- А вот халва... Выбирай по вкусу... Есть парварда, есть занжибал. - Он снял поднос с головы и держал
на вытянутых руках. - Ну, бери, молодец. Бери, дешевле не найдешь...
В базарной суматохе, среди криков, ругани, смеха Махмуд-бек наконец услышал слова:
- Иди за мной...
Махмуд-бек еле удержался на ногах. Он стоял, пошатываясь, прикусив губу, и смотрел на
халвафуруша. Предательски щекотало в горле.
- Иди, иди... - повторил продавец халвы.
Азербайджанец понимал состояние этого человека. Им бы пожать друг другу руки, обняться...
Но веселый торговец повернулся и пошел дальше, расхваливая самый сладкий в мире товар.
Из рукописи Махмуд-бека Садыкова
В архивах я отыскал копию рукописи "Истории нашей национальной борьбы".
Эти страницы принадлежат муфтию Садретдин-хану. На последней странице есть дата: "С
благословения всевышнего книга завершена 15 дня месяца Зульхиджа 1351 года".
Это значит - 1933 год.
Я вспомнил, как переписывал рукопись муфтия начисто. Одновременно приходилось в тайне от него
делать копию рукописи. Копия была передана в Центр. Вот она передо мной. Веселый азербайджанец -
разумеется, я не знал его настоящего имени - унес рукопись с собой.
"История" муфтия - своеобразная исповедь, в то же время документ, раскрывающий тайные замыслы
националистов, их опорные пункты, шпионские связи...
"Наступление на Советский Союз начнется с Востока... В связи с этим необходима тщательная
подготовка эмигрантов-мусульман и установление связи и контакта их с русскими белоэмигрантами... С
английскими и турецкими офицерами..."
Эту цитату муфтий Садретдин-хан выписал из одного инструктивного письма Мустафы Чокаева.
Муфтий в своей "Истории" давал оценку деятельности отделений "Милли истиклял" в Турции,
Иране, Афганистане, Индии...
Вербовка шпионов и диверсантов, борьба за власть между главарями эмиграции, подсчет будущих
доходов, сведения о помощи англичан...
Откровенная распродажа родины...
Это и есть "История" муфтия Садретдин-хана...
"История" в двух экземплярах...
Один, направленный муфтием своему руководителю Мустафе Чокаеву, вероятно, сгорел в Берлине в
сорок пятом вместе с другими бумагами националистов. Другой экземпляр лежит передо мной,
пожелтевший от времени, сейчас наивный и безобидный документ.
Ни одно имя из этой рукописи не осталось в памяти народа...
СЕКРЕТАРЬ МУФТИЯ
34
Махмуд-бек оказался неоценимым помощником. Он вел большую переписку с отделениями
"Туркестан милли истиклял джамияти". Муфтий просматривал письма, одобрительно кивал и
решительно подписывал.
- У вас хороший слог. Сразу видно, что вы писали стихи. - Муфтий пощипывал редкую бородку. - Нам
будут нужны другие стихи...
Глазки начинали яростно сверкать. Сейчас опять муфтий заговорит о ненависти к большевикам.
Потом сожмет кулачки и потрясет ими в воздухе, призывая на головы неверных все беды. Махмуд-бек
жил в соседней с Садретдин-ханом худжре и часто видел, как по ночам у муфтия горит свет. Муфтий,
казалось, забыл о своем возрасте. Ему не хватало суток: днем - встречи, ночью - письма, статьи. Порой
муфтий даже забывал о молитвах. А если молился, то торопливо, стараясь побыстрее отделаться от
этой обязанности. Заметив осуждающий взгляд Махмуд-бека, муфтий произнес:
- Аллах простит. Во имя его, во имя нации мы трудимся.
