- Ты проснулся, Утред Беббанбургский, - произнесла она. Она рылась в моих вещах. - И ты думаешь, - продолжила она, - что меня можно было бы легко убить.
- Я думаю, что легко убил бы тебя, женщина, - сказал я. Мой голос был хриплым. Я потянул за кожаные ремешки, но лишь поранил свои запястья.
- Я умею завязывать узлы, Утред Беббанбургский, - сказала она. Она подняла молот Тора и повертела им, держа за кожаный шнурок.
- Дешевый амулет для такого доблестного лорда, - хихикнула она. Она была сгорбленной и отвратительной. Она вытащила Вздох Змея из ножен своей похожей на когтистую лапу рукой и поднесла клинок ко мне.
- Мне следует убить тебя, Утред Беббанбургский, - сказала она. У нее едва хватило сил, чтобы поднять тяжелый клинок, который она опустила на мое согнутое колено.
- Почему же не убиваешь? - спросил я.
Она посмотрела на меня, прищурив глаз.
- Теперь ты поумнел? - спросила она. Я ничего не ответил. - Ты пришел за мудростью, - продолжала она, - ты нашел ее?
Где-то далеко прокричал петух. Я снова дернул за ремешки и опять не смог ослабить их.
- Перережь ремни, - попросил я.
Она рассмеялась.
- Я не так глупа, Утред Беббанбургский.
- Ты не убила меня, - сказал я, - и это, наверное, глупо.
- Верно, - согласилась она. Она переместила меч вперед, так, чтобы его острие коснулось моей груди. - Ты обрел мудрость этой ночью, Утред? - спросила она, затем улыбнулась, показав гнилые зубы.
- Ночью удовольствий?
Я попытался отбросить меч, повернувшись на бок, но она по-прежнему касалась клинком моей кожи, из-под острия текла кровь. Она потешалась.
Теперь я лежал на боку, а она переместила лезвие на моё бедро.
- Ты стонал в темноте, Утред. Ты стонал от удовольствия или ты уже забыл?
Я вспомнил девушку, которая приходила ко мне ночью. Смуглая девушка с черными волосами, стройная и красивая, гибкая, как ивовая лоза. Девушка, которая улыбалась, когда сидела на мне верхом, ее легкие руки касались моего лица и груди, она откидывалась назад, когда я ласкал ее груди.
Я вспомнил, как ее бедра прижимались к моим, прикосновение ее пальцев к моим щекам.
- Я помню сон, - хмуро сказал я.
Эльфадель, покачиваясь на пятках, непристойно напомнила, что делала смуглая девушка ночью. Меч проскользил плоской стороной по моему тазу.
- Это был не сон, - сказала она, насмехаясь надо мной.
В тот момент я хотел ее убить, о чем она знала, и это знание смешило ее.
- Многие пытались убить меня, - сказала она.
- Однажды за мной пришли священники. Их было около двадцати, ведомых старым аббатом с пылающим факелом в руках. Они молились вслух, называя меня язычницей и ведьмой. Их кости до сих пор гниют в долине.
Видишь ли, у меня есть сыновья. Это хорошо, когда у матери есть сыновья, потому что нет большей любви, чем любовь матери к своим сыновьям. А ты, Утред Беббанбургский, помнишь эту любовь?
- Еще один сон, - ответил я.
- Не сон, - сказала Эльфадель, и я вспомнил, как моя мать убаюкивала меня ночами, качала меня, кормила грудью, вспомнил радость этих моментов и тоску, когда я осознал, что это всего лишь сны, ведь моя мать умерла, дав жизнь мне, и я никогда ее не знал.
Элфадель улыбнулась.
- С этого момента, Утред Беббанбургский, - сказала она, - я буду считать тебя своим сыном.
Я еще сильнее захотел убить ее, и она поняла это и издевательски засмеялась надо мной.
- Прошлой ночью, - сказала она, - богиня приходила к тебе. Она показала тебе всю твою жизнь, все твое будущее и весь мир людей, и что случится с ним. Неужели ты уже забыл все это?
