Снова патруль двинулся по тротуару, сзади послышался далекий звон трамвая, Павлов оглянулся и увидел на мостовой женщину на велосипеде.
Старший лейтенант остановился резко, сержант натолкнулся на него и ткнул автоматом в бок. Павлов отстранил его рукой, чтоб лучше видеть, но в этом уже, собственно, не было потребности, потому что в этот момент как раз мимо него вдоль трамвайной линии ехала женщина в синей косынке и голубой кофточке.
Видно, это была та женщина, о которой говорил комендант города. Точно она... Велосипед, как и предупреждали, блестит никелированными деталями, женщина красивая и средних лет, а главное - синяя косынка и голубая кофта...
Павлов рванулся, чтобы задержать, по крайней мере преградить путь женщине, но вовремя вспомнил приказ коменданта: никакой самодеятельности, только проследить, куда едет и куда войдет, - очень важно ничем не выдать, что патруль заинтересовался ею, лишь проследить и немедленно дать знать в комендатуру.
Павлов положил сержанту руку на плечо.
- Видишь? - указал глазами на велосипедистку.
- Конечно, - ответил тот спокойно, для Павлова даже чересчур спокойно, - это про нее говорил полковник.
- Я за ней, - нервно выдохнул старший лейтенант, - а вы с ним, - кивнул на солдата, - бегите к телефону. Второй квартал налево - там воинская часть, сообщите коменданту, что я слежу за женщиной в синей косынке.
- Может, я с вами? - предложил сержант.
Вероятно, Павлову следовало согласиться с этим предложением, но азарт охотника уже охватил его, и он, гневно сверкнув глазами, бросил коротко:
- Выполняйте!
Видно, сержант хотел что-то сказать, однако пересилил себя и, отчеканив "есть", поспешил за солдатом назад к повороту.
А женщина в синем платке уже отдалялась...
Старший лейтенант, глядя ей вслед, лихорадочно соображал, как не упустить велосипедистку.
К остановке, дребезжа, приближался трамвай. Павлов вскочил на переднюю площадку, заглянул в кабину водителя, пожилого, седоусого человека в форменной фуражке. Его взгляд был утомленным и хмурым, но глаза умные и какие-то напряженные, будто пытаются проникнуть Павлову в душу. И старший лейтенант решился.
- Комендантский патруль! - сказал кратко, но весомо, и эти слова прозвучали как приказ выполнять все его распоряжения.
- Слушаю вас, пан офицер.
- Видите ту женщину на велосипеде? В синей косынке!
- Почему же не вижу?
- Догоните!
Вагоновожатый на что-то нажал, что-то покрутил, и трамвай двинулся. Они догоняли женщину медленно, старый вагон дребезжал, будто жаловался на свою судьбу, однако велосипедистка ехала небыстро, и скоро они настигли ее.
- Что теперь? - спросил вагоновожатый.
- Перегоняйте.
Приближалась очередная остановка, и Павлов приказал высадить и взять пассажиров. Женщина в синей косынке за это время снова опередила трамвай. Они двинулись вслед за ней и снова обогнали. Старший лейтенант уже в третий раз видел ее вблизи, кажется, запомнил на всю жизнь, она же, безусловно, ничего не подозревала, так и ехала, не поднимая глаз.
Трамвай снова приближался к остановке. Старший лейтенант вдруг увидел: женщина повернула в переулок. Он выскочил из вагона на полном ходу, даже не попросив вагоновожатого притормозить, не попрощавшись и не поблагодарив, - думал только о женщине в синей косынке, видел только ее, и ничего на свете больше не существовало для него.
Добежал до угла вовремя - женщина уже вела велосипед по тротуару к парадному трехэтажного дома. Она не оглянулась, и Павлов с облегчением констатировал, что велосипедистка его не заметила.
Только теперь старший лейтенант догадался снять с рукава красную повязку комендантского патруля. Прошелся под домом. С двух сторон к нему плотно прижимались двух- и четырехэтажные строения, но ведь мог быть еще двор и еще один выход...
