О'Брайен забарабанил пальцами по рулю.
- По-вашему, это обычная проверка или они ищут именно нас?
Келсо посмотрел на застекленную будку. Внутри сидел инспектор и читал газету.
- По-моему, обычная.
- Слава богу, если так. - О'Брайен начал рыться в бардачке. - Поднимите капюшон куртки и завернитесь с головой в спальный мешок, - сказал он. - Притворитесь спящим. Я скажу им, что вы мой оператор. - Он достал смятую пачку документов. - Вы Вуков, ясно? Фома Вуков.
- Фома Вуков? Что это за имя?!
- Вы предпочитаете отправиться прямиком в Москву? Так? В вашем распоряжении две секунды, чтобы принять решение.
- А сколько лет этому Фоме?
- Двадцать с небольшим. - О'Брайен потянулся к заднему сиденью и достал пакет с тетрадью. - У вас есть вариант получше? Суньте это под сиденье.
Мгновение поколебавшись, Келсо положил пакет вниз, натянул на голову спальный мешок и закрыл глаза. Путешествовать без визы - преступление. Путешествовать без визы по чужим документам - это, подумал он, преступление куда более серьезное.
Машина медленно ползла вперед и наконец остановилась. Он услышал, как О'Брайен выключил двигатель и опустил стекло. В кабину ворвалась струя холодного воздуха. Хриплый мужской голос сказал по-русски:
- Пожалуйста, выйдите из машины.
"Тойота" приподнялась на пружинах, когда О'Брайен вылез. Келсо пяткой задвинул пакет дальше под сиденье.
Через открывшуюся заднюю дверцу в машину ворвалась новая струя холода.
Звуки передвигаемых ящиков, щелканье замков. Шаги вокруг машины. Тихий разговор.
Под боком Келсо распахнулась дверца. Он слышал едва различимое шуршание падающего снега, чье-то дыхание. Наконец дверца захлопнулась - мягко, веж-ливо, чтобы не разбудить спящего пассажира, и Келсо понял, что опасность миновала.
Он услышал, как О'Брайен захлопнул заднюю дверцу и сел на водительское место. Неторопливо включил двигатель.
- Это просто поразительно, как действует стодолларовая купюра на милиционера, шесть месяцев не получавшего зарплату, - сказал О'Брайен. Потом стянул с головы Келсо спальный мешок. - Пора просыпаться, профессор. Добро пожаловать в Архангельск.
По железному мосту они переправились на другой берег Северной Двины. Широченная река отдавала желтизной, под стать тундре. Вспученные водовороты на ее поверхности переливались, как мускулы под грязной кожей. Две крупные баржи, соединенные буксирным тросом, плыли на север, к Белому морю. На другом берегу сквозь снежный фильтр и пролеты моста виднелись фабричные трубы, подъемные краны, кварталы жилых домов, высокая телебашня с мигающим красным маяком.
Когда открылась более широкая панорама города, настроение упало даже у О'Брайена. Он сказал, что такой жалкой дыры еще никогда не видел.
Сбоку от них по железнодорожной ветке прогромыхал товарняк. За мостом они свернули влево по направлению к тому, что производило впечатление центральной части города. Все пребывало в запустении. На обшарпанных фасадах домов шелушилась краска. На дороге то и дело возникали выбоины. Видавший виды трамвай горчичного цвета дребезжал, как чугунная цепь, волочащаяся по булыжнику. Прохожие под снегом брели, как пьяные.
О'Брайен медленно вел машину, качая головой, а Келсо подумал: что он, собственно, ожидал увидеть? Международный пресс-центр? Отель, полный коллег? Они выехали на широкую площадь со стоянкой автобусов. В дальнем ее конце, на набережной, четыре отлитых в бронзе красноармейца стояли, прижавшись друг к другу спинами, обратив взоры во все четыре стороны света и победно подняв над головами винтовки. У их подножия свора собак рылась в помойной куче. Неподалеку находилось невысокое длинное здание из стекла и бетона с крупными буквами под крышей: "Управление архангельского порта". Если в городе есть центр, то, вероятно, он именно здесь.
