Потом он поздоровался с Куном, назвал свою фамилию и так же, как Ошлыкову, сказал: "Будем знакомы!" Старый Кун сразу же узнал в прибывшем человека из района, навестившего его в Комкуре. Узнал Куна и Ветлужанин, но виду не подал. Он с любопытством разглядывал Ошлыкова, о котором уже успел наслышаться.
"Вот он какой - живой старообрядец, - подумал Ветлужанин. - Рожа ой-ой! Не хотел бы я с ним встретиться на большой дороге".
Ошлыков расплатился с буфетчиком и стал собираться в дорогу.
- Ну, бывай здоров, Кун. Бог даст, еще встретимся!
- Ай, Кузя, ай, Кузя! - говорил старый охотник, не то радуясь, не то печалясь отъезду друга.
Когда Ошлыков вышел, Ветлужанин спросил Лагутина:
- Вы знаете, где он живет?
Евгений Корнеевич отрицательно покачал головой.
- А вы, Кун, - обратился Ветлужанин к охотнику, - вы бывали на заимке Ошлыкова?
- Не бывай...
- И не знаете, где его заимка?
- Моя туда не ходи, злой духа там сиди. Зверя стреляй нет, Кун не ходи.
- Ну, кто-нибудь вообще бывал у Ошлыкова? - помешивая чай, спросил Ветлужанин.
- Едва ли! - усомнился Лагутин. - Известно, старовер, все подальше от людей.
- На какие же доходы он живет?
- Белкует.
- Много народа сегодня будет? - меняя тему разговора, спросил Ветлужанин.
- Человек тридцать соберется.
- Это более чем достаточно, товарищ Лагутин. Как бы о предстоящей лекции объявление вывесить? У меня и афиша с собой.
- Все будет в порядке, товарищ Ветлужанин. Культурным силам мы всегда рады.
Лагутин позвал буфетчика и, вручая ему афишу, свернутую в трубку, приказал:
- Прибейте на дверях магазина.
Кун был обижен на человека из района, не признавшего его, старого знакомого. Вечером после лекции он сразу же ушел в общежитие охотников и лег спать. Но сон не шел. Кун долго ворочался с боку на бок и только под утро немного задремал. На рассвете, когда в темном небе еще сверкали тысячи звезд, он закрыл за собой двери общежития и покинул заготпункт.
...Якут и Щеголь второй месяц жили в землянке. Все необходимое им доставлял Старовер. Последний раз он приезжал почти три недели назад. За это время у обитателей землянки иссякли все продукты, и второй день они не имели во рту ни крошки хлеба. Впрочем, Якут-то был похитрее Щеголя: для себя он кое-что припас на черный день.
- Не жизнь, а жестянка, - зло проговорил Щеголь.
Он лежал на топчане, задрав ноги. Его сейчас скорее можно было назвать неряхой, чем щеголем: обросший, грязный, с горящими, как у голодного волка, глазами.
После того как, наставив дуло пистолета, он заставил Старовера и Якута поровну поделить деньги, его признали равноправным членом компании. Долгими зимними вечерами Якут рассказывал о князецком роде Старковых, о том, что все земли, которые простирались на сотни километров вокруг, должен был унаследовать он, Мичин Старков.
- Когда придут американцы, - возбужденно шептал он, - я все-все отберу. Оймякон будет мой. Комкур тоже мой, олени мои - все мое... Я буду самый богатый! А ты будешь у меня самым главным пастухом. И золото я найду. Скажут мне... я заставлю сказать...
В такие минуты Щеголь не на шутку опасался Якута, выкрикивающего слова в припадке бешенства. Успокоившись, Якут мрачно клялся:
- Я отомщу! Я сожгу Комкур...
Щеголь в душе презирал Якута, но виду не подавал.
- Слушай, Якут, что ты тут торчишь? На твоем месте я давно бы укатил из этой дыры.
- Куда?
- Свет велик.
- Нет, для нас с тобой он очень узок. Чуть что - сразу в каталажку. Но Мичин - старая лиса, он будет ждать своего американского друга, долго ждать... И сын будет ждать...
- Ты женишься? - изумился Щеголь, приподнимаясь с топчана.
