- Ладно, - ответил другой голос. - Мне все равно... Вот тут кстати насыпь, на ней мы и сядем.
Всадники - их было двое - спешились, причем послышался звон сабельных ножен о землю. Взяв своих лошадей за поводья, они уселись на насыпи, в нескольких шагах от дона Луиса и его друга, скрытых на дне траншеи.
Один из незнакомцев высек огонь и закурил огромную сигару.
- А ты разве не будешь курить? - спросил он товарища.
- Нет, после, - ответил тот.
- Ну, так давай считать. Передавай мне бумажки, только по одной.
Товарищ снял шляпу и вынул из нее пачку банковских билетов. Вытащив одну бумажку, он передал ее курившему. Тот сильно пыхнул из сигары, держа ее над билетом, который сразу осветился красным огоньком.
- Сто? - произнес тот, который дал билет и заглянул на него через плечо товарища.
- Да, - отвечал последний, выпуская густое облако дыма изо рта и ноздрей.
Описанная процедура повторилась тридцать раз; все бумажки оказались сотенными.
Разделив пополам три тысячи пиастров и передав товарищу полторы тысячи, куривший сигару проговорил недовольным тоном:
- Я думал - больше! Если бы удалось укокошить того молодчика, нам достался бы его кошелек, он, кажется, был набит золотом.
- Ну, что же делать, и то хорошо, - заметил другой. - А не знаешь, куда стремились эти унитарии? Не в армию ли Лаваля?
- Конечно, туда... куда же еще? Хорошо бы они все задумали бежать. Нам почаще доставались бы такие заработки.
- А вдруг в один прекрасный день явится сюда Лаваль и ему донесут на нас?
- Ну, что ж из этого?.. Мы исполняем приказания начальства и сами, мол, ни при чем... Да можно будет вовремя и приостановиться. А пока что, я готов дать себя убить за реставрадора; недаром я числюсь доверенным человеком у коменданта.
- Да, полагайся на него!.. Посмотри, что он сделает с нами, если мы, по несчастью, упустим хоть одного из тех, которых он приказывает убить! Не обрадуешься его доверию!.. И то недавно один улизнул от нас...
- Да, малый ловкий. Но комендант послал разыскивать его по всем направлениям - в поле и в городе... Может быть, еще он нам попадется с Божьей помощью. Я слышал, что он укокошил пятерых наших…
- Ого! Значит, опасный зверь... Хорошо бы его поймать.
- Держи карман. Поймаешь ветер в поле!.. Разве только, говорю, по особому счастью, нечаянно попадется... Так ты домой?
- Домой!- ответил куривший. - А ты куда?
- В шинок... Хорошо мы с тобой придумали, что отпросились на ночь: по крайней мере, я погуляю всласть! А ты, скупердяй, припрячешь свои денежки в безопасное местечко. Впрочем, это твое дело... Ну, отправляемся, что ли?
- Можешь отправиться и один... Все равно нам не по дороге. А я еще посижу, пока не докурю сигару.
- Ну, как знаешь... До свидания, дружище. Покойной ночи, приятного сна!
- А тебе - веселой ночи!
Тот, который доставал деньги из шляпы, вскочил па лошадь и, пришпорив ее, ускакал.
Когда в отдалении замер топот копыт, куривший достал из кармана какой-то предмет, поднес его к огню сигары и принялся подробно рассматривать.
- Золотые часы! - пробормотал он, поворачивая их во все стороны. - Никто не видел, как я взял эту вещицу; значит, что выручу за нее, все мое... А славная вещичка... Ходят! - продолжал он, поднося часы к уху. - Жаль, что я не знаю, как узнавать по ним время... Эта наука унитарская и слишком мудреная для нашего брата... Полагаю, что теперь уж за полночь, и что...
- Теперь последний час твоей жизни! - воскликнул дон Мигель, подкравшись к нему сзади из траншеи и с силой ударяя его концом шпаги между шейными позвонками.
Испустив короткий стон, негодяй упал мертвым.
