– Есть загрузка и заряжание, – отозвалась Клодия, и на экране они увидели прицел ее "стингера", плавно разворачивающийся и фиксирующийся прямо на приближающемся вертолете.
– Боевая готовность, – сказала она спокойно, и секундой позже они услышали пронзительный писк насекомого, как у приведенного в бешенство москита.
– Цель захвачена, – пробормотала Клодия.
Вертолет был уже в шестистах метрах и быстро приближался, увеличиваясь на экране.
– Огонь! – сказала Клодия, и они увидели красный огонек, сменившийся зеленым, – сигнал, говорящий о том, что двигатель ракеты работает, и почти сразу изображение вертолета исчезло с экрана, на котором теперь мигала надпись: "Цель уничтожена! Цель уничтожена!"
Наступила гробовая тишина. Джоб нервно прочистил горло.
– Чего на свете не бывает! – Шон явно не верил своим глазам. – Может, попробуем еще разок?
– Давай! – резко отозвалась она и снова сосредоточилась на экране.
– Внимание, – сказал Шон. – Загрузка и заряжание.
Следующий "хайнд" он пустил на нее сзади на уровне верхушек деревьев. Чтобы среагировать, у нее было всего три секунды.
– Цель захвачена! – Клодия изящно, как балерина, развернулась и поймала вертолет в прицел. – Боевая готовность. – Стоило ей произнести это, как Шон бросил вертолет вверх. Теперь попасть в него было так же трудно, как в птичку, уносимую порывом ветра.
Они едва ли не с недоверием наблюдали на экране, как аккуратно и плавно Клодия разворачивается вслед за вертолетом, не выпуская его из прицела. Снова раздался пронзительный писк.
– Цель захвачена. Огонь!
"Цель уничтожена! Цель уничтожена!" – мигал экран надписью, и они снова переглянулись, только теперь уже смущенно.
– Дважды попала прямо в яблочко, – пробормотал Джоб. – Это отнюдь не случайность.
Клодия положила пусковую установку на стол, снова развернув козырек кепки, и, подбоченившись, взглянула на них, мило улыбаясь.
– Мне казалось, ты как-то говорила, что не умеешь стрелять, – укорил ее Шон с праведным негодованием в голосе.
– Разве может дочь Рикардо Энрико Монтерро не уметь стрелять?
– Но ты же ярый противник всякого кровавого спорта.
– Конечно, – согласилась она, – я действительно никогда не стреляла ни в одно живое существо. Но глиняных голубей я расстреливала только так. Папа научил меня.
– Мне бы следовало догадаться, когда ты сказала "давай", – смягчился Шон.
– Думаю, вам интересно будет узнать, – Клодия скромно посмотрела на свои ногти на правой руке, – что я была чемпионкой по стрельбе среди женщин Аляски на протяжении трех лет и заняла второе место на национальных соревнованиях восемьдесят шестого года.
Джоб и Шон удивленно переглянулись.
– Да она сделает тебя с закрытыми глазами! – наконец тряхнул головой Джоб. – А ты попался на удочку, как ребенок.
– Ну ладно, мисс Аляска, – строго сказал Шон. – Раз ты такая умная, возьмешь на себя роль инструктора. Отныне ты заведуешь всем этим оборудованием. Мы с Джобом разобьем шанганов на две группы и преподадим им основы обращения с оружием. Затем передадим их тебе для обучения на симуляторе. Так мы существенно ускорим процесс обучения.
Их разговор прервало появление в амфитеатре генерала Чайны. В берете, небрежно надвинутом на затылок, похлопывая щегольской тростью по бедру, он быстро охватил взглядом все их приготовления.
– Когда же начнутся тренировки? Я ожидал, что вы продвинулись гораздо дальше простого изучения инструкций.
Шон понял, что ему бесполезно что-либо объяснять.
– Мы продвинемся еще дальше, если нам не будут мешать.
– Я пришел предупредить вас, что ФРЕЛИМО начало наступление. Войска движутся на нас крупными силами с двух направлений: с юга и востока, очевидно, пытаясь выдавить нас из этих холмов и от реки на более открытое пространство, где они бы могли с максимальной эффективностью использовать против нас свою боевую технику и вертолеты.
– То есть тяжеловато приходится, – кольнул его Шон с едва заметной усмешкой.
– Да, пока мы отступаем, – признал Чайна подколку, едва заметно блеснув глазами. – Стоит только моим людям закрепиться на какой-нибудь естественной преграде, ФРЕЛИМО просто вызывает "хайнды". Русские пилоты показывают высший класс огневой поддержки, который обрели в Афганистане. Они просто сметают нашу оборону. Не очень, знаете ли, приятно беспомощно слушать по радио, как твои полевые командиры взывают о помощи. Так когда я смогу снабдить их "стингерами"?
