Как раз в эти дни обострилась моя болезнь (астма) и я слег в постель. Лечился тем, что курил сушеные листья душистого горошка, но почувствовал себя хорошо, лишь когда мы получили медикаменты. Выступление в поход откладывалось со дня на день из-за недостатка оружия. Была организована специальная группа для поисков оружия, брошенного противником в бою под Уверо. На это мы потратили целую ночь. Наконец был назначен день выступления - 24 июня. К этому времени наш отряд уже сформировался: пять проводников, десять бойцов, вступивших в отряд еще в Баямо, два только что прибывших новичка и четыре местных жителя.
Авангард возглавил Вилья Акунья, а во главе основного ядра должен был идти я, так как Альмейда не совсем окреп после ранения. С нами должны были выступить еще две небольшие группы местных жителей.
Однако 24–го выступить нам так и не пришлось: сначала мы узнали, что к нам направляются добровольцы, а потом нам сообщили о прибытии новой партии лекарств и продовольствия. В эти дни нашему связному, старому Тамайо, пришлось много потрудиться. Он постоянно находился в отлучке, лишь ненадолго появляясь в отряде с новостями, продуктами, одеждой и снаряжением.
В это время нам удалось установить через Давида связь с городом Сантьяго-де-Куба. Оттуда в отряд была доставлена большая партия груза. Таскать такой груз с собой было невозможно, и мы подыскали поблизости укромное место, чтобы спрятать там часть снаряжения и продуктов.
Старый Тамайо привел с собой еще одну группу новичков в составе четырех человек. Среди них был Феликс Мендоса, который рассказал, что в пути вместе со своим другом неожиданно наткнулся на группу солдат. Его товарищ был схвачен, а ему удалось бежать. Позднее выяснилось, что солдаты, на которых они наткнулись, были наши бойцы во главе с Дало Сардиньясом, а "пленный" жив, здоров и находится в отряде Фиделя.
У нас имелся портативный приемник, поэтому мы были в курсе всех событий, происходивших на Кубе. Так, 1 июля узнали, что Хосе Пайс, брат Франка Пайса, погиб в ожесточенном бою в Сантьяго-де-Куба.
Наконец настала пора выступать. Спустившись с холма Ботелья, мы добрались до дома Бенито Мора и встретили там радушный прием. После короткого отдыха я собрал наш небольшой отряд и объявил, что опасность еще очень велика - войска Батисты находятся совсем близко, что нам предстоит совершить многодневный переход почти без еды и отдыха, что тот, кто чувствует себя не в силах преодолеть трудности, должен сказать об этом сейчас же. Некоторые бойцы испугались, но не отважились открыто сказать об этом. Другие, наоборот, громогласно заявили, что пойдут вместе с отрядом до конца. Каково же было наше возмущение, когда, покинув гостеприимный дом Бенито Моры и расположившись на ночлег у небольшого ручья, мы услышали, что именно эти бойцы решили покинуть наш отряд! Мы не стали их удерживать, решили - пусть уходят.
Итак, в отряде осталось всего двадцать восемь человек. На следующий день к нам присоединились два добровольца. Они пришли в горы Сьерра-Маэстры, чтобы сражаться за свободу. Это были Гильберто Капоте и Николас. Их привел наш связной Аристидес Герра, человек незаурядной отваги, которого мы в шутку прозвали "продовольственным королем". Он занимался весьма опасным и сложным делом - перевозил продовольствие на мулах из Баямо в район боевых действий.
Во время перехода два инструктора обучали новичков обращению с оружием. Надо сказать, что это обучение имело печальный финал: во время первого же занятия один из инструкторов неожиданно выстрелил. При этом на лице его отразилась такая неподдельная растерянность, что невозможно было заподозрить его в злом умысле. Тем не менее от занятий его пришлось отстранить. Николас и Гильберто Капоте не выдержали трудностей перехода и ушли из отряда, но спустя некоторое время один из них, Гильберто Капоте, снова вернулся к нам и, уже будучи лейтенантом, героически погиб в бою у Пино-дель-Агуа.