Павлов заглянул в парадное - тишина, словно никто тут и не живет. Проскользнул к лестнице. Несколько ступенек вели на первый этаж, справа от входных дверей опускались в подвал, кажется, там был также выход во двор.
Старший лейтенант на цыпочках спустился по ступенькам, нажал на дверь, она легко поддалась, и он очутился во дворе. Нескольких секунд хватило, чтобы убедиться, что это не двор, а обнесенный глухим каменным забором садик. Запущенный, неухоженный - две или три яблони росли тут и сиреневые или жасминовые кусты, старший лейтенант не очень-то разбирался в этом. За одним кустом Павлов заметил калитку - она выходила на параллельную боковую улицу) но калиткой давно никто не пользовался: тропинка к ней заросла травой, а замок заржавел.
Прежде чем выйти из дома, Павлов с минуту постоял в парадном, прислушиваясь. Тишина, ни звука. Но вот что-то громыхнуло на верхнем этаже, открылись двери, и старший лейтенант поспешил выскользнуть на улицу. Шел к углу Пелчевской под самой стеной, чтобы женщина в синей косынке не заметила его из окна. Пересек проспект и занял удобную позицию за толстенным каштаном - отсюда видны парадное и каменный забор садика, выходившего в соседний переулок. Если бы женщина с велосипедом оставила дом, обязательно заметил бы ее.
11
Еще утром офицеры договорились с пани Марией, что та приготовит обед и нажарит грибов. Она ждала с двух до трех часов, но вышло так, что офицеры попали домой лишь около шести, и хозяйка встретила их укоряющим взглядом.
Бобренок попытался объяснить причину такой непунктуальности, но только махнул рукой - мол, служба есть служба.
Майор снял сапоги и с наслаждением улегся на кушетке, вытянув натруженные ноги, считая, что и Толкунов последует его примеру, но капитан остановился в дверях кухни, где пани Мария разогревала обед, оперся о косяк и с удовольствием наблюдал, как хозяйка хлопочет у плиты.
Все тут нравилось капитану. И чистота, и порядок на полках, где стояли блестящие алюминиевые кастрюли, и ряд фаянсовых бочонков с незнакомыми надписями. Из самого маленького пани Мария достала ложкой соль, подсыпала в кастрюлю, бросила взгляд на Толкунова и предложила:
- Может, пан капитан отведает? А то я и не знаю, как оно будет... Перестояло все, а зупа, кажется, недосоленная...
Она набрала полную деревянную ложку зупы, и только теперь Толкунов понял, что это - обычный суп, вроде бы с фасолью. Ему было приятно смотреть, как хозяйка несет полную ложку к нему через всю кухню, вернее, он не замечал ложки, видел только, как несет, как оголилась рука до самого плеча, как ступает осторожно и легко...
Капитан, обжигая губы, хлебнул супа, вкуса не почувствовал, но сказал совсем искренне:
- Фантастически!..
- Горячо?
- Никогда еще не пробовал такого вкусного супа. - Толкунов успел отхлебнуть еще раз и теперь нисколько не кривил душой.
Капитан подумал: что может быть лучше этой домашней идиллии? Точнее, слова "идиллия" он, пожалуй не знал, но всем своим нутром ощущал уют и покой - и во вкусном аромате супа, и в том, как уверенно хозяйничала пани Мария в кухне, и в журчании воды, текущей из крана, даже в том, как поправила хозяйка прическу, небрежно и не оглядываясь, ведь, вероятно, знала, что жест этот не останется незамеченным.
- Почему пан капитан не отдыхает? - спросила она с укором, но Толкунову показалось - просто из вежливости.
Капитан проглотил слюну, почему-то собравшуюся во рту, и попросил не совсем уверенно:
- Называйте меня, пожалуйста, Алексеем.
- Как можно! - ужаснулась пани Мария.
- Мне будет приятно.
- Правда? - обернулась она и, забыв о кастрюле, внимательно посмотрела на Толкунова.
- Правда. - Капитан почувствовал, что краснеет, и даже рассердился на себя. - Какой я вам пан офицер? - пробурчал он.
