Всех, кто был в театре, стали тщательно проверять. Документы у Ирины были в порядке. Ивлева тоже отпустили. На улице он сказал:
- Напрасно не захватили листовку.
- А что в ней интересного? - удивилась Ирина. - Меня это не касается.
- Ну как же. Ведь это наши действуют…
- "Наши"! Кого вы имеете в виду?
- Патриотов. В городе их много…
- Ну, что вы? Откуда? - пожала плечами Ирина.
На следующий день неожиданно в медпункт пришел Ивлев: весь в синяках, глаз затек, левое ухо надорвано - кровоточило.
Пока над ним хлопотала медсестра, Петр храбрился:
- Напоролся на бандюг. Хотели пальто и часы снять. Но я им наподдавал! Несколько приемчиков провернул - и пятеро не устояли.
- Вы к тому же боксер? - поинтересовалась Ирина.
- Есть немножко. В кружке занимался. Пусть благодарят бога, что ноги унесли.
Медсестра съехидничала:
- Мой знакомый хвастался: "Вот дал я им, чуть живым выбрался".
Ивлев не уловил иронии:
- Я все равно найду их. Поодиночке… мокрого места от них не останется. Не с тем связались…
- Заприметили? - поинтересовалась медсестра.
- Где там, темнища! Да уж найду!
Дома Ирина рассказала о ночном происшествии с Ивлевым.
Когда мать и Сашко ушли в свою комнату, Костя признался Ирине, что ее "ухажера" припугнули ребята из его боевой группы: не ходи, мол, где не положено, иначе ноги обломаем!
□
Безвозвратно уходили наполненные горечью и тревогами дни, недели. У Надежды Илларионовны ныли руки, ноги, ломило в позвоночнике. Днем крепилась, а ночью не спала и, чтобы обмануть боль, думала о детях.
Замутнело окошко, на потолке обозначилась трещина. Надо бы замазать, да мела нет. Другие заботы изнуряют. Базар, как кость обглодали - никакого привоза. В магазинах мыши от голода дохнут. В доме холодно, топка на исходе.
Осторожно, чтобы не скрипнула обвисшая сетка кровати, она встала. Холодно на кухне. Измельчила потрепанный учебник: на подтопку хватит. Нет, видно, без угля не обойтись, а ведь в сарае его осталось не более двух ведер. Накинула фуфайку.
Просветлело окно. "Что-то день принесет? Добра ждать - себя обманывать. Я-то свой век - худо ли, хорошо ли - свековала. Дети, дети-то как?.. Куда же совок запропастился?"
Запылает огонь в печке - на душе уютнее станет. Нашелся совок. Выпрямилась, выглянула в окно - обомлела. Из приземистой двери катуха, в котором до войны откармливали кабана, на четвереньках вылез человек. И что ему там приглянулось: красть-то нечего? А он встал. Осмотрелся и быстро перемахнул через ограду на улицу. "Батюшки, да это же Ивлев!" - признала парня Надежда Илларионовна.
Когда Ирина проснулась, мать тихо сказала:
- В катухе твой "ухажер" дежурил. Следит, кто к нам придет.
Ирина догадалась, о ком речь.
- Ничего, мама, не волнуйся. Надо только не показывать виду, что мы все о нем знаем. А то другого, похитрее, к нам подошлют.
Мать в знак согласия кивнула головой. Оказывается, дети-то не так просты. У них все наперед предусмотрено.
- Но как же, доченька, сдюжишь?.. Может, тебе уехать куда?
- Нельзя. Это только вызовет еще большие подозрения. На меня… На всех… - Ирина прильнула к груди матери. - А я выдержу, мама.
Через несколько дней Ивлев с сияющей улыбкой прибежал к Ирине в медпункт. Он был в рабочей спецовке.
- В вашем полку прибыло, - с порога сообщил он. - Невмоготу стало по селам шататься, клопов кормить. В депо устроился, нарядчиком.
