Боже правый! Да ведь это Леон, кинувшийся с ножом на медведя, Леон, который одной рукой вцепился в косматую шерсть зверя, а другой наносил ему бешеные удары ножом в грудь и живот! Сам того не подозревая, отважный молодой человек повторил прием индейцев-охотников, решающихся вступать в рукопашный бой со свирепым гризли. Помертвев от страха, бледная, как саван, Марта, полагая, что Леон погиб, отчаянно протянула к нему руки, что-то крикнула и упала без чувств. Жанна подхватила ее, брызнула в лицо водой, не успевшей замерзнуть после ужина, и стала тереть виски, с замиранием сердца следя за ходом борьбы. Вдруг среди наступившей тишины - слышалось одно только тяжелое дыхание борющихся - раздался прерывающийся, придушенный голос:
- Черт возьми, господа! Никак не могу выбраться из своего мешка… Пощадите, вы совсем растоптали меня; я вам не поле битвы!
Это был голос Поля Редона, принужденного лежать неподвижно, - гигантский медведь и Леон топтали его ногами. Увидав это, Жан сделал другой выстрел; на этот раз пуля снесла зверю половину морды и глаз, но все-таки не проникла в мозг, и потому чудовище осталось живым.
Тогда, почти задыхаясь под тяжестью гризли, Леон по самую рукоятку всадил ему нож в живот. Зверь разжал свои лапы, пошатнулся и опрокинулся навзничь. Все было кончено, опасность миновала. Жан, бросив ружье, поспешил на помощь Полю Редону. Вдруг из глубины пещеры появился другой медведь, еще больших размеров. Свирепое животное набросилось на путешественников, - и пещера огласилась страшным ревом. Трое мужчин, которым все еще приходилось бороться с издыхающим врагом, не могли прийти на помощь двум бедным девушкам, а на них-то и собирался напасть второй медведь. Марта, непривычная к такого рода ужасам, снова лишилась чувств. Жанна же, более сильная, находчивая и энергичная, не найдя под рукою оружия, схватила висевшую над печкой салфетку, смочила в керосине, затем обмотала ею конец бамбуковой палки и быстро поднесла к лампе. Салфетка мигом воспламенилась и разом озарила всю внутренность пещеры. От вида яркого пламени медведь на минуту приостановился, но затем рассвирепел еще больше и двинулся на Марту. Тогда мужественная девушка, собрав все силы, стала как можно глубже заталкивать шест в огромную открытую пасть зверя. Мгновенно шерсть на морде медведя опалилась, язык и небо, гортань и бронхи оказались сожженными. Несчастное животное опрокинулось, забарахталось, сжимая передними лапами обгорелую морду, затем началась страшная мучительная агония, длившаяся, впрочем, всего несколько минут.
Между тем Леон и Жан, силясь выбраться из железных когтей первого чудовища, опрокинутые им, оглушенные ревом, подавленные его непомерной тяжестью, почти не заметили второго медведя и не видели схватки с ним. Марта в нескольких словах рассказала мужчинам про смелый подвиг подруги.
- В минуту опасности всякий делает, что может и что знает! - скромно отвечала молодая канадка в ответ на поздравления и возгласы восторга.
- Да, - сказал Редон, - а я служил только подмостками для трагической сцены, в которой вы, господа, были героями и героинями!
- Тут добрых семьдесят пять пудов мяса и пара славных шкур на одеяла, постели или плащи, смотря по желанию! - заметил Жан, задумчиво следя за последними конвульсиями двух гризли.
- Эти чудовища не менее ужасны, чем пресловутая "Красная звезда"!
Леон невольно содрогнулся при упоминании имени, из-за которого столько выстрадал и пережил.
- Впрочем, что вспоминать об этих негодяях теперь, когда они нашли в Доусоне свою "Мать золота"; им, вероятно, нет никакой охоты преследовать нас еще и здесь! - закончил Поль Редон.
Леон задумчиво покачал головой, промолвив свое любимое:
- Как знать!
ГЛАВА 4
Возвращение. - Канадцы и краснокожий. - Ожерелье вождя. - Неутомимые. - В пути. - Стрелка вновь вращается. - Сомнения. - Кто прав? - "Здесь!" - сказал индеец.