- Да, если Мичин не дождется американского друга, то сын его - молодой князец Старков - дождется. Мичин все предусмотрел. Мичин - старая лиса.
Щеголь приподнялся и уставился на Якута: всерьез это он или блажит? На лице князца блуждала улыбка. Щеголь понял, что Якут верит в то, что говорит.
- Мелешь ты ерунду. Не придет американец сюда и не вернет тебе земли. Жди, как же!
Улыбка сошла с лица Старкова, глаза зло загорелись:
- Что ты сказал, беглый? Моя земля не будет моей? Мои олешки не будут моими? Так ты сказал?
- Так я сказал, князец Мичин Старков. Никто ничего тебе не вернет.
- Врешь ты, беглый. Будет! - Якут вдруг выпрямился и ошалело поглядел на Щеголя. - А что, если ты прав, беглый? - и, наклоняясь к собеседнику, прошипел: - Я, я все сожгу, и Комкур сожгу, и Оймякон... О-о! Князец еще отомстит...
- Брось представляться. И вовсе ты не князец, а вонючая собака...
Не успел Щеголь докончить последнюю фразу, как Якут опрокинул его и стал душить, приговаривая: "Я тебя заставлю уважать князца". Нападение было столь стремительным, что Щеголь растерялся. Кое-как вывернувшись, он головой ударил Якута в живот. Тот ойкнул и отлетел к двери. Из-под полы рассыпались куски сушеного мяса. Щеголь ногой ткнул в распластавшееся тело князца и набросился на припрятанное Якутом мясо. Наевшись, попил холодной воды и взглянул на Якута. Тот, обессилев, сидел в углу землянки, в глубоко запавших глазах его затаилась ненависть.
- На, ешь, - примирительно сказал Щеголь, протягивая остатки мяса. - Нам нельзя ссориться. Расскажи лучше, на ком женишься?
То ли Якут понял, что ему пока невыгодно ссориться со Щеголем, то ли по другой причине, но он быстро пошел на примирение. А выкурив папиросу, предложенную Щеголем, казалось, совсем успокоился.
- Кто же твоя невеста? - как ни в чем не бывало спросил Щеголь.
- Дочь Старовера, Ирина Ошлыкова.
- У него есть дочь?
Якут утвердительно кивнул головой.
- Вот никогда не поверил бы! - воскликнул Щеголь. - Где же ты ее видел?
- Когда петли на зайцев проверял.
...Встреча, о которой говорил Якут, состоялась недалеко от землянки в долине реки. Заметив оленью упряжку, Старков преградил ей путь. На нарте сидела девушка. Увидев Якута, она соскочила с нарты и крикнула:
- Ну, что встал, как пень! Пропусти!
- Ха! Куда путь держишь и чья такая?
- Еду домой. Ирина Ошлыкова.
- Вот ты какая! - удивился Старков.
- Какая ни есть, а дорогу не загораживай!..
Десять лет назад Ошлыков, возвращаясь домой, остановился ночевать у Старкова, жившего тогда на одном из алданских приисков. С Ошлыковым была девочка лет семи-восьми. Она походила на красавицу Арайас, на которой женился Мичин, когда был прапорщиком царской армии. Подвыпив, Старков рассказал гостю об этом сходстве. Ошлыков не то в шутку, не то всерьез сказал: "Подрастет - возьмешь себе в жены!" Два года назад, когда Старков напомнил об этом Ошлыкову, тот дал свое согласие на брак, но предупредил, что дочь хромает на правую ногу. Якут больше не настаивал на женитьбе, но самую эту мысль не оставлял, надеясь со временем заполучить богатство Старовера. Случайная встреча с Ириной открыла ему глаза. Он понял, что Ошлыков обманул его.
Выслушав рассказ Якута, Щеголь сказал:
- Какой же ты князец, если упустил девчонку! Надо было похитить ее.
- А верно ты говоришь! Ха! Какой я, Мичин, дурак. Ой, дурак!..
Старовер приехал ночью. Он зажег огарок свечи и сумрачно посмотрел на обитателей землянки.
- Ты где был? Что долго не ехал? Хочешь, чтобы я - князец Старков - к предкам пошел? - набросился Якут на Старовера. - Обманщик ты!
