Долгожданный конец тяжелой рабочей пятницы. Взбудораженный город включил свои фонари. Испуганные автомобили гоняют по пыльным дорогам, стойко переносящие силу немалого трения. Деловые дамы и господа спешат добраться в теплые дома. Усталые светофоры добросовестно пропускают блестящие транспортные средства, игриво подмигивая пешеходам. Всё находится в движении. Все, кроме никуда не торопящегося Стэнли Ноймона. Он одиноко сидит на берегу замусоренного ставка, находящегося возле главной улицы города, в компании с практически пустой литровой бутылкой чешского пива. Его не волнует прохладный ветер, доносящийся от воды, ни слепая темнота посадки за его спиной, ни еще холодная отсыревшая земля под ним и даже ни тот факт, что ему больше не к кому торопиться. Он спокоен и безучастен к окружающему миру. На душе тишина, легонько грызущая апатично пульсирующее сердце. В голове нет ни единой мысли, мучающей своим трагизмом потупленное сознание. Разум постепенно угасает, кидая все тело в истомное послабление. В таком состоянии все становится безразличным, даже собственная жизнь порой теряет свою ценность. И единственное, на что обращается твое внимание - это миловидный пейзаж перед глазами и, конечно же, выпивка…
Обворожительно блестит вода. На мосту кто-то кормит голодных уток. Негромко шумит ветер, заставляя круги на водной глади двигаться в ритме медленного танца. Желтая луна дарит волны света, обволакивая легким полутоном, от которого слипаются глаза, и пробуждается одухотворение. Вокруг идиллия. Даже Стэнли, убаюканный природными силами, находился в блаженной полудреме, плавно поднимая и опуская веки. Как вдруг молодой человек ни с того ни с сего аж подпрыгнул, при этом таращась словно ненормальный на темную воду ставка, по которой, Стэнли отчетливо видел, бегали дети. Это были три мальчика и две девочки детсадовского возраста, с возгласами и звонким смехом играющие в салки. На вид - обычные дети, каждый со всей внешностью, в своей маленькой одежде, со своими манерами и поведением, однако, передвигающиеся по поверхности ставка, будто по протоптанной дорожке, нарушая все законы физики. Своими крохотными ножками, создавая всплески воды, детвора весело резвилась, не замечая настырный и ошарашенный взгляд Стэнли. Однако, словно договорившись между собой, в какой-то момент они все резко повернулись к молодому человеку, а затем, как будто забоявшись того, что он может причинить им боль, дети вдруг начали негромко плакать, повторяя неустанно одно лишь только слово "мама". Со временем их шепот превратился в крик, а тихий плач - в неконтролируемый рев. Стэнли, сидящий все это время неподвижно, наконец, вскрикнув что-то невразумительное, резко подорвался, опрокидывая бутылку недопитого пива, поскользнулся, едва ли не бултыхнувшись в воду, однако, в последний миг, схватившись за ветви плакучей ивы, все-таки сумел удержаться на ногах. Забывая обо всем на свете, с глазами полными бешеного страха, Стэнли, прикрывая уши руками, со всей прыти помчался к дороге, там, где все как обычно, шумно и заезжено, но главное, где есть люди. Достигнув моста и став посреди него как вкопанный, Стэнли глубоко и облегченно выдохнул, когда мимо него безразлично и каждый на своей волне начали проходить вечно торопившиеся куда-то суетливые прохожие. Молодой человек не понял, что это было там, на воде: призраки или помутнение рассудка, но самое интересное то, что он и не хотел знать. Единственное, чего он сейчас мог желать, было поскорее забыть увиденное, а еще лучше просто оказаться дома.
