Несомненно, в Татамбо частично пробудился оцепеневший ум, произошла вспышка mens divinior, запрятанного в мозгу первобытного человека. Так случайный удар освобождает драгоценный камень из пустой породы или крупицу золота - из гранита.
А роль удара сыграли веселая откровенность, дружелюбие Тотора, его мягкость и особенно бесконечная доброта.
И вот чудо свершилось. Бо телом и душой теперь с Тотором, окончательно решил бросить своего хозяина - разбойника и больше никогда не покинет юного белого друга, которого он попытается спасти. Парижанин соединил его жесткую черную руку с рукой Мериноса и сказал дрожащим от волнения голосом:
- Бо, я люблю этого белого, как брата. И ты полюбишь его? Да?
Австралиец проворчал что-то с довольным видом, а Меринос высокопарно сказал:
- У меня было большое предубеждение относительно людей твоей расы, Бо, но я совсем их не знал! Благодаря тебе я смогу вернуть им долг признательности.
ГЛАВА 7
Бегство. - Чтобы обмануть собак. - Три часа сна. - Выше колонны на площади Бастилии. - Кхамин. - Как взбираются на пятидесятиметровое дерево. - Двойная ноша. - Невероятный трюк. - Головокружение. - Ужасная опасность. - Спасены!
Тотор, Меринос и австралиец побежали дальше в темноту, стремясь уйти от опасности, выиграть хотя бы несколько минут, а может быть, и целый час.
Но скоро должна была начаться погоня, ужасная охота на людей, с огромными догами вместо ищеек и бандитами вместо егерей. Впереди - безумная травля, улюлюканье, агония сопротивления собачьим клыкам, неизбежная поимка алчущими крови чудовищами и несомненно какая-нибудь утонченная пытка, изобретенная искусным мучителем.
Однако Меринос сохранял смутную надежду, потому что ни разу не выходил на вольный воздух и не ведал, что это за таинственный оазис, затерянный в песках.
А вот у Тотора иллюзий не было. Он-то знал, что долину разбойников окружали непреодолимые стены отвесных гор. Даже обезьяна не смогла бы вскарабкаться на них, а белка напрасно обломала бы свои коготки.
Словом, это огромная тюрьма - правда, с большими деревьями, лугами, цветами, птицами, но не менее отгороженная от воли, чем самый угрюмый карцер.
Если бы молодые люди были предоставлены самим себе, они неизбежно погибли бы, но к ним присоединился австралиец, о пособничестве которого хозяин не догадывался.
Бо, которому вся окружающая местность, с ее деревьями, скалами, рощицами, источниками, болотами, была знакома как свои пять пальцев, умело руководил беглецами.
Вскоре он заставил их бросить круговую дорогу, служившую автодромом, и повел друзей через многочисленные препятствия, запутывая следы, забегая вперед, не раз возвращаясь на то же место, чтобы сбить с толку собак, лай которых уже слышался вдали.
Истерзанные шипами, ежеминутно натыкаясь на камни и деревья, друзья молчали.
Так прошло часа два. Наконец Бо негромко свистнул. Измученные молодые люди задыхались, пот покрывал их лица, и они охотно остановились. Беглецы были в роще деревьев с широкими, гладкими, мясистыми листьями.
Бо сорвал их целую охапку, растер в руках и сочной мякотью с силой натер ноги Тотора.
- Понятно, - тихо, как вздох, сказал француз. - Чтобы помешать псам учуять нас? Так, старина?
- Да, - ответил австралиец.
- Как, - спросил потрясенный Меринос, - он говорит по-французски?
- Лучше учебника, - ответил Тотор, - а по-латыни - как покойник Цицерон.
- Невероятно!
- Тсс, - шепнул Бо, не обращая внимания на похвалы.
Все трое стали натирать себя с ног до головы листьями, из которых бежал липкий сок со странным, неожиданным запахом, и это заставило неисправимо болтливого Тотора сказать:
- Пахнет хлебом, вынутым из печки. Вот бы поесть!.. И от этого исчезнет наш аромат?
- Тсс, - опять прошипел австралиец, явно волнуясь.
- Все, проглатываю язык и работаю.
Наконец кожа и одежда обильно пропитались соком. Бо снова повел своих юных друзей через поросли, тихо посмеиваясь при мысли, что собаки скоро потеряют след, и тогда можно будет отдохнуть.
А это было необходимо! Измученный усталостью и голодом Меринос, несмотря на возбуждение, едва стоял на ногах. Он спотыкался на каждом шагу и давно бы упал, если бы добрый Тотор не поддерживал его, хотя и сам держался из последних сил.
Весь превратившись в слух, раздвигая руками ветки, Бо молча расчищал дорогу. Молодые люди шли за чернокожим, задавая себе вопрос, долго ли еще продлится бешеная гонка.
