Капитан Старой черепахи - Линьков Лев Александрович 10 стр.

Порт заметно оживал: ремонтировали причалы, строили склады, меняли шпалы железнодорожной вет­ки, устанавливали подъемные краны. После многолет­него перерыва Одесса ждала прихода из Петрограда первого большого советского грузового парохода "Волга".

В торговой гавани Андрей увидел в группе слеса­рей, монтировавших портальный кран, Катю и Репьева.

В сбивавшейся на лоб шапке, длиннополой ватной тужурке и огромных брезентовых рукавицах Катя казалась совсем девочкой. Она что-то оживленно го­ворила Макару Фаддеевичу и не заметила Ермакова. Репьев внимательно слушал ее и тоже улыбался.

"Ах, вот ты какая!"-нахмурился Андрей и по­жалел, зачем пошел этой дорогой. Он хотел было, не останавливаясь, пройти мимо, но слесари обратили уже на него внимание, и, чтобы окончательно не по­казаться смешным, он подошел к крану.

- Здравствуйте, товарищи!.. - поздоровался он. И, повернувшись к девушке, спросил: - Товарищ По­пова, вы не знаете, как у нас дома - все в порядке?

Вопрос этот был излишен - отец почти каждый день заходил на "Валюту", но надо же было что-то сказать.

Катя и Репьев оглянулись.

- Я не знаю, я давно не навещала Анну Ильи­ничну - времени совсем нет, - холодно ответила Ка­тя и снова повернулась к Репьеву.

- Работы много, - как бы оправдывая девушку, улыбнулся рыжеусый слесарь. - Или не узнали ме­ня, товарищ командир? Мы пулемет у вас на "Валю­те" устанавливали.

- А-а, товарищ Орехов! Помню, помню! Ну, как жизнь молодая?

Андрей обрадовался: слесарь вызволил его своим вопросом из неудобного положения.

- "Волгу" встречать готовитесь?

- Ее, матушку.

- Не задержитесь?

- Все будет в порядке! - улыбнулся Орехов.

- Ну, всего вам хорошего! - Ермаков поклонил­ся и не взглянув на Катю и Репьева, зашагал к та­можне.

4

- Так ты того... приходи. На часок, да приходи, а то старуха совсем осерчает. Баклажку я приготовил. - Роман Денисович огляделся, не слышит ли кто, и добавил: - Катюша будет. "Обязательно, - го­ворит, - навещу".

- Приду, приду, - успокоил отца Андрей. - Дожидайте.

- Не прощаемся, значит, с тобой. - Роман Де­нисович поспешил на маяк договориться со сменщи­ком, чтобы тот остался вместо него дежурить на ночь.

Известие о встрече с Катей не обрадовало Андрея. Он не представлял, как после всего, что произошло, встретится с ней, о чем сможет говорить.

Лучше не видать ее больше. Но отказаться никак невозможно: сегодня день рождения матери. Следо­вательно, так суждено!..

Однако сдержать обещание не пришлось: к вече­ру "Валюта" получила предписание выйти в море. По данным Губчека, Антос Одноглазый собирался нане­сти ночью очередной визит в районе Очакова.

- Заводить мотор! Все занайтовить! С якоря сни­маться! - скомандовал Ермаков, прыгнув с причала на палубу шхуны.

Боцман Ковальчук не успел проверить, крепко ли подтянуты в кубрике койки, как корпус судна уже задрожал. Механик Ливанов и моторист Микулин в минуту запустили двигатель.

На ходу выбирая якорь, "Валюта" описала кру­тую дугу. Ермаков запахнул брезентовый плащ и тща­тельно пристегнул капюшон.

Ветер рвал сигнальные фалы. Можно представить, что ожидало шхуну за главным молом!

Координаты Антоса Одноглазого не отличались точностью: широта - Черное море, долгота - около нас.

"Впустую пройдемся, - с досадой подумал Андрей: - в такую погоду искать в море шхуну труднее, чем мышь в стоге сена".

Рядом с командиром находились Репьев, Ковальчук и сигнальщик Соколов. На баке стоял вперед­смотрящий Уланцев.

