* * *
Первое занятие по спецподготовке включало в себя рукопашный бой и стрельбу из пистолета. В тире Маше понравилось больше, чем на татами. С непривычки она сильно устала и даже попросила Петра Петровича отвезти её прямо домой без заезда в бассейн.
- У меня ведь нет с собой купальника, - мотивировала она свою просьбу.
- Не беда, - ответил Пётр Петрович, - по дороге заедем и купим. И никаких возражений!
Теперь, отдыхая на пластмассовом лежаке, Маша была благодарна ему за настойчивость. Плавать в бассейне оказалось намного интереснее, чем в реке. Маша села, собираясь покинуть лежак и продолжить купание, когда сзади раздался чей-то голос:
- И что это у нас тут за новая ципочка?
Маша резко повернулась на голос. На неё с ухмылкой пялился незнакомый мужчина. Его взгляд бесцеремонно шарил по телу. Занимаясь художественной гимнастикой, Маша привыкла к заинтересованным взглядам и не стеснялась своего тела. Но этот взгляд заставил её невольно прикрыться руками. В магазине она так радовалась купальнику, теперь же он показался ей слишком открытым. Мужчина бесцеремонно уселся на лежак, задев Машу бедром. Она вскочила, но отойти не сумела. Мужчина успел крепко схватить её за руку.
- Ну, куда же ты так спешишь? Мы ведь ещё не успели познакомиться.
- Слышь, дядя, - Маша не заметила, как крепкий парень оказался возле них, - отпусти девушке руку. Видишь, она не желает с тобой знакомиться.
Непрошенный ухажёр отвлёкся и ослабил хватку. Маша воспользовалась моментом и высвободила руку. Мужчине это не понравилось. Он вскочил и угрожающе надвинулся на парня.
- Не лезь не в своё дело, защитничек!
- А то что? - вежливо поинтересовался парень.
- Сейчас узнаешь.
Мужчина резко вскинул руку. Вряд ли он хотел ударить, скорее, просто напугать. Но у него не получилось и этого. Рука вмиг оказалась в железной хватке ещё одного крепыша, подошедшего к нему со спины. Болевым приемом он заставил дебошира опуститься на одно колено.
- Отпусти, больно! - простонал мужчина сквозь зубы.
- А вы обещаете себя хорошо вести? - спросил парень, не ослабляя хватку.
Мужчина промолчал, кусая губы от боли. За него ответил первый парень:
- Отпусти, видишь, он онемел от раскаяния.
Освобождённый мужчина поднялся с колена и, ни на кого не глядя, покинул место позора, потирая травмированную кисть.
Парни тоже не стали задерживаться. Тот, который подошёл первым, проходя мимо Маши, шепнул ей на ухо:
- Не бойся, Маша, здесь сплошь Дубровские. Купайся спокойно.
Маша смотрела на их мускулистые спины, и внутри неё растекалось приятное тепло: она теперь не одна, "свои" всегда успеют прийти на помощь.
* * *
В зимние каникулы Маша провела в Москве целую неделю. К обычным занятиям добавились посещения театров, музеев различных концертов и молодёжных тусовок. Пётр Петрович, с которым они теперь виделись нечасто, пояснил, что это тоже входит в программу спецподготовки.
- Нам нужны культурные, многосторонне развитые сотрудники, - пояснил он. - Ты должна знать и понимать различные направления в искусстве и литературе, разбираться в молодёжных течениях, усвоить правила поведения в общественных местах и уметь применять их на практике. Нельзя, например, пойти в одном и том же наряде в театр и молодёжный клуб.
На деле всё оказалось намного сложнее и намного интереснее. И, кстати, Пётр Петрович далеко не во всём оказался прав. Один прикид вполне годился и для театра и для тусовки, тут всё зависело больше от уровня того и другого. Маша оказалась прилежной ученицей. Это в том смысле, что она никуда не ходила одна, с ней постоянно рядом кто-то был. Кстати в Ленком на "Юнону и Авось" её сопровождал Костя, один из тех парней, что выручили её в бассейне. Такая забота со стороны старших товарищей ободряла и добавляла уверенности.
* * *
Маша была полна приятных воспоминаний, Пётр Петрович, напротив, был весьма деловит.
- Вот что, Мария, - сказал он, заслушав её отчёт, - будет у меня к тебе одно поручение. Ровно через месяц предоставь мне в письменном виде своё мнение о директоре твоей школы, в произвольной форме.
