Все равно настроение у Сокольникова было изрядно подпорчено. Он с грустью подумал, что сегодня для него открылась совсем неизвестная сторона жизни. До сих пор все было просто и ясно. Где-то проходила условная граница, деля людей на честных и нечестных, но - где! - очень далеко от Сокольникова. Рядом же была учеба, друзья, родители - и никаких загадок, никаких темных углов. Нечестные люди таятся, прячутся, но не потому их Сокольников до сей поры не встречал. Суть в том, что нечестных людей очень мало. Об этом ежедневно твердили газеты, телевидение и радио. Конечно, в компаниях возникали разговоры на интригующие криминальные темы, о том, что воров и взяточников кругом пруд пруди, и такие разговоры Сокольников, бывало, с азартом подхватывал, припоминая фельетоны из "Крокодила" и "Удивительные истории" Пантелеймона Корягина на известинских страницах. Но попроси его назвать хоть одного знакомого взяточника, тут Сокольников бы и спасовал.
А теперь получалось так, что и безусловно честные люди, к которым относился и сам Сокольников, и Чанышев, и Трошин, должны друг друга в чем-то подозревать. Это было противоестественно и вообще неправильно. У Сокольникова вдруг появилось странное ощущение, что ему неизвестны какие-то элементарные вещи, о которых прекрасно осведомлен любой из его теперешних коллег.
- Саша, скажи, а могут нас послать проверять тот магазин, где мы получаем заказы? - неожиданно спросил Сокольников.
- В принципе могут, - после недолгого молчания ответил Викторов.
- Неудобно как-то…
- В принципе, - повторил Викторов. - Но, думаю, не пошлют.
- Ну а вдруг? Если там что-то не так?
Викторов усмехнулся. Но, кажется, не столько вопросу, сколько своим мыслям.
- Там всё так. Не сомневайся.
Однако он не вложил в свои слова должной убедительности. Да и не старался.
- В каждом районе есть хотя бы один магазин, где всегда все хорошо. Понял?
- Не совсем.
- Если каждый работник ОБХСС будет шастать по продуктовым магазинам, это не дело. Лучше уж всем получать заказы организованно. Тем более, - он сделал паузу, - не одни мы там питаемся.
- Что-то здесь неправильно, - упрямо сказал Сокольников. Вообще он уже жалел, что начал этот разговор. - Не понимаю, зачем нужно вообще шастать по магазинам?
- Неправильно, - согласился вдруг Викторов. - Только так сложилось, и менять этого никто не собирается. Скажи-ка, разве ты заказом недоволен? Или твои родные?
- Заказ хороший, ничего не скажешь…
- Тогда на этом и остановимся. До времени. А сейчас вот чем займемся: со следующей недели, надеюсь, с документацией начнут работать ревизоры. Давай немного разберемся в этих книгах. Разложим их по годам, что ли. Это что у тебя на столе?
- Книга, которую взяли у сторожа. Саша, что такое КОТ?
- Животное такое. Мышей ест.
- Я знаю, - отмахнулся Сокольников. - Вот тут в книге обрезки иногда увозят на КОТ-5 или КОТ-2, а иногда в этой графе просто фамилия.
Викторов поглядел и немедленно заинтересовался. Забрал книгу и минут пятнадцать молча листал страницы.
- А я ведь эту книгу просто так изъял, на всякий случай, - признался Викторов.
Он закрыл книгу и хлопнул ею по столу.
- Молодец ты, Олег. Цены тебе нет!
Сокольников пока не понимал, в чем дело, склоняясь к мысли, что Викторов над ним просто подшучивает.
- Объясняю! - Викторов взял книгу, подтащил стул и уселся рядом. - КОТ - это котельные. Так их Скоробогатов обозначил. Туда вывозятся отходы производства. Вывозились они или нет - проверить уже невозможно. Все сгорело. Или как бы сгорело. Скоробогатов же по слабости зрения не мог проверить, что в машине. На это они и рассчитывали, когда ставили его сторожем. Но книгу свою он вел тщательно.
- Ты хочешь сказать, что под видом обрезков вывозили хорошие материалы?
