На обратном пути в Приазовск он еще раз проверил боеготовность частей. Побывал и в землянках. Ничего не скажешь - жилища солдат отстроены с завидным комфортом. Стены обиты фанерой, на нарах - перины. Да, приказ фон Клейста и в этой части исполнен с педантичностью. У жителей Приазовска, окрестных станиц, сел реквизированы ковры, одеяла, полушубки, валенки. Говорили, что русская зима - союзник большевиков. Теперь пусть лютует мороз, снег засыпает окопы, немецким солдатам это не помеха: в землянках тепло и уютно.
□
Взметая искрящийся на солнце снег, бронированный автомобиль промчался мимо одноэтажных домов Северного поселка, проследовал по проспекту, обсаженному каштанами, свернул на боковую улицу, остановился у трехэтажного дома, выложенного зеленой плиткой. В нескольких метрах позади затормозил бронетранспортер с автоматчиками и зенитной установкой.
Часовой суетливо открыл ворота. Бронемашина вкатилась в четырехугольный асфальтированный двор, очищенный от снега, остановилась у боковой резной двери.
Санаторий был выстроен еще до революции предприимчивым врачом-немцем. Лечились здесь от ожирения купцы и их жены. Предприятие процветало, потому что хозяину удавалось путем изобретенной им системы быстро сгонять жир с клиентов. При Советской власти в здании, увитом плющом, разместился санаторий для сердечных больных. Сейчас в нем хозяйничали высшие чины немецкой армии.
По винтовой лестнице генерал поднялся на второй этаж. Сзади неотступно следовал адъютант. Сбросив на его руки шинель, подбитую беличьим мехом, повесив на оленьи рога фуражку, Вольферц вошел в кабинет, уселся в качалку, закрыл глаза.
Отдохнуть не дали. Вошел лысый, сухопарый адъютант с толстой папкой. Вольферц болезненно поморщился, пересел за письменный стол. Началось самое нудное из всех занятий - чтение и подписывание бумаг.
Часа через два, когда с бумагами было покончено, генерал осведомился:
- Что в городе?
- Все то же… тревожно.
- Конкретнее!
- Из строя выведена электростанция, три высоковольтные линии, из-за неисправности паровозов эшелоны оседают на перегонах. Снова появились подстрекательские листовки. За неделю сгорели два бензохранилища.
- Партизаны?
- Больше некому.
Генерал поморщился, потом спросил:
- Я приказал откомандировать в мой штаб гауптштурмфюрера Рейнхельта. Прибыл ли он?
- Несколько дней тому назад прибыл.
- Пришлите ко мне.
Адъютант поспешно вышел, и вскоре в кабинете появился тот офицер, которому цыганка гадала у базара, называла джамадуром, князем и даже златокудрым ангелочком.
Генерал ласково оглядел новенький его мундир, выбритое, надушенное лицо и невольно улыбнулся. Да, Энно Рейнхельт - его слабость. В нем он любил себя, свою молодость, годы, которые не вернешь. Рейнхельт был привязан к генералу, со свойственной юности эгоизмом эксплуатировал чувства старого отцовского друга. По-сыновьи участливо он осведомился:
- Здоровы ли вы? Вы были на передовой, участвовали в бою? Я так тревожился за вас, мой генерал.
- Хорош! - восхищенно проговорил генерал. - Надеюсь, что тебя многому научили прежние мальчишеские выходки и ты больше не заставишь краснеть меня?
Рейнхельт растроганно сказал:
- Я не знаю, как и благодарить вас, мой генерал.
Вольферц махнул пухлой рукой:
- Не надо. Это я сделал ради твоего отца. Кофе хочешь?
- С удовольствием.
