В день святого Иосифа по Страсбургу прошел слух, что похотливый Вильгельм - как все называли епископа - вернулся из своего зимнего путешествия. Его преосвященство заменил конкубину из Парижа, с которой он уже почти год делил стол и постель, на сицилийку, темноглазую женщину с черными волосами и кожей гладкой и смуглой, как олива.
Но прошла еще неделя, прежде чем жители Страсбурга смогли лицезреть своего епископа, поскольку Вильгельм фон Дист, как и его предшественники, жил в одном из своих замков, в Дахштайне или в Цаберне. В городской резиденции напротив собора застать его можно было редко.
Горожане и епископ не очень-то любили друг друга. Корни взаимной неприязни были довольно глубоки и лет пятьдесят назад привели к войне, закончившейся поражением епископа. С тех пор Вильгельм фон Дист, до этого правивший городом по своему усмотрению, официально не имел никакой власти. Но по-прежнему было достаточно людей, которые во всеуслышание поносили Вильгельма, а на самом деле с готовностью выполняли его пожелания.
Епископ принял мастера Ульриха в мрачной комнате для аудиенций, почти что полностью потерявшей свое былое величие. Вильгельм, человек размером со шкаф, мужчина, у которого жажда плотских удовольствий была написана на лице, вышел к архитектору в чем-то вроде халата, с золотой митрой на голове в знак его высокого сана. Он величественно протянул Ульриху правую руку для поцелуя и громко воскликнул:
- Ульрих фон Энзинген, приветствую вас во имя Господа нашего Иисуса Христа! Я слышал, вы долго дожидались меня, - гнусавый голос епископа напоминал о его голландском происхождении.
Архитектор тоже рассыпался в любезностях и выразил епископу сочувствие по поводу гибели его посланника:
- Как я вам и сообщал, произошла трагедия, причиной ее был мерзавец наемник, которого давно наказали по справедливости. Его звали Леонгард Дюмпель. Да упокоит Господь его душу.
- Ну ладно, de mortuis nil nisi bene или как там… Я и не знал, что мой посланник погиб. Давно не видел его.
- Но я же послал вам письмо!
- Ах, вот как?
- Да, я переслал вам свидетельство о смерти вашего посланника и мои соболезнования.
Тут выражавшее прежде сомнение лицо епископа осветилось, как будто он как минимум получил семь даров Святого Духа, и Вильгельм хлопнул себя по митре.
- Да, теперь я припоминаю. Я получил от вас отказ, imprudentia causa вы отказывались построить в Страсбурге самую высокую башню на соборе. Мне хотелось бы, чтобы вы изменили свое решение.
Ульрих фон Энзинген кивнул:
- Произошли события, которые помешали мне продолжить работу над собором в Ульме. Смерть вашего посланника тоже связана с этим. Но разрешите мне один вопрос: правда ли, что говорят люди? Что строительство собора совершенно не под вашим контролем?
Было очевидно, что епископ смутился, - он неопределенно мотнул головой, так что золотая митра съехала на затылок и обнажила розовый лысый череп. Епископ поспешно поправил съехавший набок знак высокого сана. Потом обиженно ответил:
- Кому вы больше верите, мастер Ульрих, уличной черни или Вильгельму фон Диету, епископу Страсбургскому?
- Простите, ваше преосвященство, я не хотел вас обидеть. Но аммейстер уже поручил Верингеру Ботту построить башни кафедрального собора.
- Я знаю, - спокойно ответил епископ. - Запомните: деньги - ключ ко всем дверям. Один мудрый полководец однажды сказал: можно завоевать всех жителей города, всего лишь нагрузив золотом одного осла. Поэтому не беспокойтесь. Поверьте мне, вы будете строить башни нашего собора, это так же верно, как и то, что меня зовут Вильгельм фон Дист.
- Вашими устами да мед пить. Но поведайте мне, почему вы почтили своим доверием именно меня?
Епископ лукаво ухмыльнулся и ответил:
- Тому есть свои причины, мастер Ульрих.
Архитектор не мог понять поведения епископа. Его недоумение не укрылось от Вильгельма, и тот сказал:
- Можете мне доверять. Дайте мне набросок того, как должны выглядеть башни собора в вашем представлении. Составьте смету расходов, скажите, сколько вам нужно людей и материалов. Сколько времени у вас займет составление сметы?
- Неделю, не больше, - ответил архитектор, не задумываясь. - Должен вам признаться, ваше преосвященство, что еще в ваше отсутствие я занимался составлением сметы.
- Я вижу, мы понимаем друг друга! - Епископ Вильгельм протянул мастеру руку для поцелуя. Хотя Ульриху и было неприятно, он повиновался.