Ошлыков сказал спокойно:
- Привез я вам два мешка муки, полмешка крупы, килограмм чесноку, десять плиток кирпичного чая, полтушки оленя, тридцать килограммов сахара и костюм по заказу.
- А спирт? - спросил Щеголь.
- Три литра.
- Мало... ну, черт с тобой, тащи что есть.
- Вперед деньги. За все пять тысяч, - заявил Ошлыков.
- Это грабеж! - воскликнул Якут.
- Как хотите, а я ухожу, - повернулся Старовер.
- Стой! На, получай деньги!
- Сразу бы так! - удовлетворенно произнес Старовер. - Куда вы без меня? Пропадете!
Расплатившись, Якут и Щеголь быстро перетащили продукты в землянку.
Когда Старовер собрался уходить, Якут спросил:
- Когда же свадьба?
- Какая свадьба? - удивился Ошлыков, задерживаясь у дверей.
- Забыл свое обещание? Помнишь...
- Ты про мою дочь забудь, - сурово отрезал Ошлыков. - Она просватана за алданского старообрядца.
- А обещание, обещание-то как же? - фальцетом крикнул Якут.
- Мало ли я кому что обещал.
- Жулик ты! - разозлился Старков. - На каждом шагу ловчишься обмануть кого-нибудь. За продукты, которые возишь нам, берешь тройную цену.
- Ну, беру, а дальше что? - усмехнулся Ошлыков.
- Как что?!
- Спасибо скажите, что вожу продукты и не забываю вас.
- Я не жадный, бери... все бери, отдай только дочь!
Ошлыков смерил Старкова с головы до ног и пренебрежительно спросил:
- Кто ты таков, чтобы я отдал за тебя дочь?
- Я князец Мичин Старков, - вскинул голову Якут.
- Не князец ты, а прохожий с большой дороги, разбойник...
- Молчать! - вдруг гаркнул Якут.
- Не кричи... Дочь я тебе все равно не отдам.
- Придет время, я затравлю тебя собаками, - прошипел Якут и угрожающе добавил: - Ты еще попомнишь князца Старкова.
- Молчи, а то завтра же приду с милицией...
- Бросьте вы, - примирительно сказал Щеголь, кончив приготовлять еду. - Выпьем лучше.
Ошлыков вышел. В землянке наступило молчание.
По белой заснеженной долине на лыжах идет человек. Он часто пригибается к земле и в таком положении остается минуту, другую, потом поднимается и шагает дальше. Через некоторое время опять наклоняется к земле и опять шагает вперед.
Это старый Кун идет по следу.
Он не мог читать письма, которые получал. Зато книгу природы Кун понимал так же, как русская девушка Надя понимала каждое слово в письме его сына. Кун шел по следу двух оленей, запряженных в длинные узкие нарты. Третий олень из упряжки был заколот на заготпункте. Заколот потому, что в пути сбил копыта. Так говорила ему книга следов на снегу. И старый охотник шел по этому следу за худыми людьми, которые прятались в глубине белых гор.
В тот самый день, когда Кун шел по следу, в Оймяконе, в кабинете начальника милиции, произошел такой разговор:
- Как ваши успехи, капитан Ветлужанин?
- Хвастаться пока нечем.
Ветлужанин приехал в Оймякон по делу Ляпунова, бежавшего из тюрьмы во время следствия.
Ляпунов был крупным аферистом. Работая в различных торговых организациях, преимущественно в кооперации, и пользуясь беспечностью некоторых руководителей, он присваивал десятки тысяч рублей и скрывался, чтобы через некоторое время появиться на другом конце страны под другой фамилией. Попался Ляпунов на мелком деле, за что был приговорен к двум годам исправительно-трудовых работ. Отбыв срок наказания, он устроился работать кладовщиком в Марчеканский рыбкооп и развил там бурную "деятельность". За короткое время Ляпунов похитил сорок тысяч рублей. Его арестовали на Магаданском аэродроме во время посадки в самолет.
Началось следствие. Магаданский уголовный розыск запросил старое дело Ляпунова. Материалы, поступившие из Москвы, раскрыли его истинное лицо. Ляпунов знал, что теперь ему двумя годами лагерей не отделаться, и поэтому при первой же возможности бежал.