У Ирины сжалось сердце. Она догадалась, на что рассчитывает Ивлев. Нарядчик непосредственно связан с людьми: комплектует поездные бригады, выдает маршрутные листы, учитывает труд. От него зависит заработок паровозников: то припишет лишние часы, проведенные на линии или на маневрах, то зачтет несуществующий ремонт локомотива. Машинисты и помощники стараются ладить с нарядчиком, при случае угощают, даже зовут в гости. Да, путь к рабочим выбран самый верный…
- С трудом должность получил, - доверительно продолжал Ивлев. - Пришлось кое-кого немного подмазать…
"Нужно немедленно предупредить Петра Петровича, Маслова, всех наших, - пронеслось в мыслях Ирины.
- О, здесь у вас совсем другое дело, - не унимался гость. - Вот почитайте. - Он склонился над столом: - Стоящий документик!
Перед Трубниковой он положил напечатанный листок - очередное сообщение Совинформбюро. По типографскому шрифту, неровным прыгающим строчкам узнала: делал Сема.
- Верный человек дал, - расплылся в улыбке Петр.
- Кто?
"Зачем спросила? - одернула себя. - Эх, зелень зеленая". Не за вопрос выругала, а за интонацию, стремительность, в которых умный сразу разгадал бы личную заинтересованность. Но Ивлев больше был занят собой, своей новой ролью конспиратора, которому доверена большой важности тайна. Изобразив на лице озабоченность, сделал вид, что мучительно думает над ответом.
- Не обижайся, я не вправе назвать фамилию, - наконец проговорил он. - У нас на этот счет очень строго… Я счастлив, что мне поверили. Ух, и развернусь же теперь!
"Кто же доверился? - гадала Ирина. - А может, это просто провокация?" Ни единым мускулом не выдала той борьбы, которая в ней происходила.
Вечером Ирина рассказала Косте о поведении Ивлева. Брат был уверен, что это провокация. Такой листовки в депо еще не было. Видимо, полиция поспешила вручить Ивлеву листовку, найденную на каком-нибудь заводе. Константин одобрил решение Ирины пойти к шефу паровозного депо.
Шеф встретил Ирину с каменным лицом. Через переводчика она сообщила: новый нарядчик приходил с подстрекательской листовкой, ведет подрывные разговоры. Немец выслушал безучастно, не спуская с нее тусклого, бесцветного взгляда. Уточнив фамилию подстрекателя, поблагодарил за помощь, надменным кивком дал понять, что аудиенция окончена.
После посещения шефа Ирине было не по себе. Что-то сдавило горло и не отпускало. Даже на воздухе не стало легче.
Погруженная в свои думы, она медленно шла домой. Из переулка навстречу вышла Клава. Ирина ее не заметила. Клава догнала Ирину и, как бы в пространство, проговорила:
- На концерте ты была не одна.
От неожиданности Ирина не успела ответить.
- С Ивлевым будь осторожнее, - продолжала Клава. - Он из полиции.
- Меня это ничуть не тревожит, - безразлично ответила Ирина. - Я немцам не опасна, людей лечу.
- Хорошо, что встретились. Мне надо с тобой посоветоваться, - продолжала Клава.
- Со мной? Вот не ожидала…
- Ты же любишь Сему. И я люблю… Мы должны спасти его. Если ты не в состоянии, я помогу. Его ищет гестапо.
- С твоей помощью. Это ты передала им фотографию!
Лунина отшатнулась, словно ее ударили по лицу, и сказала, не подумав:
- Я не хотела, получилось все нечаянно, - призналась она и тут же начала выкручиваться: - Энно насильно ее взял.
- Как ты, Клава, жить теперь будешь? - с грустью сказала Ирина. - Мне жаль тебя.
- Ненавижу! - крикнула Клава. - Всех вас ненавижу!
Прижимая платок к глазам, она скрылась в первом же переулке.
ПРОВЕРКА
Наступила весна, голодная, безрадостная. Метелин по-прежнему жил у Насти. Сысой Карпович ему верил, изредка знакомил с другими полицейскими, выдававшими себя то за агрономов, то за служащих городской управы.
После того как советские ночные бомбардировщики накрыли и уничтожили аэродромы, расположенные вокруг Приазовска, и разгромили эшелон с танками на железнодорожной станции, поиски подпольщиков усилились. Немцы были ошеломлены точной бомбежкой и старались найти тех, кто указывал цели самолетам.
