- Прошу прощения, лейтенант Рок, - холодно начал он. - Солнце начинает заходить, и нам нужно торопиться, а потому давайте скорее обсудим детали. Вы, конечно, знаете, что мой друг, как сторона, которой был брошен вызов, имеет право выбора оружия, а также ему предоставляется право назначить расстояние и выбрать форму поединка. Мы решили драться на пистолетах, расстояние - десять шагов. И, кроме того, мой друг будет драться инкогнито, не снимая маски, к чему его вынуждает высокое положение в обществе.
- Боится снять маску! - прошипел сквозь зубы Пьер Ганьон - Одно оскорбление за другим!
Полковник Ташеро ничем не показал, что слышал его замечание, и спокойно продолжал:
- Противники будут стоять лицом друг к другу. Мы будем считать до трех с промежутком в пять секунд после каждого счета. При команде "три" противники могут стрелять. Я полагаю, что это все. Вы готовы, джентльмены?
Давид не в состоянии был выжать из себя слова. И Пьер ответил за него:
- Мы готовы, полковник.
Давид чувствовал какую-то ноющую боль в груди; это было еще хуже, чем экзекуция. Если бы только это был не Пьер… Лучше бы он сам, Давид Рок!
Полковник Ташеро в это время отмерил расстояние, тщательно обозначив обе черты. Доктор Куэ опустился на колени и стал приводить в порядок инструменты. Ташеро поднял руку, и более высокий из двух мужчин, стоявших у опушки, направился к своему противнику. Давид посмотрел на своего друга и, к изумлению своему, увидел довольную улыбку на его губах. Пьер даже почти смеялся, когда занял свое место и взял пистолет из рук Давида.
- Когда он будет мертв, мы увидим, кто скрывается за его маской, - сказал он.
Давид отступил назад и стал рядом с полковником Ташеро, стоявшим наготове с часами в руках.
- Готовы, джентльмены?
- Готовы, - ответило два голоса.
- Хорошо. Начинаем! Раз!
"Тик-тик-тик" - слышал Давид, как отстукивали часы в руке Ташеро, и вместе с тем он слышал, как неистово билось его собственное сердце.
- Два!
Одновременно с этим счетом высокий человек поднял руку и сорвал маску с лица. Тем же движением он сбросил с себя плащ и шляпу. Все это произошло в две-три секунды.
- Теперь, мсье, вы можете увидеть мое лицо! - воскликнул он.
Давид, совершенно ошеломленный, глядел на своего друга. Казалось, Пьер Ганьон потерял способность мыслить, говорить и двигаться. Его нижняя челюсть повисла, рот широко открылся, глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит, а пистолет висел в безжизненно опустившейся руке.
- Три!
Это слово, словно пушечный выстрел, раздалось в ушах Давида. Пьер все еще стоял не шевелясь, и его лицо, которое несколько секунд тому назад улыбалось, сейчас было мертвенно-бледно и выражало дикий ужас. "Он сейчас будет убит!" - подумал Давид и, не отдавая себе отчета в своем поступке, кинулся между дуэлянтами.
И в это мгновение он увидел, что пистолет выпал из безжизненных пальцев Пьера, который повернулся и, как предсказывала Нанси Лобиньер, направился к лесу, все ускоряя шаг, и, наконец, бросился бежать без оглядки.
Давид Рок переводил глаза с одного из присутствующих на другого. Высокий мужчина, сорвавший с себя маску, глядел на него и улыбался. Доктор Куэ посмеивался и кудахтал, как курица. Даже суровое лицо полковника Ташеро озарилось улыбкой.
Противник Пьера протянул руку Давиду и просто сказал:
- Я - отец Нанси Лобиньер. Надеюсь, вы не будете очень сердиться на нас за то, что мы сыграли такую шутку с вашим другом. Он горел желанием убить человека, которого столько раз целовала моя дочь. Это я и есть. Прошу вас, простите нам нашу невинную шутку.
- Я бесконечно рад, что это так кончилось, - ответил Давид.
