Провокация! Наглая, нахальная провокация!
- О каком союзе вы говорите, господин? Я вас не совсем понимаю.
Курмис пристально смотрит на меня.
- Вы правы, что не доверяете мало знакомому человеку. Пожалуй, я также поступил бы на вашем месте. Но поймите: у меня совершенно-безвыходное положение и вы обязаны мне помочь.
Изображаю на своём лице удивление.
- Давайте прекратим этот разговор. Вы говорите загадками: "Меня могут арестовать"… Чепуха какая-то!
Курмис тяжело вздыхает.
- Действительно, положение… Но всё-таки вы должны поверить мне… Вот что, Имант. Мне известно, что вы член райкома четвёртого района. Ваше подпольное имя - Владимир. Мало?.. Известно мне ещё и то, что вы встречаетесь с Силисом. На днях он обещал вам устроить встречу с городским техником, чтобы договориться насчёт печатания листовок для молодёжи вашего района… Верно? Кстати, подпольная кличка городского техника - Глобус. Это вы тоже знаете… Теперь вам хватит?
Да, мне хватает вполне! Оказывается, охранка прекрасно осведомлена. В нашу среду вкрался предатель. Надо немедленно известить товарищей. Но прежде всего необходимо избавиться от этого типа.
- Господин Курмис! Я ничего не понял из того, что вы мне тут наговорили. Мне ясно только одно: вы хотите меня впутать в какое-то тёмное дело… Я прошу вас немедленно уйти отсюда.
Но незваный гость вовсе не обижается.
- Ладно! Вы очень несговорчивый человек, и у меня нет времени убеждать вас.
Курмис быстро наклоняется. Неуловимым движением он достаёт откуда-то снизу, - очевидно, из-за отворота брючины, - свёрнутую трубочкой бумажку.
- Вот! Здесь текст листовки. Она должна быть отпечатана завтра к вечеру. Оставить бумажку у себя мне никак нельзя - для охранки это будет лакомый кусочек. Спрятать тоже не могу - слишком поздно. И я не прошу вас, а приказываю как старший: сохраните бумагу до утра. За ней к вам придут - об этом есть договорённость. Если не сохраните, сорвёте выпуск листовки. Всё. Прощайте!
- Послушайте…
Но я даже не успеваю договорить до конца. Курмис оставляет листок на столе и быстро выходит из комнаты. Слышу, как он прощается с отцом.
Внимательно осматриваю бумажку. Да, это действительно текст листовки. Действительно? А кто поручится, что Курмис не агент охранки, которая нагрянет ко мне с обыском сегодня ночью? Мне не сдобровать, если обнаружат эту бумагу.
Конечно, это западня. Настоящие подпольщики так не поступают. Передать текст листовки на сохранение почти незнакомому человеку!
А если он в самом деле подпольщик, что ему ещё остаётся делать - Курмис сказал, что только узнал о предстоящем аресте. Это одно. Он осведомлён о моём участии в подпольной работе. Это второе… Пожалуй, я тоже в таком положении не нашёл бы другого выхода.
Но какой подозрительный тип! Путается с Осисом. Да, да, это ловушка! Надо немедленно уничтожить бумагу. Сжечь её, сжечь!
Вытаскиваю из кармана коробок и зажигаю спичку. Бледное пламя охватывает сухое дерево и быстро идёт на убыль.
Нет! Так тоже нельзя. А вдруг это правда, что он мне говорил? Как бы хорошо ни была осведомлена охранка, вряд ли она может знать о моей предстоящей встрече с городским техником Глобусом.
Опускаюсь на стул и сильно сжимаю голову руками. В таких переплётах мне ещё не приходилось бывать.
- Сынок! - Отец неслышно вошёл в комнату и стоит рядом со мной. - Кто это у тебя был?
- Кто? Да я и сам толком не знаю. Его зовут Ансис Курмис.
- Курмис, Курмис… - Отец морщит лоб, словно пытаясь вспомнить что-то. - Что ж, Курмис, так Курмис. Имя, как и всякое другое. Не хуже и не лучше. Кстати, вы оба так громко разговаривали, что я слышал всё… Как думаешь быть?
- Сожгу бумагу, только и всего.
- Сожжёшь? Ну, сжигай… Но…
Он умолкает.
- Что "но"?
- Но если он говорит правду?
- Мне трудно в этом разобраться.
- Значит, сожжёшь?
- Сожгу.
- Гм… Ну, смотри… Тебе видней.
Нахмурив брови, отец идёт к двери. Видно, он недоволен моим решением.
- Папа!
- Что тебе?
- А как бы ты поступил?
- Не стал бы жечь.
