лида уже обернулась и открыла огонь. Куда она стреляет? Ведь в них бьют из шмайсеров от поваленного дерева, а она строчит в сторону...
Их спасло то, что Ипполитов кинул мотоцикл через обочину в кусты и дорога скоро поворачивала. Уже выскочили в безопасную зону, а Сулова, неудобно стоя на коленях в коляске, все еще строчила в белый свет. Ипполитов стиснул ее плечо.
- Хватит! - приказал, но Лида не услышала. - Говорю, хватит! - повторил и легко ударил ее по затылку.
Сулова прекратила стрельбу, удивленно обернулась к Ипполитову: почему ударил? Ведь она, только она спасла их...
Через минуту они выехали на развилку. Ипполитов повернул направо - там кончался лес и можно было объехать его.
- Молодец, Лида, - сказал он совершенно искренне. - А ты говорила: все позади. Видишь, только начинается.
- Но они же стреляли в своих... - ответила растерянно. - Мы же теперь свои, а они почему-то стреляют...
- Бандеровцы, - объяснил Ипполитов. - Неужели не поняла? Мы натолкнулись на бандеровскую засаду.
- Ну бандеровцы же наши... - Сулова спрятала автомат. - Выходит, стреляли по своим...
Ипполитов усмехнулся. Был доволен собой, своей мгновенной реакцией, умением моментально оценить обстановку и принять единственно правильное решение. И еще, хотя и злился на бандеровцев, которые могли убить их на лесной дороге, подумал: все хорошо, и все идет так, как нужно. Ведь бандеровцы должны стрелять в них, советских офицеров, фронтовиков, выполняющих задание командования.
Действительно, все идет так, как нужно.
Ипполитов дал газ и выскочил на мощеную дорогу. Вспомнил: эта дорога обозначена на карте и через несколько километров должна пересечь шоссе.
29
Старый грузовик подпрыгивал и скрипел на разбитом шоссе, в кузове тряслись четверо с автоматами: лейтенант госбезопасности Юров, капитан из военкомата Шалалай и два бойца. На развилке машина остановилась, капитан Шалалай с автоматчиком вышли, а грузовик загромыхал дальше.
Шалалай поправил плащ-палатку, строго посмотрел на бойца с автоматом.
- Задание ясно? - спросил он.
Перед выездом их инструктировал начальник районного отдела госбезопасности капитан Варавка, и Шалалай обратился к солдату просто так, ради интереса, чтобы услышать его голос, - был солдат еще совсем молод, лет восемнадцати-девятнадцати, а выглядел еще моложе, буквально мальчишка.
- Ясно, товарищ капитан, - ответил солдат тонким голосом и шмыгнул носом.
"Тоже мне вояка..." - подумал Шалалай и еще раз поправил плащ-палатку. Конечно, рядом с красноносым солдатом капитан казался бывалым военным. Плащ-палатка пригнана по росту, фуражка с твердой тульей, начищенные сапоги. Настоящий боевой офицер - во всяком случае Шалалай считал себя таковым, ходил с выпяченной грудью и по возможности печатая шаг, хотя и служил все время в штабах и военкоматах. Мечтал получить орден, пусть один боевой орден! Ведь пока что китель его украшала только одна медаль - "За боевые заслуги". Но Шалалай был уверен: непременно заслужит орден - относился к своим обязанностям педантично, был требователен к другим, особенно к призывникам, не любил расхлябанности и всегда заставлял подчиненных козырять ему по уставу.
Вот и сейчас солдат ответил как и надлежало, по форме, но не стал по стойке "смирно", и Шалалай сделал ему выговор. Солдат сразу подтянулся, это понравилось капитану, но боец не удержался и снова шмыгнул носом. Шалалай покосился на него строго, и солдат вытер нос рукавом.
Их пост находился на перекрестке двух дорог. Одна вела на восток - выбитое машинами и танками асфальтированное шоссе, другая, мощенная, - на север. Еще месяц назад, когда фронт проходил близко, здесь стояли военные регулировщики, шла техника, сейчас же изредка проезжали тыловая машина или крестьянская подвода. Слева от шоссе начинался лес, за перекрестком он немного отступал, дальше виднелось поле. Урожай уже давно убрали и вывезли, но поле еще не засеяли озимыми - оно стояло сиротливое и брошенное.
Тучи затянули небо, повисли над самыми деревьями. Совсем уже рассвело, дул влажный и пронизывающий ветер, и Шалалай пожалел, что не надел шинель.
Где-то вдали послышался шум мотора, и скоро к перекрестку подъехала, скрипя ржавым металлом, полуторка. Вел ее человек в старой гимнастерке, рядом с ним сидел еще один в кителе, а в кузов набилось десятка полтора женщин.
Шалалай поднял руку, в машине что-то заскрежетало, она выбросила клуб черного дыма и остановилась как-то нехотя.
