Вечерник - Владислав Дорофеев 6 стр.


Мой дед Семен скакал в ночной степи,
мечтая здесь про юную красотку,
с ней в мягкие кидался ковыли,
и о любви орал во всю он глотку.
Хрипели волки от его руки,
и кони дикие шли смирно к ковке,
хлеба фамильные легко росли,
с войны вернулся, раненный на сопке.
Отца здесь моего макал в дожди,
надеялся он сделать чистый слепок,
держа конец ахилловой кости.
До самого конца плечист и крепок,
плевал на Сталина, и верил в греков,
дед образ свой в меня успел внести.

2003

Тирасполь

Мать родила меня здесь в семь утра,
когда Иродиада наслаждалась,
Крестителя упала голова,
вся жизнь моя в потерях исчислялась.
В воздушной эскадрилии отца,
что родины просторы охраняла,
был повод выпить красного вина,
так служба моя небу состоялась.
Увидела мать в сыне Владислава,
о святцах ничего она не знала,
и в русском князе сербского нашла.
А осень теплая лишь начиналась,
и русская словесность состоялась,
литературная взошла звезда.

2003

Брюссель

Не входит в НАТО русский человек,
но я туда приехал журналистом,
чтоб пиво пить с утра и на обед,
и освещать визит премьер-министра.
Фламандцами он принят, как клеврет,
там Черномырдин слыл большим артистом,
справлять нужду в Брюсселе в туалет,
он указал всем русским интуристам.
Вошел в ЕЭС он, будто катерпиллар,
сточив Чечню с России, как напильник,
он королем Альбертом был согрет.
По эспланаде мокрых лестниц стильных,
спустился я к фонтанам многожильным
орлице молодой нарвать букет.

2003

Суздаль

Так трепетно восходят купола,
и кажется, что небо к ним кренится,
в притворе спит прекрасная черница,
пока вознесена ее душа.
Здесь время выковано из стекла,
как титаническая колесница,
пронизывая горизонт, как спица,
воспоминания влекут меня.
Где обнаженная лежит земля,
и где трава, как будто чешуя,
Россия православная приснится.
Сидит на берегу моя семья,
и обтекают Суздаль облака,
лишь трепетают в воздухе ресницы.

2004

Ялта

Когда поднимется девятый вал,
зависнет в небе надо мной, как крыша,
дрожь ярую Вселенной я услышу,
и вспомню ялтинский ночной вокал.
Сцепились море и земля в один хорал,
вода сгибает плоть мою, что дышло,
мерещится, что пальмы, будто уши,
последний луч следит за мной, как ствол.
Тот воздух пьешь – как утренний рассол,
всяк новый день заглатывает души,
и забываешь наш обрядческий раскол.
Свисает солнце, как гнилая груша,
кусками падает на круглый стол,
и я слегка грущу и даже трушу.

2003

Николаев

Здесь в людях нет ни неба, ни астрала,
и двойствен Южный Буг, она – река,
но он с языковым мужским началом,
сама и сам текут без падежа.
Авианосец ржавый у причала
томит собой хохлятские сердца,
ломоть копченого свиного сала,
напоминает он издалека.
Здесь домики похожи на кораллы,
а вместо моря выросла трава
на самом дне граненого стакана.
И рыбы наползают на глаза,
чешуйчатые холодят бока,
совсем как христианские лекала.

2003

Нижний Новгород

Живописует осень без холста,
здесь трогательно все, и даже люди,
курлычут пароходы у моста,
почти одушевленно и чуть нудно.
Внутри Кремля шевелится толпа,
лишь бурлаки надеются на чудо,
и провожает Минина семья,
общественный их выбор очень труден.
Саровские влекут меня леса,
где пустота лишается нуля,
а Церковь состоит из внешних буден.
Здесь в Волгу пробивается вода,
ушедшая легко под небеса,
здесь обрету утерянный рассудок.

2003

Дивеево

Угрюмая, несметная толпа,
поправ пристрастья, и восстав чрез силу,
полями и дорогами прошла,
встав в очередь к святому Серафиму.
Здесь лают на иконы от стыда,
здесь слезы кротких источают миро,
здесь на коленях кается страна,
отходит с Богородицею милой.
Здесь старец, защищаясь от греха,
врос в камень основанием креста,
стяжая Дух Святой он стал красивым.
Прощаясь, матушка даст покровца,
и горсть сухариков из котелка,
и глянет вслед посконно и ревниво.

