- Ислам-курбаши болен и живет в крайней нужде. Пусть это скромное приношение поможет продлить его
дни.
Аскарали обращался только к Садретдин-хану, но его слова услышали все.
- Похвально, похвально, мой сын, - растроганно произнес муфтий.
В мехмонхане снова воцарилось молчание: люди ждали, когда хлопнет калитка и зацокают, удаляясь,
веселые копыта.
Дервиш растирал комочки глины. Все внимательно, молча следили за этим нехитрым занятием.
Этот дервиш был не как все. Он трижды посещал Мекку. Бездельники, которые всегда находятся в
любом караван-сарае, слушали его, раскрыв рот.
Дервиш взял щепотку приготовленной ныли и посыпал язву на лбу. Рана была свежей и, конечно,
самодельной. Дервиши умели так надрезать кожу, что создавалось впечатление, будто рана произошла
от бесконечных поклонов всевышнему.
Паломник перемежал свой рассказ фразами из корана и подробностями, которые производили
впечатление на слушателей.
- Мы вошли через Баб-эс-Салам - Ворота Спасения. Все разулись. Большое счастье пройти через эти
ворота. - Дервиш - еще здоровый, сильный человек. Сквозь дыры грязной, засаленной одежды видны
широкие мускулистые плечи. - Кто-то указал на Каабу и крикнул: "Шуф, шуф эльбейт аллах эль-харам" -
"Посмотрите, посмотрите, дом господен".
Махмуд-бек стоял, заложив руки за спину, у стены. Не пристало же ученому человеку в хорошем
халате на голой земле устраиваться рядом с погонщиками-слугами, оборванными паломниками!
- Большая мечеть окружена галереями. И тут же стоят семь минаретов. Семь! А в храме - колодец
Земзем. Рядом комната, где много кувшинов. Я взял один, зачерпнул святой воды... Вот этот платок
окроплен водой Земзем.
Махмуд-бек почувствовал на себе пристальный взгляд. Глядевший на него парень с лицом,
усыпанным мелкими, еле заметными оспинками, не походил на базарного бездельника или слугу. Он был
в приличном халате.
Махмуд-бек видел этого парня впервые. Парень смутился, отвел глаза.
- Решетка окружает камень Кааба, покрытый черной тканью с золотыми и серебряными узорами...
46
Парень опять покосился на Махмуд-бека.
Дервиш разрешил своим слушателям прикоснуться к платку. Протянулись дрожащие пальцы.
Слушатели, словно боялись, что счастье может ускользнуть. Дервиш сидел довольный и был похож на
щедрого богача, раздаривающего деньги направо и налево.
Махмуд-бек заметил, что только парень с оспинками на лице не пытается протянуть руку к
замусоленному платку.
Муфтий решил посвятить вечер письмам.
- Ладно, сын мой. Отдохните в обществе Аскарали, - согласился он с просьбой Махмуд-бека, - у этого
человека есть чему поучиться.
- Хорошо, господин.
- И передайте ему мое благословение, - рассеянно добавил Садретдин-хан.
Он уже обдумывал очередное послание Мустафе Чокаеву и сейчас был далек от других дел.
У Аскарали - постоянно посетители. Богатые купцы заходят бесцеремонно. Будто только их и ждут.
Другие осторожно стучат в дверь или, открыв ее, просовывают бороду в щель и просят позволения
войти. Входят иногда сразу пять-шесть человек. Все молча, сосредоточенно усаживаются вдоль стены и,
разглядывая таинственный ящичек, терпеливо, упорно ждут звонка.
В конторе - единственный телефон на весь караван-сарай. Посетители приходят взглянуть на чудо.
Звонок их приводит в восхищение. А если купец в добром расположении духа, он дает подержать трубку
кому-нибудь из незваных гостей. Тот берет трубку обеими руками; лицо у него вытягивается, когда он
слышит чужой голос. Гость отодвигает трубку, рассматривает ее. Аскарали смеется.
- Проходите, Махмуд-бек, садитесь. Почитайте пока.