Вскоре Метелин пережил неприятные минуты. В парнике к нему подошел бригадир с незнакомым человеком, в начищенных хромовых сапогах, дымчатом пальто, помятой шляпе.
- Встань, с тобой агроном поговорить хочет, - приказал бригадир.
Семен поднялся, стряхивая перегной с шершавых ладоней. Выпрямилась Настя, другие женщины.
- Фамилия? - спросил резким голосом "агроном".
- Бугров Иван.
- Документы при себе?
- Паспорт в кармане.
- Давай.
Семену стало не по себе. Выхватив из рук паспорт, "агроном" раскрыл его, еще раз глазами ощупал Метелина. Отошел в сторону, из нагрудного кармана достал беленький квадратик в четвертушку школьной тетради. "Мой портрет", - догадался Семен.
- А ну-ка повернись ко мне, Бугров.
Метелин переставил ноги. Он был спокоен, только ладони вспотели. "Агроном" вплотную подошел к Метелину:
- Старовер?
- Мы православные, - поспешила Настя.
- Помолчи. Бороду зачем отрастил?
- Во всем хуторе ни одной бритвы. Да и не свататься ведь мне. На ладан дышу.
Бригадир что-то зашептал на ухо "агроному". Тот отмахнулся, продолжая рассматривать паспорт. Семен ждал - вот-вот гаркнет: "Метелин! Ты-то, голубчик, мне и нужен". На всякий случай приметил в углу тяпки, лопаты. "Прыгну через грядку, схвачу лопату, огрею по башке. Успеет ли он выстрелить?.. Выскочу за дверь, накину щеколду. В парниках окна узкие, застрянет. Нырну в заросли. Пистолет под яблоней".
- Давай справку о болезни… Кровью харкаешь? - зачем-то спросил "агроном".
- Случается и кровью.
С отвращением бросив на корзину паспорт, "агроном" вымыл в ведре руки, круто повернулся к выходу. Бригадир засеменил сзади. У Метелина отлегло от сердца. Когда они вышли, Настя опустилась на колени перед грядками, закрыла лицо руками.
□
На душе у Метелина тревожно. Очередная проверка с фотографией, видимо, все-таки сказалась: Семен до сих пор не мог успокоиться. Ведь все обошлось, чего бы волноваться. Подпольная организация действует. Максим Максимович снова обосновался в городе, на новой квартире. Связь с ним надежная. Молодежные группы непосредственно в поле зрения Метелина. Время от времени они дают о себе знать оккупантам. Правда, первый напор активности несколько спал. Надежды на скорое освобождение не оправдались. Приходится действовать осмотрительнее. Ну что ж, надо продолжать борьбу еще упорнее, еще хитрее… Все это Метелин прекрасно понимал, но спокойствие не проходило. Ему казалось, что он недостаточно активно действует, хотелось выбраться из этого глухого хутора, хотелось вступить в открытый, яростный бой с фашистами.
Еще его очень беспокоила Ирина. Верно ли они решили, что оставили ее на легальном положении? Не лучше ли ей скрыться?.. Впрочем, пока ее не очень донимают. Но долго ли до беды. "Ах, Клавдия, Клавдия, сколько хлопот наделала твоя глупость!"
К дому подъехал Василий Трубников. Вошел, какой-то угрюмый, мрачный, подал Семену конверт.
"Сема! - писала Ирина. - Тебе надо обязательно встретиться с Ружей. Дело не терпит отлагательств. Днем ты работаешь, поэтому давай условимся на вечер. Лучше, если это произойдет в субботу в пять часов в хуторе Красный Лиман. Она будет тебя ждать в магазине. Согласен? Если да, то скажи об этом Василию… Ах, как я соскучилась по тебе!"
Прочитав записку, Семен спросил у Василия:
- Когда в город возвращаешься?
- Рано утром.
- Передай Ирине, что я согласен.
НЕОЖИДАННЫЙ ДРУГ
Семен Метелин настойчиво входил в роль Ивана Бугрова - чахоточного неудачника, апатичного, политически неразвитого, изнуренного болезнью парня из-под Полтавщины. Ходил сгорбившись, еле передвигая ноги, угрюмо глядел на встречных и рядом работающих. В беседах с ними, расхвалив благодетеля Сысоя Карповича, хвастался, сколько вчера или позавчера каждый из них влил в себя "дымки".