Мы продолжали свой путь. Наша задача заключалась в том, чтобы дойти до Невады, пересечь северный склон гряды Туркино и выйти на соединение с Фиделем. Чтобы пройти к Неваде, нужно было преодолеть район Мар-Верде. Однако нам стало известно, что вся эта местность занята войсками Батисты. Поэтому мы решили изменить маршрут и идти прямо через Туркино. Этот путь был более трудным, зато менее опасным.
Вскоре до нас дошел слух, что в ожесточенных боях в районе Эстрада-Пальма тяжело ранен Рауль. Мы не знали, действительно ли это так, но все-таки ускорили марш, насколько это было возможно, чтобы быстрее добраться до Фиделя.
Переночевав в маленькой тростниковой хижине крестьянина Вискаино, мы двинулись дальше по пути, который он нам указал. Однако маршрут этот был ошибочным. Отряд с каждым шагом уходил все дальше от основного района боевых действий.
Это пришлось не по душе отдельным бойцам. Одни из них, Синесио Торрес, и раньше нарушавший воинскую дисциплину, самовольно покинул отряд, прихватив с собой новичка Куэрво, в результате чего мы, и без того испытывавшие острую нехватку в оружии, лишились двух винтовок. Нелегко поддерживать моральный дух бойцов, когда они плохо вооружены, лишены контакта с главными силами, передвигаются почти вслепую, не имеют достаточного боевого опыта и к тому же действуют в самой гуще вражеских сил, которые, по рассказам крестьян, огромны.
Наконец мы достигли окрестностей сентраля Пальма-Моча, расположенного на западном склоне горы Туркино. Здесь нас необычайно радушно встретили крестьяне.
Немного отдохнув, мы снова тронулись в путь. Местный крестьянин Эмилио Кабрера сообщил нам, что Лало Сардиньяс со своими бойцами находится неподалеку от его дома, и 16 июня состоялась встреча нашего небольшого отряда с отрядом Лало Сардиньяса из колонны Фиделя, Лало имел приказ дожидаться здесь противника. Отряд батистовцев во главе с Санчесом Москером был окружен колонной Фиделя в долине реки Пальма-Моча, но вырвался из окружения и сейчас намеревался напасть на нас с другой стороны. Но теперь у нас было достаточно сил, чтобы разгромить этот отряд.
Николас Гильен
Яркий ковер цветочный…
Яркий ковер цветочный
Куба ткала в апреле.
Снова, набравши силу,
листья зашелестели.
Но со свободой Кубы
Север не мог смириться.
Вот и плывут пираты,
или - верней - убийцы,
чтобы вонзить с размаху
Острову нож под сердце.
Север уже ликует:
"Некуда Кубе деться!"
Долларами платили
купленным негодяям.
Вот они и храбрятся:
"Кубу с землей сровняем!"
Только ведь зря хвалились
горе-герои эти:
встретили их кубинцы
дружно в штыки и в плети.
Свищут над полем пули,
ищут спасенья тати,
верят, что примет море
их, распахнув объятья.
Но корабли исчезли,
канув навек в пучину.
Те, кто боялся смерти,
в море нашли кончину.
Вечная жизнь героям!
Трусы, себе заметьте:
только лишь тот бессмертен,
кто не боится смерти!
Батисту не обмануло…
Батисту не обмануло
предчувствие урагана.
Одна у него надежда -
на крылья аэроплана.
Задал стрекача Батиста,
почуяв: пора настала.
Батисту сопровождает
лишь свита из генералов.
У трапа стучит от страха
зубами черная свора.
Напившись народной крови,
покинул Гавану ворон.
Летят ему вслед проклятья,
летевшие вслед и прежде.
Но только теперь на Кубе
распахнута дверь надежде.
Трясется Батиста в страхе,
дрожит вся его охрана:
одна лишь у них надежда -
на крылья аэроплана.
А улицы расцветают
улыбками и речами,
целуясь и обнимаясь
с повстанцами-бородачами.