Было около двух часов. Стояла чудная, теплая, благоухающая ночь. Внимание, лесная поляна! Почва стала сухой, каменистой, но идти по ней было все же удобно. Прошли еще немного. И вдруг перед ними встала стена исполинских деревьев. При свете звезд можно было различить их чудовищные стволы, настоящие башни, над которыми раскидывались широкие кроны.
Бо засвистел, Тотор понял и тихо сказал:
- Да, остановимся, мы на краю света. Можно вздремнуть, старина?
- Да, спите, - ответил австралиец.
Молодые люди повалились у подножия громадного эвкалипта, от которого исходил приятный запах, и заснули свинцовым сном.
Неутомимый Бо уселся подле них, прислушиваясь и наблюдая.
Лай прекратился. Вероятно, собаки потеряли след беглецов; раздавались только обычные ночные звуки. Хотя бы небольшая передышка, пока погоня прекратилась. Но для того, кто хорошо знает хозяина, ясно, что она возобновится с первыми лучами солнца и будет еще более ожесточенной.
Бо дал молодым людям крепко поспать целых три часа.
Вот проснулись попугаи, притаившиеся на вершинах самых высоких деревьев. Горизонт слегка побледнел. Ночь подходила к концу. Австралиец разбудил своих спутников, которые зевали и потягивались, не желая просыпаться. Он резко потряс их и при свете еще далекой зари показал Тотору на самое высокое, толстое дерево.
Тотор очнулся, но Меринос, блуждая взглядом по сторонам, еще ничего не видел и не слышал. Парижанин понял выразительное движение руки Бо и удивленно спросил:
- Ты хочешь сказать, что нужно забраться на дерево?
- Да, да, забраться!
- Если б я тебя не знал, подумал бы, что ты меня дурачишь! - заметил француз.
- Я сказал: забраться…
- А ты случайно не сошел с ума? Посмотри, твое дерево - высотой около семидесяти пяти метров, на треть выше колонны на площади Бастилии… страшно толстое, а ветви начинаются только в пятидесяти метрах от земли… И гладкое, как корка тыквы!
Австралиец пожал плечами, будто говоря: "Это безразлично". Он, пожалуй, был скуп на слова и не склонен к свойственному ему в опьянении нервному словоизвержению, которое позволило французу узнать тайну этой странной личности. Преображение произошло слишком недавно, и, несмотря на постоянные усилия Тотора, языковые навыки новообращенного еще не развились.
Бо говорил мало, но постоянно действовал. Он огляделся вокруг, потом, уже не обращая внимания на парижанина, встал и в несколько прыжков, которым мог позавидовать кенгуру, очутился подле тонких, похожих на бамбук, растений с синеватыми листьями. Их стебли достигали порой свыше пятнадцати метров и грациозно клонили свои метелки.
Немного знакомый с ботаникой, Тотор узнал в этом растении так называемый ротанг, calamus australis, австралийский тростник. Не толще пальца, как бы сплетенный из прочных нитей, он надежней, чем стальной трос, и не порвется, даже если на нем подвесить тысячекилограммовый груз.
Бо выбрал на ощупь одно из здоровых растений высотой метров в двенадцать, наклонился и своими волчьими зубами надкусил его сначала с одной стороны, потом с другой, несколько раз перегнул, наконец сильно дернул. Странное дело: прочный стебель лопнул, как нитка.
Бо торопливо завязал узел на одном из его концов и бегом вернулся к наблюдавшему за ним Тотору. Остановившись, негр натер руки и ноги пылью, чтобы не скользили, и встал у подножия гигантского дерева. Левой рукой он схватил узел и бросил тонкий и гибкий стебель кругом чудовищного ствола. Растение, послушное этому вращательному движению, обвило ствол, и Бо ловко схватил его на лету правой рукой. После этого австралиец накрутил гибкий стебель спиралью на предплечье и зажал его в руке.
Таким образом дерево было опоясано стеблем ротанга как дужкой, за концы которого держались человеческие руки. Бо уперся ступней в кору дерева и откинул корпус назад, потом поддернул тростник вверх примерно на сорок сантиметров и поставил вторую ногу на ствол. Теперь он уже оторвался от земли и держался только благодаря усилиям конечностей и натяжению стебля ротанга, который обвивал ствол эвкалипта.
Так, откинувшись назад, напрягая все мышцы, австралиец с силой и ловкостью четверорукого животного совершал удивительное и опасное восхождение. Его ступни поочередно поднимались, а сжатые руки заставляли передвигаться вверх тростниковый канат.
Удивительный гигант двигался вверх необыкновенно быстро. Вот Бо уже на высоте десяти… двенадцати метров от земли! Даже непохоже, что он когда-то касался ее, и, видя его, прилипшего к скользкому стволу, едва можно поверить, что видишь человека.
