Капитан Старой черепахи - Линьков Лев Александрович 3 стр.


5

Председатель Губернской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией Никитин в эту ночь опять не сомкнул глаз: ночь сменилась рассветом, а он все еще работал. За двое суток даже не прилег на стоявшую за ширмой койку. Обед и завтрак - тут же в кабинете, на скорую руку, без всякого аппетита, по необходимости.

Секретарь Губчека Павел Чумак не мог понять: как способен председатель работать без сна и отды­ха? Сам он приучился спать сидя. Часика три-четыре днем да поспит. По ночам наступала особенно горячая пора: то и дело звонил телефон, приходили с доклада­ми начальники отделов, следователи, уполномочен­ные; поступали донесения из районов города и уездов, телеграммы, шифровки; почти каждый вечер заседала коллегия, надо было вести протоколы, потом оформ­лять документы. С ног можно свалиться, а Никитин какой-то двужильный - держится! И всегда-то он всех подгоняет: "Скорее, скорее!" Все помнит, всех проверяет, а то еще и самолично отправится на опе­рацию по вылавливанию какой-нибудь контры. В комнату вошла девушка из столовой.

- Завтрак председателю! Чумак отмахнулся от нее.

- Прогонит меня председатель с твоей кашей, сердитый он нынче...

Никитин и в самом деле был расстроен, так как прошедшие сутки принесли крупные неудачи.

Неудача постигла даже одного из самых опытных уполномоченных Губчека Макара Репьева. По данным из Раздельной, там сел на киевский поезд Яшка Ли­мончик, а Репьев упустил его да вдобавок к тому повредил себе ногу.

С пограничного поста из Люстдорфа только что со­общили, что туда приплывала под утро шхуна конт­рабандиста грека Антоса Одноглазого. Антос кого-то высадил на берег, убил пограничника Самсонова и безнаказанно ушел. В районе Одессы он появляется второй раз на неделе. Конечно, пограничников мало, а Одноглазый не уведомляет их о своем приходе ви­зитной карточкой... Но все же, если не смогли изло­вить Антоса, так хотя бы задержали его пассажи­ров и груз!..

Да тут еще эта история с АРА - с американской администрацией помощи голодающим. Детям дают ложку маисовой каши, а в потайном убежище одной из разгромленных контрреволюционных банд чекисты обнаружили сотни пудов масла, муки, сахара и кон­сервов - все американское. Полно американских продуктов и на черном рынке. Сотрудники АРА, безус­ловно, снабжают врагов советской власти и спекули­руют, но как это доказать? Мистер Уайт, уполномо­ченный АРА по Одессе и Николаеву, в ответ на заяв­ление губисполкома о необходимости пресечь спекуляцию сообщил, что он-де не подотчетен Сове­там и не желает говорить на эту тему.

Пойди проверь склады и отчетность этой АРА!..

Город наводнен фальшивыми деньгами. Миллиар­ды фальшивых кредиток расползаются из Одессы по всей Украине. Губчека раскрыла потайную типогра­фию, печатающую деньги, но фальшивые кредитки по-прежнему продолжают откуда-то поступать. Сегодня опять нашли в подвале одного из домов на Пушкин­ской три ящика новеньких стотысячных билетов.

Дзержинский потребовал во что бы то ни стало ликвидировать фальшивомонетчиков.

Не причастны ли к этому делу эсеры?

Нахмурившись, Никитин посмотрел в прищурен­ные глаза сидящего напротив эсера Чирикова. Вот уже третий час этот наглец упорствует и не отвечает толком ни на один вопрос. А как он говорит! Высоко­мерно, с нескрываемой издевкой:

- Вся моя жизнь принадлежит народу.

- Народу?! - Никитин едва удержался, чтобы не повысить голос.

Нет, криком только унизишь себя. И перед кем!.. Никитин хорошо знал эсеров еще до революции. Мно­го раз ему приходилось сталкиваться с ними на ра­бочих собраниях. Если раньше, прикрываясь револю­ционными фразами, они фактически были ярыми за­щитниками кулачества, то теперь превратились в явных агентов иностранной буржуазии.