Добравшись до своей квартиры за рекордное, как на нетрезвого человека, время, Стэнли неспешно начал открывать дверь и неожиданно обнаружил, что она не была заперта. Плавно толкнув дверную ручку, парень робко переступил порог, оглядываясь по сторонам. Заметив у входа женские сапоги, Стэнли, расплываясь в улыбке, непроизвольно воскликнул: "Вики!". Некоторое время в помещении царили полнейшая тишина, за ней - какой-то шорох и приближающиеся шаги. Вскоре из кухни на обозрение молодому человеку появилась женщина пожилого возраста, с короткой стрижкой, в элегантных очках с коричневой оправой и стразами по бокам, в кашемировом лазурного цвета свитере, темных брюках и тапочках Стэнли. Она остановилась в нескольких шагах от молодого человека, когда тот, принимая уже более серьезное и даже где-то страдальческое лицо, задумчиво протянул: "Мама…".
Стэнли тут же принялся горячо обнимать окаменевшую женщину, которая предпочла возродить тишину, одарив парня укоризненным, но в то же время, по-матерински добрым взглядом, на что ее сын произнес:
- Хм… Смотришь?… И наверняка, не можешь поверить своим глазам? В кого я превратился? КЕМ Я СТАЛ?! - закричал вдруг Стэнли что было мочи, всплескивая руками в воздухе возле головы, отчего не ожидавшая миссис Ноймон слегка вздрогнула. - Я вижу, как опускаюсь все ниже и ниже, а выход мой становится все дальше и менее достижимым. Я окончательно потерялся и уже не смыслю, что делаю… Мама! Мамочка! Родная моя! Любимая! - Стэнли начал теребить женщину за плечи так, будто она была без сознания. - Мама, ну скажи ты, что мне делать? Как быть? Как жить дальше?! Ты же видишь: Я ПОГИБАЮ!!!
- Стэнни… Милый, успокойся… - попыталась утешить его на порядок напуганная мать. - Все будет хорошо…
- Нет! Не будет! Мама! Ну неужели ты не видишь, куда меня занесло и как невыносимо мне там находиться! Я умираю, мама, я умираю от собственных же рук! Моя жизнь катится к черту… Мне не хватает воздуха и я цепляюсь за все, что попадается мне на глаза, и что потом в последствие я сам безвозвратно рушу. Я рушу! Я! Мама, я так низко пал… Господи, как же все-таки низко я пал!.. - молодой человек, отмахиваясь от объятий матери, прикрыл лицо руками с намерением скрыть побежавшие по теплым щекам горькие слезы. - Иногда мне кажется, что я все преодолею, я справлюсь, я смогу… Я говорю себе, что оступаются другие, я же - выше их, поэтому однажды соберу силы и выкарабкаюсь. Так я ежедневно повторял себе, пока была со мной рядом Вики, а когда она, разочарованная и разбитая моими обещаниями, в конце концов, ушла от меня, я понял, что слишком безнадежен… Мне ничто не интересно, ничто меня не привлекает. Единственное, о чем я могу думать, это как же бездарно проходит моя жизнь, но желание изменить что-либо проигрывает тяге утопить свою грусть в очередной бутылке. Я пропал, мама! Я совсем пропал. Чувствую, как барахтаюсь в огромной луже грязи, из которой мне уже не выбраться… Я безнадежен… И уже ничего из меня хорошего не выйдет, теперь-то это я точно знаю… Я ненавижу себя за то, что так глупо все разрушил: свой брак, любовь, доверие человека, который ко мне был неравнодушен, а также свое будущее. Мама, я давно уже сдался, не в силах больше противостоять самому себе. И я вовсе не хочу, чтобы меня жалели. Просто скажи мне одно: зачем тебе такой сын? Зачем вообще кому-то нужен такой пропащий человек как я? Я не заслуживаю ходить по этой земле! Да я вовсе и не живу! Я, будто призрак, всего лишь существую без пользы, без дела! Какой в этом смысл? Зачем я здесь? Почему я не умер еще в детстве, а лучше при родах? Я должен был умереть! Я - одна сплошная ошибка! Я хочу умереть, мама! Я должен был умереть!..
