- Какое–то роковое стечение обстоятельств! - передернула плечами Марта: видимо, от неприятных воспоминаний.
- Когда после обеда 22 июня нас собрал начальник лагеря Иван Капитонович и сказал, что началась война, он вначале не велел об этом объявлять детям: дескать, скоро наши бойцы отбросят обнаглевших фашистов в их логово, в Германию, и мы сразу расскажем о наших победах. Ну, а через пару дней стало ясно, что о победах рассказать в ближайшее время не придется. Пионервожатые спрашивали насчет эвакуации, но Иван Капитонович говорил, что без указания из Минска
об эвакуации не может быть и речи, потому что это паникерство, за которое по законам военного времени могут и к стенке поставить. А связи с Минском не было. Но Иван Капитонович говорил, что из Управления НКВД обязательно пришлют транспорт и всех организованно вывезут. И транспорт действительно пришел, но только один грузовик. На этом грузовике в Минск должны были отправить детей руководящих работников, а остальных приказали пешим порядком отвести к железнодорожной станции и эвакуировать эшелоном сразу в тыл. Разумеется, лучше было сразу ехать поездом, потому что уже было ясно: немцы наступают очень быстро и поездка в Минск - это потеря времени. Но Иван Капитонович объяснил, что семьи руководящих работников должны эвакуироваться в последнюю очередь и дети успеют увидеть родителей. Не знаю, правда это была или нет… В общем, утром все дети покинули лагерь: Иван Капитонович на грузовике повез пятнадцать человек на грузовике в Минск, а пионервожатые повели остальных детей колонной к ближайшей станции. Наверное, им повезло больше…
- А что же за дети остались здесь? - удивился я. - Почему их не эвакуировали?
- Это как раз те дети, которые поехали на грузовике в Минск. Они едва выехали на шоссе, как попали в колонну беженцев и отступающих войск. Появились немецкие самолеты и начали расстреливать колонну. Иван Капитонович и шофер погибли сразу. Коля Савельев молодец, не растерялся! Он тут же собрал всех и повел обратно в лагерь лесом. Через два дня все девять выживших детей добрались до лагеря. Остальные погибли там, на дороге, вместе с Иваном Капитоновичем. Коля сказал, что раненую Машу Петровскую они несли целый день, пока она не умерла. Они похоронили ее под корнями упавшего дерева.
Марта замолчала. После короткой паузы она прошептала:
- Вы знаете… я так и не смогла представить себе эту ужасную сцену: дети хоронят свою подружку. А вы можете себе это представить?
- Нет, - искренне ответил я. И так же искренне добавил:
- Дети - главные жертвы этой войны. Мы, если выживем, возможно и сможем это все забыть… или как–то смириться и жить с такими воспоминаниями… А они - не смогут! Это груз на всю жизнь.
- Да, вы правы, - грустно согласилась Марта. - Они стали похожи на маленьких старичков. Из их глаз исчезла радость. Они стали тихие, послушные и разумные. И они не смеются. Совсем! Как вы считаете, это пройдет?
- Время лечит любые раны, Марта. Но на месте ран остаются шрамы. А шрамы не сможет скрыть даже Вечность.
Мы немного помолчали. Марта провела ладонью по лбу мальчика и сказала:
- Я думала, что мы не переживем зиму. В лагере остались я, Константин Николаевич и повар Кузьмич. Пару раз заезжали немцы, но нас почему–то не тронули: может, искали партизан, а может, испугались тифа… Константин Николаевич сказал им, что здесь лазарет для тифозных детей. Немцы ужасно боятся тифа, даже в дом заходить не стали! Здорово придумал Константин Николаевич, правда?
- Н-да, - промычал я неопределенно, а сам подумал, что мои коллеги из айнзатцгруппы после такой информации с чистой совестью могли спалить "очаг тифозной заразы" вместе со всеми его обитателями. Но я, разумеется, не стал это говорить Марте.
- Расскажите о себе! - вдруг предложила Марта.
- А что рассказать? - вздрогнув, спросил я.
- Ну, я знаю, что вы из Латвии, майор, командир… а как про человека, я про вас ничего не знаю, - улыбнувшись, ответила Марта. - Вы женаты? Есть дети?