И если скорбят - то только
о тех, кто в сраженьях пали.
Но пали, добыв победу, -
и ей рукоплещут пальмы.
Победа пришла, победа!
Разбуженный этой вестью,
поднялся Марти над Кубой
в алмазном венце созвездий.
Масео воскрес. Мачете
в руках у него лучится.
Марти и Масео - рядом,
как крылья одной жар-птицы.
И зерен больше в початке…
И зерен больше в початке,
и виноградин в грозди,
чем воинов в группе Фиделя,
с "Гранмы" сошедших грозно.
Толкают их в спину волны,
но герои шагают прямо,
безусые лица суровы,
и сомкнуты брови упрямо.
Над ними москитов тучи,
трясина мягка как вата,
а смерть наблюдает за ними,
одетая в форму солдата.
От крови краснеет берег,
повсюду раненых стоны,
герои сражаются насмерть,
пытаясь прорвать заслоны.
И лишь немногие вышли
живыми из этого боя,
в горячих сердцах сохраняя
память о павших героях.
Народ им выходит навстречу,
кругом царит оживленье,
ликующий слышится голос,
повсюду - цветы и пенье.
По зову горячего сердца
уходят герои в горы.
Над ними сияет солнце
и птичьи слышатся споры.
Призывный голос Фиделя
звучит на горной вершине:
"Мы спустимся с гор к победе,
нас много будет в долине".
Хесус Диас
Не убьешь!
1. Бандиты
Человек лег лицом в грязь, которая еще совсем недавно была руслом ручья, и безуспешно пытался отыскать остатки воды.
- Тварь!
Слово ударило хлыстом, и тело лежащего вздрогнуло, как от электрического тока.
- Малыш?! - вскрикнул он, еще не видя говорившего. Потом быстро повернулся и - уперся лицом в дуло автомата.
На какое-то время он замер, как загипнотизированный, не в силах отвести глаз от поблескивающей стали. Затем неожиданно выбросил правую руку, чтобы схватить свой автомат, но чей-то ботинок пресек эту попытку, вдавив его пальцы в грязь.
- Паскуда! - выругался Малыш и ударил его ногой в живот. - Ну и паскуда же ты, Петух!
Удар заставил его сжаться. Он повернул голову и увидел, как в воздухе сверкнул плевок Малыша. В следующее мгновение он ощутил противно-липкое прикосновение к своей щеке.
- Думал, нам крышка?
Он повернулся в другую сторону, на голос.
- Лоло?!
- Тварь ты, Петух!
Его снова били словами. И снова он впился взглядом в дуло "Томпсона".
- Прощайся с жизнью.
Он отвернулся - перед глазами возник тупой носок ботинка.
- Твое последнее желание?
Взгляд опять уперся в дуло "Томпсона".
- Повесить или расстрелять?
Тупой нос ботинка не шевельнулся.
- Что передать семье?
Дуло "Томпсона" оставалось неподвижным.
- Так-то, не будешь паскудой!
Тупой нос ботинка был на месте.
- Дерьмо!
Дуло "Томпсона" медленно опускалось к его лицу.
- Пусти… пусти…
Он с трудом пошевелил левой рукой, пытаясь отвести дуло. Малыш, не давая ему коснуться автомата, сделал знак Лоло, и тот убрал ботинок. Тогда он начал переворачиваться, преследуемый дулом, которое опускалось все ближе и ближе, пока наконец не уперлось ему в лоб.
- Он не на предохранителе, Малыш. Я снял его с предохранителя. Так что ты с ним не шути.
Теперь он лежал на спине, барахтаясь в грязной жиже. Потом попытался выползти из нее, подтягиваясь на локтях и плечах, а грязь все пропитывала и пропитывала его уже задубевшую одежду.
- Гляди, Лоло, гляди, как он барахтается.
- Ведь ты считал себя умником, а? Считал, что всех наколол?
- Подымайся!
