МИТТЕЛЬШПИЛЬ
Таше было двадцать полных лет. Тринадцать из которых она исправно считала себя верной старейшинам города песка и покорной их приказам. Их мысли были ее мыслями, их указания были ее главной целью, а их поощрения были самым дальним пределом ее мечтаний. Из нее выковали отличное смертоносное оружие, готовое выполнять любой приказ. Но самое главное было то, что Таша была готова отдать свою жизнь за свой город и идеалы его старейшин.
Ей было семь лет, когда грянула Катастрофа, и ее приютили чужие люди, в четырнадцать ей впервые позволили взять в руки оружие (это был фламберг, так полюбившийся после и ставший ее постоянным спутником), а в восемнадцать – объяснили цель всей ее жизни. Таша не сопротивлялась, ведь люди, указывающие путь, спасли ее от более плачевного исхода – от смерти. Она была обязана им жизнью, и она была готова заплатить это любую цену.
Их жилищем был город ветра, хотя лучше бы его назвать городом песка. Таша так и называла это место. Город песка – вечный, неустанно выживающий и невероятно жаркий. Вокруг него была пустыня, казавшаяся бескрайней и беспощадной. Яркое солнце слепило, заставляя щуриться и прикрывать глаза рукой. Таша хорошо помнила, что в первое время буквально слепла, когда старейшины давали задание упражняться прямо среди жаркого дня. Ей приходилось держать глаза закрытыми. И это обострило все остальные ее чувства, на которые теперь полагалась воительница.
Народ песочного города – худые, сухие и загорелые люди – обосновался рядом с единственным оазисом в округе. Они сделали островок воды и зелени своим храмом, возведя единственное каменное сооружение, где стоял алтарь бога ветра, которому поклонялись местные.
Только люди, избранные старейшинами, имели право приближаться к оазису и храму. Таша не была одной из них. Она являлась обычной жительницей города песка, за тем лишь исключением, что была отмечена старейшинами и знала, что на нее у них есть свои планы. Они спасли ее после Катастрофы, дали кров, еду и питье – возможность жить. Взамен Таша стала их оружием. Если нужно было отправиться на разведку, то она без сомнений и промедлений соглашалась. Несколько раз подобные походы в пустыню почти оканчивались гибелью девушки, но раз за разом что-то заставляло ее найти дорогу обратно. Зов сердца или же божественное вмешательство? Таша не знала. Единственное, что воительница знала наверняка – это знание давало ей силы жить и совершенствоваться – то, что придет время, настанет час затмения, и ей нужно будет отправиться в свое последнее путешествие.
Старейшины обозначили ее цель ясно и четко. Это было словно высечено незримым клинком в мыслях Таши. На потрепанных бумагах, в которых содержались необыкновенные предсказания и пророчества, было ясно сказано, что настанет час, и дети небесных светил придут из далеких земель, способные изменить сложившуюся жизнь людей и обладающие силами сплотить оставшиеся на Земле народы. Но их благословенные силы могут стать всеобщей погибелью, ведь стихийные боги еще недостаточно наказали людей. Так думали старейшины, и Таша всегда чувствовала желание скривиться при высказанных вслух этих словах. Это было крайне несправедливо. Но старейшины настаивали. Что значат тринадцать лет спокойствия после Катастрофы по сравнению со столетиями страданий и мучений, которые причинили люди природе и планете в целом? Старейшины города песка были крайне убеждены в том, что нельзя допустить того, чтобы дети небесных светил исполнили свое предназначение. Хилый, слабый мир лучше любой войны. И если после первой Катастрофы совсем небольшое количество людей все же выжило, то после второй – не останется никого. Земля станет девственно чистой и невинной, какой была лишь в мгновения своего рождения.