У Аскарали много книг. Когда в комнате посетители, он предлагает Махмуд-беку стихи древних поэтов.
Какой-нибудь упрямый купец добивается от Аскарали своего. Аскарали уклоняется, начинает
рассказывать что-нибудь не относящееся к делу. Рассказчик он блестящий.
- Вы только представьте, какие удары судьбы испытал на себе этот божественный напиток - кофе!
Родился он в Южной Аравии. Один муфтий из Адена ввел его в употребление и распространил среди
дервишей: напившись, можно, бодрствуя, проводить в молитвах всю ночь. Потом кофе пришел в Мекку, в
Стамбул, в Каир. Эго было в 1500 году. Стамбул его радушно встретил. Лет через пятьдесят открыли
кофейные дома. За кофе беседовали, играли в шахматы. - Совсем сникший торговец слушает, стараясь
быть внимательным. Ему завтра двигаться с караваном, а судьба шелка все еще не решена. И зависит
она от Аскарали. - Мусульманские богословы даже вступили с кофе в битву. Как же! Возбуждающий
напиток... Запретить заодно с вином! Но кофе победил. Через Стамбул и Каир ароматный напиток
перебрался в Европу, и сто лет спустя первую чашку кофе подали в Венеции. Вы не хотите чашечку
кофе?
Купец никогда не любил этот напиток, а сейчас ненавидел его. Но никуда не денешься - приходится
терпеть!..
- Господин Аскарали, что же с шелком?
- Ах, шелк... - Оптовый торговец будто очнулся. - Вы же знаете, как он упал в цене.
- Почему упал? - хрипло спросил купец.
- Упал, упал, - сожалея, вздохнул Аскарали. - Смотрите...
Он наконец оставил кофейник в покое и потянулся к столику. Бумаги, которые выложил Аскарали
перед купцом, ничего не могли тому объяснить. Купец смотрел на цифры со смешанным чувством
уважения и ненависти.
- Вы берете шелк?
- Конечно, беру, но... - последовало длинное объяснение, после которого Аскарали назвал цену. Купец
начал задыхаться. Аскарали немного повысил цену.
- При всем моем уважении к вам, больше не могу.
Сделка состоялась, и купец ушел.
Махмуд-бек, сидевший в углу с книгой, рассмеялся:
- Где вы так научились торговать?
- Ума не приложу, - чистосердечно признался Аскарали. - Я их просто ненавижу. Поэтому, вероятно,
получается удачно.
- А деньги жертвуете басмачам, - уже серьезно сказал Махмуд-бек.
- Не принимайте это близко к сердцу, - в тон ему ответил Аскарали. - Так нужно, мой дорогой друг. Так
нужно. С волками жить... Привыкайте. Иначе нельзя. Дни Ислама сочтены. Это развалина. Его даже
судить нельзя.
- Он убил моего отца.
- Я знаю, Махмуд-бек. Все знаю. Ваш отец оберегал хлеб бедняков. Они не просто его убили. Они
набили ему рот зерном и бросили его в огонь. Но теперь Ислам гибнет. Он жалок. Есть пострашнее
враги.
- Есть... - Махмуд-бек не мигая смотрел на желтоватый огонек лампы. - Одного не пойму, как Рустам
мог пойти на подлость? Мы вместе росли, вместе голодали.
- Тогда вы не замечали скрытых черточек. Он, вероятно, всегда был завистлив.
47
- Не замечал.
- Значит, все это появилось позже. Да и воспитатели помогли...
- Да... Пока не пришел Карим-Темнота, мы много вздора наслушались...
- Затем юноше вбили в голову, что его отец - двоюродный брат Джумабая. А был его отец батраком и
умер на работе. Насмотревшись на роскошь в Баку, Рустам легко клюнул на приманки, подкинутые
мусаватистами. Клюнул он и на фальшивое завещание.
- Вы твердо верили, что оно - фальшивое?
- Не очень. Но сомневался. Завещание составлено слишком по-современному. К тому же я знал о
невероятной жадности Джумабая. С ваших слов... Помогли и мои наблюдения над Рустамом в Стамбуле.