– Еще два дня, – ответил Шон.
– Так долго? Разве нет способа ускорить это дело? – Чайна раздраженно хлопнул тростью по ладони. – Я хочу, чтобы вы предоставили мне по крайней мере одну подготовленную группу немедленно. Мне просто необходимо иметь возможность хоть чем-то ответить противнику.
– Но, генерал Чайна, это было бы полнейшей глупостью, – сказал Шон. – При всем моем уважении, – продолжал он при том, что в голосе его никакого уважения и в помине не было, – если использовать "стингеры" малыми дозами, это лишь сыграет на руку экипажам "хайндов".
– Что ты имеешь в виду? – Голос Чайны приобрел ледяной оттенок.
– Те русские пилоты уже имели дело со "стингерами" в Афганистане, уж будьте уверены. Они прекрасно знают все основные способы защиты от этих ракет и научились кое-чему еще. Пока они пребывают в полнейшей уверенности, что в небе им ничто не угрожает. Их бдительность притупилась, но стоит взлететь хоть одной ракете, как все изменится. Конечно, один, может, сбить и удастся, зато остальные будут готовы к возможным последующим ударам.
Ледяное выражение лица Чайны изменилось: он явно задумался.
– Так что же ты предлагаешь, полковник?
– Уничтожить их всех, всеми имеющимися средствами.
– Когда? Где?
– Когда они меньше всего ожидают этого – неожиданно напасть на их базу на заре.
– На базу? – Чайна раздраженно помотал головой. – Но мы понятия не имеем, где они базируются.
– Нет, имеем, – возразил Шон. – Я уже установил их местоположение. Я обучу Альфонсо и Фердинанда с их людьми и разработаю операцию. Дай мне два дня, и они будут готовы выступить.
Чайна задумался на мгновение, сцепив руки за спиной и уставившись в голубое африканское небо, будто ожидая в любой момент увидеть страшные горбатые силуэты "хайндов".
– Ладно, два дня, – согласился он наконец.
– Два дня, и когда я подготовлю группы, готовые отправиться на операцию, ты отпустишь меня и моих людей. Это мое условие.
– Между прочим, между границей Зимбабве и нашей базой расположилась колонна ФРЕЛИМО, – напомнил ему Чайна.
– Думаю, мы все же рискнем, – огрызнулся Шон. – Даешь слово?
– Ладно, полковник, я согласен.
– Прекрасно. Так когда ожидается возвращение Альфонсо и его людей?
– Они уже в расположении наших сил. Думаю, будут здесь через час или около того, но они измотаны, поскольку были на задании на протяжении почти целых суток.
– Это вообще не школьный пикник, – резко ответил Шон. – Как только прибудут, отправь их сейчас же ко мне.
Наконец они появились, двигаясь медленно и неуклюже – как боксеры-тяжеловесы после десяти раундов. Их полосатый камуфляж был перепачкан грязью, а лица посерели от усталости.
Пока его люди, свалившись прямо на землю в амфитеатре, спали, Альфонсо скупо обрисовал обратный путь с базы на Большой скале и бегство в ущелье долины Хонде, к миссии, где они оставили грузовики и пересекли границу Мозамбика уже пешком.
– В лесу повсюду рыщут отряды ФРЕЛИМО, а в небе полно хеншо. – Он смолк и утер лицо грубым истрепанным платком. – Просто какое-то колдовство – ведь эти хеншо могут говорить с неба. Они насмехались над нами на нашем же языке. И утверждали, что владеют колдовством, которое превращает наши пули и ракеты в воду.
Шон мрачно кивнул. Русские для деморализации противника, должно быть, использовали воздушные радиоусилители. Этому трюку они тоже научились в Афганистане.
– Наши люди повсюду или гибнут, или бегут. Мы не можем бороться против хеншо.
– Еще как можете. – Шон схватил его за грудки. – И я покажу тебе, как. Поднимай своих. Потом отоспитесь – когда мы очистим небо от русских ублюдков.
* * *
Шон и Джоб работали, и бок о бок сражались со всеми этими людьми, и знали их всех по именам и заслугам, поэтому представляли себе довольно четкую картину их индивидуальных способностей и навыков.
Они знали, что среди них нет ни трусов, ни любителей сачкануть. От таких Альфонсо давным-давно избавился. Однако были среди них и такие, кого Джоб обычно называл "быками", сильные и туповатые, одним словом, настоящее пушечное мясо. Остальные же обладали разной степенью ума и приспособляемости. Всех же превосходили Альфонсо и Фердинанд.