- Приходила богиня? - переспросил я. И вспомнил, еще продолжая говорить, вспомнил печаль, когда мать покинула меня, вспомнил скачущую на мне смуглую девушку, вспомнил опьянение и тошноту, вспомнил сон, в котором я пролетел над миром, ветры несли меня по воздуху так же, как волны в море несут корабль с длинным корпусом, но никакой богини я не помнил. - Что за богиня? - спросил я.
- Эрция, конечно же, - ответила она так, будто вопрос был глупым. - Знаешь про нее? Она тебя знает.
Эрция была одной из древних богинь, почитавшихся в Британии, когда наш народ пришел из-за моря. Я знал, что ей все еще поклонялись в глубинке, земле-матери, дарительнице жизни, богине.
- Я знаю про нее, - сказал я.
- Ты знаешь о существовании богов, - сказала Эльфадель, - в этом ты не так глуп. Христиане считают, что на всех людей только один бог, как такое может быть? Разве может один пастырь защитить каждого агнца по всему миру?
- Старый аббат пытался убить тебя? - спросил я. Я перевернулся на правый бок, чтобы мои связанные руки не были ей видны, и тер кожаные ремни о край камня, надеясь разорвать их.
Я мог совершать только очень маленькие, незаметные для нее движения, и мне нужно было, чтобы она продолжала говорить.
- Старый аббат пытался тебя убить? - снова спросил я. - И теперь монахи тебя защищают?
- Новый аббат - не дурак, - отвечала она. - Он знает, что ярл Кнут сдерет с него кожу живьем, если он меня тронет. Поэтому он мне служит.
- А он не против, что ты не христианка?
- Он любит деньги, которые приносит ему Эрция, - фыркнула она, - и он знает, что Эрция живет в этой пещере и защищает меня. И сейчас Эрция ждет твоего ответа. Ты стал мудрее?
Я опять ничего не ответил, озадаченный вопросом, и это злило ее.
- Я что, невнятно говорю? - прошипела она. - В твои уши что, проникла тупость и заполнила мозг гноем?
- Я ничего не помню, - мои слова прозвучали неискренне.
Это рассмешило ее. Она скрючилась, присев на корточки, и стала покатываться вперед-назад, но меч все еще упирался в мое бедро.
- Семь королей умрут, Утред Беббанбургский, семь королей и женщины, которых ты любишь.
Это твоя судьба. И сын Альфреда не будет править, и Уэссекс умрет, и сакс уничтожит то, что любит, а датчане получат все, и все изменится и останется прежним, как это было всегда и всегда будет. Ну, теперь ты видишь, что стал мудрее.
- Какой сакс? - спросил я. Я продолжал тереть путы о камень, но они не ослабевали.
- Сакс - это король, который уничтожит то, чем правит. Эрция все знает, Эрция все видит.
Шарканье ног со стороны входа на мгновение вселило в меня надежду, но вместо моих людей во мрак пещеры, пригибаясь, вошли трое монахов.
Их предводителем был пожилой человек с растрепанными седыми волосами и впалыми щеками, он бросил взгляд на меня, потом на Эльфадель, потом снова на меня.
- Это действительно он? - спросил он.
- Это Утред Беббанбургский, мой сын, - сказала Эльфадель и засмеялась.
- Боже милостивый, - произнес монах. В тот момент он выглядел напуганным, именно поэтому я все еще был жив. И Эльфадель, и монах знали, что я - враг Кнута, но они не знали, что он хочет сделать со мной, а потому опасались, что мое убийство может нарушить волю их господина.
Седой монах робко приблизился ко мне, напуганный тем, что я, должно быть натворил.
- Ты - Утред? - спросил он.
- Я - Кьяртан из Кумбраланда, - ответил я.
Элфадель хихикнула.
- Это Утред, - сказала она, - напиток Эрции не врет. Ночью он лепетал, как младенец.
Монах был напуган, потому что моя жизнь и смерть находились за пределами его понимания.
- Почему ты пришел сюда? - спросил он.
- Узнать будущее, - сказал я. Я чувствовал кровь на руках. От трения раскрылись порезы на ладони, которые нанесла мне Эльфадель.
- Он познал будущее, - сказала Эльфадель, - будущее мертвых королей.