В мечети бывали люди, которым по всем законам заходить сюда не полагалось. Приходил бывший
военный инженер Гурлецкий. В святом городе он ухитрялся доставать дешевую водку и напивался с
утра. Муфтий не обращал внимания на эту слабость белоэмигранта. Гурлецкий жаловался на печень и
на полное отсутствие денег. Под мутноватыми глазами темнели круги. Редкие волосы смешно торчали
над огромной головой. В медицине муфтий не разбирался, но деньги на лечение давал. Махмуд-бек не
одобрял этих подачек.
- Аллах дал, аллах взял, - оправдывался муфтий.
Гурлецкий был иноверцем, но муфтий по каким-то своим соображениям держал пропившегося
офицера возле себя. И тот вскоре пригодился.
Явилась как-то в мечеть и другая странная личность. Английский консул кутался в туркменский халат,
то и дело поправлял белую чалму. Костюм для маскарада! Консул обратился за помощью. Как этого
разговора ждал муфтий! Разумеется, он поможет.
Англичанину, трудно было сидеть, поджав ноги по-восточному, но он терпел.
- Дорога на Памире? - переспросил муфтий.
- Да. Сроки ее строительства.
Муфтий пощипал бородку.
- Есть такой человек. Он инженер, русский...
- Вот и чудесно, - англичанин был рад подняться, размять ноги. - Инструктаж я проведу сам.
Муфтий немного обиделся.
- У меня, - объяснил консул, - там документация и карта.
- Хорошо, господин, я подготовлю этого человека.
На другой день Махмуд-бек разыскал Гурлецкого и привел к муфтию. Белоэмигрант был пьян. В такие
минуты у него появлялось чувство гордости. Он пытался задрать голову, чтобы свысока смотреть на
толпу. Но маленький рост не позволял ему ощутить мнимое преимущество.
С Махмуд-беком Гурлецкий не разговаривал. Он видел Махмуд-бека, почтительно подающим чай
своему муфтию. Муфтий Садретдин-хан - это, конечно, фигура! У старика большие связи. Он обещал
помочь Гурлецкому выехать в Стамбул, оттуда - в Париж. В Европу, только в Европу! Гурлецкий еще
встанет на ноги.
Ему и в голову не приходило, что через десять - пятнадцать минут будет ползать перед муфтием на
коленях.
Старик не признавал традиционных вопросов и приветствий. Он грубо нарушал восточный этикет,
когда нужно было заняться настоящим делом. Словно подчиненному, муфтий объявил:
- Вы должны выполнить задание наших друзей.
Гурлецкий, увязший в долгах, в глубине души надеялся, что появилась наконец возможность
рассчитаться с кредиторами.
- Я слушаю вас, господин муфтий.
Садретдин-хан сделал короткое вступление о борьбе с большевиками и сразу же предложил
Гурлецкому включиться в эту борьбу.
Бывший офицер провел ладонью по небритым щекам. Он пытался улыбнуться, обратить разговор в
шутку. Муфтий, прищурившись, зло смотрел на этого помятого человечка. Садретдин-хан ненавидел
слабых людей.
- Я враг большевиков. Я царский офицер.
- Место офицера - в бою.
- Увольте, пожалуй...
- Перестаньте! - взвизгнул старик и ладошкой хлопнул по корану. - Я жду ответа офицера.
- Не пойду, - промычал Гурлецкий и опустил голову.
Он не мог выдержать взгляда муфтия.
- Не пойдете? - прошептал муфтий. - Кто же будет платить ваши долги? Не пойдете? Что ж, тогда
Маджид-бек уведет вас в пустыню.
Гурлецкий слышал об этом. Краснолицый курбаши уводил неугодных муфтию людей в сторону
границы. Там их закапывали живьем в песок. Несколько эмигрантов, попытавшихся ослушаться
Садретдин-хана, исчезли из города. Их имена шепотом произносили в чайханах.
35
- Вы приведете себя в порядок. Три дня не будете пить. Потом мой секретарь представит вас хозяину.
У него получите задание.
Гурлецкий вдруг бухнулся на колени:
- Уважаемый господин. Я не могу. Я провалюсь. Это расстрел... - Он тянул руки, пытаясь коснуться
халата муфтия. Наконец это ему удалось. Эмигрант стал целовать край халата. - Вы святой человек... Вы
должны понять. Я не создан... Я не смогу.