На столе появились кофе, ликер и бисквиты. Блаженно предаваясь отдыху, генерал заговорил:
- Я хотел бы тебе рассказать о совещании в ставке, где я имел честь быть. - Генерал достал свои записи. - По-моему, именно сейчас полезно тебе узнать о нем подробнее. Там как раз и была предопределена участь России. "Мы хотим добиться того, чтобы на Востоке жили люди исключительно чистой немецкой крови", - говорил Гиммлер. В третий рейх включаются Прибалтика вплоть до Двины, Поволжье, Кольский полуостров, Крым и районы севернее него… Кстати, со временем фюрер намеревается поселиться в Ливадии, в бывшем царском дворце… Одессу, Бессарабию отдаем Румынии, Ленинград сравнивается с землей, а его территория отходит финнам. Все остальные районы России подвергаем оккупации. Рейхскомиссаром Москвы и области назначен Каше.
- Лакомый кусочек.
- Позавидовать есть чему… - Генерал раскрыл кожаную папку. - С программной речью выступил сам фюрер. Проблему русских он решает так: или полное уничтожение как народа, или германизация той его части, которая имеет явные признаки нордической расы… Речь, как ты понимаешь, идет не только о разгроме государства с центром в Москве. Достижение этой исторической цели не исчерпывает полного решения проблемы. Дело заключается скорее в том, чтобы разгромить русских как народ, разобщить их.
- И мы это делаем.
- Да, мой мальчик. Нам еще раз напомнили о неукоснительном исполнении "Генерального плана ОСТ", разработанного Розенбергом. Главная цель - биологически истребить русских. Здесь я и подхожу к тому, что имеет прямое отношение к сфере твоей новой деятельности.
- Слушаю, мой генерал.
- Фюрер прозорливо заметил, что партизанская война, начатая русскими, дает возможность истреблять всех, кто идет против нас, более того: всех, кто неугоден нам. - Генерал воодушевился. - Фюрер сказал, что мы не допустим существования каких-либо вооруженных сил до Урала. Безопасность рейха будет обеспечена лишь тогда, когда здесь не останется чужеземной, кроме нашей, военной силы. Охрану этого района от всех возможных угроз берет на себя Германия. Железный принцип на веки веков: никто, кроме немца, не должен носить оружие.
- Гений Фридриха говорит устами нашего фюрера! - восторженно воскликнул Рейнхельт.
- Фюрер подчеркивает, что этот принцип для нас особенно важен. На первый взгляд кажется, проще привлечь к военной помощи какие-либо другие подчиненные нам народы. Но это ошибка. Рано или поздно их оружие обратится против нас самих. Только немец может носить оружие - не русский, не чех, не казак, не украинец… Так мы станем неограниченными властителями континентальной Европы.
- Какие слова!.. Об этом мечтали наши предки.
- Легкой победы я не предсказываю, мой мальчик. Если не мы - они нам гребет сломают. Середины тут нет… И предвижу огромные испытания. - Генерал нервно перебирал бумаги. - Да, где же эта… ах вот она! Ознакомься.
Рейнхельт взял циркуляр. Пока генерал мелкими глотками допивал кофе, он пытался вникнуть в сущность важного документа. В нем предписывалось любыми средствами ослабить русский народ до такой степени, чтобы он не помешал установить немецкое господство в Европе вплоть до Урала.
Душа Рейнхельта ликовала. В отличие от Вольферца, он никому не завидовал, не гнался ни за чинами, ни за орденами. У него была своя страсть: в молодости так пожить, чтобы в старости было о чем вспомнить. Поход на Восток открывал для этого неограниченные возможности. И не только потому, что предоставлял власть над людьми, еще и потому, что он знал, чего добивается. Вот закроет глаза и как наяву видит: до самого горизонта колосятся нивы, в ковыльных степях выгуливаются бессчетные овечьи отары, табуны златогривых коней. На берегу теплого моря к заоблачным высотам взметнулись каменные башни замка. И нивы, и отары, и табуны, и замок, и вся округа, пока видит глаз, принадлежат ему, Энно Рейнхельту. Перед ним снимают шапки, ему кланяются в ноги. И что он сказал - закон!