Ульрих фон Энзинген был не уверен, что может верить обещаниям странного епископа Страсбургского. Тем не менее искра надежды была верным средством от уныния, теперь он мог с утра до вечера заниматься чертежами башен. Архитектору было ясно, что они не должны отличаться по стилю от нефа. И не только из-за статики, оптически тоже была необходима определенная легкость, даже скорее воздушность, чтобы не нарушать общую картину.
Прошло три дня с аудиенции у епископа Вильгельма, когда в Братском переулке появился аммейстер. Теперь Михель Мансфельд был очень любезен, не как тогда, когда Афра была у него на приеме.
- Как хорошо, что вы обратили мое внимание на мастера Ульриха, - начал он. - Возникли непредвиденные обстоятельства. Вчера мастер Верингер Ботт упал с лесов. Очень прискорбный случай.
Ульрих почувствовал, что его словно ударило молнией. У него перед глазами стояла лукавая ухмылка епископа.
- Он умер? - запнувшись, спросил архитектор.
- Почти, - сухо ответил аммейстер. - По крайней мере начиная от шеи. Он не может пошевелить ни рукой, ни ногой. У вас опасная профессия, мастер Ульрих.
- Я знаю, - оторопело пробормотал Ульрих и вопросительно взглянул на Афру.
- Вы наверняка догадываетесь, почему я вас разыскивал, мастер Ульрих.
Архитектор неуверенно взглянул на Мансфельда.
- Не имею ни малейшего понятия, куда вы клоните, - солгал Ульрих. Он солгал потому, что трудно было разгадать намерения аммейстера.
- Тогда я не стану вас более томить. Послушайте: по согласованию с городским советом я хочу поручить вам построить башни на нашем кафедральном соборе.
Еще немного, и Ульрих фон Энзинген расхохотался бы. Дважды одно и то же поручение. Он попытался остаться серьезным, но не знал, как вести себя.
Наконец аммейстер пришел ему на выручку.
- Вы можете подумать до завтра. К вечеру мне необходимо знать ваше решение. Тогда мы поговорим с вами обо всем остальном. С Богом!
Он ушел так же неожиданно, как и появился.
- Мне кажется, я должна тебе кое-что объяснить, - нерешительно начала Афра.
- Мне тоже так кажется. Откуда ты его знаешь?
Афра сглотнула.
- Я ходила к нему просить, чтобы строительство башен собора поручили тебе. Ведь тебя пригласил епископ.
- Ты так и сказала?
- Да.
- Мне кажется, это была не очень хорошая идея. Ты ведь знаешь, что аммейстер с епископом как кошка с собакой, терпеть друг друга не могут.
Афра пожала плечами.
- Ну, я же хотела как лучше.
- Охотно верю. А еще я очень хорошо представляю себе, как он отреагировал.
- Да, предсказать это было несложно. Я думала, он лопнет, услышав имя епископа, и аммейстер тут же отказал Мне. Но, тем не менее, мне удалось обратить на тебя его внимание.
- Он спрашивал, почему я сам не пришел?
Афра насторожилась.
- Ты правильно думаешь. Он действительно задавал этот вопрос.
- И что ты ответила?
- Я сказала, что ты художник, а художники любят, когда их просят.
- Ты хитрая девочка!
Афра иронично улыбнулась:
- Может быть - иногда…
Хотя архитектор должен был быть доволен развитием событий, он внезапно стал серьезным.
- Я даже не знаю, что и думать. Еще три дня назад у меня не было никакой надежды. А теперь все происходит именно так, как говорил этот странный епископ.
- Ты имеешь в виду, что это был не несчастный случай?
Ульрих фон Энзинген скривился так, как будто проглотил рыбу прямо с костями.
- Есть три варианта, и каждый не более вероятен, чем два других. Либо Вильгельм фон Дист провидец. Бывает же такое.
- Либо?
- Либо он - подлый негодяй и убийца. В это я тоже готов поверить.
- А третий вариант?
- Может быть, я слишком много размышляю и все это действительно просто случайность.
- Мне кажется, что тебе не стоит слишком задумываться над этим. Ты ни в чем не виноват. Я скорее думаю, что это третий вариант.
В тот же день архитектор стал добиваться аудиенции у епископа. Он должен был узнать, что за игру затеял Вильгельм фон Дист и кто в действительности поручает ему строительство. В доказательство того, что он не сидел сложа руки, Ульрих принес с собой чертежи - на той стадии, на которой они находились.
Как он и думал, епископ был уже проинформирован о несчастье, приключившемся с мастером Верингером. И, как ожидалось, проявил мало сочувствия к трагической судьбе архитектора. Напротив. Он был о Верингере невысокого мнения, хладнокровно заметил Вильгельм. Гораздо больше епископа интересовали чертежи и смета, которые Ульрих принес с собой и разложил на столе. И когда архитектор намекнул, что он будет первым, кого обвинят во всем, епископ Вильгельм фон Дист пришел в восторг, он стал приплясывать то на одной ноге, одетой в красный чулок, то на другой, вознося Господу хвалы за то, что слепил из чистой глины таких художников.