- Давайте припаркуемся, - предложил О'Брайен.
Они проехали по краю площади и остановились, уткнувшись бампером в чугунную ограду, прямо за которой виднелась река. Бродячий пес равнодушно посмотрел на них, поднял заднюю ногу и принялся со всей силой вычесывать блох у самой шеи. Вдалеке за снежной пеленой можно было различить очертания танкера.
- Вы понимаете, что мы на краю света? - тихо сказал Келсо, глядя прямо перед собой на водное пространство. - Мы здесь в ста километрах от Полярного круга, и между нами и Северным полюсом нет ничего, кроме моря и льда. До вас дошло? - Он расхохотался.
- Что тут смешного?
- Ничего. - Он посмотрел на О'Брайена и попытался перестать смеяться, но у него ничего не вышло; в явном унынии репортера было что-то на редкость смешное. Келсо хохотал до слез. - Простите, - выдавил он из себя, - простите.
- Давайте, давайте, веселитесь, - заметил О'Брайен с горечью. - Такой, по-моему, и задумана чертова пятница. Проехать восемьсот миль и очутиться в дыре, похожей на Питтсбург после ядерной войны, чтобы разыскать подружку Сталина... - Он хмыкнул и тоже расхохотался. Потом выдавил сквозь смех: - Знаете, чего мы не сделали?
Келсо наконец отдышался и перестал хохотать:
- Чего же?
- Мы не съездили на вокзал и не проверили уровень радиации... Мы возможно... черт возьми... облучились!
Они смеялись от души, до слез. "Тойота" подпрыгивала и вибрировала вместе с ними. Снег продолжал валить, а бродячий пес смотрел на них удивленно, слегка склонив голову набок.
О'Брайен запер машину, и они двинулись, обходя предательские выбоины в асфальте, к зданию портового управления.
Келсо нес пакет в руках.
Их обоих слегка пошатывало, и объявление о рейсах в Мурманск и на Соловецкие острова вызвало у них новый приступ смеха:
- Соловки?!
- Ну ладно. Хватит. Нас ждет здесь работа.
Внутри здание оказалось просторнее, чем выглядело снаружи. На первом этаже расположились магазины, точнее, маленькие киоски, торгующие одеждой и туалетными принадлежностями, а также кафе и билетная касса. Еще ниже, под гроздью ламп дневного света, частично разбитых, находился мрачный подземный рынок - тут в ларьках продавались семена, книги, пиратские кассеты, обувь, шампуни, колбаса, прочные русские бюстгальтеры неимоверных размеров черного и бежевого цвета.
О'Брайен купил две карты - города и области, затем они поднялись к билетной кассе, где Келсо в обмен на долларовую купюру, предложенную подозрительному типу в грязной форменной одежде, получил возможность заглянуть в телефонную книгу Архангельска. Книга была небольшая, в твердом красном переплете, и менее чем за тридцать секунд Келсо установил, что ни Сафонов, ни Сафонова в ней не значатся.
- Что теперь? - спросил О'Брайен.
- Теперь надо поесть, - ответил Келсо.
Кафе представляло собой старорежимную столовку, забегаловку самообслуживания с грязным полом, мокрым от тающего снега. В воздухе стояло теплое облако крепкого табачного дыма. За соседним столиком два немецких моряка резались в карты. Келсо взял большую тарелку щей - супа из капусты с плавающей посередине солидной порцией сметаны, черный хлеб и пару крутых яиц. Воздействие этой еды на его пустой желудок было незамедлительным. Он испытывал едва ли не эйфорию. Все будет в порядке, подумал он. Здесь они не пропадут. Никто их тут не найдет. И если они будут действовать грамотно, то уложатся за один день.
Он плеснул половину миниатюрной бутылочки коньяка в стакан с растворимым кофе, посмотрел на нее и подумал: черт возьми, почему бы и нет? - и вылил остальное. Закурил сигарету и огляделся. Люди здесь выглядели трезвее, чем в Москве. Они пялились на иностранцев. Но когда вы пытались перехватить их взгляд, они отводили глаза.
