- Господин майор, когда я лежал в госпитале, видел там лейтенанта Густава Крайцера, он приходил к Вульфу по ночам, и они о чем-то шептались. Однажды я услышал от них имена, русские имена…
- Какие же? - спросил Нагель.
- Сучков, Марина…
- Стоп, Крамер! Больше ни слова! - остановил его майор Нагель.
- Так что, в трансформаторной будке Вульф кого-то держит…
Отряд из личной охраны обер-фюрера ворвался в помещение бетонного барака. Еще не светало. С зажженными факелами обшарили каждую каморку. Но никого не нашли. Потом Нагель, оставив при себе троих самых рослых парней, направился в контору.
Ганс Вульф встретил их у входа.
- Ви! Ви! - отдал он рапорт майору Нагелю, который оттолкнул ефрейтора в сторону, кивнул своим молодцам и с ними вошел в небольшую комнатушку с одним окном, впритык к которому стоял потертый, с эрзац-кожаной обивкой диван и стол с огромной голой крышкой, на которой одиночествовал черный дисковый телефонный аппарат. Майор Нагель заметил и устройство сигнальной системы, тут же, рядом со столом, куценький рядок казарменных табуреток, тяжелых, с железными ножками. Пока солдаты обшаривали конторку, майор Нагель не спускал изучающего взгляда с Ганса Вульфа, стоявшего у двери совершенно спокойно.
Поиск и здесь ни к чему не привел, и Нагель показал своим парням на дверь - они тотчас же оставили конторку. Нагель занял место за столом, молчал, вперив взгляд в Вульфа.
"А ведь, наверное, набивает карманы, тихоня! - Ему не терпелось распалить себя, чтобы и на самом деле покрепче схватить Вульфа. - Начну отдаленно".
- Сестра господина Адема, прелестная Гизела, попросила меня держать до окончания войны шефство над верфью. Кроме того, в этом деле заинтересован и сам обер-фюрер господин Роме…
- Ви! Ви! - викнул ефрейтор Вульф с тем же спокойным выражением на округлом лице.
Нагель вдруг вскочил и заглянул в простенок, за которым находилось трансформаторное помещение.
- Я хочу сказать вам, господин Вульф, вот что. Месяца три назад из одного лагеря для русских на верфь поступил товарняк, пять вагонов… Я обязан сказать вам, господин Вульф, еще вот что! - повысил голос Нагель. - В этом эшелоне, среди нужных для верфи рабочих, находились… находились… Кто - вы думаете?! - Майор, не спуская глаз с Вульфа, сел за стол. - Положите оружие вот сюда, на стол, а я буду говорить, кто сошел на платформу…
- Ви! Ви! - Вульф положил на стол пистолет и гранатную сумку. - Ви! Ви! - произнес он безо всякого волнения, безразличным тоном.
- Господин ефрейтор, а ведь я знаю, что вы, Ганс Вульф, можете произносить слова.
- Ви! Ви! - залопотал Вульф опять же без малейшего волнения.
- Ну ладно, сами заговорите скоро. Так вот! - продолжил Нагель. - На платформу вместе со всеми сошли… миловидная фрейлейн с большим чемоданом! Рыжебородый ее отец, который тут же, на платформе, сказал: "Я грузчик из Риги!" Сошел и чернявый плечистый парень с одеялом под мышкой! - Нагель взял в руки пистолет. - И ты, Вульф, повел этих троих в трансформаторную будку! - Нагель говорил то, что сообщил ему солдат Крамер.
- Ви! Ви! - произнес Ганс Вульф, кивая.
- Перестань викать!.. Эти трое - русские разведчики! - Теперь он высказывал свою легенду, придуманную им по пути на верфь, в бронемашине. - Они изучают в городе расположение войск! И оборонительные сооружения! В частности, в Зюйдпарке… - Майор поднялся и, как бы доверительно, строго конфиденциально, зашипел на ухо Вульфу: - Один из этих троих лейтенант вермахта Густав Крайцер. Его узнал солдат Крамер. А девушку зовут Мариной. Ее папа - некто Сукуренко. Это доложил мне тот же Крамер. Теперь-то ты, Вульф, обязан говорить.