– Стихийные боги будут ликовать, но кто же будет им молиться? Воспевать их имена и устраивать ритуальные празднества? Их алтари и храмы опустеют, никто не обмолвится и словом об их величии. Тишина накроет планету. И тогда кем станет пастух без своей паствы? – задавалась немым вопросом Таша, но вслух, конечно, этого не произносила. Подобное могло бы огорчить старейшин. Воительницу вообще приучили ценить тишину и молчать, ведь молчание – золото. А в разговорах нет истины. Истину можно увидеть лишь в глазах говорящего, в его мимике и еле заметных сигналах тела. Таша стала превосходным специалистом в науке человеческих сигналов. Никто из жителей города песка не смог бы сравниться с ней ни в бою на клинках, ни в навыках выслеживания. Разговаривая с городскими жителями, воительница явственно видела их пороки и плохие, злые мысли. Это заставляло отмалчиваться, хранить их тайны и грязные секреты, становиться сундуком таинств – ящиком Пандоры. Это медленно уничтожало веру Таши в людей и человеческий род, она все больше сторонилась даже мимолетных разговоров, отдавая предпочтение тренировкам и походам в разведку в полном одиночестве. Это закаляло, делало жестче и сильнее. Все это было частью подготовки к выполнению главной и единственной важной миссии Таши.
Когда настанет час солнечного затмения, ей будет необходимо отправиться в свой последний путь. Воительница знала, что это могло значить. Уйдя из пустынного города, девушка никогда больше не сможет туда вернуться. Ее целью было остановить детей небесных светил из пророчества, о дальнейшей судьбе девушки старейшины никогда не упоминали в своих речах. Все было ясно без слов, ведь в городе песка убийство считалось тяжким преступлением. Никто не имел право отнимать жизнь другого человека. А если кто-то и отнимал, то его ждала незавидная участь – кратковременная вечность в пустыне, полной сожаления и холода по ночам. Таша почтенно чтила законы своего города, поэтому даже и помыслить не могла о возвращении после осуществления миссии. Она не думала о том, что будет после. Потому что "после" для нее не существовало. Была только цель, и Таша день за днем готовила себя к последнему выходу из города.
Воительница знала свое предназначение с восемнадцати лет. Прошло уже два года, но затмение все не наступало, и старейшины выжидающе молчали, покровительственно позволяя девушке упражняться в искусстве ведения боя. Изредка Таша чувствовала на их лицах одобрение. Чувствовала, но не видела, – потому что в большинстве своем ее глаза были закрыты. Слепящее солнце и золото песка не давали покоя глазам, и воительница приучила себя чувствовать, но не видеть.
Когда она тренировалась, дети города песка с огромным интересом усаживались неподалеку, прикрываясь самодельными картонными зонтиками от палящего солнца. Это мало спасало от жары, но зрелище того стоило. Таша была невероятна: движения девушки были плавными, почти грациозными, но в то же время быстрыми и четкими; фламберг казался продолжением ее руки, а песок будто и не заставлял ноги проваливаться, был послушным и твердым, как обычная земля. Светлые соломенные волосы воительницы прямыми прядками спадали на ее плечи, доставая почти до лопаток. Кривая челка то и дело мешала обзору, но Таша этого как будто и не замечала. Ее серые глаза то и дело закрывались, и девушка, полагаясь на другие свои органы чувств, полностью забывала о возможности видеть. Слух воительницы улавливал малейшие колебания песчинок под ногами, помогая удерживать боевую позицию. Нос прекрасно чуял запахи пустыни и находившихся рядом детей – они пахли гарью от костров и сушеными фруктами. Кожей Таша ощущала легкое дуновение ветерка, от которого все внутри нее трепетало в блаженстве, а на языке был вкус горечи – девушка мало ела, но старалась много пить, хоть это и было и нелегко в подобном климате. Ничто и никто не мог остановить ее тренировку. Это было важно – превозмогать трудности, делая себя выносливее и сильнее.