О'Брайен отодвинул свою тарелку в сторону.
- Я все думаю об этом институте - как он там назывался? Академия Максима Горького? Там ведь должны сохраниться архивы. И была еще эта девушка, ее сокурсница. Как ее звали, ту, некрасивую?
- Мария.
- Точно, Мария. Давайте найдем курсовой журнал и разыщем Марию.
Курсовой журнал? - подумал Келсо. За кого ее принимает О'Брайен? Королеву 1950 года Академии Максима Горького? Но у него было слишком благодушное настроение, чтобы затевать спор.
- Или же, - сказал он дипломатично, - мы могли бы разыскать местную партийную организацию. Помните, она ведь была комсомолка. У них могли сохраниться старые личные дела.
- О'кей. Тут вам карты в руки. Как их найти?
- Нет ничего проще. Дайте мне план города.
О'Брайен вынул из внутреннего кармана карту города и пододвинул свой стул поближе к Келсо. Они разложили карту на столике.
Основная часть Архангельска теснится на широком мысу километров шесть с половиной в поперечнике, ленточки новых кварталов тянутся вдоль Двины по обоим ее берегам.
Келсо ткнул пальцем в карту.
- Здесь, - сказал он. - Вот где они. Или были раньше. На площади Ленина, в самом большом здании. Эти мерзавцы всегда занимали самые хорошие здания.
- И вы думаете, они нам помогут?
- Нет. Уж во всяком случае, не по доброй воле. Но О'Брайен запер машину, и они двинулись, обходя предательские выбоины в асфальте, к зданию портового управления.
Келсо нес пакет в руках.
Их обоих слегка пошатывало, и объявление о рейсах в Мурманск и на Соловецкие острова вызвало у них новый приступ смеха:
- Соловки?!
- Ну ладно. Хватит. Нас ждет здесь работа.
Внутри здание оказалось просторнее, чем выглядело снаружи. На первом этаже расположились магазины, точнее, маленькие киоски, торгующие одеждой и туалетными принадлежностями, а также кафе и билетная касса. Еще ниже, под гроздью ламп дневного света, частично разбитых, находился мрачный подземный рынок - тут в ларьках продавались семена, книги, пиратские кассеты, обувь, шампуни, колбаса, прочные русские бюстгальтеры неимоверных размеров черного и бежевого цвета.
О'Брайен купил две карты - города и области, затем они поднялись к билетной кассе, где Келсо в обмен на долларовую купюру, предложенную подозрительному типу в грязной форменной одежде, получил возможность заглянуть в телефонную книгу Архангельска. Книга была небольшая, в твердом красном переплете, и менее чем за тридцать секунд Келсо установил, что ни Сафонов, ни Сафонова в ней не значатся.
- Что теперь? - спросил О'Брайен.
- Теперь надо поесть, - ответил Келсо.
Кафе представляло собой старорежимную столовку, забегаловку самообслуживания с грязным полом, мокрым от тающего снега. В воздухе стояло теплое облако крепкого табачного дыма. За соседним столиком два немецких моряка резались в карты. Келсо взял большую тарелку щей - супа из капусты с плавающей посередине солидной порцией сметаны, черный хлеб и пару крутых яиц. Воздействие этой еды на его пустой желудок было незамедлительным. Он испытывал едва ли не эйфорию. Все будет в порядке, подумал он. Здесь они не пропадут. Никто их тут не найдет. И если они будут действовать грамотно, то уложатся за один день.
Он плеснул половину миниатюрной бутылочки коньяка в стакан с растворимым кофе, посмотрел на нее и подумал: черт возьми, почему бы и нет? - и вылил остальное. Закурил сигарету и огляделся. Люди здесь выглядели трезвее, чем в Москве. Они пялились на иностранцев. Но когда вы пытались перехватить их взгляд, они отводили глаза.
О'Брайен отодвинул свою тарелку в сторону.