Капитан подошел к полуторке. Он знал человека, который сидел в кабине, после демобилизации сам выписывал ему документы - председатель колхоза Иван Сидорович Мурейко, а ведет машину известный на весь район любитель-механик и бывший танкист Николай Жила - это он фактически из металлолома собрал единственную на весь район колхозную полуторку, предмет зависти председателей остальных артелей.
- Привет, капитан, - помахал ему рукой Мурейко. - Что случилось?
С этой машиной и пассажирами на ней все было ясно, но Шалалай спросил строго:
- Посторонних нет?
- Какие посторонние, капитан? Девчат на поле везу.
Девчата были, правда, в возрасте, однако Шалалай не принял шутки председателя. Вскочил на ступеньку, заглянул в кузов: не спрятался ли кто? Спрыгнул и махнул рукой, разрешая проезд. Но Мурейко спросил:
- Что так рано?
- Вы из села? - уклонился от ответа Шалалай.
- Откуда же еще?
- Никого на дороге не видели?
- Как всегда, пусто.
- Давайте... - махнул рукой капитан.
Полуторка двинулась. Шалалай отошел к кювету и закурил. Походил немного вдоль шоссе, затоптал окурок.
В это время вдали что-то чуть-чуть загудело, будто зажужжал шмель. Звук усиливался, и скоро стало ясно, что к перекрестку приближается мотоцикл.
Шалалай, поправив автомат, повернулся в ту сторону и увидел на фоне леса движущуюся точку. Посмотрел на солдата, хотел предупредить, чтобы тот был повнимательнее, но, увидев, что солдат снял с плеча автомат, успокоился.
Когда мотоцикл подъехал к перекрестку, Шалалай вышел на середину шоссе и властно поднял руку, приказывая остановиться. Мотоцикл приближался к обочине - ехали на нем двое: мужчина в такой же плащ-палатке, какая была на капитане, и женщина в шинели с погонами младшего лейтенанта.
- В чем дело? - спросил мужчина. Он не слез с седла и не выключил мотор.
- Проверка документов. Прошу предъявить! - приказал Шалалай строго.
Мужчина расстегнул плащ-палатку и откинул ее назад. Шалалай увидел майорские погоны и Звезду Героя. Вытянулся и сказал:
- Прошу извинить, товарищ майор, но мы проверяем документы у всех, такой приказ.
Майор протянул ему свои документы, улыбнулся то ли снисходительно, то ли иронично. Шалалаю по меньшей мере стало неловко, и он быстро просмотрел их.
Майор Таврин Петр Иванович. Заместитель начальника армейского Смерша. Согласно приказу командующего фронтом едет в Москву.
- Все в порядке, товарищ майор. - Шалалай обратился к женщине: - Прошу ваши.
Младший лейтенант административной службы Сулова Лидия Яковлевна. Едет вместе с майором для выполнения работ, связанных с его командировкой.
Вернул им документы, козырнул, глядя, как майор прячет их в нагрудный карман гимнастерки. Спрятав, майор поправил плащ. Шалалай задержал глаза на плаще, совсем сухом и новом, и вдруг у него мелькнула тревожная мысль.
- Откуда едете? - спросил он у майора.
- Из ... - Майор назвал город, расположенный примерно в ста пятидесяти километрах.
- И едете всю ночь?
- Да.
"Едут всю ночь, а совсем не уставшие и сухие, - подумал Шалалай. - А дождь перестал совсем недавно. Вот это да..." Посмотрел на солдата. Незаметно сделал знак, чтобы тот был настороже. Произнес строго:
- Товарищ майор, вы выезжаете из прифронтовой зоны. Должны заехать в райцентр и отметить документы. Сюда, - показал на дорогу слева, - там...
Наверное, он на какую-то секунду или две выпустил из поля зрения майора и его спутницу. Этих секунд было достаточно Таврину, чтобы выхватить из-под плаща пистолет. Капитан не успел ничего сказать: пуля ударила его в грудь, отбросила от мотоцикла - он отступил назад и зашатался. Таврин не ждал, пока капитан упадет, выстрелил в солдата, тот тоже стал оседать на землю, а майор, не выпуская пистолета, нажал на газ.
Мотоцикл рванулся с места. Таврин выронил вальтер, но не остановился: черт с ним, хватит ему оружия, лишь бы оторваться от этого поста! Но позади послышалась автоматная очередь - мотоцикл развернуло в кювет. Таврин сумел выровнять его - еще сто метров, а там поворот, лишь бы успеть к этому спасительному повороту!
Таврин инстинктивно пригнулся, но сзади не стреляли: видно, тот солдат дал очередь из последних сил и пробил шину. Ничего, они доедут и на ободе, потом поменяют колесо - лишь бы дотянуть до поворота...
Он повернул и протянул еще на всякий случай метров триста, хотел было притормозить, но прямо на них вынырнул откуда-то потрепанный, весь забрызганный грязью "виллис". Резко развернулся поперек дороги. Сулова схватилась за автомат, но Ипполитов тихо приказал:
- Спрячь!..