С закрытыми глазами Таша оттачивала выпады, грациозно двигаясь в танце смерти. Когда-то давно старейшины рассказывали девушке о ранее живущих людях, которые так и не предали законы природы. Ими были постигнуты тайны вселенной. У этих людей было поверье, что перед тем, как человек окончательно умрет, он должен принять участие в пляске смерти. Это было ритуалом перехода в иной мир. Те люди восхваляли смерть, чтили ее и поклонялись ей, как своему старому другу. Они знали, что смерть – всего лишь начало, часть новой жизни. И, танцуя свой танец, они прощались с природой и планетой, навсегда запечатлевая мир в своей душе. Таша думала, что понимает их, как никто другой. Тренировки перед исполнением ее главного предназначения были ее плясками смерти.
Она представляла врагов рядом с собой, и вкладывала в свои движения столько усилий, сколько понадобилось бы для настоящего боя. Старейшины просили ее представлять на месте врагов детей небесных светил, и они представлялись Таше двумя огромными чудовищами, жаждущими вырвать ее трепещущееся сердце из груди. Враги пахли гнилью, а в их кроваво-красных глазах было лишь бесконечное зло. Из огромных пастей сочился яд и ядовито-зеленая слизь, вызывая отвращение. Они были злом в самом своем первозданном, чистом виде. Так было проще. Думать о том, что двое из пророчества – обычные люди, казалось кощунством, ведь их ждала смерть от руки Таши. Несмотря на свое воспитание, она все же не желала им подобной участи. Воительнице было жаль этих несчастных, которым не посчастливилось стать частью пророчества. Таша сама была частью большого механизма, его деталью, без которого механизм бы не сработал. Ей нужно было верить в то, что двое из пророчества лишь детали, без которых может обойтись главный механизм.
Яркое солнце почти село за горизонт, оставляя пустыню во власти холодной ночи. Но Таша все не останавливалась. Она чувствовала, что скоро начнется ее путь и свершение пророчества, и ей нужно будет выступить из родного города. Поэтому день за днем воительница оттачивала движения и свои навыки, готовясь, словно к последнему бою. Возможно, так оно и было. Никто ведь не знал, кем окажутся двое из пророчества. Вдруг, эти двое – обученные воины? Справится ли Таша с ними? А что, если дети луны и солнца окажутся действительно просто детьми? Сможет ли воительница отнять их жизни, не сомневаясь и не останавливаясь, перед самым финишем?
Эти вопросы не отпускали Ташу и ночью, когда в холоде своего укрытия девушка отчаянно пыталась уснуть. Сон не шел, все было тщетно.
Под рукой сталь фламберга приятно холодила кожу. Таша с какой-то почти недоступной ей нежностью посмотрела на клинок. Он был ее семьей, ее самым преданным любовником и главным соратником. Только фламбергу Таша доверяла. Подобная преданность должна была вызывать восхищение, но глубоко в душе воительница понимала, что это печально и грустно. Ничто не могло затронуть ее окаменевшее на солнце пустыни сердце. Ничто и никто.
Ночь казалась необыкновенно и удивительно звездной и красивой, поэтому Таша уселась прямо на остывший песок, позволяя ладоням увязнуть в песчинках, ощущая их на своей коже и понимая, что наступит момент, когда она больше не сможет почувствовать это. Ей нужно было запомнить пустыню, хотя даже если она вдруг лишится памяти, пустыня навсегда останется в ее сердце.
Пронзительными серыми глазами всматриваясь в красоту ночного неба, воительница чувствовала необычайный покой. Таша была частью пустыни, а пустыня была частью нее.
Ташу разбудили веселые крики местных детей. Они играли в какую-то увлекательную игру, носясь туда-сюда, что не могло не радовать глаз. Дети будто совершенно не обращали внимания ни на палящую жару, ни на то, что по песку было довольно трудно бегать даже в ботинках. Воительница знала это наверняка, потому что и сама не раз заставляла себя бегать, тренируя свое тело.