Он случайно посмотрел туда, где стоял у опушки второй человек в маске, и заметил, что тот машет ему рукой. Давид подумал, что это не относится к нему. Он понятия не имел о том, кто этот незнакомец; а пока он стоял в нерешительности, тот повернулся кругом, вошел в лес и скрылся из глаз.
Мсье Лобиньер еще раз извинился перед Давидом. И он и полковник Ташеро весело смеялись.
- Я вряд ли гожусь в качестве секунданта, - сказал Давид. - Я совершенно забыл о своих обязанностях, а потому, если вы простите меня, я постараюсь догнать мсье Ганьона.
Он быстрыми шагами пустился в лес, но едва прошел шагов двадцать, как из-за кустов выскочила чья-то фигура и подбежала к нему. Это был тот молодой человек, который раньше махал ему рукой.
И тут перед глазами Давида Рока разыгралась самая удивительная часть необычайной сцены. Незнакомец сбросил с себя плащ, сорвал маску и шляпу, и по плечам его рассыпались золотистые волосы.
- Нанси! - воскликнул Давид.
Девушка была бледна как мел и вся дрожала, но в то же время она улыбалась и сияющим взором глядела на Давида.
- Я еще никогда в жизни не испытывала такого испуга, - сказала она, и в ее голосе послышалось рыдание. Она протянула руку Давиду, словно нуждаясь в опоре. - Я не думала, что они зайдут так далеко в своей шутке. Я просила отца снять маску, как только он станет лицом к лицу с Пьером, а он ждал, пока Ташеро не произнесет этого страшного "два". Я чуть было не закричала! Но каким молодцом вел себя Пьер, правда? Пока он не увидел, что это мой отец.
Не дожидаясь ответа, она быстро добавила:
- Пойдемте скорее, Давид. Вы мне нужны.
* * *
Юноша последовал за ней, и вскоре они вышли на дорогу, где ждали два экипажа. Нанси села в один из них, и Давид сел рядом с ней. И только тогда молодой охотник вздохнул свободно и сам тоже рассмеялся.
- Бедный Давид! - заметила Нанси. - Вы, наверное, не меньше меня испугались.
- Да, вы правы.
- А Пьер! - восторженно воскликнула Нанси. - Подумайте только, он стоял и улыбался, когда даже самые храбрые люди бледнеют в таких случаях. О, как это было красиво! Я знаю, что он будет долго злиться на меня, но я одержала победу. Я знаю, что Пьер сдержит свое слово и никогда больше не будет драться на дуэли. Я так ненавижу эти поединки.
- Он говорил мне про данный вам обет.
- И он сдержит его! Потому-то я и люблю его.
Заметив, что Давид смотрит на нее с недоумением, Нанси призналась:
- Да, это правда, Давид, я люблю его. И я хочу, чтобы вы так передали Пьеру. Скажите ему, что я давно уже люблю его, но этого мало, - я должна питать также уважение к любимому, и я не могла бы уважать человека, который живет только для того, чтобы драться на дуэли и бездельничать. И вы можете еще подтвердить ему, что вы, мой отец и Пьер - единственные мужчины, которых я когда-либо целовала. Я сейчас так счастлива, что почти готова еще раз расцеловать вас, Давид.
- Один поцелуй уже чуть не погубил меня, - с суровой усмешкой сказал Давид. - Но я сейчас в таком отчаянии, Нанси, что, пожалуй, рискнул бы еще на один.
Нанси весело расхохоталась.
- О, вы в скором времени будете самым интересным кавалером в Квебеке, Давид! Вы делаете большие успехи.
- Только назад, - заметил Давид и тотчас же поведал ей обо всем, что произошло между ним и Анной, и о своих подозрениях касательно Биго.
- Я день и ночь не переставала молить судьбу, чтобы у вас наконец открылись глаза, пока еще не поздно, - ответила Нанси, выслушав его, и лицо ее приняло напряженное выражение. - Давид, теперь, когда вы угадали часть этой тайны, я хочу изложить вам всю правду, как бы это ни было больно. Я боюсь за Анну. Она слишком любит Новую Францию, и ничто не сможет поколебать ее веры в Биго, пока она смотрит на него как на полубога, которому суждено вести Новую Францию к победе и славе. Биго - чудовище, его порочности нет границ. Я могла бы еще понять его отношение к Анне. Но мне никак не постичь, чем объясняется его очевидный интерес к вам, Давид. Вот тайна, которую вы должны разрешить, и я убеждена, что вы это сделаете. Но за Анну, повторяю, я боюсь. Она любит вас, я это знаю. Но Биго умеет оказывать влияние на людей, и влияние его всегда было роковым. Вы не сердитесь на меня, Давид, за то, что я вам это говорю?