Он научился молчать. Прикажет что бригадир, кивнет в ответ головой и беспрекословно приступит к делу. Женщины порой пробовали с ним шутя заигрывать. Семен потупит глаза, теряется, что поощряло их к большему озорству. Так же вел себя и с полицаем, которому нравилось, как он выражался, "начинять чахоточного градусами". Только после известной "начинки" Бугров становился развязным, пел и танцевал, что было явно по нраву Сысою Карповичу.
Сейчас Семен свыкся с избранной им ролью - на улице, на людях без труда держался Бугровым. Только с Василием, Настей или наедине с собой он снова становился Метелиным - рассудительным, подтянутым, деятельным.
В субботу обычной походкой больного человека он проследовал мимо окон деревянных хат. За хутором на горбатом мостике остановился, вслушался в незамысловатую песню мутного ручья.
День играл всеми красками ранней весны. Метелин перегнулся через перила… Спроси через полчаса, о чем или о ком думал сию минуту, он вряд ли ответит. А мысли его были о том вечном и постоянном, что несет человеку природа, независимо от того, кто он и что он. Яркое солнце одинаково обогревает созидателя и разрушителя. Плодами земли питается отец, давший другому жизнь, и убийца, уничтоживший эту жизнь.
Семен протянул руку к вербе, опустившей ветки в струи потока, сорвал набухшую почку, понюхал. Она источала дух пшеничного, свежеиспеченного хлеба. Попробовал на зуб. Вкус мятный, вяжущий.
Цепляясь руками за гибкий кустарник, Метелин по скользкому склону выбрался к полям. Земля парила маревом, плывущим над полями и курганами.
Дыша всей грудью, Метелин шел по бездорожью, напрямик, широко открытыми глазами любуясь на чудо нарождающейся жизни.
Ему, городскому жителю, все в диковинку: и неуемное воробьиное "жив-жив", и хлопоты сорок, свивающих в развилках абрикосов гнезда, и перистые облака, словно сотканные искусной рукой. Да, величественная природа оставалась сама собой, ей нет никакого дела до бед и человеческих печалей.
Семен вошел в хутор, разбросанный вдоль заросшего камышом морского залива. Две его улицы изрезаны оврагами, заполненными водой. На пригорке - каменные коровники, водонапорная и силосная башни. Недалеко пасутся коровы. На них жалко смотреть - кожа да кости.
Магазин, или, по-здешнему, лавка, занимал подслеповатую хату. Направляясь к ней, Метелин не допускал мысли о какой-нибудь провокации.
В лавке, кроме продавщицы, никого не было, покупать, в сущности, тоже нечего. Для видимости спросил махорки. Не отводя глаз от раскрытой книги, продавщица отрицательно мотнула головой. Остановившись на низком крылечке, Семен не знал, что дальше делать. Часы показывали десять минут шестого.
"Что с Ружей, почему опаздывает?" - тревожно подумал он. Она тут же показалась из дверей дома, расположенного рядом с лавкой. Проходя мимо Семена, подала знак следовать за ней.
В хуторе было пустынно, на улицах - ни одной живой души.
Переждав минуту, Семен направился следом. Спустился в овражек. Тропинка нырнула в прошлогодний камыш метровой высоты. Шагов через сто камыш расступился, Семен вышел к лиману. С берега прямо в воду спущено два дощатых настила, видимо для купания и полоскания белья.
Цыганка, тасуя колоду карт, сидела в лодке, наполовину вытащенной на берег. Семен подошел к ней.
- Здравствуйте, Иван Бугров! - улыбнулась она. - Садитесь рядом, роднее станем.
Семен тоже улыбнулся:
- Здравствуйте, товарищ Ружа.
- Так вот ты какой, оказывается, а я то думала… Прямо скажу, на вид невзрачный, обыкновенный крестьянин. Впрочем, ты и на фотографию свою совсем непохож. Долго еще по ней тебя искать будут. А ищут, ох, как ищут… Энно Рейнхельт - твой главный враг, он руководит поисками.
- Слышал о таком, - спокойно ответил Метелин. - Я у себя на Родине, а дома, как говорят, и стены помогают. Я сильнее гауптштурмфюрера.