- ЗАМОЛЧИ! - вдруг резко вскрикнула миссис Ноймон, приобретая в лице вспыхнувший румянец. - Закрой свой рот, я прошу тебя! Ты не знаешь, что ты говоришь. Более того, ты абсолютно не знаешь, как мне больно слышать твои слова! Поэтому замолчи! Я прошу тебя, замолчи!
В комнате нависла гробовая тишина. Стэнли ошарашено глядел отрезвленными глазами на свою мать, которая, ранее никогда не повышавшая на него голос, смиренно сидела напротив, вытирая носовым платком заслезившиеся глаза. Через некоторое время восстановившая внутреннее спокойствие расстроенная женщина вновь размеренно заговорила:
- Все наладится. Мы обратимся к специалистам, к самым лучшим докторам, и плевать, если нам придется искать их по всей стране. Ты справишься. Ты забудешь о своей пагубной привычке и будешь счастливо жить дальше. А я буду всегда с тобой, чтобы ни случилось. Я никогда тебя не брошу. Слышишь, никогда! Ты все, что у меня есть, и я не позволю себе потерять тебя. Просто не позволю. Стэнни, хороший мой, поверь, все будет хорошо. Иначе и быть не может! Главное, не сдаваться, не опускать руки, и все получится. Я с тобой.
- Да. Наверное, - покорно согласился Стэнли, опуская голову на подушку и задумчиво всматриваясь в потолок. - Мам, ответь мне, пожалуйста, еще на один вопрос только честно. Скажи, когда ты тогда забрала меня к себе, ты ведь это сделала из-за того, что… Хм… пожалела меня, да?
- Я пожалела себя, Стэнли. Себя… - печально протянула женщина, глубоко вздыхая. - Должно быть, тебе как мужчине вряд ли удастся меня понять, но… Как сейчас помню, мне тогда уже было тридцать четыре. Казалось бы, не такой уж и большой возраст для того, чтобы держать весь мир на руках, но, тем не менее, не такой уж и маленький, чтобы ничего не иметь. А со мной именно так и произошло. За спиной у меня не было всего того, чтобы могло радовать и насыщать мои пасмурные дни. У меня не было ни семьи, ни даже намека на серьезные устойчивые отношения с кем бы то ни было. Последний мой молодой человек бросил меня еще когда я училась в университете, узнав о том, что я никогда не смогу подарить ему наследников. Ну что ж, его понять можно, ведь ему тогда уже на тот момент стукнуло тридцать пять и он, как уставший от бродячей жизни холостяк, судорожно мечтал о домашнем уюте с детским смехом. Этого я ему дать не могла. Поэтому когда он ушел, я его не винила. Но спустя время, будучи уже тридцатичетырехлетней молодой женщиной, сидя на сырой лавочке парка и заворожено уставившись на фонтан, я вдруг пожалела себя… Пожалела так, как никогда до этого не делала и от чего почувствовала себя чрезвычайно униженной. Я вдруг представила себе, а что будет дальше. Изо дня в день я буду нудно прозябать скучные и несчастные часы до тех пор, пока однажды бесследно не исчезну, не заставив ни единого человека на земле проронить за меня и слезинки? Нет, я так не хотела. Я, как и все, искала счастье. Но так и не дождавшись, мне пришлось самой добывать источники его возникновения. Иными словами, мне нужна была цель, ради которой мне стоило бы жить. И тут я увидела тебя… Такой маленький, но в тоже время немыслимо самостоятельный, чумазый, с грязью под ногтями и жирными волосами, в запачканной и местами порванной одежде, в убитых, на удивление, фирменных кроссовках, которые, должно быть, великодушные родители какого-нибудь мальчика-мажора швырнули в скудные запасы интерната, чтобы поднять собственную самооценку. В общем, ты в образе типичного оборванца, бегал то в одну то в другую сторону за шарахающимися от тебя прохожими, вымаливая мелочь на самые дешевые сигареты. Картина меня до того впечатлила, что ты навеки запал мне в душу… Хм… Знаешь, ты меня тогда так рассмешил. Когда я тебя забирала, я отчетливо помню, как сказала, что в своем доме я не потерплю никаких наркотиков, иначе тебе придется вернуться на улицу. А ты тогда так правдоподобно изобразил, будто не имеешь ни малейшего представления, что такое эти "наркотики". Ха-ха! Ох, и актером ты был!..