Петух стал приподниматься, не спуская глаз с оружия. Уже почти встав, он споткнулся о камень и упал ничком, лицом в грязь.
- Подымайся! - снова заорал Малыш. - Мы добрые, можешь откинуть копыта стоя, как настоящий мужчина.
- Я? А при чем тут я? За что вы хотите прикончить меня? Я ни при чем. Меня не за что убивать.
Широко раскрытые глаза на его залепленном грязью лице сверкали.
- Ублюдок! - заревел Малыш и снова плюнул в него.
Раздался сухой металлический щелчок - Лоло поставил свой пистолет на боевой взвод.
- Обожди!
- Я хочу проветрить ему мозги.
- Не вмешивайся, возьми его автомат.
Лоло поднял автомат и надел на плечо. Потом погладил его, погладил свой автомат и хмыкнул.
- Дешевка ты, Петух. Из-за тебя коммунисты Шакала укокошили да и нас чуть не пришили. Нам просто повезло. Знаешь, почему я тебя не кончаю? Когда мы доберемся до Гумы, ты нам покажешь дорогу к берегу. Если все обойдется, мы тебя не тронем. Но если по дороге с нами что-нибудь случится, я из тебя все потроха выну, понял? Любая заварушка - и ты первый поплатишься. Это я тебе обещаю. Можешь не сомневаться.
- Я никого не выдавал, Малыш. Мы ведь с Шакалом были друзья, просто я…
- Дерьмо ты, и больше ничего.
- Малыш…
- Заткнись! Двигай вперед, и без шуток.
* * *
За ручьем начиналось взгорье. Они стали подниматься по склону. Шли молча, согнувшись, то и дело вертя головами в разные стороны и облизывая пересохшие губы. Глаза у всех блестели. Лоло, который с трудом двигал левой ногой, немного отстал. Он вытащил фляжку и попытался отхлебнуть, но сумел сделать лишь один глоток - фляжка была пуста. Он отшвырнул ее и бросился догонять остальных.
- Они могут быть где-то здесь.
- Наверняка - у этих гадов нюх, как у ищеек.
- Шагай-шагай, не каркай!
Они снова двинулись в путь, и снова воцарилось молчание. Окрестности были все так же однообразно красивы. Внезапно Петух остановился, и они уставились на него. Так и стояли, сузив глаза, нервно вздрагивая, пытаясь кожей почувствовать опасность.
- Что?
- Ш-ш–ш…
- Что такое?
- Мне послышался шум.
Они вскинули автоматы на изготовку.
- Я ничего не слышу.
- И я.
- Да, вроде бы все спокойно.
- Пошли быстрей!
Они шли еще часа два, не проронив ни слова. Иногда, особенно когда дышать становилось совсем невмоготу и приходилось идти медленнее, они переглядывались. Дойдя до развилки, Малыш схватил Петуха и показал направо. Тот и не пытался высвободиться. Он только глядел на Малыша и на тропинку, не решаясь идти по ней.
- Двигай.
- Ты что, хочешь идти в Гуму через Каньитас?
- А почему бы нет?
- Но там же равнина, Малыш. Целых пятнадцать минут придется идти по полю.
- Зато на два часа быстрее.
- А если заметят…
- Если заметят - нам крышка. Но рискнуть стоит.
- А может, через Сагарру - там ведь горы, а, Малыш?
- Еще два часа по этому аду? Лишних два часа, чтобы они нас укокошили?
- А если схватят?
- Только не меня. Такого удовольствия я им не доставлю. Меня можно только убить.
- Я не могу бежать через Каньитас, Малыш, - подал голос Лоло.
- Мы должны добраться до берега, должны. Черта с два они меня поймают!
- Да ты посмотри на мою ногу, я…
- Ничего, Лоло, ничего. Давай, Петух, двигай. Петух не пошевелился.
- Давай, говорю!
В конце тропинки показался просвет. У подножия начиналось заросшее сорняками поле, а чуть дальше - плантация сахарного тростника. Изнемогая от усталости, они с трудом добрались до дороги и остановились на мгновение, чтобы осмотреться.