- Ви! Ви! - Ганс Вульф тут же вынул из-за пазухи тетрадочку и быстро огрызком карандаша написал в ней на листе: "Солдат Крамер врет! Он вымогает у вас, господин майор, деньги, потому что собирается дезертировать к своей маме в крепость Пилау. Завтра солдат Крамер будет отдан под суд военного трибунала. Хайль Гитлер!"
- Почему завтра?! - прочитав написанное Вульфом, с ехидцей возвысил голос Нагель. - Мы это сделаем сию минуту…
Он окликнул охранников - один из них, самый высокий, тотчас явился. Майор закричал:
- Трансформаторная будка! Живо!
- Опробовали! - ответил солдат. - Там не может быть, она под напряжением, господин майор. Я приказал одному русскому открыть. Так он сразу же обуглился.
Майор скривил губы: "Точно, Крамер водил меня за нос, вымогал. Надо быть тверже и потоньше. Ибо в этой войне и тупицы начинают понимать наше положение на фронтах".
- Хорошо! - сказал он солдату. - Идите в мою машину и ждите за воротами. Ганс, садись на свое место, - кивнул майор Вульфу и, не задерживаясь, направился к выходу. Он уже открыл тяжелую, железную дверь, как вдруг обернулся: - Господин Вульф, я имею виды на фрау Гизелу. Она богатая вдова и прямая наследница капиталов Адема. Так ты уж тут гляди, чтоб было все в сохранности. А я потом тебя не обижу. Имею честь!..
Было уже светло, наступил день, когда ефрейтор Вульф, весь в поту от пережитого, выбежал во двор, чтобы убедиться, не задержался ли там майор Нагель со своим отрядом. Солдаты военизированной охраны покрикивали на бредущих невольников. Наконец двор опустел, ворота закрылись. Вульф вернулся в контору. Подошел к щиту сигнализационной связи, открыл в нем маленький, размером со спичечный коробок, щиток и прильнул глазом к образовавшемуся отверстию: все трое - и лейтенант Крайцер, и майор Сучков, и капитан Марина Сукуренко - были на месте, в трансформаторной будке, и одетые в форму вермахта. Вульф догадался - и прошлой ночью они были на задании. Марина вкладывала радиостанцию в свой фанерный чемодан, Сучков, склонившись над картой города, делал какие-то пометки.
Вульф закрыл отверстие отодвинутой деталькой щита связи. "Надо им уходить отсюда, да поскорее. Их могут запеленговать. Да и Нагель не оставит в покое. Он имеет среди охраны своих осведомителей".
О Крайцере Вульф меньше беспокоился. "Густав дома, он город знает… А вот Марина и Сучков, им труднее. - Вульф поднял взгляд на вмонтированный в щит отключатель тока высокого напряжения. - Сумел же я создать это устройство, чтобы входить в будку без всякого риска. Думай, думай, Ганс!" - подгонял он себя в поиске нового места базирования русских. Больше всех тревожила его судьба Марины, может, оттого что она сама относилась к нему с большим сочувствием. Однажды ночью, когда она, немного приболев, не смогла идти на разведку в Зюйдпарк и осталась одна в этом убежище, он пришел к ней с котелком супа. Она поела и, положив ложку, спросила: "Гансик, скажи мне, как это тебе удается все время викать и перед своими солдатами и перед начальством? Ведь это мучительно!"
"О да, Марина! - вспомнил Вульф вопрос Марины, на который он тогда не ответил. - О да, фрейлейн Марина! Если бы ты знала, как мне иногда хочется сказать по-немецки громко! Я вынужден пока терпеть: это, Марина, - мой камуфляж, который дает возможность помогать товарищам… Но рассвет близок…"
"Рассвет близок". Слова эти произнесла его мать, фрау Анна, садовник-декоратор на вилле господина Адема, как-то явившись к нему в госпиталь вместе со своей помощницей Тильдой, чтобы узнать, поправляется ли у него речь.
"О мама! О Гильда! - чуть не вскрикнул Вульф, вспомнив, что Гильда своею внешностью похожа на Марину. - Я же могу переправить Марину на виллу господина Адема!"