Пани Мария шагнула к Толкунову, но сразу остановилась. Переспросила:
- Вы хотите, чтоб я называла вас паном Алексеем?
- Да какой пан! Просто Алексей.
У женщины округлились глаза.
- Как так?
- Ну почему же нет?
- Но ведь у пана такой высокий чин!
- Теперь вы живете в Советском Союзе, - начал Толкунов несколько казенно, хотел добавить "и наплевать на чины", но тут же решил, что это будет не очень правильно, и закончил: - У нас все равны.
Начали пригорать грибы, и хозяйка бросилась к плите.
- Помочь? - спросил Толкунов, но пани Мария не ответила, помешивала грибы на сковородке быстро и аккуратно. - Правда, может, помочь? - повторил вопрос.
Теперь пани Мария услыхала и оглянулась удивленно, должно быть, предложение капитана поразило ее, застыла на мгновение, оцепенев, потом тихо засмеялась и покачала головой.
- Пану капитану не к лицу кухонный фартук, - заметила она вполне серьезно.
- Любая работа не может унизить человека, - не менее серьезно ответил Толкунов.
- Трудно сказать лучше, - подал голос Бобренок из комнаты: значит, слышал весь их разговор. - И учтите, пани Мария, наш капитан может делать все.
Толкунов переминался с ноги на ногу. Почему-то вмешательство майора, невзирая на хвалебный тон, не понравилось ему.
- Еще чего, - пробурчал, - нашли работягу...
Бобренок появился в дверях кухни неслышно, широко улыбаясь.
- Пани Мария, - начал он велеречиво, - знайте, что капитан Толкунов, - я уже как-то внушал вам это, - олицетворение многих добродетелей. Один из лучших офицеров нашей части. Храбрый, отважный, сметливый, один недостаток - не женат... Как считаете, можно избавиться от этого недостатка?
Хозяйка бросила на Бобренка взгляд, не оставлявший никаких сомнений относительно ее чувств, но сразу отвернулась и сняла с плиты кастрюлю с супом.
- Обед готов, - избежала она ответа, но Бобренок заметил, как украдкой посмотрела на Толкунова, и удивился несообразительности капитана.
Да и вообще поражался Толкунову: грубоватый, скорый на решения, энергичный, капитан становился в присутствии пани Марии несмелым, чуть ли не трусливым. Подумал: а может, так и надо, может, хорошо, что женщины так влияют на них, заставляя забыть о фронтовой грубости.
От супа в тарелках шел пар. Пани Мария покровительственно смотрела на них. Она ела деликатно, а офицеры, наверно, забыли о так называемых правилах хорошего тона и очистили тарелки мгновенно. Хозяйка заметила это и предложила добавку.
Толкунову еще хотелось супа, однако он отказался, а Бобренок подсунул тарелку и похвалил:
- Такой вкусный суп, просто грех не съесть еще.
- А вам не нравится? - укорила пани Мария Толкунова.
- Хочет он... - засмеялся Бобренок громко, - налейте и ему.
И снова - не прошло и минуты, как тарелки заблестели. Пани Мария сняла крышку со сковородки - кухню заполнил аромат поджаренных грибов. Бобренок поудобнее устроился на стуле в предвкушении удовольствия от поистине царского блюда. Он успел подумать, что под такие грибочки не мешало бы пропустить рюмочку, и тут зазвонил телефон. Бобренок переглянулся с Толкуновым. Телефонные звонки никогда не предвещали им ничего хорошего.
Майор схватил трубку, сожалея, что напрасно не отказались от второй тарелки супа, отведали бы грибов, а теперь... В трубке раздался голос Карего. Бобренок слушал и смотрел на Толкунова: капитан уже поднялся из-за стола и поправлял на поясе кобуру с пистолетом.
Бобренок положил трубку и побежал обуваться.
- Виктор уже выехал, - только и сказал он.
Пани Мария попыталась протестовать:
- Как же так, ведь грибы остынут...