Но это еще не все. Странное восхождение, которое наверняка требует много сил, происходит плавно, без сбоев и так же быстро, как это мог бы делать матрос, поднимаясь по выбленкам.
Тотор, сам ловкий и сильный спортсмен, был потрясен. Вдруг Бо остановился и начал спускаться с ловкостью обезьяны. Подъем занял минуту, а спустился он за десять секунд и не запыхался, ни капли пота не выступило на лбу. Сойдя на землю, Бо взглянул на Тотора, точно спрашивая его: "Ты понял?"
- Да, - сказал парижанин, - я понял, но знаю, что не все смогут управлять этой штукой. Кстати, как она называется?
- Кхамин.
- Отец рассказывал мне об этом орудии, - сказал Тотор, - но, друг мой, несмотря на преподанный тобой урок, мне его никак не повторить! Тридцать сантиметров выше уровня моря - мой предел! Не обижайся, но для таких фокусов нужно быть помесью обезьяны и дикаря, да к тому же иметь мускулы бизона!
Австралиец улыбнулся, пожал плечами и заметил:
- Болтун, попугай!
- Хотел бы я попасть к попугаям, туда, наверх!
- Пойдем, я доставлю тебя к ним, - предложил Бо.
- А Меринос?
- После тебя… Но скорей… Скорей!
- Так ты берешься поднять меня туда… поэтому ты и устроил эту репетицию? Но знаешь, затея рискованная! И куда мне сесть? Тебе на спину? На плечи? На грудь?
Бо торопился. Не говоря ни слова, он схватил парижанина под мышки и как ребенка прижал к своей груди. Тотор инстинктивно соединил пальцы на затылке дикаря, который глухо проворчал:
- Держись крепче.
Кхамин лежал в виде полукруга у подножия исполинского дерева. Бо поступил с ним, как и в первый раз, набрал в легкие воздуха и, не обращая внимания на двойную нагрузку, двинулся вверх.
Меринос спал. Тотор украдкой взглянул на него и подумал: "Вот удивится, когда увидит меня наверху!"
Страшный подъем начался. Сберегая силы, стараясь дышать ровней, австралиец поднимался с поразительной быстротой и ловкостью.
Через его плечо Тотор видел, как расширялся понемногу горизонт, как становились плоскими кусты, отдалялась земля. Все это, едва различимое в предшествовавшей рассвету полутьме, имело странный, пугающий вид. Повиснув над пустотой на груди Бо и рискуя стать жертвой неверного шага, обморока, парижанин сохранял великолепное спокойствие.
Он предоставил нести себя, как мешок, с кротостью спящего младенца, хотя подобная пассивность противоречила его боевой натуре. У такого нарочито болтливого Тотора не возникало охоты произнести хоть словечко. Честно говоря, ему было не по себе.
Но они поднимались и поднимались! Черный атлет все более явно демонстрировал ловкость и сверхчеловеческую выносливость. Казалось, он разогревался в захватывающей борьбе с собственной усталостью и его силы росли по мере того, как увеличивалась опасность.
Тотор чувствовал, что сердце Бо бьется страшными толчками, слышал, как свистел воздух в его острых зубах, ему даже казалось, что видно, как волны крови переполняют сосуды его черного друга. Он думал: "Вот полетим, если Бо вдруг отдаст концы! Вот загремим вниз! В лепешку расшибемся!"
Минуты ползли - изматывающие, долгие, как часы пытки, как месяцы плена.
Тотор перестал видеть землю, а вершина дерева-гиганта стала вырисовываться яснее. Сотни попугаев подняли неистовый крик, протестуя против вторжения человека в их небесные владения.
Вдруг что-то слегка ударило парижанина по голове. Он поднял глаза, увидел громадную, тянувшуюся горизонтально ветвь, с облегчением вздохнул и сказал:
- Прибыли!.. Я восхищаюсь тобой, старина Бо, ты, оказывается, вовсе не слабак! От всей души благодарю тебя.
Чернокожий с налитыми кровью глазами, весь покрытый потом, постарался улыбнуться и остановился, чтобы передохнуть. Осматриваясь, Тотор заметил, что выше, где от ствола отходили крупные ветви, кора была морщинистой и с выступами, за которые можно ухватиться. Он разжал руки, оторвался от груди Бо и стал карабкаться вверх.
Еще немного, и француз оказался в кроне дерева, которая была шириной более десяти метров и почти горизонтальной.
- Вот это уже похоже на дерево Робинзона, тут мы будем как дома! Не так ли, старина Бо?
Но австралиец не ответил. Увидев, что друг в безопасности, он быстро спустился к продолжавшему спать сном праведника Мериносу и стал будить его.