Ермаков осторожно провел "Валюту" между вол­норезом и молом. Там, рядом с фарватером, лежал на грунте "Пеликан" - подводная лодка, затопленная интервентами при отступлении в 1919 году. Стальная рубка "Пеликана" едва покрывалась водой, и однаж­ды "Валюта" уже задела ее боковой частью днища.

Через минуту маяк, стоящий на краю главного мо­ла, остался вправо. Одна за другой две волны обру­шились на палубу, с грохотом разбились о рубку, и Ермаков понял: предстоящий рейс будет самым хло­потливым за всю осень. В районе Очакова, куда они сейчас направлялись, во время войны была одна из баз флота, и в море там плавает немало мин.

Шторм беспощадно трепал "Валюту". В доверше­ние ко всему опять опустился туман. Когда шхуна до­стигла острова Березань, нельзя было различить даже пальцев на вытянутой руке.

- Иди в каюту, - посоветовал Ермаков помощ­нику, - укачает.

- Потерплю, - односложно ответил Репьев. Ветер дул с зюйда. Справа находились скалы, и Ермаков взял мористее. Рифы никогда не счита­лись приятным соседством для судна, тем более во. время тумана. Но где-то здесь рыскал Антос, и нель­зя было уходить дальше трехмильной зоны. Одно­глазому туман в помощь.

Наблюдая за компасом и учитывая скорость, Ермаков определил местонахождение своей шхуны.

Когда, судя по времени, кончилась трехмильная пограничная зона, "Валюта" повернула к востоку. Больше часа она металась параллельными курсами вдоль берега под зарифленными парусами.

К полуночи туман рассеялся. Среди туч блесну­ла луна.

Ветер срывал с гребней волн пену и расстилал ее длинными белыми полосами.

Репьева действительно укачало. Он еле держал­ся на ногах, но не покидал палубы. Макару Фаддее­вичу казалось, что волны вот-вот перевернут шхуну, но, глядя на спокойную, могучую фигуру боцмана, цепко державшего штурвал, он успокаивался.

Особенно тяжко было в машинном отделении: иллюминаторы задраены, вентиляция не работает, в тесном помещении скапливается отработанный газ.

Чтобы не попасть в движущиеся части машины, Ливанов широко расставлял ноги и упирался руками о продольные рейки на потолке. Не отрывая глаз от распределительной доски, он следил за показаниями приборов, количеством оборотов, давлением масла, креном судна.

"Валюта" задирает нос кверху - значит, через се­кунду винт будет в воздухе. Сбавить оборот! Малый ход! Самый малый!..

Моторист Микулин угорел и лежал на полу, ухва­тившись за трубопровод.

Нелегко было всей команде и даже Ермакову. Днем он не успел поесть, а лучшим лекарством от морской болезни был для него сытный обед.

- Влево по носу судно! - раздался возглас Уланцева.

. Ермаков пристально смотрел вперед: волны, тучи, волны, но вот какая-то едва различимая темная мас­са поднялась на гребень: "Судно?.. Неужели Антос?"

Ермаков быстро отдал команду. "Валюта" резко, насколько позволила волна, повернула наперерез контрабандисту.

Колоколом громкого боя дали сигнал боевой тре­воги. Краснофлотцы выскочили из кубрика на палу­бу, сдернули чехол с пулемета.

Вскоре можно уже было различить знакомый си­луэт "грека". Несмотря на крепкий ветер, Антос не спускал не только кливер, но и грот-марсель.

- Самый полный! - крикнул Ермаков в перего­ворную трубу. Пользуясь тем, что "Валюта" находи­лась дальше от берега, он рассчитывал, срезав угол, настигнуть грека.

- Передайте: "Требую остановиться!"

Соколов стал нажимать на кнопку, и на мачте замигал белый клотиковый фонарь,

"Валюта" явно нагоняла Антоса, но он был не из пугливых и в ответ на требование об остановке под­нял зарифленные паруса до места.

- У пулемета, приготовиться! Цель - шхуна! - командовал Ермаков.

Пулеметчики нацелились на темный качающийся силуэт.

- Передайте: "Спустить паруса, открою огонь!" Снова замигал клотиковый фонарь.

- Включить прожектор! - крикнул Ермаков.

Луч прожектора, приплясывая, пробежал по вол­нам и, дрожа, остановился на черных парусах "гре­ка". Яркий сноп света ударил шхуне в форштевень. Черные паруса поползли вниз.