- Зачем его прислали сюда?
- Турки хотели поставить его во главе эмигрантской молодежи, создать особую организацию.
- Ого! - Махмуд-бек покачал головой. - Прямо в вожди.
- Вождь не получился. Он прежде всего подумал о наследстве, увидел в вас своего соперника и
бросился к Эсандолу с доносом.
- Всего мог ждать...
- А нам и нужно, милый Махмуд-бек, всего ждать. Даже того, что Рустам снова поднимется.
- Вряд ли.
- Я тоже так думаю. Одиночество и нищета в чужой стране - гибель.
- Если ему не помогут мусаватисты, - напомнил Махмуд-бек.
- Мехти погиб. - Аскарали уточнил: - Он еще жив, но погиб. Разочарование, опиум... Из этого дымка
никто еще не выбирался на божий свет. Но хватит о них. Я хочу вам напомнить о Фузаиле. Нас торопят. .
- Фузаил, Фузаил... - повторил Махмуд-бек. - Кстати, вы не замечали в караван-сарае нового
эмигранта? Коренастый, темный, видно, из горного кишлака?
- Да. Мельком. Но что нам до этого эмигранта?
- Он появился в дни, когда разбили отряд Фузаила на границе. Если он пришел вслед за бежавшими...
- Значит, парень будет искать знакомства с вами, с помощником муфтия. Через вас - с самим
Фузаилом.
Салим городил чепуху. Он не был подготовлен к разговору.
...Вновь заметив на себе пристальный взгляд, Махмуд-бек подошел к парню:
- Из каких мест будешь?
Темное лицо парня покраснело от неожиданного вопроса. Махмуд-бек предположительно назвал
горный кишлак. Тот самый, мимо которого промчался небольшой отряд Фузаила Максума.
- Да, господин, - удивленно и растерянно сознался Салим.
- Тогда будем знакомиться.
Салим сбивчиво рассказывал о кишлаке, о том, как его притесняли большевики.
- Комсомолец? - спросил Махмуд-бек.
- Что?! Что вы говорите, господин?! - воскликнул Салим.
Был знойный полдень. Люди попрятались по комнаткам, дремали под навесом возле сонных
животных. Кто-то возился в конце двора у казана, подкладывая под него кривые ветки саксаула. Запах
пережаренного лука полз по караван-сараю, не вызывая аппетита даже у голодных.
Очень жарко.
- Пойдем к нам.
Салим не двигался.
- Пойдем, - твердо повторил Махмуд-бек. - Муфтия нет дома.
Салим нерешительно двинулся за Махмуд-беком.
В комнате было прохладней. Махмуд-бек взял чайник, подал гостю пиалу. Обычно в доме всегда был
холодный чай. Муфтий боялся пить сырую воду в этом городе. Солоноватую, грязную, ее разносили в
бурдюках. При виде водоносов муфтий брезгливо морщился и жаловался на свой больной желудок.
- Да пей же, Салим, пей. Имя-то у тебя какое! Салим - здоровый, невредимый. Зачем же ты прибежал
сюда?
Салим опустил голову и произнес:
- Я хочу служить у Фузаила Максума.
- Откуда ты его знаешь?
- Слышал, господин.
Махмуд-бек подошел к двери, приоткрыл ее. В комнату сразу ворвался горячий ветер.
- Какая жара. Так вот, Салим, я не хочу знать, кто ты. Но на один вопрос прошу ответить честно.
- Хорошо, господин.
- Эта девушка - твоя невеста?
- Какая девушка?
- Я просил ответить честно. Девушка, которую украл Фузаил.
- Сестра.
- Я узнаю о ее судьбе.
- Спасибо, господин.
48
- Но прошу: живи здесь и не пытайся пробраться к Фузаилу. Там ничего не достигнешь - тебя разорвут
в клочья... Договорились? Повторяю: мне не интересно знать, кто ты. Ты просто мне нравишься. Ты мой
земляк. Я тоже вырос в горном кишлаке.
