- Поцарапан, но не открыт! - воскликнул он радостно. - Наше счастье, сэр, что мы вовремя спохватились. Вот оно, это письмо! Нам с вами следует безвыходно быть дома и усилить стражу вокруг консульства.
- Совсем нет, Чарльз, - ответил консул, облегченно вздыхая при виде письма, - это были простые, мелкие воришки, - видите, они украли мои золотые запонки, которые я утром нечаянно оставил здесь. Наоборот, нам необходимо рассеяться, чтоб наши нервы не спасовали, покуда будет длиться неделя Кавендиша. А письмо… дайте-ка его сюда!
Сэр Томас взял из рук секретаря драгоценный документ, обернул его шелковым платком, распахнул пиджак и засунул пакет глубоко, в секретный карман жилетки.
- Ну, вот теперь, - пробормотал он, застегивая карман на автоматические кнопки, сцепленные кусочками магнита, - чтоб украсть это письмо, понадобится украсть жилетку, а чтоб украсть жилетку, надо будет украсть меня самого. Не думаю, чтоб это удалось даже самому ловкому вору в мире. Успокойтесь же, Чарльз, и распорядитесь насчет двух домино. Мы непременно поедем на открытие "Гонории"!
Когда консул и секретарь вышли из кабинета, было несколько секунд тишины. Только слабый морской ветер шевелил бумажки и кисейную занавеску. Но вот из-за портьеры раздался шелест, и чьи-то ловкие, легкие ноги скользнули по паркету, словно по воде. В комнате очутился стройный, красивый, как Дионис, юноша, с крепкими кудрями вокруг невысокого лба, с яркими глазами, веселым блеском зубов и очаровательной ямочкой на правой щеке. Он прыгнул на подоконник и скользнул вниз, между кактусами, не задев ни одного из них.
- Чепуховое дело! - пробормотал он сквозь зубы, перелезая через ограду, увитую плюшем. - Надеюсь, это будет моим последним делом. Всего два акта: симуляция кражи, чтоб узнать, где документ находится, и самая легкая кража в мире, для которой надо только весело провести вечер. Мамаша будет довольна! Я обряжусь дьявольски хорошо и потанцую на карнавале, как никогда не танцевал!
Глава сорок четвертая
ОТКРЫТИЕ ВИЛЛЫ "ГОНОРИЯ"
Южная ночь падает вниз, как коршун. Не успело солнце зайти куда следует, а уже синие воды Персидского залива стали черными, на небе выскочили звезды, каждая на своем месте, установленном астрономией, и внизу зажглись тысячи фонарей, каждый на своем месте, установленном полицией. Порт Ковейт был положительно пьян от огня, иллюминаций, крика и запаха крови. Низкие крыши восточного квартала густо усажены женщинами в чадрах. Узкие улички полны фанатиков. Крики, самоизбиения, кружения, шум падающих тел, стон и бред опиумистов, вопли женщин не утихают ни на минуту. А в европейском квартале, возле самого мола, где чернеют иностранные суда всех мастей и флагов, загорелись тысячи пестрых огней над веселым, кружевным павильоном, построенным в китайском стиле, увешанном фонариками и бубенчиками и носящем на фронтоне световую надпись:
"VILLA HONORIA"
- Ну, коли вы все еще недовольны, на вас ничем не угодить! - проворчал Апопокас, останавливаясь перед румынским князем в своем беге между стульями, кадками, столиками, размещаемыми по веранде. - Девочки наряжены - лучше нельзя, повар стряпает точно на королевскую кухню, миссионера мы спровадили в самое подходящее время, приглашения приняты, от гостей отбою не будет, - одним словом, ваша Гоноррея…
- Гонория, а не Гоноррея… - сердито прервал румынский князь. - Остолоп, ты хочешь меня осрамить! Сколько раз я тебе повторяю: Гонория, Гонория, Гонория! Вилла Гонория!
- Я и говорю, - вилла Гоноррея! - обиделся Апопокас. - Что я, глухой, что ли?!