- Как насчет моей смерти? - спросил я ее, и впервые заметил на ее морщинистом старушечьем лице сомнение.
- Мы должны послать за ярлом Кнутом, - сказал монах.
- Убей его, - сказал один из младших монахов. Это был высокий, крепкий мужчина с суровым длинным лицом, крючковатым носом и жестокими безжалостными глазами. - Ярл захочет увидеть его труп.
Старший монах колебался.
- Мы не знаем желаний ярла, брат Герберт.
- Убей его! Он наградит тебя. Наградит всех нас. - брат Герберт был прав, но боги вселили в остальных сомнение.
- Ярл должен сам решить, - сказал старший монах.
- Сходить за ответом займет три дня, - язвительно заметил Герберт, - что ты собираешься делать с ним три дня? Его люди в городе. Их слишком много.
- Доставим его к ярлу? - предложил старший. Он как мог боролся за любой вариант, который уберег бы его от принятия решения.
- Бога ради, - выпалил Герберт. Он шагнул к груде моих вещей, наклонился над ней и выпрямился с Осиным Жалом в руке.
Короткий клинок отразил тусклый свет.
- Что делают с загнанным волком? - спросил он и направился в мою сторону.
Я использовал все свои силы, все те силы, что годами вкладывал в мышцы и кости, тренируясь с мечом и щитом, годы войны и годы подготовки к войнам. Я оттолкнулся связанными ногами и потянул руки, почувствовав, как путы ослабляются, и откатился назад, отбросив клинок от своего бедра, и я издал крик, громоподобный воинственный клич, и дотянулся до рукояти Вздоха Змея.
Эльфадель попыталась убрать меч в сторону, но она была старой и медлительной, и я, наполняя пещеру резонирующим ревом, схватил рукоять и махнул клинком, отгоняя ее. Герберт успел как раз вовремя, когда я поднялся на ноги.
Я пошатнулся, путы все еще удерживали мои лодыжки, Герберт же поспешил воспользоваться своим преимуществом и ринулся на меня, низко держа короткий клинок, намереваясь вспороть мой незащищенный живот. Я отбил лезвие в сторону, и повалился на монаха.
Он отступил, я снова выпрямился, и он рубанул меня по голым ногам, но я парировал удар и нанес колющий удар Вздохом Змея, моим мечом, любимцем, клинком, военным товарищем, и он вспорол монаха как разделочный нож рыбу, кровь хлынула на его черную рясу, сделав ее еще чернее, а я продолжал кромсать ее, забыв о том, что мой голос все еще заполняет пещеру яростью.
Герберт визжал и трясся, умирая, пока два других монаха убегали. Я разрезал путы на ногах и погнался вслед за ними. Рукоять Вздоха Змея была мокрой от моей крови, и меч был голоден.
Я догнал их в лесу, не дальше 50 шагов от выхода, срубил молодого монаха ударом по затылку, а старшего поймал за рясу.
Я развернул его к себе и почувствовал запах страха, исходящий из-под его рясы.
- Я - Утред Беббанбургский, - сказал я, - а кто ты?
- Аббат Деорлаф, господин, - отвечал он, упав на колени и сложив в мольбе ладони. Я схватил его за горло и погрузил Вздох Змея ему в живот, разрезая его пополам. Он скулил как животное и рыдал как ребенок, пока звал Иисуса Спасителя и умирал в собственном дерьме.
Я перерезал молодому монаху горло, а затем вернулся в пещеру и вымыл Вздох Змея в потоке.
- Эрция не предсказывала твоей смерти, - сказала Эльфадель. Она кричала, когда я разорвал путы на руках и выхватил меч у нее из рук, теперь же она была странно спокойной. Она просто смотрела на меня и, несомненно, не испытывала никакого страха.
- Поэтому ты меня не убила?
- Она не предсказала и моей смерти, - сказала она.
- Тогда возможно, она ошиблась, - сказал я и взял Осиное Жало из руки мертвого Герберта.
Тогда я ее и увидел.
Из глубины пещеры, из прохода, который уходил в потусторонний мир, вышла Эрция. Это была девушка настолько красивая, что у меня перехватило дыхание.