Эта мысль захватила Вульфа, и он, вновь открыв задвижку в щите, сказал в отверстие:
- Господа! Комрады! Рассвет близок! Послушайте…
Его прервал голос Густава Крайцера:
- Мы в курсе дела, Ганс. Майор Нагель не застанет нас врасплох. Я беру на себя комрада Сучкова, а ты - Марину. И отвечаешь за нее головой. Комраду Сучкову необходимо, чтобы Марина обязательно попала на виллу Адема. Ночью мы выйдем отсюда, и ты с нами пойдешь, мой Гансик. Согласен?
- Рот Фронт! - ответил Вульф и поставил задвижку на место.
Резко зазвонил телефон. Вульфу не хотелось брать трубку: он уже был занят мыслью о переправе Марины на виллу Адема и о том, как подготовить мать, фрау Анну, к приему неизвестной ей женщины и как усыпить бдительность старика эконома Карла. А телефон все звонил, и Вульф наконец-то взял трубку.
- Ви! Ви! - сказал он.
- Ах ты несчастный! - узнал он голос барменши Гретхен. - Гансик, ты мне очень нужен, выходи. Я здесь, у проходной.
"Черт ее принес! Надо идти!" - ругнулся Вульф в душе и побежал через весь двор к воротам.
"Что случилось, фрау Гретхен?" - написал в тетрадке Вульф и передал ее расфуфыренной барменше, стоявшей у своего начищенного до блеска "бенца".
Она открыла дверцу, позвала в машину. Едва он сел, как Гретхен облапила его мягкими, толстыми руками и жаром обдала ухо:
- Миленький, я приехала за тобой! Гансик, никто нам не помешает!.. Да и война все спишет…
Он еле высвободился из ее горячих, пахнувших пивом рук.
"А муж?" - черканул в тетрадке Вульф.
- Дурачок!.. Мой Нейман делами занят… Вчера у них было заседание, проводил сам Теодор. Был и Апель Фукс, и капитан Фельдман, и журналистка, мадам Хилли. У них одно: спасать Германию в самой Германии. Вот кретины! - Она вдруг умолкла, надулась. - Гансик, поедем, я одна. Мой Иохим уехал взрывать заводы. А профессор Теодор умчался с Хилли "нюхать" строителей форта "Стальные ворота".
"Так ты совсем одна?" - вновь он начертал в тетрадке.
- Одна, одна, Гансик, не считая, конечно, девок, вмятых из лагерей! Но девки боятся меня, я всегда с плеткой. "Брысь!" И они в свою каморку, сидят там, пока не позову… Но вот не с кем поговорить. - Она опять вцепилась в него: - Слушай, Гансик, найди мне у себя красивую девку, чтобы она хоть немного знала немецкий язык. А то не с кем поболтать о своих удовольствиях, желаниях. Обязательно, обязательно найди! Я тебе заплачу. Вот деньги, бери…
Вульф не отказался, взял набитую марками сумку.
- Едем, едем, Гансик! Ты о чем думаешь?
Он думал о Марине: ему показалось, что Марина может какое-то время потерпеть все прихоти этой ожиревшей дуры… А потом, подготовив мать и Гильду, можно будет переправить ее на виллу, расположенную на побережье залива. Но он еще посоветуется и с самой Мариной и, главным образом, с майором Сучковым. Подумав так, Ганс Вульф сощурил глаза и некоторое время искоса глядел на Гретхен. "Вот он, продукт нравственного и социального обвала, обрушившегося на немцев по воле национал-социалистского лобби".
Он, как бы пробуждаясь от тяжкого сна, встряхнул головой, затем в тетрадочке написал: "Моя любимая Гретхен! Я найду для тебя красивую фрейлейн со знанием немецкого языка и сам доставлю ее в твои мягкие ручки. Жди, это скоро будет".
Гретхен чмокнула Ганса в щеку, захлопнула за ним дверцу и уехала.
Ганс потер платком щеку, на которой остался след от крашеных губ, сплюнул:
- Тьфу! Какая гадость!..
ГЛАВА ВТОРАЯ
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
1
Земля в Восточной Пруссии была сплошь укреплена дотами и надолбами, крепостными валами да фортами. Дивизия генерала Петушкова наступала в составе 3-го Прибалтийского фронта, поначалу шла в направлении города Гумбинен. Проклятая полоса!.. Доты - ладно, их можно обойти. А вот металлические надолбы с крестовинами внизу и наверху прямо-таки стояли перед глазами. Танки не проходили, летели гусеницы. Лишь пехота при поддержке артиллерии по-пластунски преодолевала полосу.