Дон Мигель взял его лошадь под уздцы, подвел ее к траншее и привязал к лежавшему там толстому бревну. Затем он спустился к своему другу и, обнимая его, сказал:
- Вот ты и спасен, Луис! Провидение послало нам лошадь, на которой ты поедешь...
- Да, если ты... будешь... поддерживать... меня, - ответил Бельграно, с трудом переводя дух.
- Поддержу, не бойся... Ну, давай, сначала, я помогу тебе подняться наверх, потом вылезу сам и усажу тебя па лошадь...
- Нет, ты лучше сам садись на нее, а меня уложи поперек... Мне не усидеть на ней, если даже ты будешь держать - проговорил дон Луис внезапно окрепшим от возбуждения голосом.
- Кое-как, с громадными усилиями Мигель вынес своего друга из траншеи и уложил поперек лошади, а сам уселся сзади него. Затем, крепко придерживая его одной рукой, а другой управляя конем, он направился к переулку, соседнему с домом английского посла.
- Куда ты везешь меня? - спросил дон Луис. - Если ко мне домой, то лучше не трудись: мой дом заперт и ключ у слуги, которого я отпустил до утра.
- Какого ты плохого мнения обо мне! Неужели я повезу тебя по самой людной улице, где нас сейчас же могут сцапать - меня в качестве разбойника, везущего мертвое тело, а тебя... Ну, да я заврался немного...
- Так уж не к себе ли ты хочешь меня везти? - перебил дон Луис, делавший страшные усилия, чтобы не кричать от боли, причиняемой ему тряской и неудобным положением.
- Боже избави! - возразил дон Мигель. - Я за всю свою жизнь не делал глупостей, ограничиваясь только чем, что болтал их; везти же тебя в мою квартиру было бы самой глупой из всех глупостей.
- Так куда же ты намерен девать меня?
Это уж мой секрет... Пока прошу тебя помолчать, потому что мы въезжаем в город... Держись крепче за меня... Голову повыше... вот так, а то она отечет.
Выбирая самые глухие улицы, дон Мигель проехал улицей Реконквист и направился к предместью Барракас. Миновав улицу Дель Бразил и Патагонес, он завернул в узкий, грязный и совершенно темный переулок, в котором ютились лишь мелкие воришки, бродяги и тому подобный сброд, и куда решалась заглядывать полиция только в самых исключительных случаях.
После нескольких поворотов по таким же переулкам, дон Мигель, наконец, очутился на Калле-Ларга посреди предместья Барракас. К счастью, во все время пути им не попалось ни души, так как было уже поздно. Лишь кое-где светились еще в домах огни.
- Вот мы и добрались, - заявил дон Мигель, - остановившись перед небольшим, ноочень красивым домом, из окон которого, сквозь белые кисейные занавеси, тоже пробивался свет.
- Куда? - спросил дон Луис, приподнимая немного голову.
- Куда нужно... Сейчас узнаешь все.
Просунув палец сквозь наружную решетку одного из окон, дон Мигель тихонько постучался.
Очевидно, его не слышали, потому что в доме все оставалось тихо. Он постучал вторично.
- Кто там? - послышался, наконец, из-за занавески испуганный женский голос.
- Это я, Гермоза, я - Мигель, твой кузен.
- Мигель? - повторил голос тоном недоверия.
- Да я же, ей Богу я, Гермоза!
Занавеска откинулась, окно отворилось и из него выглянуло прелестное личико молодой женщины, одетой в черное.
При виде двух всадников на одной лошади, из которых один казался мертвым, она с восклицанием ужаса откинулась назад.
- Не пугайся, Гермоза, - проговорил дон Мигель.- Это мой лучший друг. Он ранен... Отопри скорее дверь, только не буди прислуги, сделай это сама.
- Однако, Мигель... - начала было молодая женщина.
- Ну, пожалуйста, отпирай скорее! - нетерпеливо перебил дон Мигель. - Если ты еще будешь медлить, мы тут оба пропали, поняла теперь?