Вилла и впрямь, заботами Апопокаса, приняла самый щегольский вид. Внизу, возле открытой сцены, была великолепная оранжерея, с раздвижным стеклянным потолком, с фонтанчиками из мадеры, малаги и ширазких вин. Еще ниже, в полуподвале, затканный зелеными китайскими штофами, приют опиумистов, с лежанками, занавесками, лампочками под потолком в форме пауков. На втором этаже целая галлерея передвижных кабинок, где все устроено на манер трувильских морских раздевален: оконца на залив, запах моря и водорослей, деревянные стены, зеркала, удобные лежанки, купальные костюмы. Еще выше, под куполом китайского домика, азартный игорный зал с крупье и состоящими на службе шулерами, которым обещаны награды за увечья и страховка в случае тюрьмы: их держали для любителей скандалов.
Еще не пробило десяти часов, а к блестящему полукругу лестницы стали, как майские жуки, жужжа, подлетать черные автомобили. Дверцы хлопали, словно крылья. Один за другим по лестницам всходили карнавальные гости. Тучный американский консул со своими атташе в красном домино. Тощий немецкий и сухопарый австрийский в домино небесного цвета. Английский консул в розово-желтом. Десятки чиновников, шпионов, гарнизонных офицеров, ученых, сидевших над геологией, минералогией, флорой и фауной, - загорелые под ковейтским солнцем, одичавшие от ковейтской скуки, потирая ладони и причмокивая от удовольствия, один за другим, всходили по блестящим ступеням. Грянула острая музыка джаз-банда. Для любителей Востока в одной из ниш мяукали персидские сазандари, аккомпанировавшие персу, певшему из Саади. Тысячи звуков наполнили залу. Занавес раздвинулся. С эстрады вниз, сопровождаемые самим князем Гонореску, одетым в военный мундир, чинно сошли девицы из "ковейтского комплекта". Появление их было обдумано до мельчайших деталей. Это был трюк - величайший трюк Гонореску: все девицы, от первой до последней, были одеты, как "приличные женщины".
Они шли, благовоспитанно улыбаясь. Ни одна не подвела глаз, не намазала губ сильнее, чем дамы из общества. Гонореску чопорно кланялся и представлял их обществу:
- Лэди Сарра!
- Баронесса Минни!
- Принцесса Эллида!
И дипломаты склонялись к их ручкам. Не прошло и десяти минут, как они уже были во власти всех чар, паутин и паучков, расставленных румынским князем. Только тогда грянул европейский оркестр, заглушая тоскующую музыку Востока, облако конфетти наполнило залу, тысячи змей серпантина стали взвиваться вверх и оплетать люстры, и в открытые настежь двери из темной глубины ночи ринулись целые толпы замаскированных.
- Хорошо! - пробормотал Гонореску, сидя у себя в капитанской будке, похожей на кабинет телефонистки. - Очень хорошо! Такого комильфо нет даже в Бухаресте. А ну-ка, действуют ли мои аппараты?
Он снял трубку, нажал один из звонков и прислушался.
- Ага! Ложа американского консула! Разговаривает с толстяком в рыжем домино, профессором Брашо… Не сходятся в цене! Ну-ка, ну-ка, подробней!
В телефонную трубку явственно донесся плачущий голос Брашо:
- Но вы сможете, сэр, благодаря этой бацилле держать в маразме все колониальные народы!
- А зачем нам держать их в маразме? - лениво ответил американец. - Кто же, скажите, будет тогда доставлять нам сырье?
Румынский князь одобрительно кивнул головой в знак полного согласия со своим патроном и нажал другую кнопку. Аппарат соединился с соседней ложей. На зеркальной пластинке явственно отразился белобрысый товарищ Прочный в полотняной гимнастерке и без всякого домино. Он окружен целым цветником девиц, сомкнувшихся вокруг него кольцом.
- Ага, лучшие номера нашего комплекта! - пробормотал князь. - Должно быть, выпытывают у него, согласно инструкции… послушаем-ка!
Он прижал трубку к уху, надавил педаль, позвонил раз, другой, третий, топнул ногой, - ничего, ни звука! Из ложи русского консула не доносилось к нему ни шороха, да и не могло доноситься, если принять во внимание все кружевные носовые платки, заткнутые без всякой экономии в маленький, спрятанный под портьерой рупор.