2003

Волжский

Не умирают реки никогда,
но иногда рождаются, как люди,
вслед возникающие города, -
как девичьи, не тронутые груди.
Переезжаешь Волгу без моста,
и путь по воздуху ничуть не труден,
на линии бетонного меча,
свершаются космические судьбы.
Передо мной отцовская мечта:
дом вышит желтым крестиком двора,
а воды омывают прожитые будни.
Он млеет у воздушного костра,
смиренно ждет обычного конца,
как праведная смерть за всё рассудит.

2003

Чернигов

Я родину сегодня понимаю,
и въехав в Украину под углом,
горизонталь спины я обнимаю,
и проверяю ноги на разъем.
Дорога корчится, вот я рыдаю,
душа моя уходит на подъем,
когда грудь танцовщицы я ласкаю,
как по воде я колочу веслом.
В поля печальные я простираюсь,
пустые расстояния верстая,
беззвучно вою за ночным стеклом.
И будто бы со мной одним играясь,
земля ложится под меня немая,
сгорая феерическим огнем.

2004

Нью-Йорк

Садится наш корабль в "Джи-ЭФ-Кей",
Лонг Айленда познаем завтра числа,
нас ждёт staccato уличных огней,
и Ист, текущая на юг, как Истра.
Туман сочится пылью из горстей,
а люди на Манхеттен, точно мысли,
освобождаются от всех страстей,
когда впивается в них смерть, как выстрел.
Спиной к Атлантике сидит еврей,
и водку пьет среди немых друзей,
которых Бог к нему уже не вышлет.
Лишь здесь пойму зов родины своей,
я утром полечу на крыльях к ней,
и может быть меня она услышит.

2003

Глебово

Лежит там крестная с угла погоста,
была она женою моряка,
и родила затем священника,
а умерла в больнице очень просто.
Над нею плакали прямые сёстры,
читали крестники псалтырь с листа,
текла из рук печальная свеча,
тогда лишился матери подросток.
Я вижу из окна движение куста,
луной посеребренные поля,
и мыслю деревенский чудный остров.
Там на одной оси от алтаря,
осенней святостью так пахнет остро,
за белым храмом справа от креста.

2003

Рига

Здесь Фрейда я прочел наполовину
под красной старой лампой у окна,
он в абсолют обычную рутину
взвел, как курок у правого виска.
Затем я шел по улочкам куртины,
мне было очень холодно тогда,
и Домского собора голосина
меня не грела, но зато спасла.
А чайки, словно пьяные кретины,
над головой орали без конца,
так началась рыбацкая путина.
С тех пор в себе я вижу моряка,
и Балтики мне снится глубина,
и сердце громыхает за грудиной.

2003

Йена

Немецкий вечер праведен и тих,
дверь ресторанная давно закрылась.
Ни зги! Ночь, как заброшенный рудник,
за окнами вагона Йена скрылась.
Здесь жил мой романтический двойник,
ему свобода полная открылась,
вслед ветер революции возник,
на стук Германия соединилась.
В зеленом доме тюлевый ледник,
под треск поленьев, будто проводник,
сама в себе античность завершилась.
Новалис, Шлейермахер, Шеллинг, Тик,
Два Шлегеля и Фихте – это в них
глобальная Европа проявилась.

2004

Магадан

Колымский тракт по виду холодит,
слышны здесь звуки тысяч ораторий,
плач палачей, закованный в гранит,
и пенье жертв из райских консисторий.
Снег тянет человека, как магнит,
хотя и нежен, как края магнолий,
он трупы, будто золото хранит,
и заметает след без церемоний.
Пастельный воздух к вечеру хрустит,
уходят звезды в свой ночной транзит,
под звук прибоя, в ярость антиномий.
Смерть вызывает праведный ринит,
всю эту землю с небом породнит,
и превратится в сумму предысторий.

2003

Сергиев Посад

Монахи, как небесные грачи,
молитвой правленой, как острой бритвой,
срезают нечисть на полях души,
как Пересвет, пружинясь перед битвой.
Приют здесь Годуновы обрели -
фамильный склеп конструкции нехитрой,
по их вине Лжедмитрия полки
едва не стали главным нам арбитром.
Здесь Сергий Радонежский во все дни
спрямляет судьбы мира и мозги,
а мощи отче сладко пахнут миро.
Юродивые странники вошли,
расселись в храме, будто воробьи,
туманны и смиренны, вечно сиры.