- Нет, и никогда не было, ни жены, ни детей, - честно признался я. - Как–то не было времени на личную жизнь…
А что я еще мог сказать? Пока я говорил правду, но дальше…
- Марта! Давайте я расскажу вам о себе как–нибудь в другой раз! - решительно заявил я. Я не мог сказать правду и не решался врать. Под ясным взором Марты я был словно под рентгеном. И вообще мне надо выполнять задание. А Марта оказывала на меня какое–то странное влияние, и эго мне не нравилось. Будь моя воля, я бы повиновался инстинкту самосохранения и бежал бы отсюда немедленно. Но я не мог уйти: я ждал Федорцова, который был единственным связующим звеном между мной и загадочным отрядом "Дядя Вова", который НКВД перебросило через линию фронта из–за моего объекта, базы-500. Я был уверен, что это действительно так и должен был сидеть в этом проклятом доме до победного конца. Мне нужно было выиграть это сражение!
Глава 3
6 сентября 1942 года, Белоруссия,
бывший пионерлагерь "Озеро Круглое"
- Значит так, Петруха! - негромко, но отчетливо произнес Первушин. - Вставать пора! Утро на дворе.
Петруха сел на койке, растерянно хлопая глазами. За окном над деревьями небо едва окрасилось светом.
- Так это… Ночь еще, - пробормотал Петруха, нервно зевая.
- Утро! - с угрозой повторил Первушин. - Вот такой конкретный факт налицо. Я сказал!
- Ну, утро так утро, - отозвался Петруха, начиная наматывать портянки. - Только не пойму, ей богу, к чему такая спешка…
- А спешка к тому, что не сегодня–завтра завалится сюда Федор, а то и дядя Вова со своими людьми, - веско заметил Первушин. - Отправит он нас железку взрывать или гарнизоны немецкие штурмовать - вот такой конкретный факт налицо. А тебе это надо?
- Не-е, не надо, - честно признался Петруха.
- Вот это верно! - хохотнул Первушин. - Лучше уж девок по хуторам тискать да бимбер жрать. А потому меня слушай! Собирай хлопцев возле дровяного сарая в полной готовности: чтобы жратву с собой захватили да выпивку. И пойдем мы на юг, в болота. Там много народу после карательных экспедиций оседает, пристроимся! Понял?
- Понял! - обрадовался Петруха. - Только что хлопцев ждать? У них уж все наготове, собрались - и вперед!
- У меня дело есть, - коротко ответил Первушин.
- Эх! - сплюнул Петруха. - Девку с собой хотите уволочь? И на хрена она нам? Одно беспокойство! Честно вам скажу: пока вы евреек с собой таскали, так они на хрен никому не нужны - троих в болоте затопили, как они вам надоели… Но Марту хватятся!
- Да кто хватится?! - удивился Первушин. - Кому она на хрен нужна?!
- Кто, кто… А врач этот, Константин Николаевич?
- Да куда он рыпнется?! - рассмеялся Первушин. - А дяде Вове скажем, в случае чего, дескать, сбежала к немцам. Короче, не тявкай тут, а делай что я сказал.
- Хорошенькое дело! - не согласился Петруха. - А девку через болота нам тащить придется?
- Не придется! - заверил Первушин. - Мне с ней часа два понадобится, не более. В болоте утопим, как обычно, всего–то делов… Понял? Ну, давай, действуй, а то я сердиться начинаю! Да чего ты боишься, я не понимаю?!
- Ну… майор этот… - нерешительно сказал Петруха.
- Да ты что, не помнишь, что ли?! - с досадой воскликнул Первушин. - Врач с ним договорился, что он с вечера со своими людьми на хутор пойдет, бульбу копать! Такой случай верный, что упускать нельзя! Нету здесь никого, кроме доктора, шлюшки этой да выблядков, - вот такой конкретный факт налицо. Ох, не зли меня, Петруха!