- А вдруг это ловушка и сегодня у меня будет обыск?
- Значит, надо хорошенько упрятать.
- Упрятать?
Я горько усмехаюсь. Это не так легко. У охранников собачий нюх на всякого рода тайнички.
- Нет, папа, спрятать нельзя.
- Кто тебе сказал?
- В охранке тоже не дураки. Я смогу прятать, они смогут найти.
- Ага! Значит в принципе ты согласен спрятать, если бы знал надёжное место.
Я молчу. "В принципе"… К чему этот пустой разговор? Если бы я знал такое место… Но ведь его нет!
- Давай бумажку, Имант!
- Что?
- Давай, говорю, её мне.
- Что ты с ней хочешь сделать?
- Ну и упрямый же ты, Имант, - говорит отец сердито, - Отдай мне бумагу и считай, что сжёг. Не отнесу ведь я её в охранку.
Беру со стола злополучную бумагу и неохотно передаю отцу. Что он задумал?
- Только, ради бога, папа, будь осторожен.
Он не удостаивает меня ответом и выходит.
- Я сейчас вернусь, Имант, - доносится до меня минутой спустя его голос.
- Куда ты собрался?
Бросаюсь в соседнюю комнату, но уже поздно. Щёлкает замок входной двери. Не поднимать же шум на лестнице.
Ну и народ эти старики! Ведь отец куда меньше меня понимает в этих делах. И всё-таки считает себя вправе давать мне советы. Больше того: сам даже пытается "действовать". Понёс, наверное, листок к кому-нибудь из своих товарищей, а за ним будут следить, ещё арестуют… Ах, зачем я его пустил! Надо немедленно догнать.
Но только я подбегаю к двери, в замочной скважине поворачивается ключ, и в комнату, прерывисто дыша, входит отец.
- Что за типы бродят по нашей улице? Морды толстые, глаза так и рыскают? Что-то таких тут не было раньше видно. Уж не шпики ли?
Бросаюсь к окну. Конечно, они. Причём расхаживают открыто, нагло, нисколько не таясь.
Значит, я не ошибся. Курмис меня провоцировал. Всё-таки он действовал довольно глупо. Вряд ли ему дадут очередную прибавку к жалованию. По крайней мере не за меня.
- Давай-ка сюда бумагу, отец. Надо её немедленно сжечь.
- Бумагу? А её уже нет.
- Как так нет? Куда же ты её дел?
- Она в надёжном месте.
Этого ещё не хватало! На улицу он её бросил, что ли? В волнении я повышаю голос:
- Дай-ка сюда бумагу!
- На кого ты кричишь, мальчишка!
Губы отца сжимаются в тонкую полоску. Ну, это плохой признак… Теперь от него не добьёшься ни слова.
Поворачиваюсь и ухожу к себе в комнату…
Постепенно я успокаиваюсь. В конце концов ничего особенного не случилось. Я'сно, что листок отец уничтожил или просто выбросил. Он ведь прекрасно понимает, чем это грозит мне, если его найдут здесь, дома. А что бы я сделал с листком? Сжёг! Разница не так уж велика.
Часы бьют десять. Теперь нужно ждать посещения незваных гостей. Хорошо, что мать уехала к родным в деревню. Она бы так волновалась.
Проклятый Курмис! Какой чудесный вечер испортил.
Одетый ложусь на постель… Отец увидит, опять будет ворчать… Ах, всё равно!
Как хочется спать… Ведь я вчера вернулся домой чуть свет… Но спать нельзя. Надо ждать посещения… посещения… посещения…
Незаметно для себя засыпаю.
* * *
Открываю глаза. Солнце, весёлое летнее солнце светит мне прямо в лицо.
На стуле, рядом с кроватью, сидит, отец. Он укоризненно качает головой.
- Видно, Имант, у тебя пять костюмов, что ты решил в одном из них поспать. Посмотри, как брюки измялись.
Что и говорить! Вид у брюк, действительно, плачевный. И чего ради я задумал спать в костюме?
Внезапно вспоминаю вчерашний вечер.
- Отец! Охранка была?
- Была… Но не у нас, а у твоего друга Курмиса. В два часа ночи приехали полицейские машины. Значит, Курмис всё-таки наш!
- И как? Забрали его?
В уголках глаз отца собираются весёлые морщинки:
- Ищи ветра в поле!.. До самого рассвета возились охранники, собак притащили, всё его искали. Вот только недавно уехали… Хмурые, злые… Обидно ведь! Стерегли-то как…
Вскакиваю с постели. Что я наделал! Ведь текст листовки не сохранил.
В передней негромкий стук. Отец идёт открывать дверь.