Когда миссис Ноймон вдруг замолчала, переводя взгляд на Стэнли, она увидела, что парень крепко спит, тихонько посапывая и упорно ограждая себя от суетливых проблем суровой реальности. Осознав бесполезность своего откровенного монолога, женщина слегка улыбнулась, опускаясь ниже к подушке, чтобы нежно поцеловать свое чадо в лоб. Она еще долго сидела у постели взрослого, но все еще такого маленького сына, пропахнувшего стойким запахом пива, и думала о том, как же все-таки ей повезло, что в ее жизни присутствует он. Однажды холодным осенним днем, сам того не подозревая, он завоевал мельчайшую частицу ее большого сердца и, в конце концов, сделал ее поистине счастливой женщиной.
Тяжелая резная дверь величественно возвышавшегося массивного здания городского суда лениво распахнулась, выпуская наружу молодого человека в темном костюме с деловым портфелем, галантно придерживающий врата для покорно следующей за ним дамы. Пара молча спускается по многочисленным ступенькам на расстоянии двух метров друг от друга, направляясь вниз к ближайшему перекрестку. Она все с теми же привычными кудряшками, аккуратно подобранными на затылке, облаченная в изящную серую клетчатую юбку и кремовую кофточку, в лаковых туфлях на высоком каблуке и с пиджаком в тон юбке в руках, умиротворенно переводит взгляд от одной витрины фешенебельных бутиков к другой в процессе своего движения, абсолютно не переживая по поводу глубокой тишины разговора со своим спутником. Невозмутимость, некое безразличие, уверенность в себе и невероятный покой лились светом с ее открытого приветливого лица. Казалось, ничто не могло смутить или нарушить идиллию ее душевного равновесия, как вдруг слева от нее послышалось мучительное, пронизывающее до костей своей тривиальностью, сокрушительное замечание:
- Ну вот и все… Все…
Виктория Гроил на мгновение забыла даже, где она находится, внимая удары предлогов повторяющейся в ее голове последней услышанной фразы, повисшей в воздухе и не требующей какого-либо ответа. Девушка почувствовала, как ее тело напряглось с осознанием долгожданного наступления данной нулевой точки, начинающая обнадеживающую эру перемен. Она вдруг улыбнулась. Сердце забилось чуть быстрее, но вовсе не от горечи свершившегося, а от другого, чего-то более личного и местами эгоистичного, но настолько желанного, что от переполняющего чувства хотелось танцевать. Несомненно, жаль, что так вышло, но прекрасно, что все закончилось, ибо теперь есть возможность начать борьбу со своей судьбой заново, но уже более толково.
Вики так и не нашла, что ответить на умозаключение ее бывшего мужа. Вместо этого она, приняв серьезный и даже слегка тревожный вид, вдруг произнесла:
- Знаешь, я бы хотела тебе признаться… Откровенно говоря, мне так и не хватило смелости тебе в свое время сказать одну вещь. Деликатный факт, утаивши который, я так и не смогла себя простить за это… Я также вовсе не надеюсь, что это сделаешь ты. Я просто хочу прекратить мучить себя угрызениями совести… только и всего… Ты должен был знать тогда, но пусть, по крайней мере, ты будешь знать сейчас… в прочем теперь это уже мало что изменит… - Вики ненадолго замолчала, понимая, что ее миг откровения перешел в некое размышление самой с собой, поэтому, утомившаяся от собственных отступлений, она без замедлений тут же выпалила:
- Я была беременна.