Однако офицеры уже забыли и о супе, и о грибах, вероятно, и о самой хозяйке. Ее протест прозвучал как голос вопиющего в пустыне. Толкунов даже скривился как от зубной боли, но Бобренок, натягивая сапоги, пообещал бодро:
- Ничего, пани Мария, никуда грибы не денутся, разогреем.
- Неужели нельзя пять минут?..
- Даже минуты! - Бобренок пружинисто поднялся, захватил ремень с кобурой и бросился к дверям вслед за Толкуновым.
12
Павлов нервничал: прошло семнадцать минут после того, как солдаты отправились к телефону, а как говорится, ни слуху ни духу...
А если женщина в синей косынке сейчас выкатит велосипед из парадного, сядет на него и уедет?.. Трамваи вон как редко ходят, за десять минут - один, и счастье, что тогда подоспел...
Ну, что в таком случае делать? А приказ строгий: не задерживать, только следить.
"А я вам кто, - раздраженно думал Павлов, - старший лейтенант Красной Армии, а не сыщик. Легко сказать: следить..."
Из дома вышла женщина в красной юбке, и Павлов весь напрягся. Но сразу же облегченно вздохнул: совсем еще девочка, лет шестнадцати, и идет, то ли подпрыгивая, то ли пританцовывая, радуется жизни, не предполагая, какие заботы мучают людей.
За эти семнадцать минут - Павлов взглянул на часы и уточнил, что прошло уже восемнадцать, - из дома вышли четверо, не считая этой веселой девчушки. Мужчина в шляпе, темном костюме, с чемоданчиком. Направился к центру. Пара - муж и жена - появилась чуть ли не сразу за ним. Жена красивая и молодая, вероятно, влюблена в мужа, потому что заглядывала ему в глаза и улыбалась светло, а он - старый, ну, положим, не такой уж и старый, но все-таки...
Сначала старший лейтенант подумал, что негоже молодой женщине так влюбленно смотреть на мужчину, старшего вдвое, но потом решил, что это, по-видимому, отец и дочь. Значит, все в порядке и нечему удивляться.
А потом вышла из дома монахиня. Павлов уже привык к ним на львовских улицах. Шла потупив взгляд, ничего не видела вокруг и держала четки в сложенных на животе руках. Некрасивая пожилая женщина, она тоже повернула к центру, плелась, постукивая грубыми деревянными подошвами по каменным плитам тротуара, и шум от ее шагов долго еще доносился до старшего лейтенанта.
И вот, в завершение, веселая, жизнерадостная девчушка в красной юбочке...
Девочка стояла на углу переулка и проспекта. Небось она вышла из дома просто так, никуда не спешила, а может, ждала кого-то. Она уже заметила старшего лейтенанта и бросала на него любопытные взгляды. Павлов сделал вид, что прогуливается, отломал веточку каштана и, помахивая ею, направился к трамвайной остановке. И в это время из-за поворота выскочил "виллис" с военными. Он затормозил возле старшего лейтенанта, и чернявый горбоносый майор спросил:
- Старший лейтенант Павлов?
- Да. - Павлов удивился осведомленности майора, но чернявый не дал ему времени на размышления.
- Куда зашла женщина в синей косынке? - поинтересовался майор, выскочив из машины.
Павлов указал на трехэтажный дом в переулке.
- Когда? - уточнил майор. Старший лейтенант сверился с часами.
- Девятнадцать минут прошло.
- И не выходила?
- Я бы не стоял тут как последний дурак.
- Не надо обижаться, - примирительно сказал майор. Переглянувшись с капитаном, тоже выскочившим из "виллиса", он спросил у него: - Познакомимся с нею?
- Конечно.
- Из дома можно пройти в садик, а там - калитка. Выходит в тот закоулок, - указал Павлов.
Майор подумал лишь секунды две или три.
- Виктор, прикроешь калитку, - приказал он. - А вы, старший лейтенант, понадобитесь нам.
Они пересекли улицу и направились к парадному, сопровождаемые удивленными взглядами девушки в красной юбке. Павлов коснулся майора локтем.