- Да понял я, понял… - проворчал Петруха, быстро собираясь. Он знал: с Первушиным в таких делах шутить опасно, раз у него в глазах огонек зажегся, то тут возражать себе дороже… при случае от него валить надо, а пока главное - не перечить! А то и тебя легко, в болоте… Петруха помнил человек пять, которые не понравились Первушину и навечно остались кормить пиявок в белорусских болотах. И присоединиться к ним Петруха не испытывал никакого желания!
* * *
Зевающие спросонья хлопцы в назначенное время собрались возле дровяного сарая: никто Первушину перечить не смел. Первушин появился минут через пять: он нес на плече завернутое в одеяло тело. Из одеяла выглядывали тонкие девичьи щиколотки и копна пышных пшеничных волос.
- Ну что, готовы? - хрипло осведомился Первушин.
Тут Петруха вспомнил про склянку со спиртом в кабинете доктора и решительно сказал:
- Нет, командир! Я не готов! На дорогу не до конца запасся.
- Тьфу! - сплюнул Первушин. - Давай быстро, одна нога здесь, другая там. Ждем тебя возле разбитого молнией дуба через полчаса. Понял?
- Да я быстро! - заверил Петруха и затрусил к дому.
Дело было простое: Петруха без проблем и без шума высадил хлипкую дверь в кабинет доктора и достал из шкафа литровую бутыль спирта: дорога долгая, пригодится. К сожалению, доктор то ли имел чуткий слух, то ли по причине возраста маялся бессонницей… Но едва Петруха сунул бутыль в вещмешок, как услышал за спиной возмущенный голос доктора:
- Что вы делаете?! Оставьте дезраствор на месте!
Увидев, что разъяренный доктор отрезал ему путь к отступлению через дверь, Петруха решительно полез в окно. Однако доктор был полон решимости отстоять медицинское имущество и цепко ухватил Петруху за полы шинели.
- Да что б тебя! - с досадой воскликнул Петруха и двинул доктора по голове прикладом винтовки. Доктор упал на пол, а Петруха спрыгнул с подоконника во двор и побежал к кустам. Петруха даже не понял, почему вдруг земля вздыбилась и он больно ударился лицом о кочку.
От первого лица: Генрих Герлиак, Вайсрутения
Живущих в лагере детей надо было кормить. И поэтому мне пришлось отправить моих людей на заготовку картофеля в ближайшее хозяйство. Сам я, используя право старшего, остался, чтобы побыть с Мартой. Не знаю почему, но проснулся я с рассветом. Не спалось, и я встал, собираясь половить в озере рыбу. Приглушенные голоса и шум обратили мое внимание, и я, выглянув в окно, увидел резво бегущего в сторону леса одного из людей Первушина.
Зачем я за ним побежал? Наверное потому, что бегущий - это всегда добыча. Хищная сторона человеческой натуры далеко не всегда минус.
Очень кстати подвернулась валяющаяся на земле жердина, которую я с достойной древнего героя меткостью метнул под ноги бегущего. Он уткнулся носом в землю, а его вещмешок и винтовка упали далеко от него.
- Встать! - приказал я.
Винтовку я подобрал, а вещмешок по моему приказу он принес мне сам. В вещмешке лежал солидный шмат сала, несколько кусков хлеба, штук пять вареных картофелин и бутыль с прозрачной жидкостью.
- А что бежим? - осведомился я.
- Да так, товарищ майор… - пробормотало застигнутое врасплох похожее на человека создание. Я увидел полураскрытое окно и заставил беглеца подойти к дому. Заглянув в окно, я увидел лежащего на полу доктора с лужей крови вокруг головы и все понял.
- Лезь в окно и перевяжи его, - приказал я.
- Тут такое дело… - забормотало создание, но я одернул его, осведомившись:
- В винтовке патроны есть?
- А как же! - подтвердило создание, косясь на винтовку.
Я передернул затвор: на траву выпал патрон.
- Тогда действуй, а то я разнесу твою поганую башку, - пообещал я ему, и через пять минут на голове доктора уже сияла белизной бинтовая повязка. Еще пять минут потребовалось на то, чтобы выяснить: создание зовут Петруха, он из людей Первушина. Первушин похитил Марту и ждет Петруху возле разбитого молнией дерева в пятнадцати минутах ходьбы отсюда.