- Значит, вы утверждаете, что никогда не слу­жили буржуазии? - внешне спокойно спросил Ники­тин. - Отрицаете, что Борис Савинков командировал вас в Россию для организации в Одессе отделения своей контрреволюционной шайки, именуемой "Народ­ным союзом защиты родины и свободы"? Тогда зачем же он снабдил вас сим мандатом? - Никитин, не то­ропясь, выдвинул ящик стола и вынул оттуда лоску­ток полотна. - Зачем вам понадобилось вшивать этот мандат в подкладку пиджака? Тут же ясно сказано,- продолжал комиссар, - что вы, член партии социали­стов-революционеров, Петр Чириков, командируетесь в Россию для организации повстанческих и террори­стических отрядов, то есть для выполнения преступ­ных замыслов буржуазии...

- Я не преступник, а военнопленный, - перебил Чириков. - Я воюю с большевиками во имя народа.

- Ах, вот как! Следовательно, вы тайно перешли советскую границу и организовали свою банду из любви к народу? Из любви к народу ваша шайка подло из-за угла убила на Пересыпи восемь рабочих-комму­нистов и вырезала у них на груди звезды? В Тирасполе вы сожгли элеватор с зерном, обрекая людей на голод. Это все из любви к народу? Может быть, из любви к народу вы и шпионите в пользу Антанты и подготав­ливаете почву для новой интервенции? Вы могли рас­сказывать эти басни в лондонских и парижских кафе, под крылышком у господ Черчиллей и Пуанкаре. Они тоже рядятся в спасителей русского народа, а сами мечтают о бакинской нефти да донецком угле. Скажи­те, зачем же тогда ваш главарь Савинков взял с вас присягу вредить, убивать, шпионить, действовать тай­но, хитростью и лукавством?

- Валите, валите все в кучу! - Чириков злобно усмехнулся.- Что же вы не бьете меня? Власть пока еще ваша...

- Вы сами себя бьете!- Никитин вынул из ящи­ка стола обрывок бумаги.- Растерявшись, вы не успе­ли проглотить это зашифрованное письмо целиком.- Никитин процитировал: - "Передаст двести фунтов..." Речь идет об английских фунтах стерлингов, конечно? "Ваш отчет ожидаем..." Кто должен передать вам валюту?

Эсер молчал.

- Кто ваши сообщники? Где ваши явки?

- Я не буду отвечать, - глухо произнес Чири­ков. Никитин нажал под крышкой стола кнопку звонка.

- Улики налицо. До завтрашнего заседания кол­легии Губчека ровно сутки. У вас еще есть время, что­бы поразмыслить в одиночестве.

- Чем больше я скажу коллегии, тем больше бу­дет смягчающих вину обстоятельств? - Чириков усмех­нулся и после короткой паузы язвительно спросил:- Вас, гражданин чекист, когда-нибудь допрашивали в царской охранке? У вас нет никакой школы. Какой же политический сыск без школы? Поморите меня голо­дом, бросьте в карцер...

- Хватит паясничать! - оборвал Никитин разгла­гольствования эсера.

В этот момент хлопнула дверь, и Чириков вздрог­нул.

"Ага! Ты не так-то уж спокоен!" - удовлетворенно отметил Никитин и сказал вошедшему в кабинет сек­ретарю:

- Уведите арестованного...

Оставшись один, он откинулся на спинку стула и просидел так несколько минут.

В мае в Одессу приезжал проверять работу Губчека товарищ Дзержинский, и Никитин до мельчай­ших подробностей вспомнил сейчас последний разго­вор с председателем Всероссийской Чрезвычайной Комиссии.

Накануне ночью ударом в спину был убит секре­тарь Пролетарского райкома партии.

Никитин и секретарь губкома сидели за столом, а Феликс Эдмундович быстро ходил по кабинету и гневно, взволнованно говорил. Он спрашивал: до ка­ких пор будет так продолжаться? Сегодня под самым носом у Губчека убили секретаря райкома, завтра мо­гут убить секретаря губкома, а послезавтра самого Никитина. Кто же, если не Губчека, будет бороться с контрреволюцией? Нет сомнения, что в Одессе ору­дуют не только эсеры и уголовники и что контрреволю­ционными заговорщиками наверняка руководят через каких-нибудь новых локкартов или сиднеев рейли иностранные хозяева. Губчека должна найти и поймать их с поличным.