Дети не обращали внимания на сложности и трудности. Тем не менее, многие проходящие мимо взрослые жители города ветра качали головами. В пустыне обычно взрослеют довольно стремительно и быстро. Это можно было увидеть на примере Таши. Но она, открыв глаза, все еще неподвижно лежа на песке, только слегка приподняла уголки своих тонких губ. Будь это в ее силах, она бы сделала все, чтобы эти дети оставались детьми как можно дольше. Хоть у Таши не было родственных связей с людьми города песка, она все равно чувствовала себя частью этого народа.
– Таша, – прозвучал чей-то тихий, но уверенный голос. Воительница грациозно приподнялась на локтях и, щурясь от уже яркого солнца, посмотрела на подошедшего к ней парня. Им оказался один из прислужников старейшин. По мнению девушки, они все были на одно лицо – невзрачные, загорелые, но с яркими серыми глазами, заставляющими чувствовать себя не в своей тарелке. Даже прислужники старейшин выглядели так, будто им была открыта какая-то великая тайна вселенной.
Таша поднялась на ноги и взяла фламберг в руку. Знакомая тяжесть приятно отозвалась в теле, заставляя ощущать чувство, будто девушка вновь встретилась со старинным хорошим другом. Она почтительно чуть склонила голову в знак уважения к пришедшему, и прислужник кивнул ей в ответ. На его лице не было ни эмоции, будто все это почтительное обращение было для него абсолютно неважно и бессмысленно. Возможно, так и было.
– Что такое? Что случилось? Старейшины хотят меня видеть? – совсем без интереса спросила Таша и быстро посмотрела на небо. Оно было все таким же ярко-голубым, как и много дней до этого. Ярчайшее солнце светило нещадно, опаляя своим жаром неприкрытое шарфом лицо. В мышцах чувствовалась усталость из-за того, что Таша спала прямо на песке. Она провела рукой по волосам, ощущая песчинки между сухими локонами.
– Да, все верно, – снова кивнул прислужник и тоже посмотрел в небо. – Говорят, что сегодня будет особенный день. День, в который небо изменится. Тебе лучше привести себя в порядок и немедленно пойти к старейшинам. Они сегодня странно взволнованны. Хотя мне, наверно, как и тебе, не совсем понятно, как небо может измениться. Оно все такое же голубое, как и много дней до этого. Солнце все такое же яркое, как и в прошедшие годы. А люди ведут себя все также просто и обычно, как и всегда. Ничто не говорит о том, что день предстоит необыкновенный.
– Сейчас только утро, все еще может измениться. Погода меняется в течение дня, – покачав головой, не согласилась Таша. Внутри нее появилось чувство того, что сегодня непременно что-то должно произойти. Выброс адреналина в кровь заставил сердце стучаться отчаяннее и быстрее. Неужели… Воительница выпрямилась и вся подобралась. Развернувшись, девушка поспешила в свою скромную хижину. – Я подойду к старейшинам меньше чем через четверть часа. Благодарю тебя за вести, послушник.
То, что ответил паренек, Таша уже не услышала. Она быстро умылась теплой, почти горячей водой, обтерев лицо слегка влажной тряпкой, встряхнула и пригладила светлые волосы, а потом собрала их в хвост, используя старенькую резинку. Таша надела свои светлые одежды, прикрывающие обнаженную кожу от палящего солнца, и взяла давно заготовленную сумку со всем необходимым в дороге. Как знать, возможно, у нее уже не будет возможности вернуться в свое бедное жилище. Зацепив на спину ножны, Таша осторожно просунула в них фламберг и тут же проверила легко ли его выхватить. Все было идеально подобрано именно под нее и ее телосложение. Годы тренировок, забот исключительно о том, чтобы Таша была готова к "тому самому дню". Неужели сегодня наступил этот знаменательный день?
Выходя из жилища, воительница не удержалась от того, чтобы не обернуться. В этой нелепой хибаре прошла вся ее сознательная жизнь. Здесь она восстанавливалась после изнурительных физических нагрузок. Здесь она узнала о своем предназначении, когда внезапно старейшины оказались на ее пороге. Здесь Таша чувствовала себя, как дома. И это было бесценно.