Вольферц прервал его грезы. Тяжелой походкой измеряя кабинет, генерал говорил о том, в чем убедила недавняя поездка на фронт.
- Уже сейчас мне видно, - откровенничал он, - что молниеносной войны не получилось. Значит, надо менять тактику. Без крепкого тыла русских не одолеть. И вот что я предвижу: потребуется не только кнут, но и пряник. Мы пришли в непонятную нам страну, с ее особым укладом жизни, с необычными нравами, наконец с чуждыми нам идеями. Если мы хотим здесь властвовать веками, то об этом надо сейчас позаботиться. Что касается меня, то я бы из всех русских отобрал элиту, обласкал, подкупил бы ее жизненными благами, сделал бы верными слугами…
Генерал говорил долго и нудно. Рейнхельт потерял всякий интерес к его речи. Но Вольферц этого не замечал, ему хотелось высказаться, и он целиком был поглощен своими мыслями.
- С партизанами и подпольщиками пора кончать. Теперь этим делом займешься ты, мой мальчик. Я хочу, чтобы ты стал, как говорят русские, моим оком в этом беспокойном городе.
Рейнхельт расцвел от столь неожиданного предложения.
ПЕРВЫЕ ОШИБКИ
С того времени, как над городом нависла угроза немецкого нашествия, Лукич - отец Юрия Маслова - стал сам не свой. Вернувшись с завода, отказывался от чая, спешил во двор. Опершись о забор, с тревогой следил за тем, что происходит на улице.
А мимо, по Атаманскому шляху, ползли тракторы, комбайны, арбы с тентами, откуда выглядывали испуганные женщины, дети. По обочинам мальчишки гнали стада коров, отары овец, косяки лошадей.
Шли и ехали. Днем и ночью. С запада на восток.
Через полмесяца по тому же шляху из глубины смердящей гарью степи, поддерживая друг друга, потянулись раненые солдаты, командиры. Усталые и злые, они торопливо проглатывали молоко, яйца, мясо - все, что выносили им женщины. В благодарность кивали головами и сливались с клубами желто-серой пыли, окутывавшей горизонт.
В те горестные дни вызрела и окрепла между отцом и сыном немногословная мужская дружба.
Что пережил, передумал тогда старший Маслов - неведомо, лишь на лице прибавилось несколько морщин, да смолистые волосы подернулись изморозью. Заводское начальство распорядилось отправить Маслова на Урал. "Вот демонтирую оборудование, тогда…" - воспротивился он.
Жена Лукича тоже решила остаться. "Куда я без тебя, - сказала она, - ведь вдвоем сподручнее". Старик вспылил: "А что, если?.. До тебя ли мне будет. Одной голове ладу не дашь!" Жена спокойно, как о давно решенном, ответила: "Уж как-нибудь… А если неустойка - в горы, к Айтеку уедем".
В горы уйти им не удалось. Лукич скрепя сердце вернулся на завод.
Сегодня Лукич вернулся с работы веселым, подойдя к Юрию, лежащему на кровати, спросил:
- Все лежишь? Мохом скоро обрастешь, - и протянул сыну небольшой исписанный листок. - Вот прочти да мозгами раскинь, что к чему.
Юрий с жадностью стал читать текст, напечатанный на машинке: "К тому, кто с пламенной душой…" То была листовка подпольного горкома комсомола. В конце - крупная приписка: "Прочти, перепиши и передай товарищу". Юрий бросился на кухню:
- Папа! Где взял?
- На улице подобрал.
Юноша еще раз прочитал листовку. Достал ученические тетради, химический карандаш и, торопясь, принялся переписывать прокламацию. Писал почти всю ночь.
Утром мать не обнаружила сына в комнате. Со двора доносились глухие удары. Взглянув в окошко, позвала:
- Лукич, полюбуйся.
Юрий копал заскорузлую землю под деревьями.