- А? Что? Где Тотор? - спросил проснувшийся наконец американец.
- Тсс, - сказал австралиец, - тише, пойдем, не подымай шума.
- Куда пойдем?
- В небо.
- Что за дурные шутки! Где мой друг? Хочу видеть Тотора.
- Так поднимись сюда, - послышалось издалека, как из-под облаков.
Меринос узнал этот голос, едва слышный, но совершенно четкий - Тотор свесился с одной из главных ветвей и смотрел вниз.
- У тебя бывают головокружения? - спросил парижанин.
- Еще какие, - ответил Меринос.
- Жаль! Ну ничего, схватись за шею Бо и закрой глаза. Скорее, Мериносик… Я вижу всадников, слышу вой собак. Там все пособники и прихвостни, двуногие и четвероногие, собрались, чтобы поохотиться на нас… Вперед, Бо, вперед, старина!
Не очнувшийся еще от сна, пришедший в ужас при одной мысли о смертельном акробатическом номере, янки повиновался. Австралиец снова начал свое невероятное восхождение. Тотор с тревогой молча наблюдал за каждым шагом Бо, который, опасаясь неприятностей, не останавливался даже для того, чтобы перевести дыхание.
Француз, замирая от страха, следил за движениями бесстрашного гимнаста и удивлялся его малой скорости, а между тем Бо, подстегиваемый тревогой, поднимался уже не щадя сил, не давая себе ни малейшей передышки!
Вскоре парижанином овладел ужасный, безрассудный страх за друзей. Ничего подобного он не испытывал, когда подвергался опасности сам. До него донеслось тяжелое, как из кузнечных мехов, дыхание Бо, наконец показалось смертельно бледное лицо Мериноса, который, кажется, уже терял сознание.
- Помоги… Тотор, - простонал американец, - я умираю…
- Не время умирать! Держись, черт возьми! Держись и закрой глаза.
С замиранием сердца Тотор заметил, что Бо зажал зубами куртку Мериноса, сшитую из толстой бумажной материи. Несчастный молодой человек, обессиленный головокружением, опустил руки… Только железные челюсти бывшего людоеда удерживали его. О, эти головокружения! Смертельно опасная болезнь, которая поражает и доводит до жалкого состояния даже самых смелых!
- Боже, он упадет, - прошептал Тотор и сам, рискуя упасть, склонился над бездной.
Бо, обе руки которого заняты кхамином, был бессилен помочь ему. Только парижанин мог спасти Мериноса.
Изловчившись, одной рукой Тотор уцепился за ветку, а другой схватил американца за ворот куртки.
Освободившись от тяжести, когда Тотор с силой, удвоенной опасностью, приподнял друга, Бо глубоко вздохнул и напряг плечи.
Ноги Мериноса встали на могучую спину чернокожего, Тотор сделал последнее нечеловеческое усилие… Удерживая Мериноса рукой, он поднес его поближе и положил на жесткую площадку, образовавшуюся в развилке первых ветвей.
- Гоп-ля! Готово, - сказал Тотор посиневшими губами.
- О, спасен, - пробормотал Меринос.
- Молчи, не двигайся! И прижмись к стволу. Тут хватит места на десятерых!
В ту же минуту Бо ловко навернул спиралью свешивавшуюся часть кхамина на свою ляжку. Убедившись, что кхамин держится прочно, он смог освободить одну руку.
Цепляясь пальцами за неровности коры, Бо вскарабкался по стволу, подтянулся и очутился рядом со спасенными им молодыми людьми.
ГЛАВА 8
Тотор счастлив. - Боже, сколько тут попугаев! - Охота на людей. - Перед подвижной сетью. - Среди беглецов. - Туземец. - Скот на подножном корму. - Людоед. - Неудачное падение кхамина. - Обнаружили, но кого? - Дело осложняется.
- Так что мы поселились на дереве! Да еще на каком! Дерево-гигант! Прямо-таки монумент, целый мир! - восклицал Тотор.
- По-моему, нечего радоваться! - ответил Меринос.
- Ну, знаешь, ты никогда не доволен.
- Поскорей бы убраться отсюда!
- Нет уж! Не уступлю своего места и за большие деньги.
- Если б я не страдал морской болезнью!
- Что, опять головокружение?
- Нет, сейчас получше. Только не решаюсь даже пошевелиться и вздрагиваю, когда вижу, что ты по-обезьяньи скачешь по ветвям, которые сами по себе - целые деревья!
- Если б ты знал, как это интересно и забавно! Таких приключений у отца не было! А он коллекционировал самые необыкновенные и опасные!
- Значит, ты доволен?
- Как перепел… или как кит… Эти два существа мне почему-то представляются полюсами счастья.
- Ты живой парадокс, - заметил янки.