Шон и Джоб разделили их на две группы и сосредоточили усилия на самых многообещающих членах каждой группы, быстро отбирая тех, кто способен соотнести изображение на прицельном экране с настоящим вертолетом в воздухе.
К концу третьего часа они отобрали двадцать человек, которые наиболее быстро усвоили бы необходимые знания и навыки и могли бы выступать в качестве первых номеров расчетов, и столько же таких, кто мог бы исполнить в расчете роль вторых номеров.
Из остальных, не проявивших достаточных способностей, был сформирован штурмовой отряд c обычным вооружением, который предстояло задействовать в планируемой Шоном операции. Из двух же сформированных групп стрелков из "стингеров" Шон взял себе одну, а Джоб другую, и начали с ними монотонные занятия по ознакомлению с данным видом оружия. Они снова понадеялись на технику повторения и закрепления знаний. Каждый их курсант получал возможность собрать и разобрать, зарядить и привести в действие, нацелить ракету. Причем, делая это, каждый должен был параллельно объяснять остальным, что именно он делает, а Джоб и Шон исправляли его ошибки под язвительные насмешки остальных.
Только к вечеру Шон отправил первую группу из пяти человек, включая Альфонсо и Фердинанда, к Клодии для обучения уже на симуляторе.
Альфонсо попал три раза подряд и тут же был назначен помощником и переводчиком Клодии. К полуночи все пять человек из первой группы произвели по три последовательных попадания – число, которое она произвольно определила для себя как достаточно приемлемое. А к этому времени Шон с Джобом уже были готовы передать ей еще одну группу из десяти человек для тренировок начиная со следующего утра, как только станет достаточно светло. Когда окончательно стемнело и невозможно было продолжать тренировки, Шон отпустил людей, и Альфонсо со своим отрядом устало поплелись прочь, усталые и пошатывающиеся от непривычного напряжения.
Джойфул, шеф-повар, тем временем, оказывается, раздобыл рубец из буйволиной туши, которую разделывали для офицеров. После полуденной жары они были немного с душком, но он умело замаскировал этот факт добавлением мелко рубленного дикого лука и острого соуса. Клодия аж побледнела, когда Джойфул гордо поставил прямо перед ней дымящийся котел с рубцом. Но в конце концов голод победил брезгливость.
– Ничего, зато от этого на груди начинают расти волосы, – утешил ее Шон.
– Видишь ли, милый, с моей точки зрения это не самое большое достоинство…
– Ну что ж, тогда, – улыбнулся он, – пусть твоя худенькая попочка станет хоть чуть-чуть более мясистой.
– Ага, значит, она тебе не нравится?
– Ну что ты, страшно нравится, просто хотелось бы, чтобы ее было как можно больше.
Как всегда, тихо подкравшись, из темноты возник Матату. Шон усадил его за стол, и малыш жадно набросился на рубцы, причем ел, пока его голый живот не стал похож на сверкающий черный пляжный мяч.
– Ну ты и прожорлив, маленький пигмей, – сказал ему Шон. – Ладно, настало время отрабатывать свое пропитание.
Они вместе с ним отправились в темный амфитеатр, где их уже ждал Джоб. К этому времени он собрал материал для сооружения масштабной модели вертолетной базы. При свете двух парафиновых фонарей они начали строить объемную модель гнезда "хайндов". Матату много раз принимал участие в подобных созданиях макетов за время войны в буше и сейчас в точности понял, чего от него хотят. Как и многие люди, не умеющие читать и писать, Матату обладал фотографической памятью.
Он с важностью расхаживал вокруг, указывая Шону и Джобу, что и как расставлять, рассказывая об особенностях местности внутри базы и вокруг нее, описывая форму холма, на котором она располагалась, ее положение относительно железной и автомобильной дорог.
Клодия тут продемонстрировала еще один талант, о котором Шон даже не подозревал. Используя мягкую белую древесину баобаба, она смастерила одиннадцать крошечных "хайндов". Они были очень похожи на оригиналы, и когда она поместила их в предназначенные для них углубления на территории базы, модель сразу приобрела совершенно новый оттенок достоверности.
Было уже далеко за полночь, когда обнаженные Клодия и Шон забрались в своей землянке под москитную сетку. Они оба до смерти устали, но даже после медленного и нежного секса долго не могли заснуть. Они лежали под покровом темноты и разговаривали. Утреннее упоминание об отце Клодии навеяло ей воспоминания о детстве. Шона успокаивало то, что она может говорить об отце так просто и естественно. Она преодолела первоначальные шок и горе, и теперь ее воспоминания о нем были полны ностальгической меланхолии, которая, по сравнению с болью, предшествовавшей ей, была едва ли не приятна.