Я обыскал Петруху и кроме пачки немецких сигарет с выкрошенным табаком и самодельной зажигалки обнаружил еще отличный нож. Тяжелый, выкованный вручную, с неполированным, но тщательно заточенным лезвием и удобной деревянной рукояткой - апофеоз здоровой утилитарности.
- Отличная штука! - одобрил я, прикинув нож в руке.
- Да, этот кузнец толк в ножах знал! - оживился было Петруха, но мгновенно притух под моим взглядом.
- Заткнись и слушай: я могу из тебя кишки выпустить, но мне нужна девушка. Если я получу девушку живой, то я все забуду: уйдешь целым и невредимым и можешь считать, что никогда меня не видел, - я тебя забыл. Но при этом я сам должен уйти без повреждений. Понял? Или я по–русски плохо говорю?
- Да как не понять… - пробормотал Петруха, с ужасом косясь на нож. Я выбросил магазин с патронами и находившийся в стволе винтовки патрон, после чего вернул винтовку Петрухе.
- Ну, раз понял, то пошли!
Петруха охотно повиновался. Я убедился, что доктор пришел в себя, и мы двинулись в лес. Мельком пролетела мысль, что это безумие: с одним ножом идти против вооруженных огнестрельным оружием людей. Я попытался вернуть себе самообладание воспоминанием о том, что меня учил владеть ножом исключительный мастер своего дела: гамбургский моряк, всю жизнь сражавшийся в портовых кабаках всего мира. В картотеке гамбургской полиции он значился как непревзойденный мастер ножевого боя и именно поэтому, формируя "Люблин 500", я вытащил его из концлагеря. Моряк весь был покрыт шрамами и сиял двумя рядами стальных зубов, заменивших ему свои собственные, выбитые в многочисленных драках.
Он действительно научил меня и моих людей владеть ножом. Впрочем, самому ему это искусство не спасло жизнь: в самой жуткой рукопашной схватке под Демянском неизвестно откуда свалившийся в наш окоп русский пехотинец одним ударом приклада вогнал ему стальные зубы в горло. Русского я тут же застрелил, но моряк уже был мертв: от страшного удара нижнюю челюсть буквально вырвало, приклад русской винтовки застрял у моряка в глотке, и он напоминал удава, собирающегося переварить откровенно несъедобную пищу.
Интересно, на кого буду похож я в ближайшие полчаса?
Петруха вывел меня на точку сбора. Люди Первушина сидели под разбитым молнией старым дубом и курили, лениво переговариваясь ни о чем. Увидев меня и Петруху, они даже не попытались вскочить, а лишь с интересом наблюдали за нашим приближением.
- Бросьте свои винтовки как можно дальше и продолжайте курить, - посоветовал я. - И ты, Петруха, присоединяйся к ним. Где Первушин?
Один из бойцов кивнул в сторону подлеска, и я пошел туда.
Первушин стоял перед тонкоствольной сосной, к которой была привязана Марта, и занимался тем, что по лоскуту срезал с нее одежду. Она уже была практически полностью обнажена, но кричать не могла: во рту ее виднелся кляп.
Я приблизился шагов на десять, и в этот момент Первушин обернулся.
- О-о! Майор! - нехорошо заулыбался он. - Присоединяйся! Девка всем даст! Вот такой конкретный факт налицо.
- Освободи девушку! - велел я.
- Эх, неправильно сказал! - огорчился Первушин и выхватил из–за пояса пистолет.
Но я был готов к этому. Первушин встал на редкость удачно: стандартная дистанция для метания ножа, увернуться некуда… Тяжелый, добротно сделанный нож со свистом разрезал воздух и вонзился ему под кадык: получилось лучше, чем на тренировке. Первушин издал странный квакающий звук и повалился на траву. Пистолет выпал из его руки, так и не пригодившись владельцу. Я оглянулся: бойцы столпились у меня за спиной, даже не пытаясь напасть. Стая, лишившаяся вожака, мгновенно превратилась в стадо.
- А ну, пошли отсюда! - негромко, но веско велел я.
Они суетливо бросились выполнять приказание, и через мгновение лишь качающиеся ветви напоминали об их присутствии.
