□
С рассветом Ирина и Костя поспешили на работу. Семен и Василий, пока хозяйка готовила завтрак, обстоятельно поговорили. Василий рассказал, как попал в окружение под Минском. Немецкие автоматчики погнали пленных на запад. Ночевали у речки. Перед рассветом, Василий забрался в воду и, опустившись на дно, дышал через камышину, пока не ушла колонна. Крадучись, пробрался через всю Украину к себе домой.
- Не хочу отставать от меньшого брата, - твердо сказал Василий. - Окажи доверие, не отталкивай. У меня лошадь и пропуск во все концы города…
- Лучше не придумаешь, - одобрил Семен, - запоминай штабы, склады с горючим, квартиры генералов.
- Эх, план города раздобыть бы.
- Тебе он ни к чему: данные передавай Ирине, а она знает, что с ними делать.
- А я думал - тебе…
Помня наказ Максима Максимовича всегда быть предельно осторожным, Метелин схитрил:
- Меня в городе не будет.
- Значит, повоюем, - потирал руки Василий. - А то я совсем захирел.
Уезжая, Василий наказал Насте получше накормить гостя и до темноты не выпускать из дому.
Днем Метелин вышел в сенцы. Отсюда одна дверь вела в коровник, другая - в катух к кабану, третья - в сарай, где дрова и сено. Заглянул в сарай, увидел деревянную лесенку в погреб.
Дом построен удобно: под одной крышей расположены все хозяйственные службы… Забрался на чердак - весь хутор как на ладони. Он разместился в Безымянной балке, вдали от проезжих дорог. Крутые склоны балки сплошь заросли колючим терном. Название свое - Пятихатки - хутор и впрямь оправдывал. Семен насчитал семь домов. Их камышовые крыши прятались под высокими фруктовыми деревьями. По дну балки протекает ручей.
В Пятихатках живут огородники. До войны это было небольшое подсобное хозяйство комбайнового завода. Вокруг города, по берегам лиманов, рек, по балкам, разбросано несколько десятков таких хуторов. Некоторые из них были построены еще до революции богатыми казаками, державшими рыбный промысел, или скотопромышленниками, содержавшими на вольном степном выгуле отары овец или косяки лошадей. Другая часть хуторов возникла при Советской власти, когда была поставлена задача, чтобы каждый завод, фабрика для столовых выращивали свежие овощи, имели свое молоко и мясо. Сейчас в таких хуторах остались лишь женщины с детишками да убогие старики.
"Самое подходящее для типографии место, - прикинул Семен, осматривая Пятихатки. - Только согласится ли Василий?.. Не испугается ли Настя? Да и мне самому неплохо бы здесь поселиться".
В тот день к Трубниковым прибежал заплаканный Витька: повесили его отца, тестя Михаила Полякова. На груди прицепили фанеру с надписью: "Взрыватель моста. Это ждет каждого партизана".
Шестидесятилетний старик служил сторожем на железнодорожном переезде. Взяли его прямо с работы.
Надежда Илларионовна тяжело вздохнула:
- Господи, погляди, что творят ироды на земле. Если ты есть, порази не гневом, а огнем этих окаянных фашистов…
Вечером Ирина заметила на кухне икону. Надежда Илларионовна не верила в бога, в церковь не ходила. Кивнув на угол, спросила:
- Мама, зачем это?
- Доченька, икона хлеба не просит. Нехай. Может, там, - указала пальцем на потолок, - и есть что, может, услышит материнское проклятье…
Ирина грустно улыбнулась.
- Черепичная крыша там, мама, - тихо сказала она.
Надежда Илларионовна неопределенно махнула рукой.
НОЧЬ В РАЗВАЛИНАХ
Сашко просто бредил подземельем контрабандистов. С верным дружком Витькой не раз облазил развалины санатория, но ничего не обнаружил. Не встречали они и самой цыганки ни на базаре, ни на улице. Ежик решил, что она куда-нибудь уехала, но сестра вдруг сообщила, что цыганку на днях видели в казино: песнями допоздна забавляла господ офицеров.