2003

Южно-Сахалинск

Я сам на Сахалине наблюдал:
дороги набухают, будто вены,
когда дождь, пробиваясь сквозь астрал,
к земле мифические строит стены.
Там моря зов на берегу познал
я в лунных очертаньях пены,
к вселенной удивительной воззвал,
и перестал в тот вечер быть я тленным.
Японский тепловозик нас таскал,
пока я в коконе вагонном спал,
прислушиваясь к гулу перемены.
Затем кореец тoфу подавал,
и соусы, и жизнь мне предлагал,
замешивая зелье для измены.

2003

Минск

Вставляю в глаз разбившийся хрусталь,
а в зеркале я стискиваю зубы,
с трудом прорву здесь времени миткаль,
нащупаю Скорины профиль грубый.
Соединяет Свислочь неземной мистраль
и прошлого лирические судьбы,
а кириллическая вертикаль
отсюда пронизает наши будни.
Славян нечеловечески мне жаль,
они и любят, как лесной глухарь,
и изменяют, как морские рыбы.
Я сам здесь предавался страсти встарь,
и колоколил, будто пономарь,
встречая те изломанные губы.

2003

Веймар

Мы заблудились в буковом лесу,
грязь, смешанную с прахом, мы месили,
возможно, Бухенвальд переживу,
конечно, если нас здесь не убили.
Теперь здесь не рисуют на снегу,
ведь это – тонкий саван на могилу,
в затылок не стреляют сквозь дыру,
и граждан не сжигают через силу.
Лишь холодеют губы на ветру,
да цокает булыжник на углу,
двулико Гете с Шиллером застыли.
Туристы здесь, как свиньи на пиру,
повизгивают рано по утру,
а воздух пахнет, будто гарь Хатыни.

2004

Хабаровск

Нет сладостнее города на свете,
здесь иероглифы, как острова,
что чертит тушью на Амуре ветер,
когда дождем взбухают небеса.
Здесь первые явились миру дети,
цепляясь за отцовские бока,
и выступили в камне на рассвете
гримасы обезьяньего лица.
Сдирая все дороги на макете,
и надвигая линзы на глаза,
я здесь на площади убийцу встретил,
который пал от быстрого меча,
но умирая, вгрызся враг в меня,
и шрамом сердце гордое отметил.

2003

Киев

В Днепре равноапостольный Владимир,
спасаясь от могилы и чертей,
крестил меня, поэта Византии,
разбрасывая звезды из горстей.
Вглубь давят православные святые,
ад сторонится киевских мощей,
золотоглавый силуэт Софии
горит, как свет Божественных очей.
Там мой отец в военной дистонии,
бумажных запуская журавлей,
мечтал о быстрых крыльях для России.
И там в яру остался след ногтей,
где умирал расстрелянный еврей,
запоминая образ неба синий.

2003

Лос-Анджелес

Взлетают птицы со спины вождя,
изображенной полностью лишь сзади,
их призрачные тени навсегда
там воспаряют, будто на параде.
Экран – как продолжение лица,
втекает свет в глаза, как жидкий радий,
и вот уже я с выражением скопца,
сижу в том темном зале, как в осаде.
И рокот океана, как гроза,
взлетая к звездам по крутой глиссаде,
мне сердце колет, будто изо льда.
Кино здесь размножается рассадой,
экран пустой, как вечная награда,
хотя ведь это только пустота.

2003

Звенигород

Спас рукотворный с хитрыми глазами,
и вместе с ним, ведомый им наряд,
явились, будто атомный заряд,
в сарае Городища под дровами.
Соединился взгляд здесь с небесами,
в воображении встал райский сад,
где ангелы поют иль мирно спят,
под горькими ивовыми кустами.
Обитель Саввы встала над ветрами,
найдя великокняжеский подряд,
оплаченный московскими деньгами.
И здесь, где за царицей был пригляд,
через века, ведомый голосами,
отец мой каялся внутри оград.

2003

Царское Село

Я вспоминаю царскосельский дом,
где осень шевелится под кустами,
нелепо растекаются зонтами
лирические дамы под дождем.
Расположилось небо там крестом,
ввысь звезды прянули над головами,
не успевают пальцы за словами,
как птицы расправляясь над столом.
И лихорадочным горят огнем,
и, будто тени, кружатся кругами
глаза мифические за стеклом.
Омоем Сашу Пушкина слезами,
и по ступеням в верхний храм внесем,
там отпоем горючими стихами.