Было установлено, что Ляпунов скрылся в районе Полюса холода, но здесь следы его терялись. Во всяком случае, пока Ветлужанин не мог напасть на них.
Глава седьмая
КУН ПОСЕЩАЕТ ГОЛУБУЮ ДОЛИНУ
Лагутин все эти дни думал о Наде. Вернувшись в Комкур, он направился к Дьякову.
- Заходи, заходи, Евгений Корнеевич... Давненько у меня не бывал... - приветствовал гостя Дьяков.
- Я пришел по сугубо личному делу, - сказал Лагутин, сверкая зубами и усаживаясь на предложенный ему стул.
- Если в моей власти, я готов помочь.
- Тут, Максим Николаевич, все в вашей власти, вы хозяин над живым и мертвым...
- Хозяин - народ, Евгений Корнеевич. Так что же вы хотели?
- Я решил жениться. Вы ведь знаете, в семье находишь радость и утешение.
- Раз дело так серьезно, я готов выполнить вашу просьбу. Скажите, что мне нужно делать?
- Сосватать девушку.
Дьяков не мог сдержать улыбки:
- Кого же вы хотите избрать в спутницы жизни?
- Надежду Владимировну!
- Ту, которая ходит тропой охотников? - изумился Дьяков.
- Да, да!
- Что ж, я могу к ней сходить. Но...
- Ах, пожалуйста, Максим Николаевич, я буду очень благодарен вам и в долгу не останусь.
Дьяков молча оделся и вышел.
Надя в этот день чувствовала себя скверно. Беспокоила ее и предстоящая весна и экспедиция, которая намечалась в малоизученный район хребта Сунтар-Хаята. Вошел Дьяков, поздоровался. Надя предложила стул. Максим Николаевич обстоятельно рассказал о последних событиях в колхозе и неожиданно спросил:
- Надежда Владимировна, вы как относитесь к Лагутину?
Она пожала плечами.
- По-моему, неплохой работник.
- Какой он работник, я знаю. Как человек он вам нравится?
- Я что-то плохо понимаю вас, Максим Николаевич.
- Да что тут понимать. Я пришел вас сватать за Евгения Корнеевича, - выпалил разом Дьяков и свободно вздохнул.
"Как это похоже на Евгения Корнеевича", - подумала Надя и звонко засмеялась.
- Вы посол любви? Вот никогда не подумала бы. Как это попахивает стариной: у вас товар, у нас купец - так, кажется, говорится в романах о сватовстве богатых купчих?
- Таким делом не шутят, Надежда Владимировна, - сердито сказал Дьяков, чувствуя свое неловкое положение. Он предполагал, что Лагутин и Надежда Владимировна давно договорились и что ему предстоит выполнить только почетную формальность.
- Я не шучу, Максим Николаевич, - серьезно сказала Надя. - Лагутин не мой герой.
- Так и передать? - почему-то обрадовался Дьяков. - Может, передумаете? Парень он представительный.
- Передайте, - с комической важностью сказала Надя, - что невеста считает себя недостойной столь блестящей партии, и верните всеми уважаемому Евгению Корнеевичу вот эту шкатулку...
После ухода Дьякова Надя долго не могла успокоиться. Сватовство Лагутина будило воспоминания юности, светлой, как утренняя заря. Она думала о подругах, с которыми училась в средней школе и институте. Все они давно уже замужем, обзавелись ребятишками. Пожалуй, одна она не устроила свою семейную жизнь. Нельзя сказать, что у нее не было поклонников. Некоторые из них даже нравились ей, но, когда дело доходило до серьезного, она останавливалась, не решаясь сделать этот шаг. Не решалась потому, что не могла выкинуть из сердца человека, вставшего на ее пути в годы юности. Этим человеком был Алексей Соснин.
Впервые она с ним встретилась, когда училась еще в восьмом классе.
В один из воскресных дней они всей школой выехали за город на лыжные соревнования. Надя участвовала в беге на полтора километра. На обратном пути, чтобы выиграть время, она решила спуститься с крутой горы. Возле спуска она чуть притормозила лыжи. Может, повернуть? Нет! Надя чуть присела и оттолкнулась. Мелькали верхушки кустов, занесенные снегом. В ушах свистел ветер. Надя шла зигзагами. Впереди был небольшой обрыв. Надя только приготовилась к прыжку, как что-то толкнуло ее и подбросило вверх.