Четыре дня или, вернее, четыре ночи, длившихся каждая двадцать три часа и пятьдесят пять минут, прошли с тех пор, как новые обитатели Медвежьей пещеры поселились в ней. Рожденным в средних широтах очень трудно бывает привыкать к тому, что мерцающие звезды, лучезарные сумерки и пламенеющие северные сияния - единственные светлые гости полярной тьмы. Мрак, царящий здесь долгие месяцы, удручающе действует на нервы. Среди снежной равнины, заглушающей шум шагов и всякий другой живой звук, люди движутся, как тени. Дух и тело здесь начинают погружаться в спячку. Единственной отрадой становится восход солнца, быстро сменяемый закатом. Впрочем, день ото дня великое светило все меньше и меньше поднимается над землей и со временем окончательно уходит за линию горизонта.
Прошло уже четверо суток со дня нападения на экспедицию гризли, шкуры которых были сняты и превращены в покрывала, а мясо разрублено на части, заморожено и убрано в одной из боковых галерей, превращенных в кладовые.
Наступила ночь, обитатели Медвежьей пещеры спали, когда вблизи послышались человеческие голоса. Собаки глухо зарычали, проворные тени в облаке беловатого тумана засновали у входа.
- Отец! Это вы, да? - воскликнула Жанна, выйдя вместе со всеми навстречу шуму.
- Да, да, дитя мое! - воскликнул Дюшато, кинувшись обнимать дочь.
- Ну, съездили благополучно? Никаких бед? - наперебой задавали вопросы молодые мужчины.
- Все идет как по маслу! - отвечал Лестанг.
Собаки прибывших путников знакомились, виляя хвостами с остальными собаками, один Портос продолжал рычать - не мог успокоиться из-за незнакомца, приехавшего с канадцами.
- Молчи, Портос! - крикнул на него Жан. - А вас, друзья, прошу пожаловать в наше жилище! - указал он рукою на пещеру, ярко освещенную внутри двумя лампами.
Трое путников медленно и осторожно, чтобы не задохнуться от внезапного перехода к теплу после пятидесятиградусного мороза, направились внутрь. Очутившись в круглом зале пещеры, где весело топилась печь, они сбросили с себя меховые одежды и ощутили неописуемое блаженство после трудного пути.
- А, вот и грог готов! Как мы рады, что вы вернулись и что все обошлось благополучно!
- Грог - дело доброе, - произнес Лестанг, - но всему свое время. Позвольте мне прежде всего познакомить вас с моим другом Серым Медведем, которому известна тайна "Матери золота", тайна, которой он готов поделиться с нами!
- Ах, так его зовут Серый Медведь! Какое странное совпадение! - воскликнул журналист, кидая испытующий взгляд на вновь прибывшего - типичнейшего представителя краснокожей расы, с горбоносым, как на древнеримских монетах, профилем, с железными мускулами, с телом, точно вылитым из бронзы, с глазами черными, как уголь, и блестящими, как алмаз. Одет он был в простую охотничью блузу, индейские штаны с бахромой и мокасины, а на плечах носил шерстяной плащ, заколотый спереди длинной косточкой.
"Да… закаленный человек, - подумал про себя Редон, - в такой мороз и так налегке!"
На шее индейца висело любопытное ожерелье из медвежьих когтей.
- Это ожерелье вождя! По нему узнают человека отважного, героя! - пояснил Лестанг, давно уже знакомый с нравами и обычаями краснокожих.
- А ведь и мы, Лестанг, герои и героини: мы здесь убили двух серых медведей! - произнес один из молодых людей.
Девушки в это время разносили кипящий грог. Индеец, постоянно живший среди канадских охотников и научившийся понимать по-французски, воскликнул:
- Ах! Брат мой убил двух гризли? Брат мой - великий вождь!
- О восторг! Он говорит языком героев Купера и Эмара! - воскликнул журналист. - Нет, уважаемый краснокожий, не я могу похвастать сим славным подвигом, в отличие от этой молодой девушки, мадемуазель Дюшато, моего товарища Леона Фортена - отважного галла, воина, ученого знахаря, да вот этого юноши, - указал он на Жана, - прирожденного траппера и вольного охотника!