Но все же дошли до города Гумбинен, а затем и взяли это гнездо - не город, а крепость из железобетонных укреплений - улицы, дома, перекрестки связаны в единую систему обороны.
На третий день железобетонный паук, изрядно побитый, покалеченный нашей авиацией, артиллерией, подрывниками и испустивший дух, остался позади. А через два дня наша дивизия надолго втянулась в бои, которые в общем-то ничем не отличались от боев местного значения…
Рота лейтенанта Никандра Алешкина, в которой я служил после окончания краткосрочных армейских курсов командиров взводов, располагалась неподалеку от НП майора Кутузова. Бойцы было зашевелились, чтобы вновь броситься вперед, на перемычку, пересекающую болото, но чей-то звонкий голос, похожий на голос Ивана Ивановича Лютова, известил из окопа:
- Товарищи комроты! Перемычка гнилая! Застрянете! Я только что оттуда!
- Отставить! В окопы! - приказал Алешкин.
И тут перед Кутузовым появился генерал Петушков, которого многие в дивизии за глаза называли запросто - Дмитрий Сергеевич. И знали, что Петушков командовал в Крыму полком, и что там же получил дивизию и звание генерала, и что у него во весь бок шрам от раны, и что он начал войну на Перекопе.
- Кутузов - и не может прорвать оборону врага?! - сказал комдив, едва соскочив с "виллиса".
- Не могу, товарищ генерал, слева болота, а в лоб идти - понесем большие потери.
- А Ильин, а Федько? - спросил Петушков о командирах батальонов.
- Батальонами командуют… Ильин легко ранен, но справляется. А Федько, как всегда, оказался везучим…
- Вот что, фельдмаршал, вызывай их сюда, - приказал комдив.
Кутузов позвонил в батальоны.
- Так чего же ты пасуешь? - не унимался Петушков. - Докладывай обстановку.
Кутузов доложил, и по карте показал все, как было. Любил Дмитрий Сергеевич Кутузова, но таил это чувство в своей душе, не проявлял гласно.
- Значит, никак? - нахмурился Петушков.
- Понесем большие потери.
- Твоя фамилия Кутузов?
- Кутузов, товарищ генерал.
- А я Петушков. Но рощу надо брать, потому как соседи обливаются кровью.
Прибыли комбаты, доложились генералу.
Кутузов же, до этого все глядевший на карту да что-то там, на этой карте, помечавший карандашом, воскликнул:
- Товарищ генерал, можно построить гать, и тогда пройдут танки! Вот в этом месте!
Дмитрий Сергеевич посмотрел и спросил у Ильина и Федько:
- А вы как думаете, ребята?
- За одну ночь построим, - сказал Федько.
- Федько инженер-строитель, - подхватил Ильин. - Я ему верю.
Тут они и порешили строить гать на болоте, а утром, соблюдая внезапность, ударить танками во фланг врагу. У Кутузова отлегло от сердца, но Дмитрий Сергеевич сказал:
- Так не все же! А?
- И правда, не все, - согласился Федько, уже глядя на карту.
- Ну-ну! - поторопил Дмитрий Сергеевич Федько.
- Разве немцы позволят нам строить гать? Весь огонь обрушат сюда, в это место, - показал Кутузов на карте. - Я попрошу, товарищ генерал, чтобы было организовано отвлекающее действие.
- Вот-вот! - похвалил Дмитрий Сергеевич Кутузова.
Петушков взял карту и показал на ней, в каком месте будет организована артиллерийская подготовка, чтобы отвлечь внимание противника от устройства гати и создать условия для внезапной атаки и удара по левому флангу.
В один из таких дней и я был вызван в политотдел дивизии. Явился, доложился какому-то майору, сидевшему в одиночестве в тесной комнатушке за пишущей машинкой, которая дергалась - "отъезжала" с места при ударах толстыми пальцами по клавишам.
- Так ты Сухов? - выслушав меня, переспросил майор.
- Младший лейтенант Сухов, - повторил я.