Взбешенный Гонореску вскочил, чтоб выяснить это подозрительное обстоятельство. Но он еще не вышел из комнаты, как к нему влетел бледный Апопокас.
- Ваше сиятельство! Ваше сиятельство!
- Что еще случилось?
- В зале появились странные люди! У них у всех есть пригласительные билеты, но… Ваше сиятельство! Мне кажется, билетов этих гораздо больше, чем было разослано. Поглядите сами!
Апопокас вытащил Гонореску вслед за собой. Они выбежали на крытую галлерейку. Внизу, под куполом, лежит зала, залитая светом, конфетти, серпантином, вином. Душный запах с воем и стоном скрипок поднимается кверху. Зала полна народу, - полна до неприличия, до тесноты и неразберихи.
- Я не звал так много людей! - испуганно прошептал князь.
Между тем странные люди в масках, веселясь, гикая, делая телодвиженья, проносились попарно, собирались в круги, в кресты, в тройки, махали руками, кружились, распуская вокруг полы домино, и нельзя было ни в одном из них признать служилую европейскую аристократию Ковейта!
Дипломатические гости тоже почуяли что-то неладное. Их грубо теснили к стене. В лицо им швыряли целые мешки конфетти. Под полумасками навстречу им скалились странные смуглые губы с жемчужинами зубов. Английский консул, сэр Томас Антрикот, растерянно оглянулся: его секретарь, Чарльз, смыт толпой, и его нигде не видно.
Сэр Томас сделал попытку выбиться, даже крикнул "Чарльз", но вместо секретаря ему на руку легли чьи-то дрожащие пальцы. Высокая, стройная женщина с изумительным лицом, похожим на лицо Диониса, глядела на него полными слез глазами.
- Сэр, простите… Меня затолкали… я… я ищу мужа, мне дурно, сэр!
С этими словами красавица пошатнулась, опустила ресницы и упала прямо на руки английского консула.
Глава сорок пятая
ГАРУН, ПРОДАВЕЦ МОЧАЛЫ
Чарльз, секретарь английского посольства, делал героические попытки, чтоб удержаться против течения. Он толкал замаскированных коленями, спиной, локтями, плечами, готов был кусать их зубами, чтоб только догнать своего патрона. Однако вакхическая толпа несла его, баюкала, качала в такт музыкальным волнам вальса, бешено вившимся в диком кружении такими заразительными "тремя четвертями", что Чарльз, несмотря на весь свой ужас, не мог не выделывать танцевальных па.
- Сударь, вы толкаете меня! - пронзительно взвизгнул один из маскированных, которого Чарльз нечаянно схватил за руку. Полумаска приподнялась на лоб. Обиженный и до одури напуганный английский таможенный чиновник выпучился на секретаря.
- Это вы! - изумленно произнес Чарльз. - Я никого не узнаю в тесноте. Я потерял сэра Антрикота. Умоляю вас, помогите мне его догнать!
- Тут что-то делается, сударь! - прохрипел чиновник. - Мне положительно жутко. Не кажется ли вам, что толпа все возрастает?
Они принялись вдвоем орудовать локтями, пока наконец не протиснулись к тому самому месту, где секретарь потерял консула. Но там его уже не было. Только в глубокой нише, полузакрытый шелковой портьерой, полулежал кто-то и, казалось, спал. Чарльз кинулся туда с недобрым предчувствием. Так и есть! Сэр Томас Антрикот лежал на каменном сиденьи в глубоком сне. Руки его раскинуты. Пиджак плотно застегнут. Домино запахнуто. Секретарь лихорадочно расстегнул его, сунул руку под жилетку и дико вскрикнул: письмо, роковое письмо было вырезано вместе с карманом!
Таможенный чиновник уставился на секретаря, ничего не понимая. Чарльз был бледен, как мертвец.
- Консула усыпили и обокрали, - шепнул он, опасливо косясь по сторонам, - надо дать знать полиции. Бежим отсюда!
А в это время за той же шелковой портьерой неподвижно стояла фигура женщины, опустившей капюшон глубоко на лоб. Она была бледнее секретаря. Два ярких, чересчур ярких глаза из-под прямых бровей, похожих на античные брови Диониса, впились в развернутый лист бумаги, дрожавший у нее в руке. Женщина дочитала письмо, свернула его, спрятала на груди.