- А! Сейчас, сейчас!
С этими словами молодая женщина заперла окно и бросилась в переднюю. Вскоре послышалось щелканье отпираемого замка, наружная дверь отворилась, и на ее пороге показалась Гермоза.
- Входите, - сказала она.
- Я-то войду, а этого молодого человека надо нести, - ответил дон Мигель, осторожно сходя с лошади, чтобы не уронить раненого. - Помоги-ка мне, милая кузина.
Молодая женщина молча, совершенно забыв женскую щепетильность, подошла и, по указанию кузена, взяла дона Луиса за плечи, между тем, как ее кузен ухватил его за ноги. Вдвоем они сначала сняли раненого с лошади, а потом внесли его в дом, где и положили на мягкую софу в гостиной.
- Благодарю вас, сеньорита, благодарю! - пролепетал дон Луис.
- Не за что... Вы ранены?.. Ах, Боже мой, и даже в нескольких местах! - с новым ужасом воскликнула молодая женщина, увидев, что он весь в крови.
- Да, сеньорита...
- Ничего, мы сейчас основательно займемся твоими ранами, которые, слава Богу, не из опасных, - проговорил дон Мигель.
- Подождите меня минутку. Я только пойду и отправлю нашу лошадь домой и запру дверь.
С этими словами он выскочил на улицу, повернул ожидавшую у крыльца лошадь по направлению к мосту в конец улицы и изо всей силы ударил ее по шее. Умное животное фыркнуло и поскакало, поняв, что лучшего тут ожидать нечего.
Затем дон Мигель возвратился в дом, тщательно запер наружную дверь и поспешил в гостиную, где Гермоза уже хлопотала возле раненого.
Глава III
ГОСТЕПРИИМСТВО
Роскошно убранная гостиная, в которой повсюду виднелись цветы и книги, была вполне достойной рамкой для ее прекрасной обитательницы. Высокая, стройная, с удивительно правильными чертами снежно-белого лица, обрамленного густыми шелковистыми темно-русыми локонами с темно-синими мягкими глазами и крохотным пурпуровым ротиком, донна Гермоза, действительно, была так хороша, что даже еле живой Бельграно залюбовался на нее. Лет ей было около двадцати. Черное платье траурного покроя еще более оттеняло белизну ее лица, шеи и рук, которые теперь, впрочем, были запачканы кровью, на что она, однако, не обращала внимания, поддавшись свойственному каждой благородной женщине чувству жалости к ближнему.
Она только что перенесла алебастровую лампу со стола, за которым она перед тем читала, на стоявшую возле софы черную мраморную тумбочку, когда дон Мигель подошел к ней, поцеловал ей руку и сказал:
- Этот молодой человек, которого я больше никуда не мог привезти, кроме тебя, милая Гермоза, тот самый дон Луис Бельграно, мой лучший друг и названный брат, о котором я столько раз говорил тебе, добавляя, что мне очень хотелось бы познакомить тебя с ним. Судьба захотела, чтобы это знакомство произошло при таких грустных обстоятельствах. Ранен он в борьбе с людьми Розаса. Из этого ты можешь заключить, что необходимо не только заботиться о нем, как о человеке больном, но и укрывать его.
- Как же это сделать, Мигель? - произнесла донна Гермоза, растерянно глядя на распростертого на софе молодого человека, на мертвенно-бледном лице которого сверкали, как уголья, неестественно-широко открытые глаза.
- Предоставить мне в эту ночь распоряжаться в твоем доме, как я только захочу - вот и все, милая кузина. Завтра ты можешь опять вступать в права хозяйки и над своим домом и надо мной. Согласна ты на это?
- Конечно. Делай все, как находишь нужным, - ответила молодая женщина. - Я сама решительно не в состоянии придумать, где бы можно было у меня укрыть человека, так, чтобы об этом никто не знал.
- Кое-кому обязательно придется сказать... Ну, да об этом после. Пока же принеси, пожалуйста, стакан подслащенного вина… а, пожалуй, и два.