2004

Висбаден

Я встретил Достоевского в пути -
в земле российской праведной царицы,
рулетку перед ним крупье крутил -
дремучий предок гессенской девицы.
И задрожали органы в груди,
когда немецкие разделись жрицы,
языческая похоть, как круги,
переплетаясь, завершают лица.
Платаны чудные всегда стройны,
под ними мы гуляли до зари,
пока трамвай не прокричал ослицей.
Здесь люди умирают от тоски,
лишь после смерти лица их просты,
припав к раскаянья пустой кринице.

2003

Вашингтон

О нём нет в памяти моей тепла,
о нём душа печалится под вечер,
застыв, как роза из стекла,
похоже чуть на фуэте в балете.
По смерти камня встали там дома,
натягивая облака, как свитер,
а к Капитолию пришла толпа,
и в щели между лиц их дует ветер.
Там сон мой, как волшебная гора,
с вершины пахнет сакурой весна,
и солнце голубое сверху светит.
Затем моя бесплотная рука
достанет божье слово из чехла,
и протрубит гортань песнь на рассвете.

2003

Вологда

Река качалась и текла кругами,
и перекатывая черепа,
плескалась, будто рыба над волнами,
тесня и омывая купола.
Продавливая землю сапогами,
и ниспадая вспять на небеса,
грудь дамы конвертируя глазами,
я вижу фрески Дионисия.
Открою север белыми ключами,
на воздухах возникнет оригами,
взгорит там в имени моем звезда.
Над Белым озером туман кусками,
монах в прогалах звучными крестами
срывает плоть с заветного лица.

2003

Белёв

Я золотом рисую по граниту,
всё те же облака вверху летят,
свернувшись, будто змеи под копытом
чешуйчатые серебром звенят.
Взираю на Жуковского ланиты -
всё так же романтически горят,
перстнями тонкие персты увиты -
пра…внучке злой его принадлежат.
Лучи, как бы рубиновые нити,
соткали день рождения пиита,
отцы его здесь до сих пор лежат.
Стихают звуки погребальных литий,
копал могилы здесь я для укрытий,
не ждав за службу армии наград.

2003

Кобленц

Впрыск камня и вина, и как лоза,
узлом пульсируя, стремится к солнцу,
германские Рейн холит города,
людей и время превращая в бронзу.
С флагштоков нежных замков без креста
взирают вниз на корабли бессонно
причудливые звери без лица,
безмолвно воя по ветру покорно.
Здесь в карамельном домике жила
Мари, она Щелкунчика спасла,
с ноги своей стащив башмак проворно.
Взойдя на кладбище к судьбе с угла,
я распластался на траве, взалкав,
спустившись в мыслях на гору притворно.

2004

Майнц

Прекрасная немецкая земля
В Генфляйше Иоанне гениальном,
еврея Гутенберга обрела,
связавшем буквы на пути астральном.
На площади он впереди креста,
в забронзовевшем гульфике нахальном,
часть тела в панталонах затекла
в пустом плаще распахнутом фривольно.
Чуть выше вверх Шагала синева,
изобразившего деяния Отца
в границах богословски весьма вольных.
А в основном здесь все, как и всегда,
на Рождество жрут своего гуся,
а в карнавале любят привкус свальный.

2004

Кемь

Рапсодия звучит над островами,
пугающе печальна и нежна,
мир параллельный воссоздам руками,
из дерева земля в нем и вода.
Здесь северное небо, как пергамент,
пророческие там прочту слова,
прочувствую судьбы святой регламент,
что старцев приводил издалека.
Здесь камни прирастают облаками,
а жизнь располосована кругами,
проходят ими жертвы сквозь века.
Монах склонился перед образами,
он благодатно молится стихами,
и мысль его прозрачна и крепка.

2004

Соловки

Сгорали люди заживо от страха,
когда их ставили лицом к стене,
и только горстки праведного праха,
здесь впитывались в почву по весне.
Вниз катится по лестнице, как драхма,
распятый прихожанин на шесте,
спасаясь от молитвенного краха,
сечет пришельцев ангел на горе.
Всех палачей всегда судьба лихая,
из дна Святого вдруг произрастая,
сидят и богохулят в темноте.
На Белом море тишина такая,
чуть слышно лишь скрипит калитка рая,
схожу на берег я или во сне.

2003

Трир

Назад Дальше