- Нет, это не должно попасть в руки австрийскому консулу! - пробормотала она со странным выражением ненависти и торжества. - Нет, это слишком большой козырь!
Она осторожно выглянула в залу и тотчас же отпрянула назад. С двух сторон, не спуская глаз с ниши, где лежал неподвижный сэр Томас, к ней подвигались две длинные, тощие, сухие фигуры в голубых домино: австрийский и немецкий консулы.
- Дудки! - глуховатым голосом продолжала красавица: - не для вас я вытащил каштаны из огня! Это стоит дороже какого-нибудь венгерского дворянства! Ищите-ка меня хоть при помощи полиции!
С этими словами она плотно задернула портьеру, натянула на лицо полумаску, запахнулась в капюшон и, выждав минуту, когда движение в зале стало еще тревожней и беспорядочней, ринулась вниз с лестницы и смешалась с толпой.
Между тем Чарльз успел вызвать полицию. В Ковейте, как и всюду, где хозяйничают англичане, она вербовалась из вышколенных, вымуштрованных индусов. Смуглые люди в полицейских мундирах и белых касках, молчаливые, узколицые, как тени, выросли у входа в "Гонорию". Десятка два их, поблескивая эполетами и оружием, ровным шагом поднялись по лестнице. Навстречу им уже бежали сам сиятельный хозяин, дрожащий от страха, и потерявший голову Апопокас.
- Обман! Низкий обман! - вопил князь Гонореску, хватая молчаливого начальника полиции. - Я не выдавал столько пригласительных билетов! Злоумышленники втерлись в мой дом с неизвестной целью! Господина Томаса Антрикота усыпили и ограбили! Меня самого чуть не усыпили и не ограбили, если б только я заснул! Арестуйте их!
- Тише! - сухо проговорил индус, не шевельнув и бровью. - В порту большие политические беспорядки. Надо как можно скорее вывести отсюда лиц дипломатического корпуса. Распорядитесь, чтоб ни музыка, ни веселье не нарушались!
Но и музыка и веселье мгновенно оборвались, как только первый полицейский мундир вырос на верхней ступеньке лестницы. И, точно по мановению волшебного жезла, кто-то вдруг оборвал пестрые ленты серпантина. Фонтаны остановились. Толпа затихла. Без крику, без сговору, в одну и ту же секунду сотни рук приподнялись к полумаскам и сорвали их с лиц. В странной, изменившейся, умолкнувшей, неподвижной зале стояла, переводя тяжелое дыхание, грозная, безмолвная, вооруженная толпа арабов.
На верхней ступеньке появились второй, третий, четвертый полицейские. Скоро вся небольшая кучка их стояла наготове, поблескивая смуглыми зернами глаз и нащупывая рукой револьверы. Несколько секунд тишины. Потом, сквозь тихо подавшуюся толпу, прыгнул человек не то арабского, не то европейского типа, оборванный, в бедном бешмете и стоптанных туфлях. Он остановился перед индусом и взглянул ему прямо в глаза.
- Не твоих ли это соотечественников взнуздали, как коней в конюшне? - проговорил он ироническим голосом, запахивая полы своего бешмета левую направо, а правую налево. - Да буду я жертвой молоку твоей матери, если ты не стыдишься того, что делаешь. Не на арабской ли ты земле, индус? Зачем ты наводишь порядок у чужих, а не станешь хозяином у себя дома?
- Га! - закричали арабы, надвигаясь на полицейского. - Гарун, продавец мочалы, прав! Чего вы пришли хозяйничать на нашей земле, рабы английских псов?! Уходите обратно!
- Бунт! - пролепетал румынский князь с перекошенным судорогой лицом. - Апопокас, собери девичник, запри кассу, уложи вещи, приготовь все к отьезду. Мы погибли, если не улизнем!
Пятясь спиной от арабов, оба доблестных румына, зеленые от тошнотворного страха, добрались до собственных комнат, где уже сидел, трясясь, как сито в руках булочника, Врибезриску, всем своим туловищем защищая сундук с деньгами.