- Сейчас принесу, - сказала молодая женщина,уходя в соседнюю комнату.
Мигель приблизился к своему другу, который в тепле и покое начал дышать свободнее, хотя у него началась лихорадка, и сказал ему:
- Ты, конечно, уже догадался, что находишься в доме той самой прелестной вдовушки, моей кузины, о которойя тебе не раз говорил. Надеюсь, что ты не находишь мои восторженные отзывы о донне Гермозе преувеличенными? Ну, конечно, нет. Она только четыре месяца тому назад возвратилась из Тукумана, где похоронила мужа, и живет здесь в полном одиночестве...
- Ах, Боже мой! - перебил дон Луис. - В таком случае ты скверно сделал, что привез меня сюда. Ведь мое пребывание здесь может скомпрометировать твою кузину, раз она живет одна... К тому же не забывай, что у Розаса шпионов много, и они шныряют повсюду. Я уверен, что завтра же ему будет известно, где я нахожусь, и тогда твоей великодушной кузине может угрожать одинаковая со мной участь.
- Ну, об этом не беспокойся... Я приму меры. Чем сильнее опасность, тем я делаюсь находчивее и смелее. Если бы ты предупредил меня, что хочешь бежать, то, поверь, дело сложилось бы совершенно иначе, и у тебя не было бы ни одной царапинки. Когда я узнал об этом, было уже поздно.
- Откуда же ты узнал, что я хочу бежать, и в каком именно месте рассчитываю сесть на судно?
- Об этом поговорим после, - с улыбкой ответил дон Мигель.
В это время возвратилась донна Гермоза, неся в руках фарфоровый поднос с графином вина и двумя стаканами.
- О, прелестная кузина! - воскликнул дон Мигель. - Если бы греческие боги увидали тебя, они сейчас же дали бы своей Гебе отставку и пригласили бы тебя на ее место для разливания им амброзии... Выпей скорее, Луис, - обратился он к Бельграно, поднося ему налитый стакан. - Это немножко подкрепит тебя.
Он приподнял голову раненого и помог ему опорожнить стакан, между тем как молодая женщина продолжала стоять у стола, на который поставила поднос, и ожидала дальнейших распоряжений своего кузена.
Когда вино было выпито раненым и голова его опять упала на мягкие подушки софы, дон Мигель отнес стакан на стол и спросил донну Гермозу:
- А что, старый Хосе здесь?
- Здесь.
- Отлично. Разбуди его и вели ему прийти сюда.
Молодая женщина двинулась было к одной из дверей, но дон Мигель удержал ее за руку и сказал:
- Постой. Чтобы не терять напрасно времени, скажи мне сначала, где у тебя письменные принадлежности.
- Вот там, в кабинете.
- Хорошо, спасибо. Теперь разбуди, пожалуйста, Хосе.
Дон Мигель вышел в указанную ему комнату, взял там свечку, зажег ее и направился через спальню кузины в роскошно обставленную уборную, где принялся умываться в фарфоровом умывальнике.
- Ну, если бы Аврора увидала меня в таком виде, - бормотал он, взглянув на себя в зеркало, - то, наверное, подумала бы, что я выскочил прямо из ада, и скрылась бы от меня... в пампасах.
Переменив два раза воду, чтобы последовательно вымыть руки, лицо и шею, он вытерся тонким вышитым полотенцем и возвратился в кабинет, где сел за небольшой письменный столик и с серьезным видом, который вовсе не казался свойственным его свежему, миловидному лицу, принялся писать. Быстро набросав по нескольку строк на двух листках бумаги, он свернул их, запечатал, написал адреса и затем с готовыми записками вышел в гостиную. Там, перекинувшись двумя-тремя словами с доном Луисом и донной Гермозой, он выпил два стакана вина - за гибель Розаса и за выздоровление Бельграно.
Едва успел он осушить второй стакан, как из передней вошел высокий шестидесятилетний, но еще совершенно бодрый старик, в синем костюме и со шляпой в руках.