Впечатление от прекрасно проведённых каникул было испорчено, как будто на исписанный красивым почерком тетрадный лист упала отвратительная жирная клякса. Маша никогда в жизни ни на кого не стучала и не представляла себе, как она это сделает сейчас. Пусть не по доброй воле, пусть по приказу, всё равно это казалось ей отвратительным. Но уже следующее утро принесло некоторое облегчение. Посетила спасительная мысль: пока присмотрюсь к директору, а потом решу, как поступить. Три недели Маша присматривалась. Она, не привлекая внимания, наблюдала за поведением директора, ненавязчиво интересовалась мнением других. И, странное дело, этот знакомый ей с первого класса человек постепенно становился непохожим на того, каким она его себе представляла. Он не стал хуже, просто из плоского постепенно превратился в объёмного, со своими вывихами и заморочками. Глядя на чистый лист бумаги, Маша решила, что просто напишет правду, такую, какой она ей увиделась.
Пётр Петрович читал "сочинение" с каменным выражением лица. Закончив чтение, отложил бумагу, поднял глаза на Машу и неожиданно улыбнулся.
- Молодец, ты отлично справилась с этим нелёгким заданием! Я прекрасно понимаю, что тебя тревожило всё это время. Но разве от тебя кто-то требовал доносить? Так называемые "стукачи" к сожалению - поверь, моё сожаление по этому поводу совершенно искреннее - являются составляющей частью системы безопасности. Но к нашим сотрудникам это не относится. И ты сделала правильный выбор. Написала отчёт в виде аналитической записки. Да как написала! Ваш директор на этих страницах прямо как живой. Ещё раз говорю, молодец, отличная работа!
* * *
Шло время. Неспешно стучал метроном: всё в порядке, тревоги нет. Дни прирастали за счёт ночей и, в конце концов, прогнали зиму, не календарную, она ушла раньше, а ту, которая со снегом. Машин городок утопал в грязи, и его контраст с чистой вальяжной Москвой стал ещё резче. Но метроном перестукал и грязь. Вновь ставшие чистыми тротуары теперь тянули серые щупальца через молодую сочную травку, на деревьях набухали и лопались почки, и на божий свет высунули любопытные клейкие носики миллионы зелёных листочков, обещая тенистую защиту от скорого зноя. Городок преображался, готовясь приютить на лето тех москвичей, кому не по карману более дальние маршруты.
Дело шло к выпускным экзаменам, и Машиным поездкам в Москву пришёл конец. На этот раз она приехала не на учёбу, а чтобы попрощаться с Ингой Яновной. С остальными наставниками она простилась на последнем занятии, но для этой женщины захотела сделать исключение. Она спросила об этом Петра Петровича, и тот не стал возражать. По дороге, Маша, как обычно, зашла в кондитерскую. Она всегда приходила на занятия к Инге Яновне с пирожными. Деньги на это ей выдавал Пётр Петрович. Первый раз она хотела отказаться. Пётр Петрович сначала удивился, а потом рассмеялся.
- Ты что, Остроухова, считаешь, что я тебе свои деньги предлагаю? Ну, так я тебе скажу: деньги эти казённые, выделены специально для подобных случаев, поэтому бери, не стесняйся.
В этот раз Маша выбрала не пирожные, а торт, на который давно уже заглядывалась. Стоил он гораздо дороже выделенной Петром Петровичем суммы, и Маша без колебания добавила свои деньги. Инга Яновна, посмотрев на торт, печально улыбнулась и сказала по-русски:
- Расставания всегда наследуют встречам. Проходи, Машенька. Всё что я хотела тебе сказать по-французски и по-испански, я уже сказала. Сегодня будем говорить только на русском языке.
Последний раз в присутствии Маши Инга Яновна говорила по-русски с Петром Петровичем в день их знакомства. Тогда Маша не обратила на это внимания, но сегодня не удержалась от вопроса:
- Инга Яновна, откуда у вас этот акцент?
- А ты сама как думаешь, - печальная улыбка сделала морщинки на лице более заметными, - в каком случае человек говорит на родном языке хуже, чем на иностранном?
- Ну, не знаю… - задумчиво произнесла Маша, - наверное, когда он очень долго прожил за границей?
- Вот ты сама и ответила на свой вопрос, - вновь улыбнулась Инга Яновна.
- Так вы?..
Маша не осмелилась продолжить и Инга Яновна сделала это за неё.
- Я, Машенька, больше тридцати лет прожила вдали от Родины. Ты, конечно, слышала про разведчиков-нелегалов?
Маша кивнула.
- Впрочем, что это я? - пожурила сама себя старушка. - Ведь про это издано столько книг и снято столько фильмов. Один Штирлиц чего стоит. Он, конечно, не настоящий, выдуманный, но хорош, хорош…
- Но ведь были ещё Зорге, Абель, - напомнила Маша.