- Ага, окаянная сила! - торжествующе восклик­нул Ермаков.

"Валюта" огибала шхуну контрабандистов с но­са, и Андрей собирался подойти к ней с полного хода,

"Так вот ты каков, Одноглазый! Сдала под пулеметом твоя машинка. Попробовал бы не остано­виться!"

- Так держать!

- Есть так держать! - прохрипел в ответ Ковальчук и вдруг стал быстро вращать колесо штур­вала.

"Валюта" рыскнула к берегу и через миг под­ставила ветру правый борт. Тяжелая волна пере­катилась через палубу и положила шхуну набок почти под пятьдесят градусов.

"Перевернет!" - подумал Макар Фаддеевич.

- Какого ты дьявола! - Ермаков хотел было от­толкнуть боцмана от штурвала, но тот что-то про­кричал, указывая рукой на воду, Ермаков взглянул и почувствовал слабость в ногах.

Между "Валютой" и шхуной грека, метрах в пя­тидесяти, плясал на волнах большой черный рогатый шар. Гальваноударная мина! В луче прожектора был виден не только блестящий от воды металлический корпус, но и выступающие над ним свинцовые колпачки прикрывающие склянки с жидкостью Грене. Стоит судну хоть слегка удариться об один такой колпачок - на мине их пять, - жидкость моменталь­но выльется на батарейки, расположенные под склян­ками образуется электрический ток, ток воспламенит запал, и запал взорвет заряд, все двести килограм­мов тринитротолуола!

__ И вон еще! - показал боцман.

Влево от "Валюты", куда она поворачивалась кормой, плясал второй металлический шар.

"Антос завел нас на старое минное поле!" - тот­час догадался Ермаков. Счастье еще, что шторм, сорвав две мины с якорей, обнаружил опасную зону.

"Обратно надо, надо немедленно поворачивать обратно!"

Ермаков наклонился к боцману, чтобы отдать команду, и почувствовал, как кто-то схватил его за руку. Это был Репьев. Приподнявшись на цыпочки и обхватив командира за шею, он прокричал:

- Нельзя упускать Антоса! Нельзя!

- Минное поле! Мы на минном поле! - прокри­чал в ответ Андрей.

Помощник явно не понимал всей опасности. "Валюта" сидела в воде глубже, чем "грек", и каждая секунда грозила гибелью.

- Право руля на обратный... - силясь перекри­чать гул шторма, скомандовал Ермаков и почувство­вал, как Репьев сильно потянул его за рукав.

Ермаков повернулся к помощнику и не узнал его. Лицо Макара Фаддеевича было искажено гневом.

- Пулемет, пулемет!.. - крикнул он.

Он хотел еще что-то сказать, но в этот момент раздался чудовищный грохот, волна горячего спрес­сованного воздуха сорвала с головы капюшон, "Ва­люта" задрала корму, и на палубу рухнул столб воды...

"Наскочили! - было первой мыслью Ермакова, но тотчас он убедился, что шхуна уцелела. - Что же произошло?"

- Антос! - воскликнул Макар Фаддеевич. Андрей глянул в сторону шхуны. Думая о спасении "Валюты", он уже забыл о противнике и тут вдруг увидел на борту грека вспышки выстрелов. Контрабандисты стреляли по взрывным колпачкам прыгающей на волнах мины. Значит, они и взорвали . мину за кормой.

Ермаков схватился за ручки штурвала, чтобы помочь Ковальчуку поставить шхуну поперек вол­ны, но и вдвоем они не в силах были повернуть штурвал хотя бы на полвершка.

Не повинуясь воле людей, "Валюта" начала опи­сывать круг, и очередная волна накрыла ее. Глотая соленую воду, невольно зажмурив глаза и инстинк­тивно, до боли в руках, сжимая ручки штурвального колеса, Андрей почувствовал колоссальную тяжесть на плечах.

Шхуна дрожала, преодолевая давление огромной водяной лавины и стремясь вынырнуть на поверх­ность.

- Заклинило! - прохрипел Ковальчук.,

Ветер разогнал облака, и полная луна освещала теперь и взлохмаченное море и совсем близкие чер­ные скалы, в сторону которых несло шхуну.

До берега оставалось каких-нибудь двести сажен. Когда "Валюта" взлетала на гребни валов, были видны и пена сокрушительного прибоя и зубчатые огромные камни.