Дзержинский погасил папиросу, тотчас достал но­вую и; не закурив, сказал:

- Мы выдвинуты на передовой пост, на линию огня, и мы обязаны - в этом наш партийный долг - всегда быть начеку, не спускать глаз с врагов рево­люции ни днем ни ночью!

Как он сказал это! Он весь был в этих словах: вся его душа, все сердце, весь разум, вся воля большевика...

Феликс Эдмундович, как всегда, прав; ясно, что эти чириковы только исполнители, хитрые, ловкие, подлые, но исполнители. Недаром Савинков объездил все европейские столицы в поисках военной и финансовой помо­щи и недаром, конечно, его принимал господин Чер­чилль. Почти наверняка можно сказать, что эти эсеры служат английской разведке - Интеллидженс сервис. Нокаковы их планы? Где находится их гнездо? Дзер­жинский прав: на Одессщине явно орудует несколько контрреволюционных организаций. На какую из этих организаций работает Антос? Не связной ли он?..

Никитин не мог пока еще ответить на эти вопросы. Это мучило его. Надо лучше работать, быстрее дей­ствовать, точнее наносить удары. Революция не может ждать!

Чекист свернул очередную козью ножку и, затянув­шись крепкой махоркой-самосадом, стал перечитывать заявление комсомолки из портовых мастерских. Вот этого никогда не было и не могло быть ни у цар­ской охранки, ни у Рейли с Локкартом, этого нет и не может быть ни у одной разведки мира: чекистам помо­гает народ!

Комсомолка сообщала, что заметила во время обе­денного перерыва в ночной смене под верстаком од­ного слесаря стопу чистой бумаги. После ухода слеса­ря с работы бумаги на месте не оказалось, а в руках он ничего не выносил. Слесарь этот приехал в Одессу в апреле текущего 1921 года из Ростова, живет на Ма­лой Арнаутской с женой и двумя детьми.

К заявлению был приложен образец отличной беле­ной бумаги, точь-в-точь такой, на какой печатались бланки губернского исполкома. Откуда у этого рабо­чего такая хорошая бумага? И зачем она ему? Почему он тайком вынес ее? А может быть, ему подложил бу­магу кто-то другой?..

Никитин вызвал секретаря.

- Товарищ Чумак, выясни в секретной части губисполкома, где они хранят бумагу для бланков. Вот такую. Как они ее учитывают. И не заметили ли про­пажи? Это первое.

Никитин взял заявление комсомолки и, списав ад­рес слесаря на отдельный листочек, протянул его сек­ретарю.

- Второе: надо узнать, давно ли и откуда этот человек прибыл в Одессу. И третье: как только при­едет начальник Люстдорфского поста, пусть сразу зайдет ко мне.

Чумак ушел, а Никитин вновь раскрыл дело Чирикова.

Нет, фамилии, указанной комсомолкой, здесь не упоминалось. Впрочем... Адрес слесаря: Малая Арна­утская, дом номер семь. В этом же самом доме и даже в одном подъезде жил и Чириков... Совпадение... По­чему этот слесарь приехал из Ростова в Одессу? Кстати, в Ростове была довольно значительная эсеров­ская организация, там долго гнездилась контрреволю­ция. Надо разгрызть этот "орешек" и посмотреть, что в нем за начинка...

Никитин работал в Чека без малого четыре года. За это время чекистам приходилось разгрызать "орешки" и покрепче. Намного покрепче. Неда­ром: Никитину вспомнились и Брюс Локкарт и Сидней Рейли. В августе 1918 года он участвовал в ликвидации заговора трех послов. Раскрытие заговора было одной из первых блестящих побед ВЧК. Что получилось бы, если бы ВЧК не разоблачила замыслов трех послов и с беспощадной стремительностью не обрушилась на них?! Сколько народной крови пролилось бы тогда!

Нет, этого никогда не забыть...

Никитин зажег потухшую самокрутку. "Они нена­видели, ненавидят и будут ненавидеть нас до тех пор, пока будут существовать, пока коммунизм не сметет их с лица земли..."

В памяти возник август 1918 года.

Англия, Америка и Франция не признавали Совет­ского правительства, но их послы Локкарт, Френсис и Нулланс все еще находились в России, пользова­лись всеми дипломатическими правами и вели гнус­ную подрывную работу. Их посольства и миссии были руководящими центрами шпионажа, диверсии, тер­роризма.