Заинтересованный индеец попросил подробно рассказать все, как было. Леон тотчас же согласился удовлетворить его любопытство, и мудрый атна почувствовал невольное сердечное влечение к этим незнакомцам, совершившим тот же подвиг, каким сам он снискал славу соплеменников и звание великого вождя.
Затем мало-помалу разговор перешел к вопросу, наиболее занимавшему всех, - к вопросу о золоте. Встретив дружеский прием и ласку бледнолицых, угрюмый краснокожий и сам стал дружелюбным и общительным, - рассказав, что "желтого железа" там, куда они пойдут, много-много.
- Так много, что вот настолько от земли! - вождь поднял руку на добрые три четверти аршина от поверхности пещеры. - Тянется оно далеко-далеко! - Индеец принялся шагать большими шагами, приговаривая: "Вот настолько и еще, и еще…"
Очевидно, речь шла о пласте золота невероятных, колоссальных размеров.
- Нет сомнения, это и есть "Мать золота"! - воскликнул Лестанг.
- Да, да! - произнес Редон, которому вдруг стало жарко.
- Надо посмотреть, так ли это? - заметил вполголоса Леон. - Во всяком случае, такие месторождения - нечто невиданное. Скажите, краснокожий брат мой, далеко ли отсюда это место?
- На расстоянии приблизительно восьми дней пути.
- Да, но каких дней? Как теперь, в пять минут солнца и света и трех часов сумерек, или же летних дней, когда солнце стоит двадцать четыре часа над горизонтом?
- Не слишком длинных и не слишком коротких дней! - серьезно отвечал индеец.
- Ну, если так, отправимся теперь же! - произнес журналист. - Впрочем, вы, может быть, утомились с дороги?
Вождь рассмеялся, как будто Редон высказал какое-нибудь детски забавное и совершенно невероятное предположение.
- Утомился? Я не знаю, что значит это слово, хотя и понимаю, что другие так называют! Готов сию же минуту идти куда надо!
- Тогда, отдохнув часов десять, мы тронемся в путь.
__________
Так как путешествие должно было продолжаться всего каких-нибудь двадцать дней, то решено было часть багажа и запасов оставить в пещере, где их зарыли в мелкий сыпучий песок, представлявший собой почву пещеры. Затем, облачившись в костюмы эскимосов, наши друзья стали запрягать собак в сани и, когда все было готово, весело пустились в путь, рассчитывая недели через три, в крайнем случае, через месяц вернуться назад и провести в Медвежьей пещере всю остальную часть зимы. Поезд тронулся по твердому, хрусткому снегу. Мороз был настолько силен, что, несмотря на меха и постоянное движение, кровь стыла в жилах.
- Пятьдесят градусов ниже нуля! - пробормотал журналист, взглянув на термометр, прикрепленный к первым саням.
- Да вы не туда смотрите! Смотрите лучше на индейца: глядя на него, не поверишь в мороз! - проговорил Лестанг.
Действительно, Серый Медведь проделывал довольно своеобразную гимнастику. Отойдя немного в сторону (вероятно, из чувства стыдливости), он разделся донага и стал кататься по снегу, кувыркаясь, подскакивая и ныряя с удивительным проворством; и это на морозе, от которого трескаются камни, трещат и превращаются в щепки громадные деревья. Поль Редон смотрел и не верил своим глазам, а между тем Серый Медведь, вдоволь набарахтавшись и накувыркавшись, проворно надел свой несложный наряд, накинул на плечи плащ и, бодрый, улыбающийся, присоединился к остальным.
- Ну что? - спросил его Редон.
- Даже жарко теперь! - отвечал индеец.