Увидав на софе покрытого кровью и грязью, очевидно, тяжело раненого незнакомца, он невольно отступил назад,,
- А я думал, Хосе, вы не боитесь крови! - с легким упреком сказал дон Мигель, подходя к старику. - Вы, кажется, должны были насмотреться на раненых... Это - мой друг. Он немножко поцарапан разбойниками... Сколько лет прослужили вы под начальством моего дяди, полковника Саэнса, отца донны Гермозы?
- Четырнадцать лет, сеньор, - почтительно ответил старик. - Я начал со сражения при Сальте и закончил баталией при Хунине, во время которой полковник умер на моих руках, сраженный вражеской пулей.
- Кого вы из своих генералов больше любили и уважали: Бельграно, Сан-Мартина или Боливара?
- Конечно, генерала Бельграно, сеньор, - не колеблясь, ответил старик.
- Хорошо... В донне Гермозе и во мне вы видите дочь и племянника вашего полковника, а этот вот молодой сеньор - сын генерала Бельграно, имеющий большую нужду в ваших услугах.
- Сеньор, я не могу ничего отдать более своей жизни, и она вполне к услугам тех, в чьих жилах течет кровь полковника Саэнса и генерала Бельграно! - с искренним чувством произнес Хосе.
- Верю, Хосе, - ответил дон Мигель. - Но нам нужна не только ваша храбрость, но и осторожность, а, главное, - ваше умение молчать.
- Я не обману вашего доверия, сеньор...
- Знаю, мой друг. Вы человек честный и горячий патриот...
- О, да, сеньор, я люблю свое отечество более всего в мире! - с гордостью подтвердил Хосе.
- Это-то я и ценю в вас... Однако время бежит... Вот что, Хосе: пройдите потихоньку в конюшню, не будя ни кого из прислуги, оседлайте одну из выездных лошадей, приведите ее к парадной двери и привяжите там. Потом возьмите оружие и вернитесь сюда.
Ветеран приложил руку к правому виску, точно находился перед генералом, сделал пол-оборота налево и пошел исполнить данное ему приказание.
Через несколько минут на улице послышался топот лошадиных копыт, который сейчас же прекратился; очевидно, Хосе привязывал лошадь к одному из столбов крыльца. Немного спустя старик вновь появился в дверях гостиной.
- Знаете вы, где дом доктора Парсеваля? - спросил его дон Мигель.
- За церковью Сан-Хуапа, сеньор.
- Верно. Поезжайте туда, разбудите доктора, отдайте ему эту записку и скажите, что пока он одевается, вам нужно заехать еще в одно место; попросите его подождать вас. Потом вы пройдете в мой дом и стукнете там три раза в дверь. Слуга мой, наверное, еще не спит, ожидая меня, и поэтому он сейчас же отопрет вам. Отдайте ему вот эту вторую записку. После этого отправляйтесь опять к доктору Парсевалю и привезите его сюда.
- Слушаю, сеньор.
- Все это постарайтесь сделать как можно скорее.
- Слушаю, сеньор.
- Вот еще что... Мало ли что может случиться дорогой, поэтому предупреждаю, что вы должны лучше дать себя убить, чем допустить, чтобы записка к доктору попала в чужие руки; тогда мы погибнем все: дон Луис Бельграно, донна Гермоза и я.
- Будьте покойны, сеньор...
- Верю вам, Хосе, верю!.. Ну, теперь отправляйтесь с Богом. Без четверти час, - продолжал дон Мигель, взглянув на мраморные часы, стоявшие на камине. - Если у вас не будет задержки в дороге, вы можете вернуться с доктором в половине второго.
Старый солдат снова отдал честь по-военному, повернулся и вышел черным ходом на улицу. Вскоре молодые люди услыхали лошадиный топот, который вскоре замер в отдалении.
Попросив кузину удалиться в кабинет, дон Мигель подсел к своему другу, откинул с его лба падавшие ему на глаза волосы и проговорил:
- Надеюсь, ты доволен моим выбором доктора, Луис?