Муфтий не слушал назойливых причитаний. Он брезгливо морщился.
- Сможете. Три дня не пить. Вы на человека не похожи, а я не хочу позориться перед своими
друзьями. Ну-ка, встаньте! Вот так.
Махмуд-бек провожал Гурлецкого до границы. Муфтий наконец выпустил своего помощника за стены
мечети. Старик решил показать ему свои владения. Молодой человек должен вернуться из поездки,
проникнутый уважением и почтительностью к величию дел, которые вершит муфтий.
Некоторые становища эмигрантов были похожи на военные лагеря. Люди не расставались с оружием.
От пестроты халатов рябило в глазах. Ржали застоявшиеся лошади. Дым от очагов полз над песками.
Пахло зноем, потом, сырой кониной.
Гурлецкий брезговал брать красные куски мяса. Он жадно ломал лепешки, запивал их чаем. Офицер
очень изменился. Он уже не поднимал высокомерно голову, молчал, думал о неожиданном поручении.
Теперь он знал настоящего хозяина, и взвешивал свои шансы на успех.
В туркменских поселениях стояли юрты. На кошме хрустел песок. Хрустел он и на зубах. Тут
начиналась пустыня.
На Гурлецкого не обращали внимания. Махмуд-бека, несмотря на его молодость, угощали,
расспрашивали о здоровье. Махмуд-бек - человек муфтия. Эта рекомендация была внушительней
паспорта даже в глазах местных сторожевых постов.
Кони, оружие, отчаянные головы и крепкие руки производили впечатление. Муфтий имел за своей
спиной большую силу.
Гурлецкий этого не понял. В одном становище, где был последний привал, бывший офицер опять
отвернулся от лягана с кониной. Потом встал и вышел из юрты. Собаки, лежавшие тут же, проводили
незнакомца равнодушным взглядом. Гурлецкий шел, с трудом поднимая ноги. Песок сочился из-под
сапог. Неожиданно Гурлецкий споткнулся. "На левую", - усмехнулся он.
Шнуровидные корни ползли почти по поверхности. Длинные-предлинные корни туя-селинга. Чтобы
продержать, прокормить жесткий куст, корни расползаются под песком. К волоскам прилипают сотни
песчинок. Своеобразный покров оберегает корни от зноя и сухого ветра.
Носком сапога Гурлецкий попытался оголить узловатый прочный шнур. Песчинки держались.
- Хорошо устроились, - позавидовал офицер. Он долго стоял, разглядывая пустыню, которая жила
своей суматошной жизнью. Из-под бархана выглядывала пожелтевшая кость. Юркнула, оставляя чуть
заметный след, полосатая ящерица, возился в песке жук-чернотелок. Из норки высунулась и тут же,
мелькнув, исчезла в другой норке большая песчанка. Если бы не хвост, опушенный длинной кисточкой,
ее можно было принять за крысу.
Даже в пустыне он, Гурлецкий, был чужим человеком. Наган он вытащил медленно, равнодушно.
Гурлецкий не представлял, что из жизни можно уйти так спокойно.
На выстрел первыми прибежали лохматые волкодавы. Потом выскочили люди.
Маджид-бек ругался больше всех. Он несколько раз пнул ногой труп.
- Собака. Сумасшедший. Будь ты проклят!
Рядом стоял проводник. Ему предстояло ночью перевести через границу этого незнакомого русского.
Многих людей видел проводник - дрожащих за опиум, золото, за свою жизнь; растерянных, злых и очень
смелых.
А этот убил себя, не дождавшись ночи, к которой он долго шел.
Проводник отвернулся. Ему было все равно. Свои деньги он получил.
Получил свои деньги и муфтий Садретдин-хан. Но он иначе отнесся к смерти военного инженера.