Из машинного отделения поднялся Ливанов.

- Винт заклинило!

Ермаков выждал, пока через мостик перекатился новый вал, и крикнул в ухо боцману:

- Товарищ Ковальчук, обследуй! .

Боцман с полуслова понял командира. Держась одной рукой за поручни, он скинул плащ, бушлат, рубаху: разорвав намокшие шнурки, сбросил ботин­ки. Уланцев закрепил ему под мышками петлю тро­са, и Ковальчук прыгнул в темную пенистую пучину.

Ермаков оглянулся и сквозь пелену брызг увидел быстро удаляющуюся шхуну грека.

Теперь все зависело от Ковальчука: если он не успеет ухватиться за руль до того, как корма снова появится над гребнем, его пришибет, и тогда "Валюта" налетит на скалы. При такой волне ее не удер­жит никакой якорь.

Жуткое чувство охватило всех: справится ли боц­ман в ледяной воде?

Репьев посматривал в сторону приближающегося берега, а Ермаков будто и не видел, что "Валюту" вот-вот ударит о подводные камни. Он спокойно ждал и вдруг громко скомандовал:

- Всем быть по местам! Приготовиться поднять кливер и бом-брамсель! Шевелитесь! Шкоты крепче держать! Живее! Живее!..

Краснофлотцы стремглав бросились выполнять команду.

- Соколов, приготовиться прыгать за борт! - крикнул Ермаков и перегнулся через поручни:- Боцман!

Ответа не последовало, хотя Ковальчук и выныр­нул в этот самый момент на поверхность и слышал оклик командира. Широко раскрыв рот, он едва успел набрать в легкие воздуха, как в лицо его на­отмашь ударила волна. Спасти шхуну и их всех мог только этот человек, его опыт, его воля.

Отплевываясь и вдохнув новую порцию воздуха, Ковальчук выставил вперед руки и опять нырнул. Волна с силой толкнула его под водой, ударила о пе­ро руля, и он почувствовал, как левое плечо обожгло чем-то острым. Лопасть винта! Винт цел! А что это под рукой? Железная сеть. На винт и на руль на­мотались обрывки разорванной взрывом сети заграж­дения против подводных лодок.

Ковальчук стал поспешно распутывать огромный узел. Воздуха в груди уже не оставалось. Невольно глотнул горькой воды, но продолжал работать. Еще одно движение, еще одно, еще!.. Берег близко, близ­ко берег... "Валюту" разобьет о скалы, как скорлупу... Все погибнут... Еще одно движение... Виски лопнут сейчас, кровь бьет тяжелыми толчками, голова рас­калывается.

Ковальчук, не в силах удержаться, раскрыл рот, и вода хлынула ему в легкие...

Черная зубчатая скала закрыла луну. "Валюта" поднялась на гребне волны и провалилась в кипящий водоворот.

Ермаков сжимал ручки штурвального колеса, словно прирос к ним.

- Соколов!

Сигнальщик, дрожащий от страха и от холода, перекинул ногу за борт, готовясь к прыжку.

"Бессмысленно! Теперь уже бессмысленно", - промелькнуло в голове Репьева.

- Отставить, Соколов! - вдруг звонко выкрикнул Ермаков. - Поднять кливер! Живо! Живо! Заводить мотор! - Голос командира гремел, как призывный горн. - Поднять бом-брамсель! Шкоты не задержи­вай! Живо, живо, альбатросы!

Штурвальное колесо быстро вертелось, подгоняе­мое руками Ермакова.

- Макар! - позвал Андрей помощника. - Держи штурвал. Так держать!

Репьев схватился за штурвал и налег на него всем своим худым телом. А Ермаков соскочил с ходового мостика на вставшую дыбом палубу и ринулся к фальшборту.

Ветер наполнил паруса, мачта застонала, как жи­вая. Шкоты зазвенели, будто струны гигантской арфы. "Валюта" понеслась рядом с берегом, таким близким, что казалось, на него можно прыгнуть.

- Макар, право руля, я говорю, право, черт по­бери!- исступленно крикнул Ермаков.

Сам он вместе с Соколовым поспешно вытягивал на палубу трос, к которому был привязан боцман.