- Почти уверен. Тем более что обрезки можно в порядке исключения отпускать частным лицам. По символической цене. Теперь мы с тобой вот что будем делать. Ты выпиши все машины, которые были заняты вывозкой отходов. Станем опрашивать водителей.
- А как насчет тех машин, против которых стоят фамилии? Это и есть покупатели. Их ведь тоже надо опрашивать.
- Надо, - мрачно сказал Викторов. - Но с фамилиями пока обождем. Фамилии пока выписывать не надо и вообще об этом постарайся ни с кем не говорить.
Он пристально посмотрел на Сокольникова и повторил еще раз:
- Никому ни слова.
Список получился очень длинным, но Сокольников скоро убедился, что многие машины в нем повторялись. Оно и неудивительно. Завод "Стройдеталь" обслуживался автокомбинатом № 3 - так объяснил Викторов. Это здорово сокращало объем работы. Однако в списке было немало машин и с автобаз города. Ими Викторов решил заняться сам, а автокомбинат оставил за Сокольниковым.
Опрос водителей позволил выяснить очень интересные вещи. Оказывается, дело с ними имел посредник по имени Гриша. Услугами водителей комбината он пользовался в общем регулярно. Его хорошо знали несколько водителей - из тех, кто ездил на "Стройдеталь" более или менее постоянно. Гриша всегда был в курсе, кто и когда едет на завод, и заранее предлагал подхалтурить - не в котельную везти, а куда покажет. Платил от червонца до двадцати рублей, в зависимости от расстояния. Вот адреса его никто не знал. И фамилии тоже…
К концу второй недели, когда они кончили опрашивать водителей, набралось поездок двадцать за город. Сокольников был очень доволен. Викторов тоже доволен, но не очень.
- А что мы, собственно, имеем? - охладил он как-то восторги Сокольникова. - По самой грубой прикидке, с помощью Гриши похищено всего на четыре тысячи рублей. А недостача - на сорок. Но нам эти четыре тысячи рублей нужны как воздух, потому что с них мы и начнем раскручивать самое главное. Гриша - это факт, от которого уже не спрятаться. Ты понимаешь?
О "самом главном" Викторов не хотел говорить даже с Сокольниковым. "Самое главное" его немало тревожило, и это не могло укрыться от Сокольникова. Будто Викторов все время ждал, что в течение событий вот-вот вмешаются какие-то сторонние силы.
Как-то ближе к вечеру, когда Сокольников в одиночестве ковырялся с документами, в кабинет зашел заместитель начальника Костин. Начал он с довольно неожиданной фразы:
- У тебя никаких срочных дел нет?
Даже если б они у него были, разве бы Сокольников признался? Неловко же, в самом деле, говорить своему начальству, что он занят.
- Тогда сделай мне одолжение.
Он вручил Сокольникову листок бумаги, тридцать рублей и объяснил, что надо сходить в магазин, где получали заказы, спросить Ольгу Александровну - это директор - и отдать ей записку.
- Дальше она знает, - добавил Костин. - Соберет там кое-что по списочку. Я ей только что звонил. Дядька с семьей, понимаешь, в гости едет. Надо встретить по-людски…
По дороге в магазин Сокольников все раздумывал, следует ли ему обижаться на такое поручение или, наоборот, радоваться. С одной стороны, он не курьером сюда устраивался. Но с другой - это явное свидетельство доверия, Сокольников становился в отделе своим.
Рабочее место Ольги Александровны было в маленькой, но уютной комнатке, куда Сокольникова провела одна из продавщиц. Трудилась Ольга Александровна в белоснежном халатике, который лучше всякого платья облегал ее стройную фигуру. В нем она была похожа не на работника торговли, а на врача-терапевта, притом очень хорошего. Она небрежно пробежала взглядом записку и позвала в открытую дверь:
- Люба!
Дисциплина, как понял Сокольников, здесь была на уровне. Где-то в конце длинного коридора немедленно подхватили в несколько голосов: "Люба! К Ольге Александровне!", а через несколько секунд появилась молоденькая девушка со смешным носиком-пуговкой на круглой сонной мордашке.
- Вот, Люба, - Ольга Александровна отдала ей записку Костина, - отпусти молодому человеку.