Ирина опять попросила брата последить за цыганкой: что делает, куда ходит, с кем встречается. Сашко активизировал свои действия. Однажды он спросил у матери разрешения переночевать у друга, а Витька, в свою очередь, заявил дома, что заночует у Трубниковых.
Такое отчаянное решение возникло у них не сразу и не без основательных причин. Дело в том, что в тот день Сашко снова встретил цыганку и не просто встретил, а даже говорил с ней. Правда, этот разговор нельзя было назвать приятным, даже наоборот…
Отважившись еще раз осмотреть лестничную площадку разрушенного санатория и, наконец, найти, вход в его таинственные подвалы, Сашко обследовал каждый камень, каждую трещину в стене, но, как и раньше, ничего не нашел. Усталый, раздосадованный, присел, соображая, что бы такое еще предпринять. Сколько прошло времени - не помнит. В плечо его угодил ком штукатурки. Задрал голову - обомлел: на подоконнике стояла цыганка, в модной шляпке, в новом зеленом пальто.
- Опять ты!
Мальчик быстро нашелся:
- Тетенька, я за досками… мама послала: печку нечем топить.
- Врешь! На базаре - тоже доски?.. А в парке?.. И здесь ты уже не первый раз… Если попадешься, пожалуюсь офицеру, он найдет для тебя подходящее местечко… - И, по-кошачьи мягко спрыгнув на землю, прошла мимо смущенного Сашко.
Если по-честному, он вовсе не испугался, сделал лишь вид. А когда она отошла подальше, даже огрызнулся:
- Это для тебя и для твоего офицера скоро найдется подходящее местечко! - И побежал домой.
Тогда-то он и решил… Едва стемнело, Сашко и Витька кружным путем выбрались на центральную улицу и притаились в парадном, напротив ярко освещенного подъезда казино.
Сначала сидеть была скучно, ребята маялись, не зная, чем бы занять себя. Но вот к казино стали подходить офицеры, подъезжать машины… Изредка мелькали женские фигуры.
- Смотри, смотри, четвертая, пятая… Вот предательницы, - возмущался Ежик.
Подъехал "ганомак". Из него выскочили двое мужчин в штатском и две девушки. Машина отъехала, одна из девушек обернулась, что-то крикнула шоферу и, подхватив под руку мужчин, пошла в казино.
Ежик так и вцепился в плечо друга:
- Глянь, это же Клавка! Ну да - она… Вот гадина!
Мальчишки долго молчали. То, что они увидели, их поразило. Ну, ходят там всякие, незнакомые, цыганка и такие, как она. Но эту-то они хорошо знали… Как же это? Как она могла?..
Подавленные, они почти не разговаривали. Двери казино открывались и закрывались. Оттуда доносились музыка, отрывки песен, звон посуды.
Им захотелось есть. В надежде раздобыть что-нибудь опять сунулись к швейцару Тимофею. Сердобольный старик толкнул их за занавеску, дал по тарелке каши.
Вечером ресторан выглядел празднично. Столики почти все были заняты. Гремел оркестр, кружились пары.
Не обошлось и без Ружи, окруженной всеобщим вниманием. Самолюбивому Энно льстило, что его дама производит впечатление.
Сашко вздрогнул от звонкой отрывистой команды, будто щелкнули кнутом. Смолк оркестр. На эстраду выпорхнула Ружа. Под аккомпанемент Рейнхельта, раскачиваясь, запела:
Пою я песню перед вами,
Пляшу, резвлюся, как дитя.
Довольны ль мной? Скажите сами,
Собой же не довольна я!
Офицеры с бокалами ринулись к эстраде, подхватили певицу на руки. Тимофей воспользовался сутолокой, выдворил Сашка и Витьку за дверь.
Мальчики собрались разойтись по домам, но к подъезду подкатила немецкая машина.