"Валюта" медленно поворачивалась носом в от­крытое море, и в этот момент гигантская волна взметнулась с левого борта, гребень ее загнулся и с грохотом обрушился на шхуну. Репьев не смог удержаться и, увлекаемый волной, покатился по па­лубе...

5

Заманив сторожевую шхуну на старое минное поле, план которого ему на днях передал через Тургаенко часовщик Борисов, Одноглазый сам чуть было не пошел ко дну. Стремясь поскорее выйти из опас­ной зоны, он, не глядя на штормовой ветер, рискнул поднять все паруса. Шхуна понеслась, словно сума­сшедшая.

Бешеная скачка по волнам продолжалась минут десять. Наконец рассчитав, что "Валюта" уже раз­билась о камни, - Антос видел, что в результате взрыва она потеряла управление, - он приказал убрать большой парус, грот и добавочные топселя.

Матросы действовали с лихорадочной поспешно­стью, однако вихрь опередил их: заполненный ветром грот неистово хлопнул, будто выстрелил, и гигант­ской птицей улетел в темноту. Обломок гафеля уда­рил рулевого, тот свалился на палубу и тотчас же был смыт волной за корму. Шхуна повернулась в полветра.

Пока Антос добирался до штурвала, судно успе­ло хлебнуть бортом добрую тонну воды.

В эти секунды с Иваном Вавиловым и приключи­лась непоправимая беда. Изготовившись вместе с дву­мя другими матросами взять грот на гитовы - под­тянуть парус, чтобы он не работал, - Иван для кре­пости обернул шкот вокруг кисти правой руки. Будь Вавилов хоть немного опытнее в управлении паруса­ми, он, конечно, ни за что бы не сделал такой глу­пости.

Когда налетел вихрь и грот взмыл к тучам, Иван почувствовал, что неведомая сила рванула и приподняла его. Боль помутила сознание...

Шторм утих под утро. Вавилов сидел в низень­ком, тесном кубрике, прижимая к груди наскоро за­бинтованную руку, раскачивался из стороны в сто­рону, стонал и дул на окровавленный бинт, будто это могло унять боль.

Трое сменившихся с вахты матросов ели консер­вы и о чем-то переговаривались на незнакомом Ива­ну языке.

Вот уже второй месяц Вавилов плавал на окаян­ной шхуне, и неизвестно, сколько ему еще предстоит плавать!

В августе, после гибели Самсонова, начальник пограничного поста Кудряшев вызвал к себе Вави­лова и неожиданно спросил:

- А что бы ты сказал мне,, товарищ Вавилов, если бы я предложил тебе выполнить во имя рево­люции одно весьма и весьма опасное поручение?

- Я бы сказал, - ответил Иван, - что всю граж­данскую войну служил разведчиком у товарища Котовского и готов пойти на любое дело. Смерти я не боюсь.

- Речь не о смерти - о жизни, - поправил Куд­ряшев и, помолчав, добавил: - Семья у тебя в Са­маре?

- Жена с матерью, отца беляки расстреляли,- помрачнев, сказал Иван.

- Детишек нет пока?

- Нет.

- Я вот что надумал, - Кудряшев понизил го­лос,- послать тебя в гости к Антосу Одноглазому.

Начальник испытующе посмотрел на погранич­ника:

- Не боишься?.. Знаю, что не боишься. Я тебе, как брату родному, верю... Придется, правда, на вре­мя перед товарищами тебя оконфузить.

- Я согласен, - не задумываясь, произнес Ва­вилов.

- Вы идете на большой риск, - сказал Никитин Вавилову во время последней беседы, - но я не со­мневаюсь, что вы - рабочий человек, разведчик - справитесь с этим заданием. Все будет зависеть толь­ко от вас самих. Мы не сможем прийти к вам на помощь, наоборот, вы должны будете, нам помогать. Момент выберете сами, вам там будет виднее. По­старайтесь во что бы то ни стало попасть к Антосу. Скажите, что до Люстдорфа служили на Тендре.

Никитин дал еще несколько советов и пожелал Вавилову удачи.

Никто, кроме Кудряшева, Никитина и Репьева, не знал, что Вавилов получил тайное задание, и да­же товарищи по заставе думали, что он трус и де­зертир. "Вернешься, все объяснится", - утешил его Кудряшев.