- Нет, - ответил юноша, становясь еще бледнее. - Ваши слова лишь служат подкреплением зародившихся во мне подозрений.
Экипаж подъехал к дому Лобиньер.
- Я надеюсь, что вы… вы не собираетесь уйти обратно к Ришелье? - с тревогой в голосе спросила Нанси.
- Нет. Этого я никогда не сделаю.
- Я очень рада этому. Я хочу выдать вам маленький секрет Пьера, Давид. Он настаивал на вашем приезде в Квебек не ради вас, а ради Анны.
- Вы думаете…
- Я ничего не думаю. Я не смею ничего думать, разве только, что считаю Биго лжецом и лицемером и что я не могу понять причины его расположения к вам. Я рада, что вы не собираетесь бежать с поля битвы. Анна нуждается в вас, и в скором времени она убедится в этом. Не зайдете ли вы к нам? Скоро вернется мой отец.
- Я хочу скорее разыскать Пьера Ганьона, - ответил Давид, делая попытку улыбнуться. - Нельзя надолго откладывать ту миссию, которую вы возложили на меня.
- И вы будете часто навещать меня, Давид?
- Да, - решительно ответил тот.
Юноша поспешил на улицу Святой Урсулы и там обнаружил гостя, опередившего его. Это был Карбанак.
Его с трудом можно было узнать. Лицо гиганта было покрыто грязью, на голове не было шляпы, и густые волосы космами спадали на глаза. Рот был открыт, губы совершенно бескровны, глаза блуждали, а огромные руки судорожно цеплялись за ручки кресла, в котором он сидел, весь съежившись, словно загнанный зверь.
Давид закрыл за собой дверь и приблизился к нему. Карбанак сделал усилие над собой и встал, но улыбка, которой он хотел приветствовать Давида, придала его лицу еще более страшное выражение.
- Я пришел по вашему приглашению, - начал он, с трудом выжимая из себя слова. - Вы велели мне прийти, если я буду нуждаться в друге. Когда вы оставили меня, я отправился домой и там нашел Николета у моей жены. Пока меня истязали на улице, он был с нею. Я захватил их врасплох - мою жену, которая была честной и преданной женщиной, пока Биго и этот купец не развратили ее, и…
Руки Карбанака судорожно сжались в кулаки. Он поднял их к Давиду, раскрыл их и показал ему залитые кровью пальцы.
- Я не успел смыть кровь, - прошептал он, - я убил Николета - вот так!..
Давид Рок слушал его и от ужаса и изумления не в состоянии был произнести ни одного слова.
- Весь город гонится за мной по пятам, - продолжал Карбанак. - В последнюю минуту, когда я уже потерял было всякую надежду и считал себя погибшим, я подумал про вас и вспомнил ваши слова. Никто не видел, как я забрался сюда через окошко, которое вы оставили открытым. Что вы намерены сделать со мной?
Раньше, чем Давид успел ответить, открылась дверь и вошел Пьер Ганьон.
Двадцать минут спустя Карбанак был спрятан в глубине чулана, в котором хранилась старая мебель.
* * *
Присутствие Карбанака, его горькая и жуткая повесть, то обстоятельство, что он теперь скрывается от закона, и даже сознание, что весь город ищет его, - все это нисколько не встревожило Пьера Ганьона, на лице которого по-прежнему были написаны грусть и безнадежность.
- Несчастный человек, - сказал он, подразумевая Карбанака. - Я вполне понимаю, что он должен переживать. У него так же безнадежно на душе, как у меня. Стоит ему только выйти отсюда, и его ждут пытки и петля… что, впрочем, я и сам предпочел бы, чем находиться в моем положении.
- Я тебя не понимаю, - сказал Давид.