- Я все думаю об этом институте - как он там назывался? Академия Максима Горького? Там ведь должны сохраниться архивы. И была еще эта девушка, ее сокурсница. Как ее звали, ту, некрасивую?
- Мария.
- Точно, Мария. Давайте найдем курсовой журнал и разыщем Марию.
Курсовой журнал? - подумал Келсо. За кого ее принимает О'Брайен? Королеву 1950 года Академии Максима Горького? Но у него было слишком благодушное настроение, чтобы затевать спор.
- Или же, - сказал он дипломатично, - мы могли бы разыскать местную партийную организацию. Помните, она ведь была комсомолка. У них могли сохраниться старые личные дела.
- О'кей. Тут вам карты в руки. Как их найти?
- Нет ничего проще. Дайте мне план города.
О'Брайен вынул из внутреннего кармана карту города и пододвинул свой стул поближе к Келсо. Они разложили карту на столике.
Основная часть Архангельска теснится на широком мысу километров шесть с половиной в поперечнике, ленточки новых кварталов тянутся вдоль Двины по обоим ее берегам.
Келсо ткнул пальцем в карту.
- Здесь, - сказал он. - Вот где они. Или были раньше. На площади Ленина, в самом большом здании. Эти мерзавцы всегда занимали самые хорошие здания.
- И вы думаете, они нам помогут?
- Нет. Уж во всяком случае, не по доброй воле. Но если вы согласны слегка их подмазать... Так или иначе, стоит попробовать.
Судя по карте, туда было минут пять ходу.
- Вы в самом деле заинтересовались, да? - спросил О'Брайен. Он поощрительно похлопал Келсо по руке. - Мы с вами - отличная команда, вам это известно? Мы им всем покажем. - Он сложил карту и сунул под тарелку пять рублей чаевых.
Келсо допил кофе. От коньяка по всему телу разлилось блаженное тепло. Все-таки О'Брайен не такой уж плохой парень, думал он. Уж лучше он, чем Эйдлмен и прочие восковые куклы, сейчас уже прилетевшие в свой Нью-Йорк.
История не делается без риска, это он хорошо знал. Так, может быть, иной раз надо рискнуть, чтобы ее написать?
О'Брайен прав.
Он им всем еще покажет.
21
Когда они шли мимо "тойоты" и потрепанного фасада поликлиники моряков Северного флота, по-прежнему валил снег. Ветер гнал снежные хлопья со стороны реки, завывая среди лодок, прибившихся к деревянной пристани, пригибал низкорослые деревья, высаженные на набережной вдоль прогулочной аллеи. Он был такой сильный, что даже мужчины с трудом держались на ногах.
Несколько лодок погрузились под воду, как и деревянная хибарка в конце пристани. Какие-то вандалы через металлическую ограду перебросили в воду скамейки. Стены здания были разукрашены рисунками и надписями. Среди прочего можно было разглядеть звезду Давида, кровавые пятна с намалеванной поверх свастикой, эмблемы СС и Ку-клукс-клана.
Бутика с итальянской обувью в этом городе явно не было.
Они свернули от реки в глубь Архангельска.
В каждом российском городе до сих пор есть свой памятник Ленину. Архангельск воплотил вождя пролетариата в пятнадцатиметровой фигуре, возвышающейся над гранитным постаментом, с исполненным решимости лицом, развевающимися полами пальто и пачкой бумаг в вытянутой руке. Создавалось впечатление, что он хочет остановить такси. Широченная площадь, по-прежнему носившая его имя, была пуста и покрыта ровным слоем снега. В одном ее углу несколько коз на привязи ощипывали кустарник. Обрамляли площадь большой музей, центральная почта и солидное казенное здание с серпом и молотом, притороченными к балкону.
Келсо шагал по направлению к этому зданию, О'Брайен поспевал за ним, и они почти достигли цели, когда песочный джип с прожектором на крыше выскочил из-за угла: это была машина МВД. Келсо вмиг протрезвел. Его могут остановить в любую минуту и потребовать предъявить визу. Бледные лица солдат повернулись в его сторону. Он наклонил голову и поднялся по ступенькам. О'Брайен следовал за ним едва ли не вплотную. Джип описал инспекционный круг по площади и скрылся из виду.