Девочке было четырнадцать лет. Она училась в шестом классе. В кишлаке была открыта только
начальная школа, и девочка ежедневно ходила через перевал в районный центр, где была десятилетка.
Она возвращалась в последнее время не с подругами, а одна: мать положили в районную больницу, и
девочка задерживалась, чтобы навестить ее.
В горах уже давно было спокойно.
Лихорадочная дробь гулко отдавалась в ущелье. Девочка уступила дорогу всадникам. Один из них
задержался. Девочка взглянула на незнакомое багровое лицо и невольно прижалась к каменной стене.
Крепкие руки схватили школьницу. Очнулась она в чужом городе.
В просторном доме ползала злая старуха. Безо всякой причины она подходила к девочке, щипала ее
и хихикала:
- Сладость... Сладость...
Девочка не притронулась к еде.
- Ну и дура. Тебе нужно быть в теле. Хозяин скоро заявится.
Девочка не понимала ее слов, но сообщение о хозяине заставило вздрогнуть. Наверное, тот самый, с
багровым лицом.
Когда старуха хлопотала у очага, с трудом, тяжело кашляя, раздувала огонь, девочка нашла нож...
Старуха спохватилась поздно.
Разъяренный Фузаил Максум бил сводницу - свою давнюю знакомую - долго. Бил ногами, топтал.
В полночь басмачи увезли два трупа в пустыню.
Фузаил Максум не представлял, что советская школьница - его последняя жертва. А впереди -
возмездие. Не представлял потому, что лидеры туркестанской эмиграции всего лишь слегка пожурили
курбаши.
В караван-сарае к вечеру становилось многолюдно. Салим ждал, когда в воротах появится человек, от
которого он хотел услышать хотя бы одно слово. Махмуд-бек ограничился легким кивком.
Во дворе шумели. Из-за места у стены дервиши затеяли драку. Драка старых, обессиленных людей
выглядела жалко. Присутствующие, особенно паломники, отворачивались, старались не смотреть на
"святых" людей. Потрясая посохами, разошедшиеся дервиши призывали в свидетели аллаха.
Запахи дыма, навоза, конского пота и визгливые крики... Махмуд-бек не мог к этому привыкнуть. Да и
усталость, нервное напряжение давали о себе знать. Секретарь муфтия спешил в прохладную комнату,
где были потертые циновки и курпачи. Если Садретдин-хан не придумает работу, можно лечь, уснуть.
Однако у муфтия бессонница. То ли от старости, то ли от нахлынувших дел и забот. Муфтий чувствует
себя нужным человеком. Это значит, никому из окружающих не будет покоя.
В последнее время муфтия подмывало сообщить о чем-то важном. Однако он сдерживался, лишь
хитро поглядывал на Махмуд-бека. Пропуская бородку через пальцы, ограничивался намеками:
"Большие дела нас ждут, сын мой. Огромные дела".
Но нынче муфтий был расстроен.
- Сын мой, - вздохнул он, - чем только провинили мы аллаха?
- Что случилось, господин?
- Беда свалилась на наши головы.
Махмуд-бек промолчал.
- Советы подняли большой шум из-за этой девчонки.
- Из-за какой девчонки?
- Фузаил Максум, негодник, увез девчонку с той стороны.
- A-а... Я и забыл об этом.
- Мы все забыли, мой сын. Советы возмущаются. Они обратились к правительству страны.
- Да... Но кто знает, что это сделали мы, а не какие-нибудь бродячие племена?
- Все беды всегда падают на головы бездомных, обиженных, - сказал муфтий, а потом другим тоном
добавил: - Племена не рискуют переходить границу. Подобных случаев не бывало.
- Что же предпринимает правительство?
- Еще не знаю, мой сын.
- Может, стоит вернуть девчонку? Прикажите Фузаилу Максуму. Он послушается вас.
- Он-то послушается. Но девчонки нет.
- Как - нет? - искренне воскликнул Махмуд-бек.
- Она ушла из жизни.
На другое утро в чайхане Махмуд-бек рассказал Салиму о судьбе сестры.