- Да, конечно, - кивнула Инга Яновна, - эти были настоящие, герои.
Маша с удивлением и восхищением смотрела на седую старушку. Кто бы смог распознать в ней героическую разведчицу?
Инга Яновна перехватила её взгляд и покачала головой.
- Не смотри на меня так, девочка. Да, я провела за границей долгие годы, но ничего героического так и не совершила.
- Но почему? - вырвалось у Маши. Она тут же спохватилась и смущённо произнесла: - Извините.
- Тебе не за что извиняться. Вопрос ты задала правильный. Я часто сама себе его задаю: почему? Я уехала из Союза, когда мне было двадцать пять лет. Я мечтала о подвиге во имя Родины, и очень долго верила в то, что моё мгновение ещё придёт. Ты знаешь, девочка, разведчику редко удаётся совершить больше одного стоящего поступка. Чаще ты или занимаешься сбором второсортной информации, или перепроверяешь информацию, добытую кем-то другим, или просто ждёшь, когда Центр о тебе вспомнит и даст новое задание. Так получилось, что две трети срока, что я пробыла за рубежом, пришлись на ожидание ответственного задания, а одна треть на ожидание разрешения вернуться на Родину.
Сегодня Пётр Петрович лично заехал за Машей, чего не делал уже давно. По дороге на вокзал он, глядя на её задумчивое лицо, признался:
- Это я, Машенька, попросил Ингу Яновну рассказать тебе свою историю.
Маша повернула к нему лицо.
- Зачем?
- А ты не догадываешься? Я хочу, чтобы ты знала: наша профессия далеко не всегда отмечена подвигами и наградами. Впрочем, у Инги Яновны награды есть: орден и две медали.
- За сорок лет, - задумчиво произнесла Маша.
- Да, почти за сорок лет. Да, на её долю выпало совершить только один подвиг: за столь долгий срок избежать провала. Да, добытые ею сведения ни разу не были сверхважными, но нужными были всегда. Учти всё это перед тем, как примешь окончательное решение. Если ты его изменишь, я буду огорчён, но отнесусь к этому с пониманием.
Майор Максимов
После окончания школы пути сестёр Остроуховых разошлись. Маша пошла учиться на Штирлица, а Катя закрепилась в составе национальной сборной по художественной гимнастике, попутно учась на филфаке. Она по-прежнему грезила лаврами олимпийской чемпионки. Но когда осыпались листочки нескольких календарей, а она, продолжая ходить в "перспективных", по-прежнему оставалась в тени более удачливых подруг, Катя не на шутку встревожилась. С такими темпами из подавальщиц надежды можно запросто перекочевать в подавальщицу одежды. И тут ей, казалось, улыбнулась удача. В состав команды на летнюю Универсиаду Катя вошла первым номером. Но улыбка Фортуны оказалась лукавой. Все три раза, что Катя поднималась на пьедестал почёта, она кусала губы, чтобы не расплакаться: не от счастья - от огорчения. Когда тебе дана чёткая установка: минимум два "золота" - слушать чужой гимн вдвойне обидно. Катины две "бронзы" и "серебро" сочли провалом. Грозно скрипнуло перо и к прилагательному "перспективная" была добавлена частица "не". Катю вывели из состава сборной, что, с учётом возраста спортсменки, подводило жирную черту под её пребыванием в спорте высоких достижений. Катя по-прежнему выступала за институт, что позволяло продолжать учёбу за счёт бюджетных средств. Но гранит науки хорошо питает мозги, для желудка нужна иная пища. И Кате пришлось подружиться с шестом или, правильнее сказать, с пилоном. Пластичная с великолепной фигурой она быстро стала звездой ночных клубов Москвы. Тот факт, что она всё ещё оставалась девственницей, лишь увеличивал число желающих посмотреть на её выступление. У Кати появились деньги, и то, что вскоре её перевели с бюджетного обучения на платное, ничуть девушку не огорчило. Другое дело, что сама учёба давалась ей с трудом. В своё время она манкировала учёбой ради спорта, теперь учёба брала у неё реванш. К тому времени как Маша уже получила диплом, Катя добралась только до третьего курса. И тут с ней приключилась неприятная история: её продали в рабство. Не в буквальном, конечно, смысле. Сначала был очень выгодный контракт на выступление в ночных клубах одной азиатской страны. Потом сама собой возникла огромная неустойка, которую необходимо было отработать. Так "птичка" попала в клетку. И пусть клетка и была золотой, "птичка" затосковала и стала искать путь на свободу. Как Катя ухитрилась это сделать, мне, честно говоря, непонятно до сих пор, но как-то ночью заспанная Маша услышала в трубке взволнованный голос сестры: "Маша, помоги мне!" На этом связь оборвалась, но Маше хватило и этого. Несмотря на то, что она не успела сносить и одной пары офицерских погон, Маша была уже опытной сотрудницей, имевшей за плечами участие в успешно проведённой контр-операции. Это случилось ещё во время её учёбы, когда иностранная разведка предприняла ещё одну попытку завербовать приглянувшеюся "русскую".