- Оттаял, - обрадовался отец.
Бережно перебрав листки, исписанные четким почерком сына, он скрытно от жены сунул их в чемоданчик с провизией. Во дворе похвалил:
- Молодец, сынок.
В полдень Юрий переоделся и, захватив диплом и паспорт, отправился на станцию. Начальник депо, узнав через переводчика, что Маслов по профессии техник-котельщик, обрадовался:
- Карош рус. Ощень карош!
- Я хотел бы работать помощником машиниста. Вот свидетельство.
- Сейчас паровозов мало, вот прибудут из Европы - тогда пожалуйста. А пока направим слесарем.
Выслушав переводчика, Маслов согласился.
На третий или на четвертый день работы он встретил около депо Ирину Трубникову. Оказывается, она служила совсем недалеко, в привокзальном медпункте.
Чтобы чаще встречаться с врачом, Юрий обжег себе руку. Лечила его Трубникова. Во время перевязок им раза два удалось поговорить наедине. Нетерпеливый Юрий шел напролом, спрашивал, как связаться с подпольным комитетом, от имени которого в депо появляются листовки. Ирина переводила разговор на другое.
Однажды она спросила:
- Ты регистрировался как комсомолец?
- Нет!.. Но билет ношу с собой. - Из потайного кармана достал комсомольский билет.
Девушка покачала головой с таким видом, словно перед ней находился опасно больной.
- А вот это напрасно. Надо быть предельно осторожным. А если я донесу?
- Не донесешь! Сама меня в комсомол рекомендовала.
- И чуть со стыда не сгорела. Забыл?.. Там, в горкоме, на бюро, когда принимали в комсомол?
Конечно, превеликий тот конфуз он хорошо помнит. Отвечая на вопросы, увлекся, принялся руками размахивать. Из-за пазухи выпорхнули два голубя. Ударившись о стекла, метнулись к потолку. Посыпался пух. Присутствовавшие на бюро вскочили, кинулись ловить птиц, Секретарь горкома Семен Метелин звонил колокольчиком - не помогло. Открыв окно, размахивая "Огоньком", выгнал голубей из кабинета.
Кое-кто из членов бюро склонялся к тому, чтобы воздержаться от приема Маслова в комсомол: несерьезный, мальчишество не перебродило. Пока шли прения, с улицы доносилось утробное: угу-у, угу-у. Метелин повернулся к окну. У открытой форточки сидели голуби, склонив головки, заглядывали в комнату, будто подавали знак хозяину: ждем, мол. Семен от души рассмеялся:
- За него ходатайствуют. Давайте примем, иначе тигров в горком приведет. От такого всего жди.
Сейчас пути их снова скрестились. Она вручила Юрию пачку листовок и попросила пронести в депо.
С тех пор он регулярно доставлял паровозникам листовки. Но такая работа его мало удовлетворяла. Он требовал боевых заданий, а Ирина не спешила.
Наконец однажды она сказала ему:
- Нам нужен динамит. Он есть на складе, что против водокачки. Достать его поручено тебе.
Юрий обрадовался: вот это настоящее дело. Трубникова указала точное время смены часовых и посоветовала, как легче проникнуть на склад…
Ночь выдалась сырая, ветреная. Низкие тучи заволокли небо. По крышам разгуливал ветер. Юрий пробрался в водокачке, лег на землю, по-пластунски пополз к сараю. В воронке от авиабомбы замер. Глаза привыкли к темноте. Различил очертания сарая. Подполз ближе. Стал ждать.
Показалась черная фигура часового. Держа наготове автомат и часто озираясь по сторонам, немец тихо напевал заунывную песенку. Прошелся до угла сарая и повернул обратно.