Темноволосая девушка, которая ночью сидела на мне верхом, длинноволосая, стройная и бледная, невероятно красивая и спокойная, обнаженная, как клинок в моей руке. Все, на что я был способен - это глазеть на нее.
Я не мог пошевельнуться, пока она смотрела на меня серьезными, огромными глазами, ничего не говоря. Я тоже молчал, пока дыхание не вернулось ко мне.
- Кто ты? - спросил я.
- Оденься, - сказала Эльфадель, и я не понял, обращалась она ко мне или к девушке.
- Кто ты? - спросил я девушку, но она не двигалась и молчала.
- Оденься, лорд Утред! - приказала Эльфадель, и я подчинился: надел куртку, сапоги, кольчугу и опоясался мечами, а девушка продолжала смотреть на меня спокойными темными глазами. Она была красива, как летний рассвет, и безмолвна, как зимняя ночь.
Она не улыбалась, никакие эмоции не отражались на ее лице. Я пошел по направлению к ней и почувствовал нечто странное.
Христиане утверждают, что у нас есть душа, что бы это ни было, и я ощутил, что у этой девушки ее нет. В ее темных глазах была пустота. Это пугало, заставляя приближаться к ней медленно.
- Нет! - крикнула Эльфадель. - Тебе нельзя ее трогать! Ты увидел Эрцию при дневном свете. Ни один человек не видел.
- Эрцию?
- Уходи, - сказала она, - уходи. Она рискнула встать на моем пути. - Прошлой ночью ты видел сон, - говорила она, - и во сне нашел истину. Удовольствуйся этим и уходи.
- Ответь мне, - сказал я девушке, но она не двигалась, безмолвная и пустая, а я не мог оторвать от нее глаз. Я мог бы смотреть на нее всю оставшуюся жизнь.
Христиане рассказывают о чудесах, о людях, шагающих по воде и воскрешающих мертвецов, и утверждают, что эти чудеса есть доказательства их религии, хотя ни один из них не может сам совершить чуда. Здесь же, в этой сырой пещере под холмом, я узрел чудо. Я увидел Эрцию.
- Уходи, - сказала Эльфадель, и хотя она обращалась ко мне, ее совету последовала богиня - развернувшись, она скрылась в другом мире.
Я не стал убивать старуху. Я ушел. Я оттащил мертвых монахов в кусты ежевики, где, возможно, дикие звери поживятся ими. А потом зашел в ручей и пил, как одержимый.
- Что сказала ведьма? - спросил Осферт, когда я подходил к ферме вдовы.
- Не знаю, - сказал я таким тоном, что отбил охоту задавать любые вопросы кроме одного.
- Куда дальше, господин? - спросил Осферт.
- На юг, - отвечал я, все еще не прийдя в себя.
И мы выдвинулись во владения Сигурда.
Глава четвёртая
Я сообщил Эльфадель свое имя. И что еще? Рассказал ли я о плане своей мести Сигурду? И почему я так много говорил?
Лудда дал мне ответ, пока мы ехали на юг.
- Есть травы и грибы, господин, и есть плесень, которую можно найти в колосьях ржи, многое может вызывать видения. Моя мать применяла это.
- Она была колдуньей?
Он пожал плечами.
- По крайней мере, знахаркой. Она предсказывала будущее и варила зелья.
- А зелье, которое дала мне Эльфадель, могло заставить меня назвать свое имя?
- Может, это плесень ржи? Тебе повезло, что ты жив. Если неправильно приготовить, выпивший его умрет, но если она знала, как сварить зелье, то ты бы болтал как старая бабка, господин.
Кто знает, что еще я поведал aglæcwif? Я чувствовал себя дураком.
- Она и правда говорит с богами? - я рассказал Лудде об Эльфадель, но не об Эрции. Я хотел сохранить это в секрете, в своей памяти.
- Некоторые уверяют, что говорят с богами, - с сомнением ответил Лудда.
- И видят будущее?
Он ерзал в седле. Лудда не привык ездить верхом, и платой за путешествие для него были боль в заду и ноющие бедра.
- Если бы она действительно видела будущее, жила бы она в пещере, господин? У нее был бы дворец. Короли бы ползали у ее ног.