Она рассказала Шону, как в возрасте четырнадцати лет, как раз тогда, когда впервые проснулась ее женственность, удивительная прочность и незыблемость кокона ее жизни была расколота драматическим разводом родителей. Она рассказала ему о годах, которые последовали за этим событием. Засухи одиночества, когда она бывала вдали от отца, сменялись потопами любви и конфликтов, когда они снова оказывались вместе.
– Теперь ты понимаешь, почему я такой ненормальный и сложный ребенок? – спросила она. – Вот почему я в любом деле стараюсь быть лучшей и всегда пытаюсь защитить обездоленных и обиженных. С одной стороны, я все еще пытаюсь заслужить папино одобрение, а с другой – не принимать его элитарных материалистических воззрений на жизнь. – Она еще плотнее прижалась к нему. – Если честно, то до сих пор не понимаю, как ты собираешься справляться со мной.
– Справляться с тобой, моя милая, всегда будет для меня удовольствием, – заверил он ее. – Но это потребует от меня затраты всех моих сил.
– Это как раз то, что сказал бы папа. Нам с тобой предстоит немало отчаянных ссор.
– А ты зато подумай о наших примирениях. Какими забавными они должны быть.
В конце концов им удалось все-таки заснуть на несколько часов, и проснулись они удивительно свежими и отдохнувшими, чтобы продолжить тренировки с того места, на котором они вчера ночью остановились.
Пока Клодия отрабатывала приемы атак с последними из учеников, Шон и Джоб отошли к модели вертолетной базы, и Шон объяснил свой план предстоящей операции. Джоб внимательно слушал и вставлял по ходу свои замечания, пока они наконец для себя все не уяснили: подход, само нападение и отход, с учетом возможных непредвиденных обстоятельств.
– Хорошо. – Шон поднялся. – Теперь это все надо рассказать нашим парням.
Солдаты-шанганы со вниманием смотрели на них со склонов амфитеатра, пока Шон и Джоб описывали им план предстоящего рейда. Для обозначения различных подразделений они использовали речную гальку, передвигая ее вперед и постепенно окружая место базирования вертолетов. Наконец импровизированная атака началась, Клодия управляла модельками вертолетов, и под одобрительные возгласы шанганов они один за другим падали, сбитые невидимыми ракетами на землю.
– Сержант Альфонсо, – сказал Шон, устанавливая на место вертолеты, – покажите нам заново весь ход операции.
Пять раз они репетировали атаку, отрабатывая ход действий. По очереди каждый из первых номеров расчетов повторил, как будут развиваться действия, и каждый раз выражения восторга по поводу крушения "хайндов" были ничуть не менее бурными. После пятого прогона сержант Альфонсо встал и обратился к Шону от имени всего отряда.
– Нкоси Какулу, – начал он. Еще никогда раньше он не использовал подобной формы обращения к Шону. Обычно так обращались только к самым великим вождям племен. Шон сознавал, какая честь ему оказана, и это было доказательством того, что он наконец заслужил глубокое уважение и преданность этих отчаянно гордых и видавших виды солдат.
– Великий Вождь, – сказал Альфонсо, – твои дети встревожены. – Его слова вызвали одобрительный шепот и кивание головами. – Во всем, что ты нам рассказал о битве, мы не услышали ни слова о том, что ты будешь там сам и поведешь нас за собой, вселяя огонь в наши души, как это было на Большой скале. Так скажи же своим детям, Нкоси Какулу, что ты будешь с нами в разгар битвы и что мы услышим твой львиный рык, когда хеншо будут падать с неба, а бабуины ФРЕЛИМО побегут от нас, визжа, как девственницы в самую первую ночь.
Шон поднял руки.
– Нет, вы не мои дети, – сказал он. – Вы лучшие из мужчин, такие же мужчины, какими до вас были ваши отцы. – Это была самая высокая похвала, которой он мог их удостоить. – И, чтобы осуществить эту операцию, вы не нуждаетесь в моей помощи. Я научил вас всему, что я знаю. Пламя в вашей душе пылает с тем же неистовством, что и высокая сухая трава зимой. А мне пришла пора оставить вас. Это сражение вы выиграете сами. Я должен уйти, но я всегда буду горд тем, что мы стали друзьями и сражались бок о бок, как братья.
Послышался тихий недовольный ропот, они закачали головами и начали негромко переговариваться.