Через несколько минут показалась цыганка с Рейнхельтом. Ребята так и впились в них глазами. Офицер предложил ей машину. Цыганка послушно села. Офицер что-то сказал шоферу, тот пожал плечами, развернул машину и поехал в сторону санатория.
- Он, наверно, подвезет ее к развалинам, - сообразил Сашко.
- Тю? Зачем? - удивился Виктор. - Разве она там живет?
- А где же? - в свою очередь, спросил Сашко.
- Ну, где-нибудь… в целом доме, - простодушно ответил Виктор.
- А чего же она все время крутится в этих трущобах?.. И корзины туда таскает. И переодевается там… - не согласился Ежик. - Побежим посмотрим: тут что-то нечисто.
Ночью развалины санатория выглядели совсем иначе. Обойдя вокруг все здание - не видно ли где света, ребята долго не решались войти внутрь.
Пробравшись между плитами, увидели незакрытую дверь, железные ступеньки.
- Ну да, подвал. Вот здорово!
Подвал оказался самым обыкновенным. В беспорядке разбросаны пустые бочки, какие-то ящики.
Совсем близко что-то зашуршало. Послышался писк, грызня. Витька схватил обеими руками дружка:
- Ой, что это?
- Крысы.
- Они на нас не нападут?
- Перехитрим.
Сашко любовался собственным героизмом. Засветил фонарь, крысы попрыгали в норы.
- Вот видишь! Они света боятся.
- Пойдем отсюда, Ежик. Ну чего тут еще ждать? Я спать хочу. А тут крысы… - Видно, страх придал ему сообразительности: - Давай в эту бочку влезем. - Он показал на стоящую рядом большую кадушку.
Навалившись животами на край, ребята проворно забрались в кадушку, долго возились, пока на устроились поудобнее.
Прошло минут десять - двадцать. Мальчики молчали. Вдруг по стенам метнулись световые блики. С ручным фонариком показалась цыганка. Ежик приподнял голову. Крысы от света кинулись врассыпную. По-хозяйски осмотрев подвал, она нырнула под лестницу. Оттуда донесся скрежет железа, ржавый скрип. Огонь погас. Ежик толкнул Витьку.
- Не сплю я, чего толкаешься.
Только теперь почувствовали, как им неловко было сидеть: ноги затекли, в плечах ломило. Сашко прошептал:
- Скажи, классно сработали? - И полез из кадушки.
- Куда ты?
- Ход исследуем.
- Какой?
- Цыганкин… Она ведь тут скрылась, я точно запомнил.
- А если вернется?
- Говорю тебе, она живет здесь.
Позабыв о крысах, ребята кинулись под лестницу. Но, как и раньше, ничего не нашли: гладкая стена выложена белыми плитами.
- Сам видел, сюда пошла, - не переставал изумляться Сашко.
- В стенку? - ужаснулся Витька. - Может, она ведьма?.. Колдунья?..
Как мальчики очутились на свежем воздухе и не разбились на лестнице, они потом и сами не могли объяснить. Отбежав от колдовского дома, упали под ограду и еще долго не могли прийти в себя.
Отдышавшись, Витя сказал:
- Пропади она пропадом. Обходить ее буду. Сущая ведьма! Сквозь стенку пролезла…
Прижавшись друг к другу, они дрожали от холода. С трудом дождавшись утра, разбежались по домам. При этом Ежик взял у друга клятву скрыть от всех их ночную вылазку и сам поклялся ничего не говорить Ирине.
МЕТЕЛИН МЕНЯЕТ КВАРТИРУ
Как только Метелин поселился у Луниных, Клава совсем задомовничала: бывало, не удержишь, скучно, видите ли, с родителями, а теперь все норовит в боковушку к Семену попасть - то книгу, то чаю ему принесет.
В субботний вечер Клава подробно рассказала Метелину о переполохе, который вызвал у немцев взрыв моста. Прошло больше недели, а железная дорога бездействовала.