Вначале деловито, спокойно муфтий внушал Махмуд-беку:
- Убит советскими пограничниками. И все... Иначе нельзя объяснить. Англичане больше не захотят с
нами разговаривать, если узнают правду. - Потом вдруг разразился бранью: - Собака! Пусть его кости
растащат шакалы.
Он тряс головой, возмущался, хлопал ладошкой по низенькому столику, за которым проводил долгие,
утомительные часы.
- Подлый человек!
Приступ гнева прошел быстро, муфтий задумался, серьезно взвешивая обстановку.
- Славные джигиты в туркменских становищах, - воспользовавшись паузой, похвалил Махмуд-бек
воинов ислама.
- Да, - согласился муфтий, - отчаянные люди. - И тут же огорченно всплеснул ручками: - Не так, не так,
сын мой, нужно сейчас бороться. Ай, англичане, умные, хитрые! Вот у кого надо учиться. Приезжают к
врагу, как в гости. Потом за ними идут караваны с оружием. Надо, надо учиться.
Муфтий сетовал на своих подчиненных, которые могут только размахивать саблями, грабить, жечь.
36
- Пришлось нам взяться за тонкое дело - и не смогли. Дураком, трусом оказался царский офицер. А
что ж тогда требовать с темного, неграмотного человека?
Муфтий с этого вечера начал "пересматривать" свою тактику. Он понял, что его работа груба.
Озлоблять людей, натравливать их на бывшую родину, держать на цепи целые отряды. А каков
результат? Один единственный, но хорошо подготовленный, мило улыбающийся человек может
совершить больше дел, чем все эти сотни и тысячи.
В мечети муфтий стал внимательно присматриваться к прихожанам. Особенно к молодежи.
- Образованных людей мы не найдем, - делился своими мыслями муфтий. - Нужно искать умных,
послушных.
Цепким, рысьим взглядом он выхватывал из толпы прихожан какого-нибудь человека. Вечерами
придумывал ему сложные задания.
Часто кандидатура отвергалась.
- Глуп, - откровенно заявлял муфтий.
Внимание муфтия привлекли сыновья наманганского торговца мануфактурой Хамдама. Парни
приходили в мечеть, скромно опустив голову. По их одежде было видно, что живут они плохо.
- Их отец славный был человек, - говорил муфтий. - Все свое золото отдал на содержание воинов
ислама. Да будет ему вечная память. Наша обязанность - помочь детям.
Муфтий входил в роль. Даже перед Махмуд-беком начинал хитрить.
Парни, приглашенные в худжру самого муфтия, чувствовали себя неловко. Для них Садретдин-хан,
как и для многих прихожан, был почти святым.
Старик улыбался, пощипывая бородку, угощал чаем и халвой.
- Вижу, вижу, какие у вас дела, - по-отечески говорил он. - Вот возьмите на первое время.
Братья наперебой отказывались от денег, уверяли, что, слава аллаху, им, кроме крыши над головой,
ничего не надо. Но муфтий поднял ладони, показав, что разговор окончен.
Муфтий беседовал с сыновьями купца Хамдама раз в неделю. Когда же дело дошло до решающего
разговора, братья так же, как русский офицер, кинулись в ноги муфтию и стали умолять, чтобы он
пощадил их молодые жизни.
- Вы уехали маленькими, - тихо и рассудительно объяснил Садретдин-хан. - Вас никто не узнает.
Побываете в Коканде, Фергане, Маргилане. Нужно только смотреть и запоминать, что большевики строят
в Ферганской долине. Вот и все.
В углу худжры, скрывая бешенство, сидел Маджид-бек. Только дай ему волю, он поговорит с
дармоедами!
Муфтий раза два метнул взгляд в сторону курбаши. Огромный детина по-бычьи наклонил голову,
чтобы не видеть хныкающих юнцов. Он и близко не подпустил бы их к своим молодцам.
Но муфтию эти парни были нужны... Англичанам тоже понравились сообразительные сыновья
торговца.
И снова Махмуд-бек по знакомым дорогам пустыни провожал новых агентов до советской границы.