- Сильнее, - согласилась Ружа. - Об осторожности тоже не забывай.
- Не забываю. Вы почему-то задержались.
- Обычная перестраховка. Правда, Рейнхельт снабдил пропуском, поощряет мои экскурсии по городам и селам. Он меня к розыску Метелина подключил. Вот я и стараюсь, - она криво улыбнулась. - Ищу повсюду, даже в этом хуторе. Только чувствую, что и мне гауптштурмфюрер не полностью доверяет: нет-нет да и пошлет хвост за мною. Да и я осмотрительная. Кое-что у Рейнхельта переняла. Вот и сейчас, поджидая тебя, на всякий случай в хату напросилась, хозяйке погадала, успокоила, кусок сала заработала. Возьми - сгодится.
От сала Метелин отказался.
- Приступим к делу, - сказал он. - Чем я могу быть вам полезен?
- На Южном фронте немцы что-то готовят, - подчеркивая каждое слово, сообщила Ружа, - стягивают силы, в городе появились новые штабы. Нам поручено… - Ружа несколько стушевалась, потом решительно произнесла: - От тебя нечего скрывать. Словом, Сергей Владимирович получил задание… штабу фронта срочно требуется язык.
Метелин и сам заметил, что немцы активизируются, к чему-то фундаментально готовятся: по шоссейным дорогам выставлены патрули, запрещен проезд местному населению, по ночам скрытно к передовой подтягиваются танки, артиллерия. Недалеко от Пятихаток в колхозном саду вырублены деревья, очищена площадка - подготовлен запасной аэродром.
- Просто язык - мало, - проговорил Метелин, - хорошо бы язык в чине.
- Ну, а если штабник? - спросила Ружа. - Подойдет? - И рассмеялась.
- Именно штабной…
- Меня к тебе Ирина направила, - сказала цыганка. - В твоей помощи нуждаемся. Сергей Владимирович неподвижен, я к веслам не способна да и в море заблужусь. А плыть не близко, нас в открытом море катер ждать будет.
- Какой катер? - переспросил Метелин. - Я что-то не понимаю вас.
- Сергей Владимирович условился с командованием, и от них придет катер за Отто Нугелем. Он - майор. Добровольно к нам переходит.
- Фашист! Офицер! Добровольно! - воскликнул Метелин. - Нет, товарищ Ружа, вы бредите!
Насладившись его изумлением, Ружа назидательно пояснила:
- Не все немцы - фашисты, и не каждый офицер - гитлеровец, пора знать об этом, товарищ Бугров… Этот достоин сострадания, Сергей Владимирович поверил ему!
Метелин еще больше встревожился. Сергей Владимирович рискует жизнью не только своей!.. Ну, а если неизвестный Отто Нугель - гестаповец?.. Проникнет в самое сердце подполья. А вдруг он матерый шпион? Используя легковерность подпольщиков, очутится в тылу Красной Армии. Что будет тогда?.. Сергей Владимирович болен, Ружа неопытна. Не клюнули ли они на фальшивую фашистскую приманку?
Поняв, видимо, состояние Метелина, Ружа сказала:
- Чего задумался, товарищ Бугров?.. Понимаю, за легкомысленную девчонку меня счел: где, мол, цыганке с немецким офицером тягаться!.. Ошибаешься: научилась распознавать где свой, а где враг, - улыбнулась она. - Но мы засиделись, а я тороплюсь. От имени Сергея Владимировича я обращаюсь к вам с настойчивой просьбой: выделите нам гребцов, знающих море. Только и всего.
- За людьми дело не станет, - пообещал Метелин. - Кто он, этот Отто Нугель?
- Ты, товарищ Бугров, вынуждаешь меня на подробности. Я свыше пяти месяцев с ним встречаюсь. Этого достаточно?
- Несколько нескромный вопрос… Я хотел бы знать, как вы познакомились с ним? Если можно - все, как было.
- Познакомилась я с Отто в казино. Вначале нас сблизило то, что он сносно говорил по-русски. Ну, танцевала с ним, когда Рейнхельт отсутствовал. И вообще он мне показался не таким, как другие немцы.