- Возможно, боги говорят с ней только в пещере, - предположил я.
Лудда услышал беспокойство в моем голосе.
- Господин, - серьезно сказал он, - если часто бросать кости, всегда можно дождаться, чтобы выпали нужные числа.
Если я скажу, что завтра будет светить солнце и пойдет дождь, и повалит снег, и небо закроют тучи, и подует ветер, и установится тихая погода, и гром оглушит нас, и что-то одно из этого всего сбудется, ты забудешь все остальное, поскольку хочешь верить, что я действительно могу предсказывать будущее.
На его лице промелькнула улыбка.
- Народ покупает ржавое железо не из-за убедительности моих речей, а потому, что хочет верить, что оно превратится в серебро.
Я отчаянно хотел разделить его сомнения насчет Эльфадель. Она предсказала, что Уэссекс обречен, а семь королей умрут, но что это значит?
Какие короли? Альфред Уэссекский, Эдвард Кентский, Эорик в Восточной Англии? Кто еще? И кем был тот сакс?
- Она знала, кто я, - сказал я Лудде.
- Потому что ты выпил ее зелье, господин. Это выглядит так, будто ты пьян и говоришь все, что приходит на ум.
- И она связала меня, - ответил я ему, - но не убила.
- Слава Богу, - покорно произнес Лудда. Вряд ли он был христианином, по крайней мере хорошим, но он был достаточно умен для того, чтобы не ссориться со священниками. Он нахмурился в замешательстве. - Я удивляюсь, почему она не убила тебя.
- Она была напугана, - ответил я, - так же, как и аббат.
- Она связала тебя, господин, - произнес Лудда, - потому что кто-то сказал ей, что ты его враг, и она знала только это, но не знала, что он хотел бы с тобой сделать.
Потому и послала за монахами, чтобы узнать. А они тоже очень боялись тебя убить. Не так-то просто убить лорда, особенно, если его воины неподалеку.
- Один из них не побоялся.
- И сейчас сожалеет об этом, - довольно сказал Лудда, - но это странно, господин, очень странно.
- Что именно?
- Она может говорить с богами, и боги не велели убить тебя.
Я хмыкнул, видя, к чему он клонит, и не зная, что еще сказать.
- Боги бы знали, что делать с тобой, и сказали бы ей, но этого не случилось. И это говорит мне, что она получает указания не от богов, а от ярла Кнута - говорит людям то, что он прикажет.
Он снова поерзал в седле, пытаясь унять боль в заду.
- Вот дорога, господин, - указал он. Он вел нас на юго-восток и искал римскую дорогу, пересекавшую холмы.
- Она ведет в старые свинцовые рудники, - сказал он мне, - но за рудниками дороги нет.
Я велел Лудде отвести нас в Китринган, где у Сигурда был дом для пиршеств, но не сказал, что я планировал там сделать.
Зачем я искал Эльфадель? Чтобы найти дорогу, конечно же. Три Норны сидят у корней Иггдрасиля, где они прядут наши судьбы, и в какой-то момент берут ножницы и перерезают нить. Мы все хотим знать, где оборвется наша нить. Мы хотим знать будущее.
Мы хотим знать, как сказал Беорнот, чем закончится история, поэтому я и пошел к Эльфадель.
Альфред скоро умрет, возможно, уже умер, и все изменится, я был не настолько глуп, чтобы думать, что моя роль будет ничтожна.
Я Утред Беббанбургский. Люди боялись меня. В то время я больше не был могущественным лордом, если говорить о землях, богатстве или людях, но Альфред знал, что должен дать мне воинов, если хочет победы. Именно так мы разбили силы Хэстена у Бемфлеота.
Его сын Эдвард, видимо, доверял мне, и я знал, что Альфред хочет, чтобы я присягнул Эдварду, но я ходил к Эльфадель, чтобы заглянуть в будущее. Зачем становиться союзником человека, которому предрекли падение?
Был ли Эдвард тем человеком, которого Эльфадель назвала саксом и который должен разрушить Уэссекс? Где была безопасная дорога? Сестра Эдварда, Этельфлед, не простила бы меня, если бы я предал ее брата, но, возможно, она тоже обречена.