Это было довольно смешно, и мастер Ульрих с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. Епископ наконец ответил на вопрос, мучивший его сейчас больше всего: кто был истинным нанимателем, епископ или аммейстер.
Теперь, в отличие от того, что он говорил несколько дней назад, епископ свалил всю ответственность на аммейстера и четверых сеттмейстеров. В конце концов, уверял он, они будут оплачивать счета. А то, что черни не хватает вкуса и способности рассуждать, совершенно другой разговор.
Мастер Ульрих и сам не мог понять, чем он заслужил расположение епископа. Когда архитектор думал об этом, все это казалось ему жутковатым. Прошлое научило его тому, что в жизни ничего, совершенно ничего не дается даром. Действительно ли Вильгельм был заинтересован исключительно в строительстве башен?
С теми же чертежами, которые он раскладывал на столе перед епископом Страсбургским, Ульрих фон Энзинген пошел на следующий день к аммейстеру в ратушу и сказал, что согласен взяться за строительство.
Когда невысокий Михель Мансфельд встал из-за стола, он стал казаться еще меньше.
- В таком случае ваше желание все-таки исполнилось, - язвительно ухмыльнулся он, протягивая Ульриху руку.
Архитектор кивнул, ему было неприятно. Наконец он сказал:
- Я принес с собой первые сметы, которые смог составить за это короткое время. Посмотрите сначала набросок, в некотором роде идеальный вариант, без учета статических данных.
Широко раскрыв глаза, очевидно обрадованный, аммейстер стал рассматривать сметы и чертежи, которые Ульрих фон Энзинген разложил на столе.
- Вы, должно быть, чародей, - восхищенно заметил Мансфельд. - Как вам удалось за такое короткое время все это составить? Святая Дева Мария, вы, случаем, не в сговоре с дьяволом? - беседуя с Мансфельдом, никогда нельзя было угадать, шутит ли он или говорит серьезно.
- Если честно, - ответил Ульрих, - я уже давно занимаюсь башнями для кафедрального собора.
- Хотя вы и знали, что это задание поручено мастеру Верингеру? Вы же должны были понимать, что ваши расчеты никогда не понадобятся!
- И все же.
- Мастер Ульрих, я вас не пойму. Но давайте поговорим об этом потом. Как вы думаете, сколько времени потребуется для выполнения этих планов?
- Сложно сказать. - Мастер Ульрих почесал нос, как всегда, когда не знал, что ответить. - Это зависит от многих факторов. В первую очередь от средств, которые вы готовы потратить. Тысяча рабочих на строительстве работают быстрее, чем пятьсот. Еще важнее строительный материал. Если корабль будет везти его издалека, это будет дольше и потребуется больше расходов.
Аммейстер взял Ульриха за рукав и подвел к окну. На рыночной площади под ними было очень много людей. Торговцы предлагали товар: дорогие ткани из Италии, мебель и предметы обстановки, галантерею и украшения со всего мира.
Мансфельд посмотрел на Ульриха фон Энзингена снизу вверх:
- Взгляните туда, на этих хорошо одетых людей, на купцов с мешками золота, на менял и торговцев. Страсбург - один из самых богатых городов мира. И поэтому ему полагается один из великолепнейших соборов на Земле. Если вы говорите, что вам нужна тысяча рабочих для строительства башен, то они у вас будут. О деньгах тоже не беспокойтесь. По крайней мере пока я являюсь аммейстером Страсбурга. А что касается строительного материала, мастер Ульрих, то еще со времен мастера Эрвина строительный барак владеет собственными каменоломнями в Вассельхайме, Нидерхаслах и Гресвайлере. А крестьяне из окрестных деревень посчитают за честь обеспечивать строительство транспортом за спасибо и кружку вина в день святого Адольфа. Итак, принимая во внимание все эти условия, за сколько лет вы рассчитываете окончить строительство?
Ульрих фон Энзинген снова углубился в свои планы, аккуратно сложил их и неуверенно разгладил пергаменты кулаком.
- Дайте мне тридцать лет, - сказал он наконец, - и у вашего собора будут самые высокие в христианском мире башни, настолько высокие, что их верхушки будут уходить в облака.
- Тридцать лет? - в голосе аммейстера слышалось разочарование. - С вашего позволения, мастер Ульрих, мир был создан за семь дней. Я не уверен, что мы с вами увидим завершение строительства башен!