На подмогу послам Лондон прислал одного из са­мых прожженных агентов Интеллидженс сервис, Сид­нея Рейли, Вашингтон - мастера шпионажа Каламатьяно, Париж - некоего Вертамона. С лихорадочной поспешностью разрабатывается хитроумно сплетенный план свержения советской власти, превращения Рос­сии в колонию англо-французского и американского капитала.

Рейли, Каламатьяно и Вертамон вербуют подруч­ных и палачей среди белых офицеров, националистов, меньшевиков и в первую очередь среди эсеров. Нена­висть к коммунизму объединяет их в одну банду.

Основные пункты плана: антисоветские восстания во всех крупных центрах страны, левоэсеровский мя­теж в Москве, арест Советского правительства и убий­ство Ленина и Свердлова.

Сам Черчилль - шеф Интеллидженс сервис и воен­ный министр Великобритании - одобряет план. Он тре­бует лишь скорейшего осуществления его. Советам осталось жить не более месяца. Так считали заговор­щики. В Лондоне, Вашингтоне и Париже заранее идет дележка: кто получит Баку, кто Донбасс, кому доста­нутся хлеба Украины и сибирский лес.

Все готово! Но нити заговора попали в руки Все­российской Чрезвычайной Комиссии. Эсеровские мяте­жи в Ярославле и в Москве подавлены, взрывы мостов предотвращены, контрреволюционные отряды разору­жены, главари их арестованы.

Тогда враг сбрасывает маску: 2 августа англий­ские войска захватывают Архангельск, а через два дня - Баку и вскоре вместе с японцами высаживаются во Владивостоке. 15 августа к ним присоединяются два полка американской морской пехоты. Интервен­ция началась без объявления войны.

Тем временем господа Локкарт и Нулланс соби­раются на тайное совещание у американского посла Френсиса. Три посла принимают новый вариант плана, разработанный Сиднеем Рейли.

28 августа в Москве должен открыться пленум Центрального Комитета РКП (б). Лучшего момента не придумать. Рейли предлагает арестовать весь со­став большевистского ЦК - Советская Россия будет обезглавлена одним махом.

А в доме номер одиннадцать, на Большой Лубянке, Дзержинский инструктирует своих соратников. Голос председателя ВЧК звучит твердо, мысль ясна и отто­чена:

"Мы нанесем удар врагу в самое сердце!.." С волнением слушает Дзержинского Никитин. Он готов на бой, как и все.

Неожиданно для трех послов открытие пленума ЦК РКП (б) откладывается на девять дней.

31 августа главари заговора собрались на одной из своих конспиративных квартир, чтобы обсудить соз­давшееся положение. Вдруг распахнулись двери, и в квартиру вошли чекисты. Засада! Никитин обы­скивает одного из дипломатов с холеным лицом. С каким ужасом смотрел этот прожженный шпион на молодого чекиста, бесцеремонно выворачивающего его карманы! У него даже язык отнялся. Слова не мог вымолвить.

Видел Никитин и арестованного чуть позже Каламатьяно. Из трости американского агента чекисты . извлекли списки шпионов, адреса и шифры...

Но Сиднея Рейли увидеть не пришлось. Рейли ус­пел убежать, хотя во всех газетах и расклеенных по Москве извещениях ВЧК и сообщались его подроб­ные приметы.

Случайная цепь разрозненных воспоминаний, сопо­ставлений - и вдруг неожиданный вывод... Никитин даже вскочил со стула. Как он раньше не подумал об этом! Ведь Сидней Рейли родился и вырос здесь, в Одессе, где долгое время жил его отец.

Никитин подошел к окну. Опять вернулся к столу.

Из Москвы Рейли бежал в Ригу, потом его видели на юге, в штабе Деникина. Не может быть, чтобы он не посетил при интервентах Одессу. А раз так, то здесь должны быть его дружки - тайные агенты. Надо сно­ва допросить этого Чирикова...

Стук в дверь прервал размышления чекиста.

- Прибыл начальник погранпоста Люстдорф, - доложил Чумак.

- Пусть заходит!

Кудряшев тихо вошел в кабинет и, взглянув на Ни­китина, сразу понял, что тот явно не в духе.