Путешественники с завистью смотрели на вождя - победителя не только серого медведя, но и врага еще более страшного по имени "мороз". Им всем было холодно! Малейшее прикосновение к чему-либо металлическому заканчивалось плачевно. Это испытал на себе Леон: вечно озабоченный своей буссолью, он вздумал еще раз убедиться, окончательно ли она испортилась. Сняв на мгновение перчатку, Фортен достал прибор из внутреннего кармана меховой куртки, рассчитывая, что мороз не сразу остудит его металлическую оправу. Но, увы! Не успев произвести желаемый опыт, он ощутил страшный ожог пальцев, кожа пристала так крепко к металлу, что ее пришлось отдирать. Несмотря на сильную боль, Леон поспешно натянул перчатку и продолжил свой эксперимент.
Теперь стрелка вращалась и дрожала, но все-таки упорно останавливалась на одном и том же месте, указывая на Медвежью пещеру, которую наши путешественники покинули шесть часов тому назад.
Удивленный до крайности, Леон положил свою буссоль обратно в карман и долго оставался задумчив и молчалив. Куда ведет их этот индеец, по-видимому, совершенно уверенный в себе? Следует ли так слепо доверяться ему? Уж не хочет ли он завести их в какие-нибудь дебри, чтобы завладеть санями и упряжками, несравненно более драгоценными для него, чем самые громадные глыбы золота? "Кому верить, - спрашивал он себя, - индейцу или его непогрешимой до сих пор буссоли?"
Наконец, Леон пришел к заключению, что его стрелка после необъяснимого, странного повреждения там, в Медвежьей пещере, хотя и стала снова действовать, но уже в обратном направлении, как это бывает иногда и с компасом после сильной грозы.
Истомленные трудным и длинным переходом, наши путники сделали привал под защитой снеговой стены, нанесенной недавним бураном. Голодные, а главное, мучимые жаждой, они с нетерпением ждали горячего грога, который готовили тут же на маленькой керосиновой печке. Жажда, даже еще большая, чем та, какой страдают путники в песчаных пустынях, здесь, в пустынях ледовых, тем более ужасна, что искушение утолить ее горстью снега представляется постоянно, но стоит только ему поддаться, и минутное облегчение превращается в настоящую нестерпимую пытку: все внутренности начинают гореть, слюна пересыхает, язык прилипает к гортани, словом, человек испытывает такие мучения, какие не поддаются никакому описанию.
Наши друзья, зная это, с нетерпением дожидались дымящегося напитка. Благодаря печке в шатре установилась приятная для путников температура: всего минус десять. Расположившись на меховых мешках, служивших одновременно и постелями, и коврами, по-татарски сложив ноги, они с особым удовольствием принялись за скромный ужин. Разговор не клеился: все были измучены; в печку подлили топлива, и затем каждый, зарывшись в свой тройной меховой спальный мешок, постарался заснуть. Индеец же, которому была не по душе атмосфера шатра с запахом керосина, приютился под открытым небом между собаками, сбившимися в кучу, и только по настоянию друзей согласился укрыться медвежьей шкурой. Но ему было жарко, он время от времени вставал, чтобы освежиться, и затем снова ложился на свое прежнее место.
После восьмичасового сна краснокожий разбудил приятелей-канадцев, и те принялись за стряпню; затем мало-помалу пробудились и остальные. Жан, босой, без перчаток, с непокрытой головой, вышел из шатра.
- Куда ты, Жан? - встревоженно спросила его сестра.
- Иду снегом растираться! Это прекрасно: разом и чистым будешь и согреешься, - ответил он и, действительно, спустя некоторое время возвратился в шатер румяный, пригожий, остальным было просто радостно на него смотреть. Индеец отнесся к юноше с нескрываемым одобрением и, подойдя, крепко пожал руку. Сели за завтрак, с утра у всех на душе было весело, ели с охотой, особенно Поль Редон. Леон, заметив это, сказал:
- Здесь ты не можешь похвастаться отсутствием аппетита!
- Да, диспепсия, из-за которой я так мучился, глотая пилюли и всякие другие лекарства, излечилась пятидесятиградусным морозом! В Париже через год-другой меня пришлось бы, наверное, тащить на кладбище, здесь же я становлюсь настоящим обжорой!
Все рассмеялись.
- Ну, пора в путь! - И поезд саней с провожатыми на легких больших лыжах тронулся.