Люба повела его в подвал и там, сверяясь со списком, накидала в сумку дефицитных банок с икрой, балыком и печенью трески. Потом уже в другом подвале дала еще чего-то развесного. Ей было глубоко наплевать на Сокольникова, как и на всех прочих посетителей, коих она тут перевидала немало. Во всяком случае, возвращаясь, Сокольников увидел у кабинета директора еще двоих, весьма солидных мужчин, сидевших перед закрытой дверью с достоинством и привычным спокойствием.
Плохо, что выходить надо было тем же путем - через торговый зал, до отказа заполненный обычными, рядовыми покупателями. Сокольникову было неудобно протискиваться сквозь них с набитой доверху сумкой. Ему показалось, что все, как один, уставились на него с подозрением и осуждением. Хорошо еще, что сумка была плотная и банки внутри не просматривались.
Но все равно Сокольников постарался выбраться на улицу как можно быстрее. И хотя неловкость в душе несколько развеялась после теплой благодарности Костина, все равно лучше бы тот больше о таких одолжениях не просил…
Следователя Гайдаленка Сокольников уже не раз встречал в коридоре управления и успел запомнить. С виду Гайдаленок вполне тянул на начальника. Сокольников вначале так и решил, что это начальник. Именно Гайдаленку попала через канцелярию потолстевшая папка с аккуратно подшитыми материалами по "Стройдетали".
В теперешней жизни Сокольникова многие новые знакомства по работе начинались с телефонных звонков. Вот и сегодня зазвонил телефон, и мягкий баритон спросил:
- Простите, это, собственно, кто?
- Это инспектор Сокольников.
- М-м, - сказал баритон, - что-то я вас не знаю… А Викторов где?
- Вышел он, - ответил Сокольников, немного заинтригованный бархатистым тембром, - сейчас придет.
На том конце секунду поразмыслили.
- Ну, хорошо. Передайте, пусть он зайдет к Гайдаленку.
Викторов был у начальника и вернулся чем-то раздосадованный. Услышав про звонок, кажется, разозлился еще больше.
- Так я и думал, - процедил он, а потом скомандовал: - Пошли вместе!
Следователи в управлении целиком занимали третий этаж. У каждого был маленький, но отдельный кабинет, потому Сокольников про себя относил следователей к более высокой категории милицейской иерархии.
Они вошли в комнатку, и там сразу стало тесно.
- Александр, дорогой, рад тебя видеть, - проникновенно сказал Гайдаленок, - садись, пожалуйста. А этот молодой человек, как я понимаю, твой новый коллега. Очень рад, коллега, прошу.
Манера общения Гайдаленка и весь его гладкий вальяжный вид вызвали у Сокольникова неясные ассоциации. Где-то все это он уже видел.
- Ты понимаешь, какое дело, Александр, - сокрушенно начал Гайдаленок, - получил я твой материал и должен тебя огорчить. Не могу принять его в производство.
Викторов усмехнулся.
- Ты, Георгий, мне будто бы в личной просьбе отказываешь.
- Ну-ну, - покачал головой Гайдаленок, - мы уже и обиделись.
- Так почему же ты не хочешь возбуждать дело?
- Разве я сказал "не хочу"? - воскликнул Гайдаленок. В каждую фразу он вкладывал чуть больше эмоций, чем требовалось по ситуации. - Я сказал "не могу". Большая разница! А причина в том, что дело пока не имеет судебной перспективы.
- Что так? - жестко прищурился Викторов.
- Сам посуди: допустим, есть факт недостачи. Заметь - только допустим, поскольку официальной ревизии еще не проводилось. Ну и что? А где доказательства, что это хищение? Кто, собственно, похищал? Кому сбывал? Где, наконец, похищенное? Если хочешь, могу еще с десяток вопросов накидать.