- Слушаю вас, товарищ председатель!

Никитин встретил Кудряшева резко:

- Опять, значит, прошляпили? Красиво, очень красиво получилось! Человек ты вроде боевой, за­калка у тебя пролетарская, а какую промашку до­пустил...

Никитин встал из-за стола и заходил из угла в угол.

Кудряшев впервые видел его в таком возбужденном состоянии и молчал. Он уже дважды просил откоман­дировать его обратно в 44-ю дивизию: "Не получится из меня чекист..."

И оттого, что Кудряшев молчал, Никитин рассер­дился еще больше:

- Может, ты принес третий рапорт? "Не могу ра­ботать, не умею",- председатель почти зло посмотрел на пограничника. - Учиться надо, дорогой товарищ! Мы все, батенька, учимся. На то и большевики. Думаешь, мне легче?- Никитин сел за стол.- Ника­ких рапортов я больше от тебя не приму. Рассказы­вай, как случилось, что вы опять упустили Антоса...

Кудряшев сообщил все сведения о дерзком контра­бандисте, которые ему удалось собрать.

- Так, говоришь, шхуну видел председатель по­селкового Совета Фишер?.. - переспросил Никитин.- Не по душе мне эти колонисты. Я думаю, что кто-то из них убил красноармейца Самсонова и помог пройти Антосову пассажиру, а может, и укрыл его...

- Товарищ председатель, а не помогают ли Антосу рыбаки из артели Тургаенко с Тринадцатой стан­ции? - высказал предположение Кудряшев. - Я слы­хал, не по средствам живет Тургаенко, у него чуть ли не каждый вечер пьянка. Я бы его арестовал и до­просил.

- Так сразу бы и арестовал! А какие у нас осно­вания? Водка еще не улика... - Никитин что-то запи­сал в блокнот. - Ну, теперь говори, какие у тебя не­отложные просьбы, только без запроса.

Поняв, что председатель немного "отошел", Кудря­шев осмелел:

- Товарищ Никитин, у меня народ совсем разут: на троих красноармейцев одна пара сапог. А ведь зима скоро. И главное - с оружием беда: на весь пост восемь винтовок. Еще бы штук десяток...

Кудряшев с тревогой наблюдал за выражением лица председателя: "Опять откажет. Наверняка от­кажет!"

- Еще что?

- Пулеметик бы...

- Пулеметик? Никитин помолчал.

- Насчет пулеметика и сапог не обещаю, а вин­товками к зиме всех вооружим. У каждого будет вин­товка... Так, говоришь, Тургаенко живет не по сред­ствам?.. Какой это Тургаенко? Такой грязный, седые брови?..

Не постучав, в кабинет вошел Чумак. Никитин недовольно посмотрел на него:

- Что там еще стряслось?

- Только что позвонили из тюрьмы, товарищ председатель, сообщили, что подследственный Чири­ков покончил с собой...

Глава II

1

Андрей проснулся в самом отличном настроении." Потянувшись, он почувствовал приятную бодрость во всем теле. Даже рана перестала ныть.

В окно было видно ярко-синее солнечное небо. "Да, здесь, у моря, и небо не такое, как где-нибудь под Касторной!.."

- Вставай, вставай, сухопутный моряк! - раздал­ся голос отца.

Роман Денисович пришел с дежурства часа два назад и, поев холодного борща, не лег, как обычно, отдыхать, а решил дождаться, пока проснется сын.

Андрей надел приготовленный матерью флотский китель, подошел к Роману Денисовичу.

- Здравствуй, отец!

Роман Денисович, не торопясь, снял скрепленные проволочкой очки, отодвинул в сторону инструмент и дощечки: он мастерил модель шхуны.

- Здравствуй, Андрей! Отец и сын обнялись.

Роман Денисович за последние годы сильно поста­рел: испещренные глубокими морщинами щеки ввали­лись, острый нос с горбинкой как-то опустился к губе, седая округлая борода заметно поредела.

"Вот и я, если доживу до его лет, таким же бу­ду",- подумал Андрей, усаживаясь за стол, на ко­торый мать подала сковородку с жареными быч­ками.

- Хлебушка нет! - сокрушенно сказала она.

- На нет и суда нет! - буркнул отец. - Любит старуха воду в ступе толочь...

Назад Дальше