Силис? Ко мне? В такую рань? Или может быть… Вспоминаю слова Курмиса: "Такая договорённость с товарищами…"
- С добрым утром, Имант! - приветствует меня Силис. - Ты что, только встал?
И, не дождавшись ответа, продолжает:
- Слышал, что сегодня ночью здесь делалось? Глобуса чуть не схватили.
Как? Курмис - это Глобус? Городской техник? Ох, какую я совершил глупость. Зачем отдал листок отцу? Ведь яснее ясного было, что Курмис - свой.
- Скажи, он тебе ничего не передавал? - спрашивает Силис.
- Д-.да.
Чувствую себя очень неловко. Сейчас Силис попросит текст листовки. Что я ему скажу?
Он озабоченно смотрит на часы.
- Давай-ка сюда, Имант, что он тебе передал. Через полчаса я это должен передать в работу.
- Видишь ли… Я не мог знать… Хотя, с другой стороны, несомненно…
Окончательно запутываюсь и смолкаю. Силис с удивлением смотрит на меня.
В соседней комнате отец кого-то громко приветствует. Наверное, это почтальон. По утрам он всегда приходит в восьмом часу. Отец входит в комнату. В руках у него синий конверт.
- Имант, тебе доплатное письмо… Уже заплачено, - говорит он, заметив, что я шарю по карманам в поисках мелочи.
Невольно радуюсь возможности оттянуть неприятную развязку. Разрываю конверт.
Но что это такое? Ведь внутри конверта…
- Вот, возьми, - торжествующе говорю я и протягиваю Силису листок.
Так вот, оказывается, для чего выходил отец вчера на улицу. Он просто-напросто вложил текст листовки в конверт, написал на нём наш адрес и опустил письмо в почтовый ящик на углу квартала. Это он здорово придумал. Уж доплатное-то письмо никогда не пропадёт.
Рассказываю Силису всё. О вчерашнем посещении Курмиса, о моих сомнениях, о подозрении, о том, как поступил отец.
Силис внимательно слушает меня. Затем произносит задумчиво:
- Да… Твой отец намного лучше разбирается в людях… Он поверил Курмису, хотя и принял остроумные меры предосторожности. Что ж, жизненный опыт…
Но его перебивает отец:
- Не только жизненный опыт, господин э… э…
- Молодой человек, - подсказывает Силис.
- Хорошо, пусть будет молодой человек, - соглашается отец. Он понимает, что так нужно. - Тут дело не только в жизненном опыте, молодой человек. Я видите ли некогда знал одного, который был… как вам это сказать?., был очень похож на господина Курмиса.
- В самом деле? Кто же такой?
- Некий Пауль Ванагс, может слышали? Он командовал батальоном красных латышских стрелков под Ригой в 1918 году. Я тоже служил в том батальоне. Мы за Паулем готовы были идти хоть на край света. Геройский парень и хороший командир… Кто в батальоне был, вовек его не забудет, всегда при встрече узнает. Тем более, что примета одна есть.
- Что за примета такая?.. Уж не шрам ли от сабельного удара?
Силис спрашивает вполне серьёзно, без тени улыбки, но я знаю цену этой "серьёзности". Огоньки-то, огоньки в глазах!
- Он самый, молодой человек, - подмигивает ему отец. - Под левым ухом. Я сам Ванагсу повязку накладывал, когда его ранил белогвардеец… Ясно?
- Теперь совсем ясно стало, - отвечает Силис, чуть посмеиваясь.
…Минутой спустя, Силис выходит из нашего подъезда. Мне видно из окна, как он неторопливой походкой доходит до конца квартала. Затем его высокая фигура скрывается за углом…
Листовка будет выпущена точно в назначенный срок.
Комсомольцы всегда в строю
Поезд резко тормозит. От сотрясения сваливается с вешалки пальто и падает мне прямо на колени. Вздрагиваю и просыпаюсь.
- А вы неплохо вздремнули, молодой человек!
Мой сосед по купе, пожилой провинциальный торговец, едущий куда-то за товаром, в который раз пытается завязать разговор.
- Да, поспал, - коротко отрезаю я и отворачиваюсь. Но торговец не унимается.
- Пока вы спали, я вот сидел и думал. И знаете, что мне пришло в голову…
Но мне вовсе не хочется выслушивать длинные и нудные рассуждения о том, почему за последнее время так вздорожала мука и исчез с рынка овёс. Нужно проверить, как поживает мой груз. А для этого надо совершить небольшое путешествие. Свой тяжёлый саквояж я устроил на багажной полке в соседнем вагоне.
Выхожу из купе. Пробираюсь через длинный, узкий коридор, тамбур, буферную площадку.