Я подошел к Марте и освободил ее рот от кляпа.
- Не смотрите! Стыдно! - хрипло простонала она, не в силах прикрыть наготу.
Я вынул нож из горла Первушина и обрезал веревки. Подхватил Марту и бережно завернул ее в валявшееся рядом с деревом одеяло, в котором ее притащил сюда Первушин.
- Все в порядке, девочка моя, все в порядке, - прошептал я ей на ухо и понес к дому.
Доктор уже был на ногах. Повязка на его голове пропиталась кровью, но кость, как видно, осталась цела.
- Доктор, займитесь Мартой, - сказал я, бережно укладывая девушку на диван. - Вроде она невредима, но пережила сильное потрясение.
- Сейчас я ей спирту дам, - засуетился доктор. - Как удачно, что вы не дали этому охломону унести бутыль со спиртом: это мой последний запас!
- Ну вот, легкая противошоковая терапия проведена, - удовлетворенно констатировал доктор, влив содержимое мензурки в рот Марты. - Сейчас спирт подействует, а пока на вот…
И он укутал Марту, которую всю трясло, вторым одеялом.
- Голубчик! - обратился он ко мне. - Посмотрите, что там у меня с головой.
Я размотал бинт, осторожно срезал пропитавшиеся кровью волосы. Приличная шишка, приклад сильно рассек кожу.
- Сможете стянуть края раны? - спросил доктор. - Иголка и нитки вон там, в шкафчике.
- Разумеется, - ответил я. - Пару раз приходилось этим заниматься.
- Ну и отлично! - обрадовался доктор. - Приступайте, голубчик!
Я стянул рану на голове несколькими стежками, обработал края йодом и снова наложил повязку. Доктор морщился, но даже не стонал: потрясающее терпение! Я бы в процессе этой процедуры как минимум пару раз выругался бы.
Марта уже перестала дрожать, ее глаза заблестели: спирт оказал свое магическое действие.
- Спасибо, голубчик! - поблагодарил доктор. - Проводите Марточку в ее комнату. А я пойду проверю, как там завтрак.
Марта попыталась встать, но я жестом остановил ее.
- Постойте! Куда вы? На вас и одежды нет!
Марта покраснела. Я подхватил ее, по–прежнему закутанную в два одеяла, и понес в ее комнату. Уложил на кровать и сказал:
- Ну… отдыхайте!
Я уже хотел выйти, как вдруг услышал ее голос:
- Постойте, куда вы?
Я обернулся и замер в растерянности: Марта стояла на полу возле кровати, сбросив с себя одеяло. Длинные светлые струи волос ниспадали на грудь, кокетливо показывая соски темных полукружий; одна ладонь прикрывала нежно курчавившийся треугольник.
- Марта… - растерянно произнес я.
Она подошла ко мне, обняла и прижалась щекой к плечу.
- Останься! Пожалуйста, останься и согрей меня! Если ты уйдешь, то я умру!
Я хотел просто успокоить ее, нежно гладил голову, подрагивающие плечи… потом вдруг поймал себя на том, что глажу ее бедра и… теперь я уж точно никуда не уйду!
- У меня никого не было до тебя, - прошептала Марта, положив мне голову на плечо. - Ты не представляешь, как мне стало страшно при мысли, что ты уйдешь..; и никогда больше не вернешься. Ты военный человек, ты не выбираешь путь… а меня силой возьмет какой–нибудь подонок! Уж лучше…
Она вдруг подняла голову и с жаром сказала:
- Ты только не думай, что я… Я знаю, что у тебя там кто- то остался… наверное… Я не имею на тебя никаких прав! Мне просто очень хорошо с тобой, понимаешь? Я просто не представляю, как жила до этого, в этом лесу, в этом островке посреди моря ужаса и горя. А теперь мне ничего не страшно, потому что рядом ты. И если вдруг ты должен будешь уйти, мне все равно будет несравнимо легче, чем раньше, потому что я знаю: на этом свете есть ты!
Марта снова уткнулась в мое плечо и еле слышно шепнула:
- Наверное, я люблю тебя! Не знаю… со мной еще никогда такого не было!