Когда часовой скрылся за противоположным углом, Юрий бесшумно перебежал к стенке сарая… Часовой приближался. Юноша затаился, сжался в комок. Цок, цок - стучали о булыжник кованые сапоги. На лбу Юрия выступил пот. Снова: цок, цок… Юрий слышит астматическое, с присвистом, дыхание. Дойдя до угла, немец повернул обратно. Не теряя ни минуты, Юрий метнулся вперед. На голову часового обрушился лом. Тело врага обмякло, откинулось назад, бесшумно свалилось к ногам.
Маслов кинулся к тому месту, где днем заметил небольшое окно. Подпрыгнул, ухватился руками за выступ досок, приподнялся и перекинул ногу в окно, осторожно опустился в темный сарай. Посередине сарая нащупал ящик, оторвал доски. В нем находились небольшие тяжелые бруски…
На работу Юрию Маслову предстояло выходить во вторую смену, раньше положенного времени появляться в депо строго воспрещалось. А Юрию хотелось скорее узнать, что произошло после ночной его вылазки. В привокзальном скверике заметил санитарку, из медпункта. Она сидела на скамейке, вытирала платком слезы.
- Тетя Маша, что случилось? - спросил Маслов.
- Эсэсовцы двух круговщиков расстреляли при мне. Из автоматов как рубанут.
- За что?
- Ночью часового кто-то убил. Они и взбесились.
Юрий снял кепку, помолчал.
- Ирина Ивановна знает?
- Она еле жива. Будто саму ее…
В депо узнал еще одну печальную новость. Арестована вся ночная смена службы движения - дежурный по станции, стрелочники, составители поездов. Их ждет та же участь, что и рабочих поворотного круга.
Большой кровью заплатили железнодорожники за три пуда взрывчатки.
□
В одну из стылых ночей сильный взрыв потряс улицы. Накинув на плечи шаль, Надежда Илларионовна выбежала во двор. Небо над северной окраиной полыхало зловещим заревом. Глухо доносились новые взрывы. Во двор выскочил заспанный Василий.
Он минуту прислушивался к взрывам, потом, схватив мать на руки, закружился на месте.
- Брось, ушибешь!
Опустив ее на землю, Василий возбужденно прошептал:
- Наши действуют. Склад боеприпасов - к едрене фене.
- Неужто?
- Как пить дать, склад… Вчера товар в ту сторону возил. В магазин.
- Ой, что теперь будет!
- Не простят… Лютовать будут. Я-то их знаю.
- Настенька-то как? До ее хутора оттуда рукой подать.
- Она спит сном праведницы.
- Сюда б забрал. Вместе оно…
- Брось, пожалуйста! У нее ж корова. В хуторе сытней, а у меня лошадь: захочу - заверну, захочу - мимо проеду. Я у начальства в большом доверии, и документы мне Клава верные выправила.
- Дома и углы помогают.
- У нее свой дом.
Василий насупился. Он понимал, чего хочет мать - подавай невестку под ее кров. Боится, что опять выйдет, как с Галей… Ох и помотала ему нервы Галина: два года веревки из него вила. Хорошо, что детей не завели.
Чтобы переменить неприятный разговор, Василий поинтересовался:
- А где Костя, Ирина?
Надежда Илларионовна знала, что дети к Поляковым в гости пошли, а про себя подумала: "А так ли?.. Не их ли рук дело - взрыв склада?.." Но Василию надо что-то ответить. Густо покраснев (хорошо, что было темно), сказала:
- Сама беспокоюсь. К кому-то на именины пошли.
- Зря волнуешься, - успокоил Василий, - там, наверно, и заночевали.
- И что это за жизнь: чуть где припозднился, там и оставайся на ночь. Даже домой пойти нельзя. - Мать тяжело вздохнула: - Значит, так и будешь жить на хуторе, а дома, как в гостях, - раз в неделю?
- Да, пока, видимо, придется так. И с лошадью там удобнее, сено рядом.
- Это верно. Конечно, работа у тебя неплохая. Держись ее, Вася. Продавать-то почти стало нечего - помогай.
- Знай… Я им, сволочам, наработаю…