- Что вам тут надо, молодой человек? - недружелюбно спрашивает проводник соседнего вагона. Он вопросительно смотрит на меня поверх своих стареньких очков в оправе, подвязанной нитками.
- Ничего, папаша, ничего. Мне бы только посмотреть, нет ли знакомых. Сейчас вернусь.
Проводник недоверчиво усмехается. Где же это видано, чтобы пассажиры из спальных вагонов искали знакомых в вагоне третьего класса? Но он удивился бы ещё больше, если бы вдобавок узнал, что мой саквояж едет у него в вагоне.
Приоткрываю дверь в первое отделение и бросаю быстрый взгляд на багажную полку. Пузатый саквояж стоит на месте.
Всё в порядке.
Возвращаюсь в свой вагон. Встаю у окна в коридоре и вытаскиваю папиросу. Кажется, всё благополучно. Минут через двадцать Рига - и моя миссия окончена. На вокзале саквояж заберут уже другие.
Дверь в противоположном конце коридора отворяется. В вагон врывается чёткий перебор колёс. Заходят двое в чёрных демисезонных пальто.
Моментально отворачиваюсь. Прикуриваю, низко склонившись над спичечной коробкой, и пропускаю вошедших мимо себя. Исподлобья вижу их озабоченные лица. У обоих насуплены брови, один нервно покусывает нижнюю губу.
Снова врывается в коридор стук вагонных колёс и сразу стихает. Ушли. Это шпики из рижской охранки. Обоих я знаю в лицо. Силис однажды показал мне их на улице, когда мы проходили неподалёку от здания охранки на улице Альберта.
Наверное ищут кого-то. Уж не меня ли? Но почему же тогда они прошли мимо, даже не взглянув? Впрочем, кому придёт в голову искать комсомольца-подпольщика в вагоне первого класса? Нет, Силис просто молодец! Это он посоветовал мне не жалеть денег на билет. "Лучше на несколько недель затяни ремень потуже, но зато проедешь с меньшим риском…"
Но, вероятнее всего, шпики ищут кого-нибудь другого. В перевозку шрифта посвящено лишь несколько верных людей. Вряд ли охранка могла пронюхать об этом…
Мимо окон вагона проплывают высокие серые дома. Мелькают разноцветные огни реклам: "Бельевое мыло "Натра", "Кушайте только кильки Гегингера".
Рига…
На перрон не выхожу, а остаюсь у окна, как будто мне ещё предстоит продолжать путь.
К соседнему вагону проходит пожилой мужчина в кожаном фартуке, по виду носильщик. Он быстро поднимается по ступенькам в вагон и через минуту возвращается обратно. Ага! У него на плече - мой саквояж. Немного пошатываясь от тяжести, но твёрдо и уверенно мужчина идёт к выходу и вскоре теряется в толпе.
Облегчённо вздыхаю и захожу в своё купе. Надеваю пальто, шляпу…
- Вы уже выходите? - удивляется торговец.
- Как видите. Прощайте!
- Но ведь вы говорили, что едете до Валмиеры.
- Я передумал.
Захлопываю купе перед самым носом торговца! Пусть позлится! Он мне успел порядком надоесть, этот самодовольный лавочник. "Так сказать, крупнейший оптовик нашего уезда, хе-хе…".
Мне хочется петь, смеяться, ликовать. Под самым носом охранки я провёз величайшую драгоценность - шрифт для подпольной типографии. Снова наводнится листовками вся Рига, снова бесноватый Ульманис в бессильной злобе будет топать ногами на своего министра внутренних дел.
На ум мне приходят любимые строчки из стихотворения Райниса:
"Вздымай валы, упрямая стихия,
Ты не порвёшь нам паруса тугие.
Рычи, свисти, вступая снова в бой.
Но мы достигнем дали голубой…"
Да, рычи, свисти- всё равно мы своего добьёмся…
Пройду в город через выход для пассажиров третьего класса. Отсюда ближе.
Ещё издалека снова замечаю тех двух шпиков, которых видел в поезде. Они стоят рядом с контролёром и жадно вглядываются в лица проходящих. Ищите, ищите, голубчики! Самое главное вы уже упустили.
И вдруг вижу на перроне стародавнего приятеля моего отца слесаря Карла Приеде. Он стоит совсем близко и смотрит куда-то в сторону, не замечая меня.
- Здравствуйте, господин Приеде!
Приподнимаю шляпу и церемонно раскланиваюсь. Старик окидывает меня равнодушным взором и опять отводит глаза. Да что он, не узнаёт меня в этом наряде, что ли?
Хочу подойти к нему, но слышу быстрый предостерегающий шёпот:
- Домой не ходи! Домой не ходи! И скорее отсюда!