- Тут я с вами согласен, но такова уж судьба архитекторов, которые строят соборы, что они редко видят, как их планы претворяются в жизнь! Вспомните хотя бы мастера Эрвина! Хотя никогда еще неф собора не возводился настолько быстро, архитектор так и не увидел это великолепное сооружение. А что касается башен вашего собора, то вам должно быть известно, что каждый последующий фут уходящей в небо башни требует несравнимо больших усилий. Возьмем обычную стену: первый ряд камней кладут очень быстро, второй и третий тоже, а как только стена начинает превышать человеческий рост, строительство замедляется и становится все более затруднительным. Чтобы поднять камни наверх, требуются строительные леса и подъемный механизм. А для возведения башен нужно приложить намного больше усилий.
Аммейстер задумчиво кивнул. Потом он взглянул архитектору в лицо и спросил:
- А сколько вы хотите за работу?
К этому вопросу Ульрих фон Энзинген, был, конечно же, готов. Поэтому он уверенно ответил:
- Дайте мне по золотому гульдену за каждый фут каждой башни. Я знаю, это большие деньги, если обе башни будут высотой по пятьсот футов. Но такая оплата не представляет для вас никакой опасности. Вы будете платить только за то, что есть, а не за то, что невидимым образом происходит у меня в голове.
Михель фон Мансфельд задумался. С таким способом оплаты ему еще не приходилось сталкиваться. Чтобы выиграть время, он позвал городского писаря. Когда тот пришел (мужчина в черной короткой рясе, из-под которой выглядывали ноги), аммейстер решился:
- Итак, это ваше окончательное решение, что касается оплаты вашего труда?
- Окончательное и бесповоротное, - подтвердил мастер Ульрих.
Аммейстер махнул писарю рукой:
- Итак, запишите: "Граждане свободного имперского города Страсбурга в лице Михеля Мансфельда, аммейстера города, в третий день от пятого воскресенья поста, заключили с Ульрихом фон Энзингеном, архитектором собора, договор о нижеследующем. Точка. Архитектор Ульрих, приехавший из Ульма вместе со своей женой Афрой, проживающий теперь в Брудергофгассе, получил заказ построить башни кафедрального собора к вящей славе Господней, при этом не превышая высоты в пятьсот футов; с этой целью ему предоставляются тысяча рабочих и причитается плата из расчета один гульден за фут. Точка".
- "…один гульден за фут", - повторил городской писарь.
- Напишите это еще раз, - попросил Мансфельд, - чтобы у каждого был экземпляр.
Писарь сделал так, как ему велели. Потом он посыпал оба пергамента мелким песком, а затем стряхнул его так, что взметнулась туча пыли.
- Подпишите здесь! - Аммейстер придвинул к Ульриху сначала один пергамент, потом второй. После того как архитектор поставил под документом свое имя, аммейстер подписал его сам.
- Теперь все будет хорошо, - сказала Афра, когда Ульрих вернулся домой с радостным известием. Она очень нравилась себе в роли жены архитектора. Пусть даже это была всего лишь роль, которую она играла, Афра лелеяла надежду, что ее жизнь станет несколько более упорядоченной.
Послепасхальные дни, и иногда даже ночи, Ульрих проводил в строительном бараке, располагавшемся в одной из боковых капелл собора. Там мастер Ульрих фон Энзинген дорабатывал свои планы и старые чертежи мастера Эрвина. Они довольно сильно пожелтели, но, тем не менее, дали Ульриху очень ценную информацию: кафедральный собор был построен частично на фундаменте старого строения, вторая половина покоилась на толстых ясеневых сваях, вогнанных в землю на тридцать футов.
К сожалению, мастер Эрвин не учитывал башни собора. Или же он так запутался в своих расчетах, что пренебрег вопросом, где и как строить башни.
В один из последующих дней Ульрих в сопровождении Афры поднялся по ступенькам балюстрады над западным порталом. С собой у него были деревянная доска и отвес. По сравнению с кафедральным собором Ульма, где шаткие лестницы сильно затрудняли передвижение, здесь подъем по лесам доставлял почти что удовольствие. Сверху открывался вид, как с высокой горы. Отличие было в том, что эта гора находилась в центре города. Далеко под ними улицы напоминали нити паутины. Острые крыши домов походили на взмывавшие вверх палатки. Большинство крыш были покрыты соломой или деревом и постоянно подвергались опасности пожара. Отсюда, сверху, можно было заглянуть в некоторые трубы. С юга возвращались первые аисты; они были заняты тем, что строили свои гнезда на самых высоких крышах. С нефа открывался вид на зеленые пойменные луга Рейна - огромная река искрилась в полуденном свете.
Ульрих тронул Афру за плечо. Он закрепил шнур с отвесом на деревянной палке, как на крючке. С внешней, обращенной к югу платформы архитектор перебросил крючок с отвесом через парапет. Потом Ульрих аккуратно опустил отвес между пальцев, пока он не коснулся земли.