- Вот этими руками, - парень выставил широкие ладони, - я задушу, собаку.
Махмуд-бек не перебивал Салима, дал ему выговориться. Когда окончился поток горячих слов,
парень прошептал:
- Что же мне делать, господин?
49
Он вдруг стал похож на слабого, одинокого мальчишку.
- Тебе лучше всего вернуться домой, - посоветовал Махмуд-бек.
- Я не смогу спокойно спать, пока жив Фузаил...
- Тебя, наверное, ищут дома, - продолжал Махмуд-бек.
- Наверное, - согласился Салим. - Но пока жив Фузаил, я не уйду.
- Ты здесь ничего не сможешь сделать. Он окружен такими же головорезами, как сам.
- Я придумаю что-нибудь, если вы... Если вы не выдадите меня.
- Я тебе обещаю, Салим.
- Верю, господин.
- Но я предупреждаю: без моего ведома не делать ни одного шага.
- Я все время сижу в караван-сарае, господин.
Был ранний час. Первые посетители чайханы, те, кто торопился к своим прилавкам, магазинчикам,
схлынули. Скоро, с первым жарким лучом появятся крестьяне. Будут обсуждать покупки, хвастаться
перед знакомыми своей хитростью, умением торговаться. Купцы, лавочники этого не делают. Они
считают вырученные деньги.
Хозяин, эмигрант из Ферганы, славился гостеприимством и хорошим чаем. У фыркающего самовара
стояли в ряд чайники с открытыми крышками. Здесь ждали посетителей, среди которых много было и
людей Фузаила Максума.
- Новенький? - спросил хозяин у Махмуд-бека.
- Да, из наших мест.
- Самаркандский, значит.
Салим взглянул на Махмуд-бека и кивнул:
- Самаркандский.
- Наверное, с пустыми карманами?
Хозяин поставил чайник. Вытер руки. У него через плечо всегда висела грязноватая тряпка.
- Догадались! - улыбнулся Махмуд-бек.
- Не трудно... - Хозяин оценивающе осмотрел широкие плечи парня.
- Придется подыскать ему работу, - сказал Махмуд-бек.
- Ему можно найти место, - пообещал хозяин чайханы.
Он не сказал - работу.
Махмуд-бек понял, о каком месте идет речь.
Аскарали согласился с планом Махмуд-бека.
- Я специально завел его в эту чайхану. Там на будущих воинов ислама быстро набрасываются.
- А если парень не выдержит?
- По-моему, выдержит. .
Коротки минуты, когда контора оптового торговца пустует. В иное время приходится ограничиваться
жестом, либо вложить в книгу записку с безобидными словами. Малограмотные ростовщики и купцы к
книгам не прикасаются.
Все реже удается уйти от муфтия. Старик готовит какое-то большое дело. Он бросается от Эсандола к
Курширмату, потом лихорадочно пишет обстоятельные послания Мустафе Чокаеву.
Махмуд-бек, основной помощник, а теперь - советчик, должен всегда находиться под рукой...
- Выдержит, - повторил Махмуд-бек и вспомнил дорогу через пустыню, которую пришлось ему
одолеть, прежде чем он добрался до святого города, до чайханы азербайджанца, до мечети муфтия
Садретдин-хана.
Подобные испытания Салим уже выдержал. Но здесь - куда страшнее, чем в пустыне. Выдержит ли
он это трудное испытание?
- Чем только не занимаются эмигранты, - задумчиво проговорил Аскарали. - Вам не доводилось
видеть у меня или во дворе одного человека с такой приторной, ну, можно сказать... приторно-подлой
наружностью?
- Их здесь хватает, - усмехнулся Махмуд-бек.
- Этот - особенный. Занятие нашел тоже особенное. Скупает за гроши завещания, дарственные. Люди
не верят в подобные бумажки. Не верит и он.
- Зачем же скупает?
- Продать при случае. К примеру, он продал мне завещание Джумабая. Я прихватил тогда Ислама-
курбаши просто для убедительности. Даже вернул ему потом это завещание. На черта оно сдалось!
- Но при чем тут?..