- Слушай, Георгий. - На скулах Викторова медленно заходили желваки. - Я эти вопросы тоже могу перечислить. Но ты ведь не адвокат, не прокурор. Ты - следователь. Ты отвечать на них должен, а не ставить. Вместе со мной. Да я тебе и сейчас подскажу, как ответить на половину. Оснований для возбуждения дела более чем достаточно. Ты полистай наши материалы. Да ты и сам понимаешь, почему надо дело возбуждать - ревизию-то проводить без возбуждения не станут. Не допустят. Будут тянуть сколько возможно. А факты вывоза продукции налево мы зафиксировали, как тебе известно. Теперь дело за тобой.
Гайдаленок тяжело вздохнул, с укоризной посмотрел на Викторова.
- Ты словно вчера родился. Не поймут нас. Прокуратура не поймет. На сегодняшний день ведь перекупщик неизвестен.
В глазах Викторова появился иронический блеск.
- Я не понимаю, Георгий, ты что, себе тоже дачу строишь, что ли?
Тогда на лицо Гайдаленка взошло выражение праведного гнева.
- Не ожидал я от тебя таких слов. Прямо тебе скажу, не ожидал!
- Ладно, - Викторов устало махнул рукой, - что касается перекупщика, мы тебе его найдем. А дальше? Это же матерый вор, его надо немедленно задерживать, а то убежит. Ты его задержишь?
- Ну, сейчас говорить пока не о чем. Дискутируем на пустом месте. Нужно посмотреть, подумать…
Викторов молча забрал папку и поднялся.
- Пойми, Александр, - Гайдаленок говорил сейчас с проникновенной теплотой, - не всегда мы поступаем так, как нам хотелось бы. Обстоятельства, знаешь ли…
- Не надо про обстоятельства, - спокойно посоветовал Викторов. - Ты все понимаешь, и я понимаю. Только неплохо бы еще и совесть иметь.
Он не стал слушать, как кудахчет обиженный Гайдаленок, и быстро вышел, едва не защемив дверью Сокольникова, который тоже поторопился выскочить в коридор за своим руководителем. Сокольников все-таки успел взглянуть еще раз на Гайдаленка. Тот сидел за своим столом в позе, выражающей скорбь и обиду. Теперь Сокольников догадался, на кого он похож. Гайдаленок здорово напоминал актера. Но не настоящего, а из водевильных персонажей - резонерствующих и последовательно принимающих красивые позы в течение всего спектакля. Только затемненные очки Гайдаленка в модной оправе слегка смазывали это впечатление.
Викторов с молчаливой злостью шагал по коридору и размахивал папкой. Сокольников едва поспевал за ним. Они спустились на этаж. Тут Сокольников понял: идут к Чанышсву.
У самого кабинета он в нерешительности притормозил.
- Слушай, Саш, может, мне туда не надо?
- Идем!
В полутемном кабинете горела настольная лампа. Сокольников уже знал, что верхнего света Чанышев не любил и зажигал его только во время общих сборов. Викторов сказал "разрешите", но прозвучало это как "руки вверх". Чанышев не удивился. Спокойно смотрел на него, будто знал наперед, с чем Викторов сюда заявится. Вид у него был слегка усталый.
- Следствие не хочет принимать дело к производству, - кратко сказал Викторов и выложил папку на стол.
- Я знаю, - меланхолически ответил Чанышев.
- И что же будем делать дальше?
- Работать, - Чанышев медленным жестом помассировал веки, - формально они правы. Если бы я не хотел брать дело, тоже нашел бы кучу возражений. И многие были бы вполне обоснованы.
- Многие, - повторил Викторов. - Так что же дальше?
Чанышев не спеша поднялся, пересек кабинет и зажег люстру. Потом вернулся и долго устраивался в своем удобном кресле.
- Ищите этого перекупщика. Будем добиваться проведения ревизии на заводе. Там будет видно.
- Все ведь кошке под хвост пойдет, - зло сказал Викторов.
Чанышев протянул пухлую руку, щелкнул выключателем настольной лампы. Свет погас, лицо его сразу же потеряло резкость черт, сделалось размытым.
- Идите работайте.
Они сидели в своем кабинете и молчали. Викторов полез в сейф, пошуршал, вытаскивая початую пачку сигарет.
- Ты разве куришь? - изумился Сокольников.
- Не курю, - буркнул Викторов, зажигая спичку.
Сокольникову страшно захотелось что-нибудь для него сделать.