Коммунистов не изгнали из здания, их просто переселили на задворки. Здесь в их распоряжении была небольшая приемная, где властвовала крупная женщина средних лет с копной крашеных желтых волос. Возле нее на подоконнике в беспорядке стояли вьющиеся растения в старых жестяных банках, напротив красовался большой цветной портрет Геннадия Зюганова, полнощекого кандидата компартии на последних президентских выборах.
Она внимательно изучала визитную карточку О'Брайена, вертела ее в руках и подносила к свету, словно пытаясь определить ее подлинность. Затем взяла телефон, набрала номер и тихо сказала что-то в трубку.
Через двойные оконные рамы было видно, как во дворе ветер наметает небольшие сугробы. Тикали часы. Возле двери Келсо заметил пачку последнего номера "Авроры", перевязанную бечевкой, очевидно, в ожидании рассылки. В заголовок на первой полосе была вынесена цитата из доклада министра внутренних дел президенту: "Насилие неизбежно".
Через несколько минут в приемную вошел человек. Ему, по-видимому, было лет шестьдесят, и вся его фигура производила странное впечатление. Голова была слишком мала для его мощного торса, а черты мелковаты даже для небольшого лица. Фамилия его Царев, сообщил он, протягивая руку, испачканную чернилами. Профессор Царев, уточнил он. Второй секретарь областного комитета партии.
Келсо спросил, могут ли они поговорить с ним.
Да. Пожалуй. Это возможно.
Сейчас. Наедине.
Царев заколебался, пожал плечами.
- Хорошо.
Он провел их по темному коридору в свой кабинет - уменьшенный слепок кабинета партийного чиновника советских времен, с портретами Брежнева и Андропова. Келсо подумал, что за многие годы он посетил десятки таких кабинетов. Паркетный пол, толстые трубы парового отопления, тяжелый радиатор, настольный календарь, большой бакелитовый телефон, точно из фантастического фильма 50-х годов, запах политуры и застойный дух - каждая деталь была знакома, вплоть до модели спутника и часов в форме государства Зимбабве, преподнесенных в дар какой-то марксистской делегацией. На полке за головой Царева стояли шесть экземпляров мемуаров Мамонтова "По-прежнему верю".
- Я вижу у вас книгу Мамонтова. - Это прозвучало глуповато, но Келсо не смог сдержаться.
Царев обернулся и посмотрел на книги, точно увидел их впервые.
- Да. Товарищ Мамонтов приезжал в Архангельск и помогал нам вести кампанию на последних президентских выборах. А что? Вы с ним знакомы?
- Да. Я его знаю.
Молчание. Келсо чувствовал на себе взгляд О'Брайена и понимал: Царев ждет, когда он объяснит цель визита. Несколько неуверенно он произнес заранее подготовленные слова. Прежде всего, сказал
Келсо, он и мистер О'Брайен хотели бы поблагодарить профессора Царева за то, что тот согласился принять их без предуведомления. Они прибыли в Архангельск всего на один день, намереваясь снять документальный фильм о сохранившемся еще потенциале коммунистической партии. Они объезжают многие города России. Он еще раз просит извинения за то, что они не связались с ним заранее, чтобы он мог назначить им время встречи, но особенность их профессии в том, что приходится действовать очень быстро...
- Вас послал товарищ Мамонтов? - прервал его Царев. - Вас сюда направил товарищ Мамонтов?
- Могу со всей искренностью сказать вам, что мы не приехали бы в Архангельск, если бы не Владимир Мамонтов.
Царев закивал. О, вы выбрали замечательную тему. Тему, которая злонамеренно игнорируется на Западе. Кто на Западе знает, например, что на выборах в Думу коммунисты получили тридцать процентов голосов, а потом, на президентских выборах 1996 года, - сорок? Да, мы скоро опять будем у власти. Сначала, скорее всего, в коалиции, а потом - кто знает?
Он оживился.