Семен слушал ее заинтересованно. Вдруг до них донеслись голоса со двора. Дотошная соседка Маланья не без притворства сетовала:
- Нескладно получается, Власовна, - живем рядом, а по неделе не видимся. Каждый в своей норе.
- И-и, соседушка, - ответила мать Клавы, - тошно во двор выходить, запустение.
- Все собиралась спросить, что за чернявый молодец у вас появился? Я, грешница, аж залюбовалась: такой статный да пригожий.
У Семена екнуло сердце.
Метелин мысленно выругал себя: "Конспиратор несчастный! Вот к чему неосмотрительность приводит". Клава, приподняв край занавески, выглянула в окно. Маланья стояла у забора, Власовна с пустым ведром - у кучи золы.
- А-а, приезжал… Клавин жених, - вывернулась Власовна. - Раза три приезжал.
- Где же она такого раздобыла? Стройный, лицом белый, городской вроде.
- В доме отдыха познакомились. Еще при Советской власти, - выдумывала Власовна. - Молодым пути не закажешь.
- Сами были такими… А свадьба когда? - выспрашивала любопытная Маланья.
Власовна развела руками:
- Какая теперь свадьба?.. Вот голод надвигается.
- У молодых свое на уме.
- И то правда.
Краска, предательская краска залила лицо Семена. Ему было стыдно взглянуть на девушку. А Клава хоть бы что! Отпрянув от окна, она жарко зашептала:
- Жених мой… Мама угадала: я давно люблю тебя, давно люблю.
С закрытыми глазами искала его губы. Семен еще больше смутился, что это она - шутит или опять за свое?..
- Все книжки читаешь, по ночам к кому-то бегаешь. Я боюсь за тебя, Сема, родной. Сегодня - живы, а завтра - кто знает… - Клава говорила тихо, в ее голосе не было привычной игривости. Наоборот, в нем слышалась давнишняя досада. - И о чем ты все время думаешь?.. С ним говорят, а он молчит и молчит. Тоже мне, Спиноза нашелся. А то не видишь, что возле тебя человек пропадает! И… по твоей вине!..
В коридоре звякнуло ведро. В боковушку протиснулась перепуганная Власовна:
- Беда, Сема…
- Сами слышали, - сердито прервала Клава. - А что, собственно, произошло? Ну, видела и видела, подумаешь!
- Как - что?.. У нее племянник - полицай. Иногда заходит самогонку хлебать. Как бы не напакостила.
- Вечно страху нагоняешь…
Власовна виновато заморгала глазами:
- Я - что… Вам виднее. Пойду ужин готовить, скоро Петрович с Николаем вернутся.
Семен молчал. Клава приблизилась, ее волосы коснулись его щеки.
- Так ты мне ничего и не скажешь?..
- На душе погано.
- Надоело прятаться?.. Я за тебя, Сема, жизнь отдам. Не бойся, верные документы достану: и паспорт, и прописку. Тебя на завод инженером устрою. Можешь вообще не работать. Я скрою, прокормлю. Вдвоем нам хватит. А то давай смоемся. Проживем, где тебя не знают. В переводчицах всюду нуждаются, моя профессия ходовая.
Он грубо сказал:
- Подумай, что предлагаешь… Мне, комсомольцу?
- О комсомоле забудь, у нас нет иного выхода. Не буду работать - в Германию угонят, тебя - к стенке. Насмотрелась, что они там, в жандармерии, творят: кровь стынет. Сегодня человек пятьдесят приволокли без разбора: женщин, стариков. Четверых на базарной площади повесили, толком не узнав фамилии. Для устрашения других. Остальных ночью ликвидируют. Для них, что клопа раздавить, что человека расстрелять - одинаково.
- Не простим мы им… никогда.
- "Мы"… кто это?
- Ты, я, весь наш народ.
Клава присела к столу:
- "Народ"! - это громко. А сколько осталось из тех, кто в гражданскую не уплыл за Черное море? А бывшие кулаки? А обиженные и обойденные? Отец, мать, Николай и я собрались эвакуироваться. Кто о нас позаботился? Никто. Сели начальнички в машины и укатили, свои шкуры спасли, а наши - дубить оставили. Тебя и то бросили, места не нашлось. И мы же виноваты?… Я б сейчас в Ташкенте в институте иностранных языков училась. Мечту у меня убили.