Найти сестру, работая в Конторе, оказалось совсем не трудно, тем более что Катю никто особо и не прятал. Её незавидное положение определялось не столько крепостью запоров, сколько ворохом грамотно составленных документов, под каждым из которых стояла Катина подпись.
Именно это втолковывал Маше на протяжении последних пятнадцати минут её непосредственный начальник.
- Ты пойми, - увещевал он набычившуюся сотрудницу, - нет у нас законных оснований требовать возврата Екатерины Остроуховой на Родину до истечения срока её контракта после того, как она оформила двойное гражданство.
- А срок контракта истекает через тридцать лет, - продолжила за ним Маша.
Майор вздохнул.
- Это ещё не факт, что через тридцать. В её контракте прописано, что он автоматически продлевается, пока не будут погашены все неустойки. А за такой срок их сумма может существенно возрасти.
- И это вы считаете законным? - возмутилась Маша.
- Я так, конечно, не считаю, - вздохнул майор. - Но для досрочного расторжения контракта нужны очень веские основания.
- Какие? - спросила Катя.
- Ну, если принимающая сторона будет уличена в нарушении своих обязательств по контракту.
- И каковы эти обязательства? - спросила Маша.
- Гарантированное вознаграждение, кстати, довольно высокое. Проживание в отеле не ниже определённого уровня и кое-что по мелочам.
- И что, они всё это соблюдают? - удивилась Маша.
- Представь себе, да. По крайней мере, это следует из бумаг, под которыми стоит подпись твоей сестры. Другой разговор, что неустойка поглощает всю зарплату. Ну, тут твоя сестра сама виновата, надо смотреть, что подписываешь.
- А если Катя перестанет выполнять свои обязательства? - поинтересовалась Маша.
- Я бы не посоветовал ей это делать, - покачал головой майор.
- Почему?
- Потому. Сама догадайся.
- Неужели ничего нельзя сделать? - упавшим голосом спросила Маша.
- А что тут поделаешь? От твоей сестры нет даже никаких официальных заявлений.
- Но вы ведь понимаете, что её удерживают насильно?
- И не только я. Наш консул проявил настойчивость. Но во встрече в формате один на один ему было отказано. А в присутствии своих тюремщиков Катя вела себя очень скованно, на вопросы отвечала односложно. Консулу так и не удалось добиться от неё вразумительных ответов.
- Её, наверное, перед встречей с консулом чем-нибудь накачали, - предположила Маша.
- Наверняка накачали, - кивнул начальник, - только это недоказуемо.
- А что, если освободить её силой? - предложила Маша.
- Нереально, - покачал головой майор. - Риск слишком велик, а результат слишком непредсказуем. Вдруг она там по доброй воле осталась?
- Что вы такое говорите? - возмутилась Маша. - Вы ведь только что утверждали, что верите в то, что её удерживают насильно.
- Верить-то я верю, - вздохнул майор, - но и сомневаюсь тоже. Уж больно дорогостоящий цирк они вокруг неё закрутили. Не иначе, её кто из местных султанов в гарем присмотрел, но хочет, чтобы всё прошло честь по чести.
- Катя на это никогда не согласится! - воскликнула Маша.
- Не скажи. В золоте ведь будет купаться…
- Вы своей дочери такую ванну предложите! - сорвалась Маша.
Лицо майора сразу посуровело.
- Лейтенант Остроухова!
Маша стала по стойке смирно.
- Я вас больше не задерживаю. Можете идти!
Мария Остроухова
Так всё и было. Вышла я от начальства, как оплёванная. Впору реветь, а нельзя, думать надо, как Кате помочь. День думала, ночь думала, и, кажется, придумала. Вот только к своему непосредственному начальству я с придумкой решила не ходить. Даже если майор мою идею и одобрит, всё равно всего лишь по инстанции запустит, а я и так много времени потеряла. Решила я попрёк всех субординаций обратиться к Петру Петровичу. Он к этому времени высоко взлетел, да, к сожалению, не над моей головой клювом щёлкал.
Майор Максимов