- Не понимаешь? В таком случае позволь тебе сказать следующее: с тех пор, как белый человек поселился на берегу этой реки, ни над одним джентльменом не сыграли еще такой шутки, как сегодня надо мной. Завтра я стану всеобщим посмешищем во всей провинции. Подумай только, обманут и обесчещен одной и той же женщиной - Нанси Лобиньер!
- Нанси совершенно иначе смотрела на это, - задумчиво произнес Давид Рок.
Пьер Ганьон метнул в него молниеносный взгляд.
- Почем ты знаешь?
- Я провожал ее в ее экипаже после… дуэли. Она и была тем молодым человеком, который стоял у опушки леса.
- Что-о-о! - воскликнул Пьер.
- Да, - подтвердил Давид. - И она чрезвычайно горда твоим поведением. И она была счастлива, когда все это кончилось. Нанси сказала мне, что теперь убеждена, что ты никогда в жизни не будешь больше драться на дуэли и сдержишь свое слово джентльмена. И потому, сказала она, она тебя любит.
- Она что?
- Тебя любит, - спокойно повторил Давид. - Она так и сказала мне: передайте ему, что я давно уже люблю его, но, помимо любви, я должна также питать уважение к любимому, а я не могла бы уважать человека, который живет праздно и занимается только поединками. Вот ее подлинные слова.
Пьер Ганьон подошел к окну, выходившему на улицу. Он отвернул лицо от Давида, выглянул сперва на улицу, а затем произнес;
- Давид, возможно ли, что ты бы стал искажать слова Нанси, чтобы доставить мне удовольствие?
- Даю тебе слово, что я повторяю ее слова.
Пьер все еще стоял, отвернувшись от него, и глядел на улицу.
- На улице полно народу, - тихо произнес он. - Надо полагать, что ищут Карбанака.
- Я убежден, что Нанси будет счастлива, если ты навестишь ее сегодня, - продолжал Давид. - Эта ярость с ее стороны, о которой ты рассказывал, и дикая ссора между вами - все это было разыграно ею как часть замысла. И то, что она сказала тебе о поцелуях, тоже правда. Ее отец и я…
- Ты обратил, Давид, внимание на руки Карбанака? - спросил Пьер, словно он и не слышал того, что говорил ему друг - Мне кажется, что у него типичные руки лодочника.
- Да, пожалуй, - согласился Давид, озадаченный странным оборотом разговора. - Он рассказывал мне, что на лодке забирался в глубь страны и скупал меха у индейцев оттава.
- Было бы чудесно иметь его с собой в лодке, - словно обращаясь к самому себе, продолжал Пьер Ганьон. - Как жаль, что такой человек должен пропадать здесь. Ты знаешь, что ждет его, если его найдут здесь, спрятанным у меня?
- Могу только догадываться, - ответил Давид.
- Мы все трое будем повешены. Таков закон. Можешь вообразить - Пьер Ганьон и лейтенант Давид Рок висят на Лобной площади в Нижнем городе. А Нанси Лобиньер и Анна Сен-Дени стоят и глядят на это зрелище. Но все же я надеюсь, что до того, как нас будут вешать…
- Да? - спросил Давид, видя, что его друг умолк.
- …до того произойдет еще много удивительных вещей, мой друг.
Пьер Ганьон повернулся к Давиду. На лице его уже не было прежней тревоги, напряжения и выражения безнадежности. Полный покой озарял его черты, и вместе с тем Давид заметил какое-то необычное для этого избалованного красавца выражение решимости.
- Если ты простишь меня, то я на время оставлю тебя, - сказал Пьер, и, когда он ушел, Давид подумал, что его друг спешит повидаться с Нанси.
Давид отправился в ближайшую харчевню и там достал кой-чего съестного для Карбанака. Повсюду вокруг себя он слышал разговоры об убийстве купца Николета.
Пока Карбанак ел, Давид успел поговорить с ним относительно пограничных лесов на реке Ришелье, и оказалось, что тому эта местность хорошо знакома. Покончив с едой, Карбанак снова спрятался в чулане. Давид взял в руки одну из книг Пьера, пытаясь заняться чтением, но как ни старался он отогнать навязчивые мысли, он ни на секунду не переставал думать об Анне.