- Надо уметь забывать личные обиды, когда такое творится. - Семен сел рядом с Клавой. Руки Семена, лежавшие на столе, сжались в кулаки. - Откуда у тебя это… Откуда? Училась в советской школе, носила пионерский галстук. Тебе до предательства - один шаг.
- Что ты, Сема? Что ты? - встревожилась девушка. - Нервы сдают, там пристают с глупостями, в поселке - за службу презирают. Разве легко? - она всхлипнула.
Метелин участливо погладил ее волосы. Клава тут же улыбнулась:
- Ты сильный, все можешь. Научи, подскажи.
- В таком деле лучший советчик - собственная совесть. Ты переводчица. Узнай, где расположен штаб фон Клейста.
- Постараюсь. А зачем?
- К своим вернемся не с пустыми руками.
- Для тебя я все сделаю. Скажи, ты любишь меня?
Семен, осторожно отстранив ее, вышел из-за стола.
- Ни о чем таком думать не могу. Уедем к своим - поговорим.
Он ожидал, что девушка обидится. Но Клава лишь, вздохнула, она по-своему поняла его слова - они обнадежили ее.
- Ждать?.. Согласна.
- Нужны чистые бланки паспортов, пропусков, служебных удостоверений.
- Попробую.
- Передашь их Ирине.
Клава по-гусиному прошипела:
- И-ирине? Вот ты о ком печешься, голубчик! Пропади она пропадом, твоя Ирина!
Семен отшатнулся:
- Клава, опомнись!
Но она твердила свое:
- С ней путаешься… с белобрысой пигалицей? Не выйдет! С ней таскаешься, собственными глазами видела, она в саду тогда тебя ожидала. "С одним человеком встретиться надо!" Прямо бы говорил - к бабе, мол, ухожу.
- Замолчишь ты, наконец? - Это крикнул Николай, незаметно вошедший в комнату. Подскочив к сестре, влепил пощечину. - Говори, да знай меру!
Размахивая руками, Николай бросал обидные слова:
- Всю фамилию испаскудила, дети и то овчаркой тебя кличут. Ух, так бы и размозжил крашеную рожу! А еще других обзываешь, ты Ирининого ногтя не стоишь.
Клава, притихнув, вслушивалась. Николай, с презрением взглянув на сестру, позвал Семена:
- Старики ужинать кличут. Пойдем.
За ужином Семен чувствовал себя неловко. Выпив стакан чаю, вернулся к себе. Девушки в комнате не было. Стал укладываться спать, но из-за двери послышался голос Николая:
- К тебе можно?
- Заходи. Как Клава?..
Николай сказал другое:
- Мама мне о Маланье рассказывала. Придется перебазироваться.
- Чем скорее, тем лучше. К кому только?
- Завтра с Мишей Поляковым потолкую.
- Я уже говорил об одном хуторе.
- Дай слово, что ответа будешь ждать здесь.
- Даю. О Клаве стоит подумать, она не совсем потерянный для нас человек.
Николай с горечью, но твердо возразил:
- Потерянный. В народе говорят: свинья не родит бобра. Клавка - тот единственный случай, когда произошло наоборот.
- Одумается, если по-серьезному за нее взяться. Молодая ведь.
- Влюбилась она в тебя. Имя Ирины терпеть не может. - Неожиданно Николай посоветовал: - А ты того… приголубь ее. Ну, как другие мужчины, не любя… Иначе черт знает что натворит!
Нелепое предложение поразило Семена:
- Коля, как не стыдно, я готов ударить тебя! Николай рассмеялся:
- Не способный ты на подлость. Тогда опасайся Клавки… Завтра из дома не выходи до моего возвращения. Я с Поляковым посоветуюсь, как нам быть.