Дальше Надя ничего не помнила. Когда она пришла в себя, то увидела Алешу Соснина, чемпиона школы по лыжам. Все девчонки спортивного кружка были влюблены в него. А у Нади даже хранилась фотография Алексея.
"Встать можешь, девочка? Ну-ка, попробуй!"
Надя при первой же попытке подняться застонала и присела. Алексей снял ботинок с ее правой ноги и быстро ощупал. От боли Надя откинулась на спину. Алексей продолжал массировать ногу, то и дело спрашивая: "Не больно?" Надя закусила губу и молчала. И вдруг, будто ее кольнули чем-то острым, перед глазами завертелись красные круги.
"Ну вот, теперь все, - весело сказал Алексей и, взглянув на гору, откуда она скатилась, добавил: - Ты отчаянная, и если бы на твоем пути не лежал камень, припорошенный снегом, может, все кончилось бы хорошо".
Он легко поднял ее и понес...
Через тринадцать лет они должны встретиться. Помнит ли он ту девочку с косичками, ставшую теперь Надеждой Владимировной Каштан и прозванную милыми и смелыми жителями Полюса холода "той, которая ходит тропой охотников"?
На стан оленеводов Кун пришел поздно ночью. Дежурный пастух накормил его свежим мясом и уложил спать. Здесь же на стане был и Николай Олонко. Николай обрадовался и с юношеской непосредственностью спросил Куна о причинах неожиданного появления у оленеводов. Кун нахмурил брови и косо посмотрел на Олонко. Разве охотнику подобает задавать такие вопросы?
Николай понял свою бестактность и покраснел. Натянув на ноги торбаса, голый по пояс, он выскочил из юрты.
Вернулся минут через пятнадцать. На голом мускулистом теле блестели капельки воды, а черные волосы, обсыпанные снегом, казались серыми. Взяв полотенце, Николай насухо вытерся. Кун, молча наблюдавший за ним, одобрительно сказал:
- Однако, хорошо, а?
Николай опустился на шкуру рядом со старым охотником. Печь пылала жаром. Кун грел руки. Оба молчали. На чайнике затанцевала крышка. Дежурный пастух снял ее и заварил крепкий чай. Кун вынул изо рта трубку и молча протянул ее Олонко, высказав тем самым уважение молодому охотнику. Николай не курил, но, чтобы не обидеть Куна, взял и после первой же затяжки закашлялся, на глазах выступили слезы. Кун добродушно засмеялся. Николай с трудом сделал еще одну затяжку и решительно возвратил трубку хозяину. Но Кун не принял ее. Как можно! Олонко должен докурить! Все охотники так поступают. "Надо было сразу отказаться", - подумал Николай.
- Я не курю, товарищ Кун, - сказал он, почти насильно вкладывая трубку в руки охотника.
- Олонко не уважай Куна, а? Трубка с ним не кури, а? - печально заметил Кун.
- Я очень уважаю тебя, товарищ Кун, - горячо заговорил Олонко, - но я ведь спортсмен, нельзя мне курить. Такое слово дал. Понимаешь? Комсомолец должен держать свое слово. А ты заставляешь нарушать его.
Во время завтрака Николай обменялся со старым охотником кружкой чаю. "Настоящий охотник Олонко. Ничего, что он трубку не курил, зато чаем обменялся", - заулыбался Кун, с удовольствием прихлебывая из кружки.
Позавтракав, оленеводы покинули юрту.
Кун собирался в дорогу, но почему-то медлил и тяжело вздыхал.
- Олонко Куну друг, а? - спросил старый охотник.
Николай утвердительно кивнул головой.
- В горы ходи с Куном? А? - продолжал старик и посмотрел на Олонко. В глазах Куна была такая просьба, что Николай поторопился сказать:
- Конечно, пойду в горы, товарищ Кун, если надо...
Старый охотник глубоко вздохнул. Николай надел ватник, подпоясался ремнем и вслед за Куном вышел из юрты.