- Видите, вон, в красной юбке?.. Она из того же дома, - кивнул он в сторону девушки.
Бобренок замедлил шаг, вдруг остановился и подозвал девушку. Она подошла, не испугавшись.
- Вы живете тут? - указал майор на трехэтажный дом.
- Ну да! - ответила вызывающе, вроде это была особая честь - жить именно здесь.
- Давно?
- Родилась тут.
- А кто ваши родители?
- Отец в Красной Армии, мать работает в магазине.
- В Красной Армии? - переспросил Толкунов.
- А как же, с первого дня войны.
- Пишет?
Девушка как-то сразу сникла.
- Нет, - созналась, - но мы ждем писем.
- Правильно, - одобрил капитан. - Львов недавно освобожден, письма еще идут.
- И я говорю маме...
- Это она ездит на велосипеде - женщина в синей косынке? - быстро спросил Бобренок.
- Нет, то наша соседка, пани Василина. А что?
- В какой квартире живет пани Василина? - Бобренок пропустил мимо ушей вопрос девушки.
- На первом этаже справа. Вон ее окна.
- А вас как звать?
- Софией.
- Скажите, Соня, давно тут живет пани Василина?
- Нет, еще недавно немецкий гауптман жил. Машиной ездил...
- И пани Василина поселилась перед нашим приходом?
- Откуда знаете?
- Догадываемся, - совсем фамильярно подмигнул Бобренок.
- Пани Василина сейчас дома? - спросил Толкунов.
Девушка пожала плечами:
- Мы с ней не имеем дела.
- Почему?
- А она ни с кем тут не водится.
- Нелюдимка?
- Кто ж ее знает, может, потому, что редко бывает дома.
- Может, и потому, - согласился Толкунов равнодушно, однако смотрел напряженно. Спросил: - И никто к ней не ходит?
Девушка немного подумала и ответила не совсем уверенно:
- Я никого не видела.
- Например, военные?..
- Нет, - покачала головой, но тут же запнулась и добавила: - Как-то заходил какой-то лейтенант...
- Ну? - нетерпеливо наклонился к ней Толкунов.
- Понимаете, - махнула рукой девушка, - он просто стоял на первом этаже, а я спускалась по лестнице. Мы на третьем живем. Почему-то мне показалось, что к пани Василине, но он спросил, не живет ли тут какой-то Васюков. Я ответила, что впервые слышу...
- А-а, все это чепуха, - вроде бы равнодушно прервал их беседу Бобренок. - Так зайдем к пани Василине? - Он спросил это нарочито небрежно, как будто этот визит совсем не интересовал его: могли зайти к пани Василине или не зайти, и расспрашивают они о женщине в синей косынке просто так, из праздного любопытства.
- Можно зайти на минутку, - поддержал его игру Толкунов. - Говорите, на первом этаже справа? - Не ожидая ответа, он сунулся в парадное и нажал на кнопку звонка у дверей с почтовым ящиком посредине. Никто не ответил, и Толкунов позвонил еще раз - с тем же результатом.
- Никого нет дома, - сказала девушка, последовавшая за офицерами.
Толкунов смерил ее хмурым взглядом с ног до головы.
- Сам вижу, - сказал не очень вежливо и обернулся к Бобренку. - Так что делать, майор?
- Но ведь нам обязательно надо увидеться с пани Василиной! - воскликнул тот.
- Где живет дворник? - спросил Толкунов у девушки.
- В соседнем доме.
- Позовите, - попросил капитан. - И вы, старший лейтенант, сходите с нею.
Когда девушка с Павловым ушли, сказал раздраженно:
- Прозевали пташку...
- Может, не хочет открывать? Или спит крепко? - усомнился Бобренок, хотя тоже был уверен, что пани Василина исчезла.
Видно, почуяла опасность, как-то выдал себя этот старший лейтенант из комендатуры. Да и что требовать от него? Хорошо, хоть заметил женщину в синей косынке и вывел к шпионскому гнезду. А в том, что пани Василина имеет отношение к гитлеровской резидентуре, у Бобренка почти не было сомнений.