Переход прошел благополучно. Теперь можно спокойно ждать возвращения братьев.
Однако жизнь муфтия была потревожена. В худжре появились его беспокойные друзья - турки. То и
дело он поглаживал бородку и показывал Махмуд-беку глазами, что следует подать.
- Плов на оливковом масле, - предупредил он. - Они любят его.
Дорогой гость - полковник Ахмад Сурайя-бек был старым, добрым другом муфтия. Воспоминания о
павших товарищах в борьбе с иноверцами прерывались громкими восклицаниями:
- Мы еще поднимем знамя ислама!
- Мы сплотим мусульман!
Спутник полковника был родом из Кашгара.
- Мухамед окончил Стамбульский университет, - представил его полковник. - Сейчас мы
возвращаемся к нему на родину. - Простую фразу Сурайя-бек произнес многозначительно и покосился на
Махмуд-бека.
- Мой самый близкий человек... Самый близкий помощник... - успокоил его муфтий.
Все стало ясно, и полковник почувствовал себя свободно.
Кашгар! Вот чем вызван визит турецких друзей. Кашгар... При упоминании об этом крае муфтий
вздрагивал, щурился и представлял себя во главе мусульманского государства.
Махмуд-бек читал газеты, журналы, присланные из Стамбула, Парижа, Берлина, Варшавы. Печать
склоняла на все лады Кашгар. Там назревали большие события. Туда стремились опытные интриганы,
политиканы и шпионы.
Муфтий жадно ловил каждое слово гостей о Кашгаре. Обсуждал с ними события последних лет.
Англия, Япония, Турция... Они развили бурную деятельность в Синьцзяне. Природные богатства,
сырье, рынок. Близость Индии и Китая. И наконец - хороший плацдарм для нападения на Советский
Союз.
Англия, Япония, Турция... Названия этих стран часто повторялись в затянувшейся беседе. Муфтий
Садретдин-хан был весел и счастлив. Отчаянно махнув рукой, он потянулся к нише, вытащил несколько
толстых книг, потом достал темную бутылку с блестящей рельефной печатью.
- Напиток богов... "Наполеон".
37
Муфтий покрутил бутылку, но не решился открыть и протянул ее Махмуд-беку. Тот, видимо, тоже не
знал, как сорвать золоченую наклейку с пробки.
- Дайте-ка, молодой человек.
Полковник взял бутылку с видом знатока и блеснул знанием французского языка, прочитав на
этикетке:
- "Подлинный коньяк Камю "Наполеон" является воплощением совершенства".
Сам муфтий сделал только осторожный глоток. Пили турки. Они становились все разговорчивей.
- Все наместники в Синьцзяне - чепуха. Там нужен человек, который объединил бы мусульман. -
Сурайя-бек сделал торжественную паузу и произнес: - Это - вы, многоуважаемый муфтий Садретдин-хан.
Старик этого ждал. Он погладил бородку и, прищурившись, возразил приличия ради:
- Большое дело... По плечу ли нам?
- Только вам! - твердо и окончательно решил полковник. - Мы можем добавить, - продолжил он, - что
несколько наших людей выехали в Синьцзян.
Муфтий насторожился. Он часто забывал о существовании соперников. Будто почувствовав его
настроение, Сурайя-бек успокоил:
- Но эти люди выполняют свои небольшие задания. Например, из Стамбула отправился
представитель "Общества объединения молодежи Туркестана" доктор Аджетдин Ахмед Делал-бек.
Муфтий опять повеселел:
- Да благословит нас аллах на великие дела, - прошептал он.
Присутствующие повторили:
- Да благословит аллах...
Эти слова прозвучали, как клятва.
Звала дорога. Теперь ясно, что муфтий не откажется от бредовой идеи создания мусульманского
государства в Синьцзяне. Он слишком верит в свои силы, в свой опыт.
Муфтий ходил взбудораженный, встречался и с английским консулом, и с туркменскими курбаши, и со
старейшинами казахских эмигрантов. Он возвращался, начиненный советами и деньгами.