- Слушай, Саша, может, ты зря расстраиваешься? Неужели мы этого Гришу не найдем? Куда он денется!
Викторов невесело засмеялся, поперхнулся дымом и загасил сигарету.
- Хочешь расскажу, чем кончится наше дело? Будет вот что. Ревизия начнется года через полтора. Зелинский это дело постарается оттянуть, не сомневайся. Ему помогут и спешить не станут - белый свет не без добрых людей. А к тому времени недостача уменьшится настолько, что и говорить будет не о чем.
- Как это она уменьшится? - не поверил Сокольников.
- Как угодно. Обнаружится, например, что было списание материалов в связи с браком.
Он выставил перед Сокольниковым ладонь.
- Водители от показаний откажутся. Скажут, что возили они исключительно отходы. Хоть бы и за город. - Викторов загнул один палец. - Сам Гриша, разумеется, исчезнет. Если уже не исчез, - он загнул другой палец. - К тому времени Зелинский уволится и уедет работать в Армавир. Или на Камчатку… И если вдруг случится чудо и дело по факту недостачи все же возбудят, то только на Шафоротова, да и то ненадолго. Прекратят с передачей на товарищеский суд. Шафоротова переведут на другую работу и даже необязательно с понижением.
Викторов сжал пальцы в кулак и внимательно его осмотрел со всех сторон.
- Все.
- Но почему же так, Саша? - тихо спросил Сокольников. - Разве для них закона нет?
- Молодой ты, - казенным, противным голосом сказал Викторов, - жизни не знаешь. Вот я тебе сейчас объясню. - Он сморщился и тряхнул головой. - Не хотел вообще-то тебе говорить. Расстраивать не хотел. Рассчитывал: прорвемся. Но ты бы все равно потом узнал… Помнишь, в книжке у сторожа фамилии в графе получателей? Иди-ка сюда! Вот, смотри. Тридцатое ноября, машина такая-то, отходы. Получатель - Архипов. Это, кстати, наш народный судья. Дальше. Январь. Получатель - Фирзин. Этот из исполкома. Семнадцатое марта. Отходы. Получатель - Сливенков. Ну уж Сливенкова ты должен знать. Начальник нашей вневедомственной охраны. Неглупый, между прочим, мужик. Говорят, скоро станет заместителем начальника управления. И так далее… Хватит пока. Все понял?
Чувство, которое Сокольников сейчас испытывал, было сродни брезгливости. Но разочарования или уныния как не бывало. Даже наоборот. В мозгу начали рождаться пылающие картины дальнейшей суровой борьбы за правду.
- Понятно, - отчеканил он. - Значит, надо действовать. Будем бороться.
Викторов посмотрел на него с сожалением.
- С кем, собственно, ты собрался бороться? И по какому поводу? Тебе что же, точно известно, что они вывозили не отходы? Сейчас многие дачи строят. Это у нас не запрещается, - он язвительно ухмыльнулся, - и все из отходов. Поди проверь. У Сливенкова, к примеру, я на даче не бывал. Но дело не в том. Проверять тебе просто не дадут. Их всех Зелинский в одну связку нанизал. Как же им ему не помочь? Вот Гайдаленок сегодня перед нами спектакль разыгрывал - ведь ясно почему. Был звонок, не один, наверное. Вот и сказали Гайдаленку: не торопись, подойди объективно. Именно так и сказали - объективно. Мол, не нужно пороть горячки, многое еще не ясно. Намекнули. Гайдаленок - понятливый. Сразу все усек как надо. А любое хозяйственное дело - ты еще в этом убедишься - можно очень спокойно развалить. Нужно только желание. И с виду все будет нормально.
- Скажи, Саша, - осторожно спросил Сокольников, - а других фамилий в списке нет?
- Понимаю, о чем ты. Нет Чанышева в списке. Он в это дело бы не полез, надо отдать ему должное. Но это ничего не меняет. Обострять отношения Чанышев не будет, как ты сам только что убедился. Незачем ему сейчас осложнения.
- Ерунда какая-то получается, - сказал Сокольников, - черт знает что! Круговая порука. Мафия какая-то!