Пьер вернулся довольно поздно, и вид у него был очень усталый.
- Ты видел Нанси? - первым делом спросил его Давид.
- Нет, я был страшно занят. Я приготовил маленький сюрприз для Нанси. Я убежден, что он понравится ей. Но пока что ты не должен меня расспрашивать.
Пьер сел за стол и принялся писать письмо. Давид глядел на него и думал, что его друг никогда не кончит писать. Было уже за полночь, когда они разошлись по своим комнатам и легли спать. Давид уснул, спрашивая себя, что они будут делать с Карбанаком.
Утром Давид оделся и стал дожидаться появления Пьера. Но тот не показывался. Тогда Давид отправился к нему в комнату и, к великому изумлению своему, обнаружил, что постель Пьера оставалась нетронутой, - было очевидно, что он не ложился в нее. Пьера самого тоже не было.
Давид отправился к чулану, в котором был спрятан Карбанак… Того тоже не оказалось.
Совершенно озадаченный, он вошел в гостиную, и там черный слуга подал ему письмо.
"Дорогой друг" - начиналось письмо Пьера, занявшее три полных страницы. И Давид узнал, что Пьер ушел, взяв Карбанака с собой, вычернив его предварительно "под негра".
"Ты можешь пользоваться моим домом, сколько тебе будет угодно, - читал он дальше. - Я никогда больше не вернусь. Если мне когда-нибудь случится быть в Квебеке, то лишь в качестве гостя. Я покидаю Квебек, не повидав Нанси, потому что в полной степени отдал себе отчет в том, каким ничтожеством я был до сих пор. Я был слеп, как крот, глуп и ни к чему не пригоден, и я не стою того, чтобы она обращала на меня хотя бы каплю внимания, - пока у меня не будет такая же талия, как у тебя, пока не закалятся мои мускулы, пока мое лицо не загорит, как у тебя. Я люблю Нанси всей любовью, на какую только я способен, и я стараюсь поверить тому, что ты говорил мне, - что она меня любит. Я поставил себе целью организовать отряд независимых воинов на реке Ришелье, чтобы быть готовым принять участие в великой борьбе, которая уже не за горами. И в этой борьбе я надеюсь завоевать уважение Нанси. Как я ей благодарен за то, что она сумела разбудить во мне уснувшее достоинство!"
Давид Рок долго сидел и с наслаждением снова и снова перечитывал письмо. Слова Пьера влили еще больше решимости в его собственную душу. Он принял твердое решение - такое же твердое, как решение Пьера. Он останется здесь и до последней капли крови будет защищать свою Анну. Чем ближе она будет к Биго, чем теснее он, Давид, окажется затянутым в сети, которые раскинул интендант, тем больше сведений будет он получать.
О том, что ему лично могла грозить опасность, юноша и не задумывался.
Вернувшись домой после завтрака в кофейне неподалеку от дома Ганьона, Давид, в ожидании капитана Робино, первым делом написал Пьеру подробное письмо. Он не упоминал, конечно, в письме про Карбанака, но о своих намерениях писал подробно, как и о многих других вещах, которые он подозревал и в которых был уверен.
Робино явился ровно в десять и до часу проводил первый урок военного обучения. После перерыва на завтрак он занимался с ним фехтованием. Робино был неумолим в своих требованиях, и все в нем выдавало человека, чрезвычайно бережно относящегося к своим обязанностям. Он все больше и больше нравился Давиду, который между прочим спросил его, не знает ли он, как отправить возможно скорее письмо в Ришелье. Робино ответил, что вечером отправляется почта, и он позаботится о том, чтобы письмо Давида пошло по назначению.
Несколько часов спустя Биго читал это письмо. Оно доставило огромное удовлетворение интенданту, и тот горячо благодарил капитана Робино, который принес ему это письмо. Интендант приказал снять копию, а оригинал снова запечатать и отправить по назначению.
- Даже такая мелочь, как это письмо, капитан, - сказал Биго, покончив с этим делом, - в значительной степени облегчает ваши обязательства по отношению ко мне.
Робино ничего не ответил и лишь холодно поклонился.