Дни шли за днями без малейшего разнообразия: все та же беспредельная равнина, те же привалы, те же ночлеги под открытым небом, те же утомительные переходы и тот же мороз. Минуло три, теперь четыре, пять дней; люди продвигались все дальше и дальше, как автоматы, почти не ощущая усталости, но с каким-то ноющим чувством томления. Казалось, они идут вперед потому только, что останавливаться просто нельзя, - самый организм требует движения, чтобы бороться со стужей… Леон еще раз справился со своей буссолью, и стрелка опять показала направление к Медвежьей пещере - обратное тому, каким они следовали.
Позади оказались еще два дня. Путь становился все труднее и труднее; вместо снежной равнины нашим путешественникам приходилось теперь идти какою-то взрытой холмистой местностью, напоминавшей взбаламученное море с внезапно оледеневшими волнами. Друзья уже стали падать духом, бодрым оставался один индеец.
- Немного терпения, братья, - и мы будем у цели! - говорил он.
Наконец, путешественники совсем выбились из сил. Тут вдруг все небо зарделось великолепнейшим северным сиянием. Окрестность озарилась чудным пурпурным заревом, придававшим всему окружающему какие-то фантастические размеры и очертания.
Тогда краснокожий, выпрямившись во весь свой богатырский рост, указал величественным жестом на откос скалы, залитый отблеском красноватого сияния и отсвечивавший металлическим блеском:
- Бледнолицые братья, я сдержал свое слово! Вот желтое железо!
- Теперь светло как днем. Очевидно, эти роскошные бенгальские огни предназначены для того, чтобы осветить наше торжество! - произнес журналист.
- О! Так это "Мать золота"! - воскликнул Дюшато громовым голосом.
- Тот гигантский кошель с золотом, который я искал целых двадцать лет! - бормотал Лестанг.
Что касается Леона, то он, вопреки всем, думал только о буссоли и стрелке, упорно направленной и теперь в сторону Медвежьей пещеры. Вместо крика радости, крика торжества с губ его сорвались все те же слова сомнения: "Как знать?!"
ГЛАВА 5
Золотой бред. - Вожделения. - Взрыв динамита. - Недоумение. - Разочарование. - Медь. - Легенда об Эльдорадо. - Вознаграждение. - Возвращение. - По пути к Медвежьей пещере.
Какое-то безумие, какой-то золотой бред охватил разом всех при вести об открытии "Матери золота"; только бесстрастный индеец и рассудительный ученый не разделяли общего восторга. Между тем благородный металл действительно был здесь в изобилии, виднеясь всюду толстыми пластами среди каменных глыб.
Индеец оказался прав: они видели перед собой настоящую, феноменальную залежь чистого золота, чудовищно грандиозный слиток высотой в полторы сажени от земли.
Лестанг с восторгом простер руки, воскликнув:
- Именно так я и представлял себе "Мать золота"! Да! Сразу видно, здесь драгоценного металла на многие миллионы.
Дюшато тоже обезумел.
- Жанна, дитя мое, - кричал он в восторге, - теперь мы с тобой богачи! Теперь мы будем счастливы и сможем сделать много добра!..
Жан на радостях дал несколько выстрелов в воздух, а Редон громко воскликнул:
- Да здравствуют морозы и мы… и все, и все!.. Ура!
- Они - безумны, их хоть веревкой вяжи! - шепнул Леон Марте.
- А вас, друг мой, золото нисколько не волнует?
- Нет, я даже удивляюсь; быть может, вид этих маньяков, исполняющих пляску медведей, так расхолаживает меня.
Между тем проводник, указавший бледнолицым эти сказочные богатства, безучастно смотрел на происходившее вокруг, небрежно прислонившись к откосу скалы.
После первых минут дикого восторга разум все же взял верх, и Дюшато первый заявил, что необходимо придумать какое-нибудь средство добыть хоть часть открытого золота.
- Добыть! Но как? Никакие металлические орудия не возьмут этого кварца - все наши усилия будут тщетны! - вздохнул Лестанг.
- Несколько снарядов динамита сделают свое дело! - утешил его Леон.
- Да, правда! Динамит нам поможет!