- А я майор Бугров. На этом барабане можешь работать? - показал он на машинку.
- Не могу, - признался я. - Автомат, пулемет, винтовка и даже полковое орудие - вот мои пишущие машинки.
- Ты не отнекивайся! - сказал Бугров. - Мне о тебе рассказывал сам комдив Петушков. Вопрос о твоем переводе в редакцию решен. - Майор взял палочку с резиновым наконечником, опершись о нее и кособочась, поднялся. - Значит, на машинке не можешь?.. А со мною знаешь как поступили? Когда я вышел из госпиталя, так мне в политуправлении фронта должность редактора дивизионной газеты предложили, вроде бы пожалели-де, мол, ранен, а в редакции полегче. И где они только раскопали, что я когда-то "районку" редактировал, еще до войны… Я тебе должен прямо сказать, в нашей "дивизионке" не отдохнешь. - Он сел за стол. - Тут даже и машинистки нет! Приходится самому. А сотрудники в полках… Ну ладно, иди к своему ротному и доложи, что ты откомандировываешься в редакцию. Кто у тебя ротный?
- Лейтенант Алешкин Никандр…
- А-а! Молод, да сед! В общем, доложи - и сюда. Приказ на тебя уже есть. И сошлись на майора Бугрова Александра Федоровича. Ну иди, одна нога здесь - другая в роте! Однако погоди… Ты хоть знаешь, отчего Алешкин побелел в свои двадцать два года?.. Не знаешь, так вот послушай. А потом и напишешь о нем. Он достоин того… Куришь? Нет. Тогда слушай.
Бугров опять сел за стол, задымил "казбечиной".
- Произошло это, как рассказывал мне капитан Котлов, есть такой - начальник похоронной команды, неподалеку от Крымской станицы, в лабиринтах Голубой линии… Ну, сам знаешь, гитлеровцы рассчитывали остановить наши войска на Тамани, а затем, поднакопив сил, ударить оттуда в спину нашим соединениям, взявшим Ростов и Таганрог… В общем, мечтали взять реванш за Сталинград. Ну и возвели эту адову ловушку - Голубую линию. Сам черт поначалу не мог разобраться в этом лабиринте. Ты где в это время был?
- В армейском госпитале. Потом на курсах командного состава.
- Тогда ты не знаешь, как мучились разведчики, чтобы расшифровать систему этой проклятой, запутанной вражеской линии обороны… Неудача за неудачей… Алешкин тогда командовал в нашем полку взводом разведки, младший лейтенант, только что вернулся в полк с фронтовых курсов. До зарезу требовался офицерский "язык", чтобы иметь более или менее ясное представление о схеме обороны фашистов. Опытные разведчики мялись, сомневались в успехе. А Никандр Алешкин сказал мне: "Товарищ замполит, я пойду, разрешите?" - Бугров возвел на меня глаза: - Да-да! Так и сказал… Но не в этом дело. Позвал его к себе подполковник Андрей Петрович Кравцов, командир полка, глянул на Алешкина и шепчет мне на ухо: "Такой красавец, что и неудобно посылать. - Потом спрашивает у Никандра: - Ты, наверное, у матери с отцом один такой?" "Нет, - говорит Алешкин. - У нас в семье все такие, один к одному… Я шестой, четыре брата подрастают в уральской деревне. Двоих из них, Константина и Матвея, к лету в армию призовут. Моя мать, Акулина Ивановна, пишет: "Костик и Мотя рвутся на фронт".
"Ну-ну! - сказал Кравцов. - Больно уж ладный ты, Никандр. Любая пойдет за тебя. - И вздохнул Андрей Петрович-то. - Имей в виду, можешь не вернуться".
В разведку за офицерским "языком" Алешкин ушел ночью и… не вернулся…
А на третий день, - продолжал Бугров, выйдя из-за стола, - полк чуть потеснил противника - поди, на целый километр. Капитан Котлов, или, как его в дивизии зовут, Отведибог, на своем "мил человеке", низкорослой лошадке, шарил по отбитому у врага километру в поиске павших. Меринок его вдруг остановился возле засыпанной взрывом бомбы траншеи. "Ты чего, мил человек?" - тряхнул поводьями Котлов, но лошадь захрапела и натянула поводья.