Между тем Минни и ее подруги, накинув шарфики на голову, шли по безлюдным закоулкам виллы. Через минуту шум, глухие голоса полицейских, разъяренные крики американского представителя остались позади. Черная ковейтская ночь пахнула им в лицо тысячью запахов и ветром Персидского залива. Они были на свободе. Пробираясь по набережной, к оцепленному войсками дипломатическому кварталу, они не разговаривали и не оглядывались, а потому и не заметили высокой, статной женщины в черном капюшоне, ловкими и бесшумными прыжками поспевавшей вслед за ними.
Глава сорок шестая
ТРУДКНИЖКА
В русском консульстве, на лестнице, втянув голову в плечи, сидит верный Мамук. Не успел он услышать шорох приближающихся шагов по гравию, как уже узнал своего господина.
- Саиб, - шепнул он, бесшумно, как кошка, кидаясь к товарищу Прочному, - сегодня большой день для араба! Файсал не будет больше выколачивать из нас последние куруши! Файсал больше не правит арабами! Англичане уйдут по ту сторону залива, саиб! Так говорил мне верный человек, приехавший из Багдада!
- Хорошо, Мамук, не давай своему языку убегать вперед от туловища, чтоб он не заблудился, - лукаво ответил русский консул. - Видишь этих ханум? Мы их принимаем в наше подданство. Зажги свет, вызови секретарей!
Через минуту обширная приемная консульства, устроенная в персидском стиле, с мозаичным мраморным полом, лазурными карнизами и ожерельем мавританских полуарок по углам, наполнилась толпою девушек. Секретари засели за свои конторки. Лампочки зажжены. А Мамук опять бросился на лестницу - жадно слушать раскаты и шорохи самой заразительной музыки в мире - революции. Дипломатический квартал уже никем не охранялся. Сотни людей с факелами пробегали вниз к набережной. Религиозная процессия, оттиснутая мятежниками в восточную часть города, вынуждена была раньше положенного срока выйти на шоссе к Бассоре для того, чтоб встретиться у Элле-Кум-Джере с двумя другими потоками: одним, идущим из Бассоры, и другим - из Багдада. И яростные крики мятежников, достигнув фанатиков кавендишизма, слились в один сплошной рев, подзадоривая толпу против единственного врага: англичанина, убийцы пророка Гуссейна, убийцы нового пророка Кавендиша…
"Ризэ-Азас-Эмруз. Мщение! Мщение!"
"Хорошо! - думал Мамук, от нетерпения сжимая руками собственные пятки. - Очень хорошо! Очень, очень хорошо арабу!".
- Э, ханум, вы куда?
Последний вопрос обращен к статной, высокой женщине, тихо вынырнувшей из темноты. Не отвечая, она отвернула от Мамука искаженное, бледное лицо, обрамленное черным капюшоном, взошла по лестнице и проникла в залу. Здесь на нее напала странная робость. Красавица плотнее надвинула капюшон и, оглянувшись, увидела толпу девушек, бежавших из виллы "Гонория". Они стояли у столика, за которым деловитый парень грыз перо.
- Анкету, товарищи, - бормотал он на плохом английском языке, - первым делом заполняйте анкету. Кто это написал "проститутка"? Вы, товарищ Сарра? Такого звания у нас в Союзе нет… Товарищ, не напирай, по очереди!
Красавица в капюшоне прислушалась и задрожала. Невольно она схватила чью-то хрупкую, детскую ручку, сжала ее и спросила властным, глуховатым шопотом:
- Что это такое?
Детская, хрупкая фигурка обернулась. Очаровательное личико с веснушками возле носа и широкими голубыми глазами мелькнуло перед статной женщиной. Глаза их встретились, и обе вскрикнули.
- Вы? - радостно вырвалось у Минни. - Вы, красивая дама из гаммельштадской тюрьмы! Вы тоже попали в притон? Вы хотите принять русское подданство?
- Вы, - отозвалась бывшая леди Кавендиш, - маленькая пигалица-коммунистка! Вы с падшими женщинами? Что это значит?
- Падших женщин тут нет, гражданка! - сурово окликнул секретарь. - Падшие у нас только скоты при эпизоотии, которые поколели. Станьте в очередь. Кто следующий?