К старейшинам воительница почти что бежала, хоть и пыталась сохранять показательно равнодушный вид. Ей казалось, что взгляды всех вокруг устремлены исключительно на нее. И хоть почти никто не знал о цели ее жизни, Таше казалось, что жители города своими взглядами пронзительных серых глаз как бы отдают ей должное, желая удачи и прощаясь. Прощаясь навсегда. Воительница смотрела на проходящих мимо людей в ответ, и на ее губах сама собой появлялась легкая улыбка сожаления. Сожаления от того, что она видит их в последний раз. Тем не менее, нутро девушки радовалось, ведь она собиралась сделать что-то особенное на благо этих людей.
Таша не чувствовала грусть. В груди нарастало лишь волнение от осознания того, что главное приключение ее жизни вот-вот начнется.
Она бесцеремонно почти что ворвалась в сады оазиса. Ее не допускали в главный храм, но сады воительница все же несколько раз видела. Они были удивительными: невероятно зелеными и каким-то "сочными", по сравнению с сухой и безжизненной пустыней вокруг. Зеленые листья на невысоких деревьях походили на изумруды, а изредка встречающиеся красные цветки опаляли разум, напоминая необыкновенной красоты рубины. Журчание источника походило на мелодичную и удивительную песню природы, а вода сверкала своей холодной красотой.
На эфесе фламберга Таши тоже красовался единственный драгоценный камень. Даже в самые трудные годы девушка и помыслить не могла, чтобы продать его местным торговцам за воду или пищу. Камнем в фламберге был невзрачный, потускневший агат. Он был темного, почти черного цвета, но на свету воительнице иногда казалось, что она видит отблеск огня. Благодаря камню ее старенький клинок выглядел еще более красивым и изящным. Таша мысленно восхищалась им и гордилась, что фламберг отдали именно ей. Даже мысль о том, что кто-то другой мог быть владельцем этого клинка, заставляла девушку хмуриться. Они были созданы друг для друга: она для этого клинка, и он – для ее руки.
В садах жизни, как называли оазис местные жители, было тихо и спокойно. Слышалось прекрасное журчание чистейшего источника воды. Этот звук ласкал слух Таши, но она заставляла себя не отвлекаться ни на что. Взглядом девушка внимательно высматривала хоть кого-нибудь из старейшин. Наконец взгляд ее серых глаз встретился с взглядом глаз почти бесцветных, словно с толикой песка на самом их дне. Это был взгляд главного старейшины города ветра. Его глаза иногда напоминали Таше песочные часы, в которых каждая песчинка медленно приближала ее к началу путешествия.
Воительница немедленно упала на одно колено, не заботясь о мгновенной боли, выказывая свое глубокое почтение. Старейшина несколько минут молчал, а потом медленными, почти неслышимыми, шелестящими шагами, направился к девушке. Таша уловила то, как ее сердце начало стучаться быстрее, и заставила себя успокоиться. Через несколько мгновений старейшина положил свою сухую руку на плечо воительницы. Даже через ткань одежды она почувствовала жар, исходящий от кожи старца. Девушка неосознанно вздрогнула, но взгляд не подняла.
– Встань, девочка, – проскрипел старейшина. Таша немедленно встала и выпрямилась, вытянувшись, словно струна. На ее молодом лице не было ни эмоции. Старейшины не желали видеть в ней обычного человека, подверженного людским переживаниям и чувствам. Таша должна была оставаться невозмутимой и холодной, как сталь ее собственного клинка. Тем временем, старейшина продолжил. – Сегодня наступил день начала твоего задания. Совсем скоро в голубом небе над нашим городом луна затмит собой солнце, на некоторое время погружая мир во мрак. И это будет значить, что путь детей небесных светил начался. Ты хорошо потрудилась над своим телом, но готов ли твой разум к подобному заданию?