- Бежим!
* * *
Сахарный тростник бьет в грудь и обжигает лица, и солнце слепит глаза, и трескаются запекшиеся губы, и скрипит на зубах пыль, и не хватает воздуха, и беспрестанно мелькает под ногами земля, и испуганно озираются глаза, и боязливо раздвигают тростник руки…
* * *
Задыхаясь, они добежали до горы, которая поднималась сразу за плантацией. Они тяжело дышали, на губах у них выступила пена.
Лоло отстал. Он бежал прихрамывая, волоча ногу и два автомата. Он даже не бежал, а плелся, как-то странно перебирая руками. Губы у него вспухли, глаза воспалились. Он навалился на какой-то пень, издавая глухие протяжные стоны. Задрав штанину до бедра, он принялся осматривать свою кровоточащую рану. Малыш открыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал. Он сел и положил оружие рядом с собой. Петух, который все еще стоял, рухнул на ближайший пень.
На тропинку выбежала облезлая собака и стала обнюхивать незнакомцев. Малыш запустил в нее камнем, и собака оскалила зубы.
- Не трогай пса.
- А ты что, Лоло, испугался?
- Кого это?
- Некого? А чего же затрясся, когда я сказал про Каньитас? Все обошлось, как видишь.
- Я не трясся.
- Кому ты рассказываешь? Мне? А ну-ка… покажи, что у тебя там в штанах!
- Ничего, - сказал Лоло и нагнулся.
- Дай посмотреть, не бойся, - подошел к нему Малыш. - Сними штаны.
- Отстань.
- Сними, сними… А, напустил в штаны! Смотри, Петух, он напустил в штаны.
- Это от раны, - засуетился Лоло, показывая на темную линию, которая брала начало у самой ширинки.
- От раны… - заржал Петух. - Рана-то у тебя на лодыжке.
- Говорят тебе, от раны.
- Ну конечно, Петух, от раны. Просто если Лоло ломает ногу, то кровь у него идет из задницы.
- Кончайте, черт бы вас… Пошла отсюда, псина! Собака подбиралась к Лоло с высунутым языком, собираясь облизать его рану.
- Убирайся!
Он хотел ударить ее по морде, но промахнулся. Собака отскочила, зарычав, и снова стала подбираться к нему.
- У-у, сволочь!
Пес уже подпрыгнул, когда раздались два выстрела. Он взвизгнул, кувыркнулся и рухнул на землю. Из двух маленьких отверстий струилась кровь.
- Вот это сальто! - захохотал Лоло.
- Дерьмо собачье! Паскуда! - заорал Малыш.
- Вон там!.. Там!.. Там!.. - прогремел в горах чей-то возглас.
Они бросились на землю и тяжело задышали. Малыш глазами отыскал Лоло. Он буравил его яростным взглядом до тех пор, пока тот не опустил голову.
- Паскуда!
Малыш говорил глухим голосом, медленно пережевывая каждый слог. Потом он взглянул на Петуха и, резко выдохнув сквозь зубы, издал тонкий свист. Глаза у него сверкали. Петух ответил ему долгим взглядом. Рот у него был открыт, по лицу стекал пот. Малыш вонзил ему дуло в бок и, пока тот не отступил, почувствовал, как он дрожит.
- Я здесь ни при чем. Это все он, этот ублюдок. Не зря же он напустил в штаны. Я не виноват, Малыш. Это он, он…
- Паскуда! - медленно, будто пережевав, выплюнул тот знакомое слово.
Тишину разорвал оружейный залп. Он спугнул тех немногих птиц, которые еще здесь оставались, и опустился к земле вместе с листьями. Затем несколько раз повторился, с каждым разом все глуше и дальше, пока не затих совсем.
- Сдавайтесь, вы окружены!
Малыш затылком ощутил его взгляд, почувствовал его учащенное дыхание. Они взглянули друг на друга.
- Сдавайтесь!
Они снова переглянулись.