- От… меня… - бормотание Стэнли прозвучало так невнятно и так тихо, что оно больше походило на утверждение, а не на вопрос, поэтому, не обращая на это никакого внимание, Виктория продолжила:
- Однажды… Еще на первом году наших отношений. Должно быть, эта новость тебя шокирует… Хм… Ты не поверишь, но у меня были причины так поступить. Конечно, это все неправильно по отношению к тебе, и, по сути, я в одиночку совершила преступление, но… Хотя нет, теперь уже поздно оправдываться. Поэтому ты просто… Прости…
На последних словах Вики поспешно повернула направо и учащенным шагом понеслась вперед, оставляя Стэнли позади себя, который изумленно и заметно заторможено направился в противоположную сторону. По-прежнему тщательно просматривая раскаленный солнцем асфальт, молодой человек добрел до центрального парка и, будто просыпаясь от глубокого сладкого сна, озадаченно осмотрелся по сторонам, останавливаясь посредине длинного моста над спокойной рекой. На голубом небе беззаботно повисли пушистые облака, формируясь во множество образов, символичных знаков для тех, кто созерцает их с земельной низины. Солнечные лучи излучают сверху приятную теплоту, заставляя водную гладь сверкать от избытка света. Легкий ветерок плавно ворошит молодые листья оживших деревьев. Приятно пахнет черемуха. Где-то лает собака. Вдоль набережной в ряд отдыхают разноцветные машины. В близлежащем кафе подвыпившие гости отмечают чью-то свадьбу, виновники торжества которой, нежно обнимая друг друга, легко и плавно танцуют свой первый самый невинный танец в беседке, окруженной с трех сторон блестящей водой. По правую сторону реки шумят аттракционы недавно открывшегося после зимнего перерыва парка. Над зелеными насаждениями и облагороженными домами возвышается громоздкое колесо обозрения. Кое-где по длиннющему мосту в разброс сидят бабушки, торгующие семечками и жареным арахисом. Под арками с обеих сторон расположились торговцы всевозможных сувениров и безделушек. Среди них одна молодая девушка в ярком клоунском парике держит веревочки с надувными шарами, заполненных гелием. Вдалеке доносятся обрывки исполняющейся под караоке грустной песни. Мимо всего этого медленно прохаживаются десятки людей, которые умело ведут между собой беседы толком не о чем, скользко шутят, при этом смеясь громче своих слушателей, настойчиво спорят, а иногда уместно хранят молчание, имеющее в себе смысл гораздо больший всяких слов. Так все и происходит - провожая одну минуту и встречая следующую, повторяется привычный процесс уличной суматохи.
По-сути, все тот же Стэнли Ноймон, сегодня ставший, говоря откровенно, одиноким, покинутым, немного где-то поумневшим, но все же оставшийся в дураках, блаженно наслаждается удачной погодой, слегка улыбаясь приветливому солнцу. Он пока еще не знает, что будет делать дальше и чего следует ему ожидать от непредсказуемой жизни, он просто радуется мгновенью, пытаясь как можно прочнее вдолбить его в свою память, значительная часть умопомрачения которого относится именно к его персоне. Да, Стэнли смеется над самим собой и его стыдит это еще больше, от чего хочется закричать на весь свет: "Люди! Не поверите: я не хотел этого!..".
Глупо улыбаясь собственным ошибкам, Стэнли уже было направился вперед для того, чтобы продолжить свой путь, как вдруг резко остановился, обнаружив возле себя сидящего на голом асфальте маленького мальчика. Растрепанные рыжие волосы, мелкие веснушки на щеках, замызганная куртка, протертые джинсы, несколько раз перешитые кеды, немытые руки, беззащитно обнимающие колени, и глаза… Глаза, полные обиды и страха, но это лишь игра на публику, поскольку на самом их дне можно разглядеть безумную злость, раскованность и отражение пробивного закаленного характера. Два противоположных образа в одном маленьком тельце - запуганный потерявшийся ребенок и взрослый борец за выживание на опасных улицах. Именно таким видел Стэнли этого мальчика, внимательно разглядывающего прохожих и продумывающего, от кого из них он бы мог что-нибудь получить.